скачать книгу бесплатно
Семен Семенович не брался за сигарету, она тлела в углу рта, оставляя длинный столбик пепла. Но вот пепел упал, и Платон сделал замечание:
– Пепел упал на труп.
– Ну и хрен с ним. – Семен Семенович выплюнул окурок, опустил глаза. – Что-то в положении этих тел необычно… Смотрите: второй убитый, судя по входному и выходному отверстиям, находился лицом к роще. Пуля прошила его под углом и вышла ниже входного отверстия.
– Значит, вошла под углом? – переспросил Валдис, отошел к роще, прицелился воображаемым пистолетом. – Тогда этот труп стоял на коленях.
– Вот! – радостно воскликнул Семен Семенович.
– Голубчик, что ж ты так кричишь? – схватился за сердце Сократ Викентьевич, притом оставаясь спокойным. – Насмерть перепугал, ей-богу.
Но Семен Семенович, не обратив внимания на пожилого криминалиста, в необъяснимом ажиотаже произнес:
– Первый из этой пары лежал на спине головой к роще, а второй стоял на коленях лицом к той же роще. Оба вытащили свои мужские достоинства. Что они делали?
– Совокуплялись друг с другом, гы-гы-гы, – заржал составляющий протокол опер, хотя во время диалога он не писал, а слушал.
– Ну, допустим, – недовольно махнул рукой Семен Семенович. – А теперь посмотрите. Пуля попала в район сердца, следовательно, ранение было смертельное. При таком ранении он не способен был двигаться и упал плашмя, так?
– Ну да. Совершенно верно, – ответили ему вразнобой, не понимая, к чему он клонит.
– Почему у него не только грудь, но и шея, все лицо, даже волосы на лбу и с боков в крови?
Все перевели глаза на труп. Действительно, его будто окунули в кровь.
– Кровь растеклась по земле… – начал Платон, но его перебил Семеныч:
– Где признаки того, что под ним растеклась лужа, в которой он плавал? Земля здесь рыхлая, влажная, наверняка впитала кровь моментально. К тому же поросла травой, которая затруднила бы растекание крови. А в районе его лица кровью выпачкана только трава, земля ею не пропитана. Но у него все лицо в крови. И грудь выше пули. И шея. Лежало лицо на боку, когда мы его нашли. Ответьте, почему оно у него и с этой стороны, обращенной к небу, в крови?
– А правда, почему? – подала голос Ника.
– Я потому и спрашиваю, что не знаю, – вздохнул Семен Семенович. – Надо провести скрупулезные исследования вещей, одежды и трупов. Ты чего стоишь? – рявкнул он на опера с протоколом.
– А что писать? – поднял тот плечи.
– Диктую…
Трущобы. Иначе не скажешь. По этим колдобинам ходить нельзя, не то что ехать. Когда же льет дождь, улицы вообще превращаются в топь. Клара посещать трущобы не любила, это было своего рода напоминание, в каких скотских условиях она сама когда-то жила. Двухкомнатная хрущевка, в ней сидели друг у друга на головах пять человек, называлась уважительно – «крыша над головой». Некоторые и этого не имели.
Частный сектор, где жила Роменская, застраиваться начал при царе Горохе, домики, а то и натуральные сакли прилепились друг к другу, будто без посторонней поддержки не устоят и рухнут. Клара давно перестала удивляться непритязательности Роменской, а положение у нее было выше, значит, денег больше. Но всему есть объяснение: Роменская – любительница выпить, хоть в компании, хоть в одиночестве – бутылка всегда при ней. Ну а чтобы налакаться такой туше, надо много выпить – она и ростом ого-го, и объемом не Дюймовочка. Короче, Инесса шла семимильными шагами к алкоголизму. При всем при том Роменская обожает наряды, любовников покупает, о том, сколько она ест, можно не говорить, любовь к чревоугодию по ее фигуре видна.
Клара остановила машину у дома, напоминавшего далеко не графские развалины, а заброшенную хату, куда по ночам приходят ведьмы и привидения. Заглянув через низкий дощатый забор, она увидела машину Роменской, представляющую ее единственную ценность и не отличающуюся шиком, значит, Инесса дома. Клара вошла во двор, в котором развернуться было негде, в палисаднике росли чахлые цветочки, которые наверняка забывали поливать. Звонок не предусмотрен, дверь, когда Роменская бывает дома, всегда открыта.
