Ядовитый поцелуй

скачать книгу бесплатно


Вдруг Катя, слушая первые молитвы, поняла, что выходит замуж за человека незнакомого, из другой, далекой среды, которого не знает даже, как зовут. И это навсегда. Это ее приговор, расплата за жизнь, которую она нечаянно получила и теперь обязана забыть все, что было до расстрела семьи…

– Обещалась ты кому другому? – долетел до нее вопрос батюшки.

Перед глазами возник каток, Кате тогда исполнилось пятнадцать. Коньки скрипели по льду, падал мокрый снег, много фигур рассредоточилось по белому скользкому полю. А она, впервые услышав «я вас люблю, Катенька», никого не видела, только юнкера Вадима, шепнувшего ей волшебные слова, изменившие в одночасье весь мир. Потом был январь семнадцатого, помолвка и счастье от того, что ее жизнь пройдет рука об руку с Вадимом. Поцелуи в темном углу…

Ее чуточку толкнул локтем Яуров, Катя очнулась:

– Что?

– Обещалась ты кому другому? – повторил батюшка.

Каток, «я вас люблю», помолвка, поцелуи – все это в прошлом, к которому нет возврата, значит, его и не было. Катя сказала:

– Нет.

Теперь ее ждала другая жизнь, которой она не знала, лишь чувствовала, что входит в нее голенькой, маленькой, абсолютно беззащитной.

– Венчается раб божий Назар рабе божьей Екатерине…

Итак, ее мужа зовут Назар, он – кубанский казак, борется за советскую власть, а она эту власть, уничтожившую родных и едва не растерзавшую ее саму, ненавидит.

– Венчается раба божья Екатерина рабу божьему Назару…

Из глаз Кати выкатилось по крупной слезе, когда она целовала венец, который батюшка потом надел ей на голову – держать-то некому. Расстаться с прошлым невозможно, его можно только оттеснить и учиться всему заново.

Яуров проводил мать и жену до дома, вывел коней, вскочил на своего, а второго взял за повод и был таков. Свекровь еще долго вздыхала, глядя в ту сторону, куда ускакал сынок, потом позвала невестку:

– Пишлы до хаты.

– Как вас зовут? – идя за нею, спросила Катя.

Свекровь остановилась, повернулась к ней, сверху донизу смерив взглядом невестку, с которой ей теперь предстояло делить хлеб и кров, и сказала строго:

– Так… хиба ж ты не знаешь, як зваты мать мужа? Мамаша я тоби, мамашей и кличь. А люди гукают мене бабой Фросей.

Мамаша выделила Кате комнату с настоящей кроватью, сундуком, полкой и столом. Катя улеглась на мягкую перину, в которой сразу утонула, и впервые за много-много дней уснула, не боясь проснуться завтра.

6

Наши дни. Анонимка

Маргарита Назаровна спала в доме, а Сергей и Ренат устроились на ступеньках, между ними стояли бутылка водки, тарелка с закуской, тут же лежали две пачки сигарет (одна успешно опустела) и зажигалка. Ночная прохлада и деревенская атмосфера с пением сверчков располагали к задушевным беседам на мирные темы, но мира-то в душе не было. После детального рассказа Сергея оба долго и молча курили, иногда помолчать – это лучший способ унять бушующие эмоции, которым все равно нет выхода. Поглядывая на друга, Ренат не поинтересовался, мол, что ты надумал? Сергей старше его на шесть лет: в те времена, когда восемнадцатилетнего Зяблика оторвали от маминой юбки и кинули в котел, как кусок мяса, тот уже был лейтенантом и командовал такими же необстрелянными пацанами. Выжили единицы, в том числе и Ренат. С тех пор он изменился, жизнь изменилась, но осталась болезненная тяга к справедливости, как у многих выживших тогда, как у того же Сергея. Далеко не всегда эта тяга имеет законные корни, но тут уж ничего не поделаешь.

– Обычно убивают, когда хотят упредить опасный поворот событий, – высказал он свою точку зрения по поводу Спасского.

– На это же намекнул и Каюров, – сообщил Сергей, наливая по пятьдесят граммов. – Так и сказал: «Он крупно достал кого-то». Правда, это только его предположение.

– Но когда уничтожают всю семью, это может быть и месть.

– Или акт устрашения, – добавил Сергей. Выпили. – Причин может быть несколько. Знаешь, что меня озадачивает? Во-первых, зверский подход, как на войне без правил. Во-вторых, там что-то искали. В-третьих, Симу насиловали на глазах отца, потом его повесили… Что-то им от него было нужно.

– Даже если они получили то, что хотели, убийство всей семьи, с их точки зрения, оправданно: убирали свидетелей.

Сергей закурил. Уставившись в одну точку, он сосредоточился на своих мыслях. Не мешая ему, Ренат тоже достал из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой…

– А я думаю, они ничего не получили, – сказал Сергей.

– Ты бы разве не отдал, если б у тебя на глазах твою дочь?.. – возразил Ренат, хотя и вяло. В его представлении ничто не стоит человеческой жизни, тем более жизни родных людей.

– Попытаюсь объяснить. – Сергей сначала сидел к нему боком, теперь развернулся лицом. – К матери Глеба приходит незнакомая женщина, представившаяся работником социальной службы. С ходу сообщает, что сына Маргариты и всю семью убили. У старушки происходит сердечный приступ, ее откачивают, женщина в это время линяет.

– Понятно.

– А мне нет. Зачем добивать старуху?

– Похоже на месть…

– Зачем же ее пытались сегодня выкрасть? Накапал бабушке в стаканчик яду или дал таблеточку – и все дела. Никто не заподозрит, что ее отравили, полагаю, вскрытия не делали бы, а поставили б диагноз: умерла в результате психологической травмы. Дать таблеточку могла и незнакомка, что приходила к ней в больницу.

