Мои шальные дяди

скачать книгу бесплатно


– Ладно, – прорычал отец, но в голосе не звучало и десятой доли его обычного напора или гнева. – Ты нашла меня, и стоишь тут передо мной. Зачем ты явилась, сюда?

– Узнаю тебя Жел, не меняешься, – произнесла женщина по имени Малика и вытащив меня из-за спины, обняла за шею рукой, так словно намеривалась придушить. – У тебя славная дочь. Не ожидала от тебя. Давай мы ее сгоняем за добавкой и закуской, к твоему пузырю. А пока она погуляет, мы с тобой потолкуем и вспомним старое. Наше славное боевое прошлое. Столько лет не виделись. М?

– Никуда она не пойдет, – заявил отец. – Дома все есть.

– Неси тогда, будь послушной заинькой, – сказала Малика, отпуская меня.

Я сходила в погреб и принесла банку огурцов и еще бутылку водки. Мой отец и его странная приятельница сидели за столом на его углу и тихо шушукались. Она так и не стала раздеваться, даже шапки не сняла. Под их взглядами, я открыла банку и поставила чашку с огурцами на стол, рядом бутылку и вторую стопку.

– А теперь иди наверх, – приказал отец. – Двери в зал оставь открытыми!

– Оставайся паинькой, – велела Малика, беря в руки бутылку. – Хорошие дочери не суют свой нос во взрослые дела.

Мне ничего не оставалось делать, как подняться наверх. Дверь в свою комнату, закрывать я не стала. Сидела в ней, смотрела на школьные дистанционные задания, тетради, книги и думала о том, что там происходит внизу. Полчаса было тихо, как будто в доме вообще не было ни души, что совсем не похоже на попойки отца. Затем спустя еще полчаса по нарастающей стали слышаться звуки на чужом языке перемежающейся с руганью отца. И в конце концов он заорал, грохая по привычке кулаками о стол.

– Нет! Нет! И еще раз тысячу раз нет! Ты меня не слушаешь! Хватит!

Затем пауза и снова воющий рев отца:

– Нас всех там перестреляют, как визжащих свиней. И если дело дойдет до того, в расход пойдут всех! Я сказал. Мое слово!

А затем раздался грохот от падения мебели. За все месяцы проживания с нами, ни разу не доходило до крушения мебели и битья посуды. Мне было невероятно сложно представить, как они могли драться. У женщины и у отца разные весовые категории. Я мгновенно вскочила на ноги и спустилась на половину лестницы, выглядывая оттуда и силясь рассмотреть хоть что-нибудь. В тот же миг, из зала выскочила Малика без шапки и с ножом в руке. Ее черный волос развивался и блестел в свете ламп, словно эпоксидная смола дергающаяся туда и обратно. Затем я увидела отца, ковыляющего за ней. На его широком бицепсе по ткани гимнастерки расплывалось алое пятно. В одной руке он держал нож, другой прикрывал рану.

Малика обернулась и метнула в него свой нож. Отец ловко увернулся. Он двигался, как большая гора неумолимо и сурово. Так страшно, что сомневаться не приходилось, он убьет свою давнюю знакомую, даже глазом не моргнет. Женщина распахнула дверь и выскочила на улицу. Отец не пошел за ней, лишь запер дверь на замок, а затем, подняв голову, посмотрел на меня парализованную случившимся.

– Не бойся, – сказал он, хмуро. – Эта тварь больше сюда не вернется. Будет бежать до самой границы, сверкая пятками. А теперь принеси мне еще выпить.

Я спустилась вниз, и мои глаза притянулись к окну. И в самом деле, за окном вдалеке виднелась фигура женщины, которая резво двигалась в сторону леса. В подобную непогоду, снег конечно пока не лежал сугробами, но все-таки на дворе почти зима, она шла удивительно проворно и бодро.

– Бегом, – рявкнул отец, а сам пошатнулся, отчего кровь с его раны закапала на коврик. – Неси, я сказал!

Я спустилась в погреб, доставая оттуда бутылку, и задержалась там на несколько минут, чтобы перевести дух. Все-таки подобные вещи со мной случились впервые. А когда я возвращалась назад, то услышала, как в зале опять что-то падает, скрепит ножками стол в движении и глухой шлепок. В это время в дом вошла с мороза мама. Я обмерла и бледная, как смерть посмотрела на нее, решив, что та женщина вернулась. Мы вошли в зал и увидели, как на полу лежит отец. Мама заголосила.

– Он живой, – отозвалась я, надеясь, что она замолчит.

Отец и в самом деле дышал. Но он был ранен и явно не в себе. Вдвоем мы не с первой попытки смогли поднять его на ноги, дотащили до ближайшей комнаты с кроватью. Все равно к нам никто не приезжал. Уложили его. Он тяжело и шумно дышал, лицо его налилось багровыми тонами, глаза он то и дел закатывал под веки.

– Мама, он ранен. Нужно вызвать врача. Звони в скорую.

– Нет, нельзя, – она заламывала руки, мечась взглядом по отцу, пока я разрывала ему рукав, чтобы посмотреть, что с рукой.