В прихожей было мало света, Клара задела бедром не какой-то предмет интерьера, а самое обыкновенное ведро! Она уже забыла, для каких целей держат алюминиевые ведра, но в этом доме ей напомнят. И про ведра, и про туалет на улице, и про дистанцию между ними – все напомнят. Ведро со звоном упало с табуретки, хорошо хоть пустое, а не с помоями. Клара ругнулась и открыла дверь в комнату.
Темно. Шторы плотно закрыты, настольная лампа горит, видимо, с вечера. Внутри дома обстановка приличная, не рухлядь, модная мебель, хотя и недорогая, обои, ковры, хрусталь. При всей любви к выпивке Роменская помешана на блеске, она и украшения покупала с камешками, чтобы блестели. Но одно неизменно и вечно в этом доме – беспорядок.
Клара прошла к окну и раздвинула шторы – в этой комнате Роменской не было. Она перевела взгляд на проем, ведущий во вторую комнату – такую же темную. И заметила вытянутые ноги. Все ясно: напилась подружка и спит мертвецким сном.
– Инесса! – позвала ее Клара.
Но рассчитывать, что Роменская, проснувшись, подскочит и примется хлопотать вокруг гостьи, не стоило. Тут надо вести себя осторожно, чтобы в тебя не запустили чем попало. Однако Клара была слишком зла на пьянчужку, посему, пренебрегая всяческой осторожностью, двинула в следующую комнату, громко ворча:
– Извини, но у меня спешное дело. Сегодня меня оглоушили. Звоню на сотовый Красавчику Вите, а мне говорят, будто он на берегу протоки убит…
За время монолога Клара раздвинула шторы на двух окнах, повернулась к креслу, в котором возлежала Роменская, и шарахнулась назад, врезавшись в стенку спиной. Она продолжала вжиматься в нее, словно надеялась просочиться сквозь стену, дрожа от ужаса и не понимая, почему он возник.
Роменская действительно развалилась в кресле, но не была пьяной и не спала. Ее бессмысленно-тупой взгляд, направленный в никуда, Клара изучала несколько секунд, гадая, почему Роменская не моргает. Именно раскрытые глаза напугали Клару своим дьявольским выражением, будто смотрела Инесса откуда-то из небытия. И еще лицо ее казалось мертвенно-бледным, такого цвета Клара никогда не видела у нее. Голова Роменской нелепо свесилась набок, половину лица закрыли черные волосы. Что еще? Поза… И вдруг Клара сообразила, почему ее в первый же момент, когда она увидела Роменскую, охватил ужас, – Инесса мертва.
– Допилась, – почти неслышно вымолвила Клара, идя к ней и глядя в потусторонние глаза, казавшиеся теперь страдальческими, словно в преисподней черти терзали ее душу (если только у Роменской была душа).
Приближалась Клара несмело, потому что с покойницей наедине, к тому же в ее доме, где никого нет, живой Кларе стало не по себе. Остановившись в метре с лишком от покойницы, она чуть подалась вперед и, чтобы рассмотреть Роменскую, наклонилась к ней. Неизвестно, для чего ей это понадобилось, может, хотела позлорадствовать над преждевременной кончиной Инессы, ведь сочувствия к этой женщине у Клары не возникло.
И вдруг она снова попятилась: у ног покойницы Клара увидела пистолет. Как раз под правой рукой. Значит, Инесса… Боясь прикоснуться к ней, Клара искала на лице следы крови, но висок закрыли густые черные волосы. Все же кровь она нашла, когда внимательно и хладнокровно осмотрела труп. Кровь была и на ковре, и на кресле, обитом темной тканью, и на полу, и на плече покойной.
Больше Клара не смогла оставаться в доме, ринулась на улицу, прыгнула в автомобиль и, с трудом преодолевая неровную дорогу, выехала из района трущоб. Клара остановилась на обочине, взяла телефон. Это же крайний случай. Он всегда брал трубку после третьего гудка, Клара залепетала, чтобы не рассердить его:
– Прошу простить меня, я только что от Инессы… Должна вас огорчить…
– Короче, – протяжно промычал он.