– А вдруг женщина действительно была работником социальной службы? Это черствые люди. К тому же предстоит захоронить целую семью, она пришла узнать, есть ли деньги на это мероприятие.

– Не знаю, мне так не кажется. Тетка не сказала точно, из какой она службы. А кому сегодня могла понадобиться Маргарита Назаровна?

– Убийцам.

– Зачем? Что она может знать о делах сына? Тем более таких, за которые платят жизнью. Думай, думай, Зяблик, ты же топ-менеджер, обязан уметь головой работать.

– У меня несколько иная сфера деятельности, – усмехнулся Ренат. – Спроси у этого… Кабана. Он знает.

– Обязательно спрошу, – зло процедил Сергей. – Но не странно ли: Маргарита Назаровна пролежала в больнице целую неделю после убийства, ее не трогали, вернее, пытались мягко убрать. И вдруг сегодня решили выкрасть.

У Рената не было идей, он пожал плечами:

– Наверное, ждали, когда сама умрет. Или стечение обстоятельств было не в их пользу.

– В любом случае, Маргарита Назаровна им понадобилась живой, а не мертвой. Поэтому я считаю, что им не удалось получить у Спасского то, за чем они приходили.

– Это нереально. Глеб Александрович отдал бы все, включая свою жизнь, но не подставил бы детей и жену под пули.

– Что же они там искали? – мучился Сергей. – Для чего пытались выкрасть из больницы его мать? Не клад же нашел Спасский, который у него хотели отнять.

– И такое случается.

– Ай, брось.

Сергей разлил остатки водки, выпили не чокаясь. Покурили. Время близилось к часу ночи…

Проснувшись, Маргарита Назаровна некоторое время лежала, рассматривая непривычную обстановку, и вдруг услышала странные звуки, будто рубят дрова. При этом ударов топора не было слышно, но гортанные и короткие междометия звучали точно так же, как при рубке. С первой попытки ей не удалось подняться – неприятно потянул послеоперационный шов, но со второй Маргарита Назаровна встала с кровати, вышла во двор, заглянула за угол дома и вздрогнула. Мальчики били друг друга. Совсем немного ей времени понадобилось, чтобы успокоиться: это у них зарядка такая или развлечение. Сережа был помощней Рената, но тот, изловчившись (Маргарита Назаровна не поняла, как именно), повалил его и прижал к земле.

– Извините, мальчики, – сказала она, – я хотела спросить, где можно умыться?

Оба подскочили, подошли мокрые, словно под дождем побывали.

– Умыться? – переспросил Сергей. – Рядом с кухней есть комната с душем и умывальником. Да, Маргарита Назаровна, у вас же, наверное, диета. Вы скажите, что вам можно есть, мы купим.

– Мне все равно.

Она ушла в дом. Ренат заметил с сочувствием:

– Плохо ей, жизнь не мила.

– А ты молоток, – с изумлением похвалил его Сергей, уходя от жалостливой темы. – Навыки улучшил. Небось вкалываешь на тренажерах.

– Вкалываю, – хвастливо произнес Ренат. – На одних тренажерах навыков не приобретешь, я хожу в группу тхеквондо. Мне надо быть в форме, но бегать по дорожкам или выжимать штангу я не могу, скучно. Серега, ты бы расспросил, что она знает о причинах гибели…

Он осекся, так как Сергей очень выразительно на него посмотрел, уперев руки в бока. Язвительно прозвучали и его слова:

– Какой умный! Кто из нас менеджер, а? Да еще «топ». Вот и топай к ней с расспросами. В твои профессиональные обязанности входит налаживать с людьми контакт, даже если они этого не хотят.

– Между прочим, ты тоже не продавцом булавок работаешь.

– Меня пристроил на теплое место дядя жены, – Сергей поднес указательный палец к носу Рената, давая понять, что спорить с ним не имеет смысла. – По сути, я дуб, как все вояки. Так что разговоры разговаривать доверяю тебе, а командовать буду я, по привычке. – И в довершение сказанного хлопнул его по спине ладонью.

Вылив друг на друга по два ведра воды, Сергей и Ренат нажарили яичницы с колбасой, а Маргарите Назаровне сварили яйца – это все, что им было известно о диете. Она ела неохотно, механически, пребывая в собственном закрытом мире, огороженном невидимой стеной. Казалось, она лишь выполняет обязанности, которые, в сущности, для нее неважны, как запрограммированный ритуал, не более. Сергей с Ренатом, украдкой наблюдая за ней, переглядывались, им было словно неловко из-за того, что не их коснулась беда. Оба понимали, что надо бы вести себя чуть-чуть непринужденней, сказать что-то ободряющее, но не могли. Хотелось уйти от этих скорбных глаз, от жалости, скребущей душу хуже кошки. Сергей взял чашку с чаем и вышел, бросив на ходу:

– Мне надо позвонить. – Очутившись во дворе, он позвонил Каюрову. – Здравствуй, это я. Как там у вас?

– Работаем.

– А все же? Новости есть?

– Не прошло и двух суток, а тебе новости подавай?

– Что-то голос у тебя больно оптимистичный, – определил Сергей. – Раскалывайся, Каюров. Я ж не пацан с улицы, чтоб скрывать от меня ваши планы, а то нажму по своим каналам…

– Да ладно тебе пугать. Вчера нам подбросили письмо, в нем сказано, что Спасского заказала племянница.

– Ничего себе! Кто написал донос?

– Аноним. Я лично анонимкам не доверяю, но проверять будем.

– А что говорит племянница?