– У него течет кровь. Нужно остановить её, – я сама не разбираюсь в подобных вещах, но мама когда-то в молодости работала медсестрой. – Мам, помоги!

Она очнулась, кинулась за аптечкой и за водкой. Когда вернулась, она уже взяла себя в руки, по крайней мере, не была так растеряна.

– Позвони, Андрею, – велела она, начала обрабатывать рану. – Если вызовем врача, заведут уголовное дело. А если узнают соседи, нам вообще тут не жить. Нас сгнобят, сживут заживо.

Я позвонила Андрею Николаевичу, и тот сказал, что приедет через десять минут. Он находился у кого-то рядом в гостях.

– Но как он сможет нам помочь? – спросила я.

– В молодости он работал военным хирургом. Он поможет.

– Он же молодой вроде.

– Буяна, он кажется тебе таким.

Когда приехал Андрей Николаевич, в доме даже дышать стало легче. Он вошел, посмотрел на отца и его рану, пока мама размахивала руками.

– Помоги ему, Христа-ради. Очень тебя прошу, я могу его обработать, но зашить, – просила она.

Если Андрей Николаевич и умел проявлять сочувствие к людям, как психолог, на отца оно не распространялось.

– Лариса, успокойся, – произнес он. – У него небольшой порез и только. Крови много, потому что алкоголь разжижает ее и мешает сворачиваться. Он такой же раненный, как если бы я наступил на ржавый гвоздь. Он просто перепил. Иди лучше делами займись, мне Буяна поможет. Верно детка?

Я кивнула, полагая, что лучше маме не рассказывать про заходившую к нам женщину. Мама тяжело выдохнула и согласилась. Вышла из комнаты.

– Сходи, принеси воды и чистые тряпки, нужно смыть лишнее, – велел Андрей Николаевич.

Когда я вернулась, он успел раздеть отца по пояс. И теперь тот лежал перед ним, едва дыша.

– Тут небольшой порез, – сообщил он, копаясь в нашей аптечке.

До этого я не видела отца ни разу обнаженным даже по пояс. Я уставилась на его татуировки. А их было много. И все до одной говорили о принадлежности вовсе не к военному миру, а намного хуже. Все эти надписи, голые сисястые бабы и русалки, черепа и перевернутые кресты, такие ужасные. Мне стало душно. Что он там говорил? Что он герой войны? Элита и сливки силовых структур? Рассматривала я их не одна, Андрей Николаевич тоже смотрел. И сдается мне понимал в том, что видел намного больше, чем я.

– Детка, – обратился он ко мне. – Ты же не боишься крови?

– Нет, – ответила я.

Мы промыли ему рану, и он зашил ее, затем вскрыл ампулу с просроченным димедролом и еще какую-то, я подумала, антибиотик, вколол в плечо отцу. Тот все это время лежал, закрыв глаза, но в момент укола открыл их, уставившись на нас полным бешенства взглядом:

– Где эта тварь? – заорал он, не своим голосом, наливаясь кровью. – Убью!

– Никакой твари здесь нет, не считая той, что лежит перед мною, – ответил Андрей Николаевич будничным голосом, удерживая отца за плечо лишь одной рукой. – Еще раз скажу для тех, кто не услышал меня в первый раз. Если ты так будешь пить, то следующего раза ты не переживешь. Ты понял? Скажи спасибо своей чудесной жене и дочери, за то, что они хлопочут за тебя. Хотя ты этого ни разу ничем не заслужил.

– Тварь. Она тварь! – не унимался отец, но с каждым слогом голос его становился слабее и тише.

– Я бы на твоем месте думал, что говорю и выбирал слова, – не понял психолог.

Отец его не слушал, он закрыл глаза и откинувшись на подушки, пытался шевелить руками, с каждой секундой все более вяло. В комнату вошла заплаканная мама, и по лицу Андрей Николаевича, мне стало ясно, что он искренне не понимает по поводу чего и кого она льет слезы. Было бы по кому.

– Он будет жить? – тревожилась она.

– Будет, – ответил мужчина. – Если перестанет принимать алкоголь и возьмется за ум. Но скорее ад замерзнет, и черти в рай переедут, чем это случиться. Я сделал все что мог. Вколол снотворное, так что он проспит не меньше суток. Повязку менять не нужно. Только через сутки. У него есть все признаки цирроза и их видно не вооруженным глазом. Подумай лучше о малышке и о себе. И запомни, Лариса, жить ему осталось не долго.

Глава 3

На следующие сутки отец пришел в себя. Мама ушла на работу, и заботиться о нем предстояло мне. Ничего сложного, принести лекарства и перевязать рану, но уж очень не хотелось. Я оттягивала время, как могла, не спускаясь на первый этаж до самого обеда.

Отец обитал в комнате, предназначенной для туристов. Только переместился на середину кровати и, засунул подушки под спину. Он сидел, а не лежал в ней. Выглядел он, как дырявый башмак, выброшенный на улицу и потасканный собаками: слабо, потрепано и нервно.

– Буяна, – обратился он ко мне, в кое-то веки по имени.