А Клара живо представила Бамбу, примечательностью которого была и есть его рожа. Внешне он – обычный, но глаза табачного цвета, когда смотришь в них, излучают все пороки, известные человечеству. И главный из них – безразличие к живому созданию, будь то кошка, человек или комар. Он даже не жестокий, потому что жестокость входит в арсенал страстей, он бесстрастный. И пороки в нем живут не как нечто раскрепощающее, дающее ему ощущение власти и силы, ощущение жизни, а потому, что они – его скудное развлечение.
– Да, конечно, – заторопилась Клара. – Инесса застрелилась.
– Понятно.
– А мне что делать? У меня сложный случай, я надеялась на Фалеева…
– Проблему решим. Все.
И отключился. Хам. Свинья. Скотина. Клара в сердцах бросила трубку рядом с собой и повела машину к своему дому. Не помешает прилечь на диванчик, выпить чего-нибудь крепкого и до вечера поспать. Хотя до вечера не так уж много времени. Однако снять стресс необходимо. Но образ Роменской просто преследовал Клару, эти глаза…
– Дура, – высказалась Клара о ней. – Стреляться? Ну уж не…
Она резко затормозила, в нее чуть не врезался сзади автомобилист, но вовремя крутанул руль, проехал мимо, крикнув:
– С больной головой за руль не садятся.
Клара подкатила к обочине, не имея сил ехать дальше, заглушила мотор и замерла, держась за руль, как за спасательный круг.
– Пистолет лежал под правой рукой, – сглотнув комок ужаса, пробормотала Клара. – Но Роменская левша…
7
Платон доставил домой Нику, вышел из машины, открыл дверцу, выскочил и Валдис. Они стояли на тротуаре, как три сосны в степи, минуты две. Пока Ника, чувствуя неловкость, которой близко не наблюдалось в Платоне и Валдисе, напротив, их обоих тешило соперничество, не произнесла:
– Вообще-то я уже дома… – И намекнула, что пора разбегаться в разные стороны: – Есть хочется…
– Так давай где-нибудь поси…
Платон и Валдис осеклись, ибо начали фразу в унисон и слово в слово, покосились друг на друга. Ника в уме закончила фразу и ответила:
– Мы же устали…
– Я не знаю, что ты называешь усталостью, я с ней незнаком, – пробурчал хмуро Валдис и взглянул на часы. – Кстати, об усталости. Пойду отдыхать в бар, в который должен прийти мой игрок под номером шесть.
– Ах, да… – вспомнила Ника без радости, так как упоминание о «шестерке», давшем обещание принести сведения о Канарине, грозило продолжением работы. Она действительно устала, просто измаялась возле трупов. – Я совсем забыла. Подожди, переоденусь и пойду с тобой.
– Мы подождем, – заверил Платон.
– И ты пойдешь? – вытаращился Валдис, потом оба уставились в спину Ники, убегавшей по дорожке к особняку.
– Разумеется, – сказал Платон. – Ника под моим патронатом.
– Не повезло мне, – хмыкнул Валдис.
Клара предложила поужинать в «Овражке», расхвалила обслуживание и кухню, Эля соблазнилась, она была большая любительница поесть. Расположились за столиком, причем Эля трещала без умолку, читая меню:
– Я возьму только мясо. Без гарнира. И салат. На ночь желательно не есть, но у меня аппетит просыпается к вечеру, ничего не могу с собой поделать. Мясо хоть не калорийное, если его правильно приготовить. Я люблю готовить, потому что обожаю поесть. Никаких кухарок дома не терплю, рецепты собираю…
И ничего-то в ней нет особенного – по мнению Клары, – а до безразмерной коровы Элечке с ее аппетитом осталось пару лет. Ну, мордаха у нее славная, деревенская, она неглупа, умеет держать себя в рамках, а в совокупности – телка. Обычная телка, которой потрясающе повезло заарканить состоятельного мужика. Впрочем, сегодня Клару занимала не Эля, а те странности, которым она не могла дать объяснения, но искала его, потому и не слушала подружку.
