скачать книгу бесплатно
– А я уже упала, – донесся сверху жалобный голос. – Четыре этажа головой пересчитала. Больно было – аж жуть. Вот с тех пор…
Проходя мимо, Леха бросил взгляд вверх по лестнице. Там, в темноте пролета, пульсировало и извивалось что-то большое и бесформенное. Что-то знакомое и родное, как первый друг в детском саду, как блины с вареньем на завтрак. Но Комендант уже двинулся дальше по коридору и Леха поспешил за ним следом.
Искомый блок оказался всего в паре минут ходьбы от кабинета. Комендант трижды стукнул в дверь костяшками пальцев и посторонился, пропуская нового жильца вперед.
– Иду-иду, – послышался с той стороны приглушенный голос.
Через минуту замок щелкнул и дверь отворилась. На пороге, подслеповато щурясь, стояла старушка с благообразным седым пучком на макушке, едва достающая ростом Анишину до плеча. На ней был синий махровый халат почти до пола и мягкие на вид коричневые тапочки.
– Никак соседушку мне нового привели, – радостно всплеснула руками она.
– Так точно, Варвара Митревна, – подтвердил Комендант. – Знакомьтесь, это Алексей, электрик, а это повариха наша, баб Варя.
– Очень приятно, – выдавил Леха.
– Ой, да вы заходите! – старушка пригласительно махнула рукой. – Чайком хоть угощу, раз такое дело.
– Некогда, Варвара Митревна, – с сожалением покачал головой Комендант. – Служба, понимаете. Так что вы уж без меня пообщайтесь.
***
Чай оказался почти безвкусным, но Леха, успевший уже от него отвыкнуть, наслаждался каждым глотком, между делом оглядывая окружающее пространство. Кухня бабы Вари была несколько больше, чем в других блоках, а один из углов был огорожен раздвижной ширмой. Эта ширма внушала неприятное чувство тревоги, но почему-то куда меньшей, чем можно было бы ожидать. И все же…
– И все же, я не понимаю, – Леха опустил голову и сглотнул вдруг подступившие к горлу слезы. – Почему я здесь? Почему я не могу уйти? Почему…
– Ну-ну, – проворковала Варвара Митревна. – Все ты, милый, знаешь, только признать не можешь. Вот скажи, что последнее помнишь перед тем, как попал в общежитие?
– Я… – Леха густо покраснел от стыда. – Я много выпил и… ну… лежал на улице…
– Это в каком же месяце? – уточнила бабушка, помешивая ложечкой несуществующий сахар в чае.
– В феврале… – Леха затряс головой, отказываясь принимать собственную догадку.
– Эх, молодежь, – вздохнула баба Варя. – Не бережете вы себя. Ты, милый мой, седьмой уже на моей памяти, кто в пьяном виде в сугробе уснул…
– Я не понимаю, – прошептал Анишин, запустив руки себе в волосы. – Не понимаю…
– Эх-эх-эх… – теплая и мягкая рука ласково погладила его по затылку. – Тут вот ведь, какая штука. В старину, милый мой, люди верили, что есть на Земле райский сад, и гуляет по этому саду добрый старец, который его для них создал. И я тоже верю, что есть и сад, и старец этот. Только не для нас, понимаешь? – старушка вздохнула и отхлебнула чай из кружки. – Для нас – общежитие. Общежитие и Шелупонь.
На несколько минут повисла тишина.
Леха думал о своей бездарно загубленной жизни и беззвучно плакал. Баба Варя раздумывала, чем бы его отвлечь.
– Ты ведь, милый мой, электрик?
Анишин отрешенно кивнул.
– Так может, посмотришь электричество в комнате? Что-то оно искрит, когда я эту штуковину новомодную включаю… капятильник, вот.
– Что? – приподнял голову Леха.
– Капятильник, – повторила старушка и, подумав, пояснила. – Который капяток капятит. Ты уж посмотри, милый мой, а я тебе за это… – она перешла на заговорщицкий шепот. – Малинового варенья банку дам. Последняя осталась, но для хорошего человека не жалко. Как там, бишь, товарищ Комендант говорит? По всем правилам общежития?
– Точно, – кивнул Леха и улыбнулся сквозь слезы. – По всем правилам общежития.