Я застыла на месте, осторожно ставя лекарства на прикроватную тумбу, боясь уронить.

– Ты единственное, что мне в жизни удалось, – произнес он. – Ты знаешь, что я не обижал тебя. Даю деньги. И я рядом. Теперь, когда я стар и мне хреново, все предали меня. Ты одна можешь мне помочь!

Я вопросительно скосила на него взгляд, не зная, куда деть руки, спрятала их за спину.

– Принеси своему непутевому отцу выпить!

Я молча смотрела в пол, вспоминая наказ психолога и мамы. Отцу нельзя пить. Дни его сочтены, но алкогольное отравление сделает все в разы быстрее и легче.

– Мама сказала…

Отец громко фыркнул, выражая гнев и недовольство.

– Мама! Что твоя мамка, понимает? Всю жизнь просидела взаперти, как мышь в подвале. И тебя такой же вырастила. Вон трясешься запуганной ветошью. Не знаешь ничего кроме!!! – он обвел глазами комнату. – Думаешь это жизнь? Это-то мир!? Гнилая тюрьма. Вонючая яма! Я видел настоящую жизнь! Знаешь, какая она на самом деле? Я наблюдал исходы целых народов, как сгоняют людей, словно мух навозных с места и те идут куда скажут. Как земля переворачивается и уходит из под ног от землетрясений и дома кварталами складываются, точно карты в колоды, и только писк живых тварей мешает. Это жизнь! Когда вымирают целыми селениями от неведомых лихорадок, и ноют проклятые за то, что распахали землю, а зверье с болячками жмется к ним, орошает пометом все вокруг. А люди… Люди мрут от этого, как мягкие черви! Я не хочу умирать в постели, как то гнилье. Если я не выпью, умру! А мне нужно встать на ноги. Клянусь тебе честью генерала!

За всю его речь, я сделала несколько шагов к выходу, он не заметил, продолжив:

– Смотри на меня! Смотри, я сказал, – он вытянул свои ручищи вперед. – Видишь, как дрожат? А когда то были руками снайпера! И глаз орла. А теперь, – в его голосе проскочила истеричная жалостливая интонация. – Я стареющий вояка. Если не выпью, не смогу встать с кровати. Буду лежать как старая развратница, ноющая мочалом без продирающего намывка! Привыкла она, сжилась с ним. Понимаешь!? Кажется ей, похоже вот-вот… так и я. Вон мне мерещиться уже черте что! Старые друзья, люди которые давно подохли. Я не могу здесь гнить, мне нужно на волю. Я ветер! Я свободный человек. Это все что имеет для меня значение!

Он ныл и ныл, все настойчивее и одержимее, так что я подумала, не сойдет ли он так с ума? Выглядел он откровенно не в себе. Отец говорил и говорил, не замолкая ни на секунду. Пытался удержать меня и не дать ступить за порог комнаты, будто от этого завесила его жизнь. Что отчасти, правда. В какой-то момент он неведомым чувством понял, что я потеряла твердость в намерениях выполнить наказ мамы. Она просила и умоляла меня не давать ему алкоголь.

Легко сказать!

Отец поддался сизым телом вперед.

– А давай я тебе заплачу!? Хочешь денег, Буяна? У меня много денег! Больше чем ты можешь себе представить.

Слышать такое стало очень обидно. Мы едва сводим концы с концами, а он предлагает мне продать ему стакан водки.

– Много это сколько? Миллион? – я стояла у двери, и думала о том, что если он бросится на меня, я выскочу на улицу и чтобы не замерзнуть пойду ждать маму к соседям. Мне стало невыносимо думать, что мы так живем, когда у отца много денег.

– Много больше! – он откинулся на подушки, и смерил меня взглядом параноика. – Миллиарды, и не только бумагой, но и золотом.

Я не поверила ему. В одном чемодане и рюкзаке столько не может уместиться. А если у него нет с собой, то и мне не надобно. Я смущенно выдохнула, полагая, что от одного стакана водки ему не станет плохо. И мама меня не убьет за это.

– Двадцать пять тысяч. Чтобы покрыть наши долги, – произнесла я ровно, глядя на него. – Заплати маме и, я принесу стакан водки.

– По рукам.

– Дай слово!

– Слово генерала Жела, – сказал отец, и довольный засопел.

Принесла я ему граненный стакан наполненный до краев. Он схватил его, несколько раз глотнул, а затем начал растягивать удовольствие, пил по глотку смакуя и продлевая. Он щурился и всхрапывал от наслаждения.

–Да-а-а то, что надо! Спасла батьку, – фырчал он, за тем выпив последнюю каплю, закрыл глаза и пару секунд сидел и не шевелился, снова открыл, взглянул на меня значительно бодрее. – Не думал, что так придется. Мне полегчало.

Я смотрела на него и думала, что обычно люди переживают за стакан воды в старости. У нас явный разрыв шаблона. Я собралась уходить, радуясь, что до ужина не увижусь с ним.

– Скажи, а долго мне жопу мять? – спросил он, на глазах становясь обычным собой, грубым и раздраженным.

– Мама сказала пару дней.