Клара припомнила, как Красавчик говорил о месте пикника на природе. Протока и есть природа, значит, он приехал туда, а его… Но кто и как? С ним должны были быть двое, они-то куда смотрели? Не могла же его пришить белая выдра с мозгами курицы, в самом-то деле! Непонятная ситуация. А что с Роменской произошло? Может, она в алкогольном угаре выстрелила себе в висок левой рукой, а пистолет каким-то образом упал под правую руку? Нет-нет. Голова свесилась на левое плечо, кровь была тоже слева… Фу, как Клара сразу не заметила столько кровищи? Выстрел был сделан в правый висок, значит, она стреляла правой? Левша? Даже в состоянии опьянения Роменская не могла перепутать руки, она же действовала автоматически…
От прикосновения к ладони Клара вздрогнула.
– Ты что? – с недоумением глядя на нее, спросила Эля. – У тебя неприятности? Ты какая-то не такая.
– Нет, у меня все отлично, – рассмеялась Клара. – Просто день сегодня трудноватый, я устала чертовски. Давай выпьем?
– Это я и предлагала, но ты задумалась. – Чокнулись, выпили по глотку. – А вино неплохое, правда?
Подарив улыбку подруге, Клара забегала по залу глазами, не видя вокруг красавчиков, от которых у баб крышу сносит. Сколько еще предстоит водить на поводке Элю, подстраиваться под ее увлечения и вкусы, быть ей интересной? А эта с виду деревенская деваха, одетая дорого, но слишком просто, без лоска, оказывается, интеллектуалка, читает запоем книжки. И не какие-нибудь, а любит, например, Макса Фриша! Кто этот Фриш, что он написал, где она его откопала – Клара диву давалась. Зато Эля час могла рассказывать о Фрише, о его образном стиле – ужас! Оставалось только кивать с умным видом, не читать же всякую лабуду.
К Эле подошел официант и передал записку. Клара не придала этому значения ввиду того, что поняла: записка от очередного Красавчика, который пошел на абордаж. Украдкой она изучала зал – где же он?
Эля развернула листок из записной книжки, прочла:
«Вы и ваша семья в опасности. Остерегайтесь Клары. Мужчины, которые знакомятся с вами, подосланы ею».
На белых щеках Эли выступил румянец волнения, она и растерялась, и удивилась одновременно, подняла изучающие глаза на Клару.
– От кого послание? – улыбнулась та, пригубив вино.
– Да так… – натянула улыбку и Эля.
– У тебя есть тайны от меня, своей подруги?
– Вовсе нет, – стушевалась Эля, лихорадочно складывая записку. – Ну, хорошо, признаюсь. Есть один тип, он преследует меня… Не хочу об этом говорить, он мне неприятен, его преследования надоели. – И положила записку в сумочку, а чтобы Клара не просила показать ее, затараторила, взяв бокал: – Представь, и ко мне цепляются. К толстой и некрасивой.
– По-моему, ты чересчур строга к себе…
– Нет-нет, – запротестовала Эля. – Я считаю своим достоинством умение смотреть на себя со стороны. Знаешь, отчего многие женщины становятся неудачницами и злюками? Из-за неверной самооценки. Ей кажется, она особенная, достойна самого лучшего, что есть в мире, такую женщину не удовлетворит простое семейное счастье, хороший муж и дети, ей этого будет мало.
Эля говорила, не сводя с подруги глаз, а думала о записке. Кто ее написал и почему? Собственно, почему – написано достаточно четко, Элю предостерегают. Вопрос в другом: насколько верна информация в анонимке и чем способна навредить ей Клара? Глагол «навредить» пульсировал в висках Эли. А что еще хочет сделать Клара, подсылая к ней молодых людей? Но это не вязалось с подругой – обаятельной, милой, светской.
Они познакомились полгода назад случайно… Так ли уж случайно? Эля гуляла с собакой и сыном в парке, на скамейку подсела Клара, разговорились и стали подругами. Потом они постоянно созванивались, иногда проводили вечера вместе где-нибудь в ресторане или у Эли дома, ходили в сауну. Клара понравилась ей бесхитростной простотой, манерой общаться, а советы подруги не раз ее выручали. Однажды надо было поехать с мужем на вечер, чего Эля, предпочитая домашнюю обстановку, не любила. Среди важных мужчин и глупых женщин ей было скучно, но ничего не поделаешь. Возник вопрос: во что одеться, чтобы на нее не косились все эти снобы и не посмеивались над ней? Клара потратила целый день, сама возила подругу по магазинам, в результате Эля сразила наповал если не всех, то большинство присутствующих. Она радовалась, обретя в лице Клары друга и советчика.