Мальчик, которого не было
Валентин хмуро месил ногами до неузнаваемости грязный ноябрьский снег. Подняв воротник короткого черного пальто, он бросил угрюмый взгляд на дорогу перед собой и зябко поежился. Его глаза тут же снова заволокла почти незаметная взгляду пелена. Он шел по следу. По следу, которого даже не видел.
Часом ранее он сидел в странноватой, но, по крайней мере, теплой гостиной и пытался понять, чем же она ему не нравится.
– …а главное – какой умный стал! – лился в его левое ухо безостановочный поток слов, своей назойливостью похожий на комариный писк. Слово «умный» звучало в нем как страшное оскорбление. – Где начитался – ума не приложу. Книги, телевизор, интернет – все под присмотром. А как ввернет какую-нибудь фразочку – хоть стой, хоть падай. Говорю ему, подстригись, чучело, не то сама обстригу, не рад будешь, а он мне про обуз какой-то. Да не было у нас в Советском Союзе никаких обузов, вот выдумают тоже…
Гостиная была оформлена в теплых, успокаивающих по задумке тонах, но вместо этого наполнявшие ее вещи страшно давили своей духотой. От выцветшего ковра с вышитым изображением каких-то крестьян, тянущих телегу по лесной дороге, веяло непередаваемой тоской. Угловатый деревянный стул, на котором сидел Валентин, будто со злостью давил снизу на ягодицы, отчего они затекли с совершенно феноменальной скоростью. В потрепанном бежевом диване, который заняли его наниматели, даже на расстоянии чувствовались торчащие под жесткой обивкой колючие пружины. Массивный дубовый шкаф-стенка со множеством ящичков и полочек, забитых бесполезным, никогда не использовавшимся барахлом, казалось, вовсе грозил раздавить одним своим видом.
– …я ж его как щенка облупленного знаю, – перехватил нить повествования более грубый и низкий голос. – Он – что? Ноль без палочки, вот что. Ничего не знает, не умеет и учиться не хочет. У всех дети как дети, а наш – ну весь из себя какой-то не такой. Еще бы они его уму-разуму не учили в школе. Ну, ничего, я эту новомодную дурь из него еще выбью. Вы только найдите, куда он сбежал, а мы уж тут, того, справимся.
– Ну куда он мог уйти? – плаксиво затянула женщина и шумно высморкалась в болезненно белый платок с идиотскими рюшечками по краям. – Ума не приложу. Он же у нас совсем домашний, никуда не ходит, не общается ни с кем. Ой, зачем, ну зачем он сбежал, стыд-позор, прости, господи…
«Я бы тоже сбежал, – подумал Валентин. – И ни за что бы больше не вернулся».
Браться за эту работу ужасно не хотелось. Было что-то неправильное в том, чтобы возвращать беглеца в это место. Все равно, что гнаться за удравшим с живодерни соболем. Но с другой стороны, мальчику могла грозить опасность. Без еды и воды, да при ночных заморозках – медленная, мучительная смерть.
Было и еще какое-то ощущение по поводу этого дела. Чутье почти кричало Валентину, что что-то здесь не так. Родители много говорят, но точно чего-то недоговаривают, упуская в своем рассказе что-то очень важное. Но выпытывать у них информацию, угадывая нужный наводящий вопрос, не хотелось еще больше. Валентин наконец поднялся с негостеприимного стула, прервав тем самым пустившуюся уже по второму кругу речь, строго поправил очки с узкими прямоугольными стеклами и с нажимом спросил:
– Вы же понимаете специфику моей работы? Я беру деньги вперед и не даю никаких гарантий. На вашем месте я бы просто положился на полицию.
– Да ничего она не сделает, полиция эта, – театрально всплеснула руками женщина, выронив платок. – Им-то что, дело открыли – дело закрыли, что есть человек, что нету. А нам-то, нам-то как людям в глаза смотреть? Это же такой позор, что соседи подумают? И из школы уже звонили… Не жалко нам денег, постарайтесь только нашу бестолочь вернуть.
Что-то в голове Валентина щелкнуло, будто встал на свое место важный кусочек паззла, но он не успел его уловить и тут же потерял среди бесчисленного множества других. Скомканно попрощавшись, он прямо-таки вывалился сперва в прокуренный подъезд, а затем на холодную улицу.