Эля на вид казалась флегматичной, но это оттого, что она никогда не бросалась в крайности, а, принимая решения, взвешивала и обдумывала каждый свой шаг. И сейчас, после записки, озадачившей и взвинтившей ее, она искала в Кларе черты, которых раньше не замечала в силу своей доверчивости. В первую очередь объектом наблюдения она избрала лицо Клары. На нем была заметна неискренняя улыбка, бегающие и колкие глаза, которые, встречаясь с глазами Эли, опускались, словно Клара боялась, что подруга прочтет ее тайные мысли. Потом Эля обратила внимание на фигуру, но не с точки зрения эстетики. Напряженная поза, зажатая шея, движения резкие и внезапные. Наконец, руки. Они все время были в движении, Клара явно нервничала, а ведь подруги пришли сюда расслабиться, мирно поболтать, отдохнуть от дневных забот. Но пальцы Клары все время что-то хватали – то вилку, то бокал, то салфетку. Если она не хватала предметы, то постукивала пальцами по столу, потирала их друг о друга, будто пальцам чего-то не хватало. А мелкие и суетливые движения характеризуют неспокойное состояние или неискренность.
– Хм, – улыбнулась Клара, на ее лбу нервно запрыгали брови. – Ты странно на меня смотришь, будто изучаешь.
– Только сейчас заметила… – Эля намеренно тянула паузу, Клара напряглась. – Ты очень красивая. Правда, правда.
И смех у Клары был истеричный, вымученный. «Что все это значит? – озадачилась Эля. – Просто так, шутки ради, записки с таким содержанием не присылают. Кто-то за нами следит, возможно, давно. Не за нами. А за Кларой. Этот человек хорошо знает ее, предупредил меня. Но о чем? Что она мне сделает? Тем более моей семье? Я должна все выяснить…»
К столику подошел молодой человек лет тридцати, Клара его видела впервые, наверняка он из новеньких, но уже проверенных. Про себя она отметила: отпадный. Высокий, красивый, в белом костюме – у Эли запросто снесет крышу, перед таким белым лебедем вряд ли устоит эта недотрога.
– Разрешите вас пригласить?
Эля подняла на него глаза – вот и подтверждение записки. Между прочим, с ней часто знакомились мужчины, когда она бывала с Кларой в ресторанах или ночных клубах. Значит, написана правда.
Она пошла с ним танцевать, искоса заметив, что подруга довольна. Главной темой ее мыслей стало: зачем Клара это делает, чего добивается? Элю трясло. Она, как нормальная женщина, ощутившая опасность, хотела ясности.
– Вы дрожите? – спросил белый кавалер, слегка отстранившись и заглядывая зелеными глазами в лицо Эли.
– Не люблю кондиционеров. Вам не кажется, что еще рано создавать прохладу в помещениях?
– Я попрошу, чтобы их отключили. Как вас зовут?
– Эльвира.
– А меня Ричард.
– Красиво, – улыбнулась Эля.
Пусть думают, что все идет по их плану. Эля, как всегда, решила не торопиться, обдумать дома, что означает предупреждение в записке, и понаблюдать за Кларой. Потом был еще один танец с белым Ричардом, затем он попросил разрешения присоединиться к ним, заказал дорогое вино, оказывал знаки внимания обеим женщинам, но в особенности Эле. Когда он вышел покурить, Клара подалась к подруге и заговорщицки захихикала:
– По-моему, этот красавец тащится от тебя. А ты говорила: толстая и некрасивая. Вот увидишь, он назначит тебе свидание, или я не знаю мужиков.
– Но у меня муж… – сказала Эля.
– Да кто мешает тебе иметь мужа и почувствовать себя немножко королевой? Поверь, женщине это необходимо, она расцветает, в результате влюбляет в себя и мужа. Скажи, только откровенно, у вас притупились страсти?
– Ну, в общем-то да… – солгала Эля и потупилась.
Слишком очевидно было желание Клары толкнуть ее в объятия сладкого красавца. Нет, в постель к нему. Зачем?!! Это не поддавалось разумному объяснению.