Теперь же он хмуро месил ногами до неузнаваемости грязный ноябрьский снег. Он представлял подростка в смешной вязаной шапке с синим помпоном, бегущего из того ужасного места, которое ему приходилось называть домом. Представлял – и шел за ним следом. Он не знал, как это правильно называется, не знал, как это работает, но это работало с достаточной степенью надежности, чтобы он мог называть себя дурацким, напыщенным словом «экстрасенс». Валентин не видел ничего экстраординарного в своей работе. Он просто делал, что умел, и получал деньги за то, что делал.
Ноги вынесли его с относительно оживленной улицы через тихий сквозной дворик на огромный по местным меркам пустырь. Валентин остановился и окинул еще более помрачневшим взглядом здание, нависающее над припорошенной все тем же снегом голой землей. Он знал, что это за место. Неприятное, даже опасное место, но поворачивать назад было поздно. Да и, если судить по совести, мальчика, нашедшего едва ли не худшее из возможных укрытий от ветра, нужно было спасать.
Кто знает, что могло случиться с ним в заброшенной много лет назад детской больнице.
***
Висящая на одной петле и собственном упрямстве дверь равнодушно качнулась, когда Валентин ступил на опасную территорию. На секунду ему показалось, что его нос уловил слабый «медицинский» запах дезинфекции. Но нет, на самом деле внутри пахло только пылью и – только у самого входа, совсем немного – мочой. Пол был усыпан обвалившейся штукатуркой, которую разбавляли лишь несколько шприцев (очевидно, появившихся здесь уже после закрытия) и одинокая бутылка из-под крепкого пива с остатками жидкости внутри.
Со стены, чуть дальше по коридору, на Валентина вылупился полустершийся нарисованный зверек, похожий не то на кота с круглыми ушами, не то на какого-то грызуна с пушистым хвостом. Больше всего от времени досталось глазам. Два огромных слепых пятна без остатков радужки или зрачков. Жуткий взгляд. Будто навеки посмертно застывший в каком-то дебильном восторге.
Сделав несколько шагов по коридору, Валентин ясно почувствовал: его вторжение не осталось незамеченным. Куда бы он ни обращал лицо, в затылок жадно впивались невидимые взгляды. «Еще один пришел, – говорили они. – Еще один останется с нами».
– Нет, – тихо ответил вторженец, стараясь убедить скорее себя, чем кого-то еще. – Я живой. Живой.
След вел вглубь здания, мимо жутковатого рисунка и нескольких других, которые экстрасенс предпочел не разглядывать. Мимо одинаковых пустых кабинетов, лишь в одном из которых сломанным грибом торчало пыльное гинекологическое кресло. Мимо лестничного пролета, и, наконец, в тесное помещение, бывшее, вероятно, подсобным. На его полках покоились ветхие коробки с твердым и холодным содержимым, а на полу был оставлен мешок с какими-то бурыми тряпками. Несколько из последних валялись, брошенные, отдельно, формируя что-то вроде подстилки или неряшливого гнезда.
Вот оно.
Валентин присел на корточки и брезгливо ткнул пальцем одну из тряпок. Одеяла. Колючие, жесткие, пыльные одеяла. Кто-то был здесь недавно. Кто-то, кто отчаянно пытался хоть немного согреться в промерзшем насквозь заброшенном здании. Кто-то маленький, немного напуганный и очень несчастный. Кто-то в шапке со смешным синим помпоном.
Экстрасенс осторожно, чтобы не спугнуть добровольное наваждение, присел на мешок, сглотнул все плотнее подступавший к горлу страх (я живой… точно, живой) и закрыл глаза. Пара минут в полной темноте и тишине – и он стал различать смутные очертания, постепенно складывавшиеся в ту самую картинку, которую он ожидал увидеть.
Впрочем… не совсем.
***
– Ну и откуда она здесь? – прошипел раздраженно-сосредоточенный девичий голос.
– А я почем знаю? – ее совсем юный собеседник тихо шмыгнул носом. – Я только спустился этаж одним глазком проверить, смотрю – дверь открыта и она тут эт» само… лежит.
– Сколько раз тебе говорить, чтоб один не шастал, – раздался тихий хлопок подзатыльника. – Ты б еще в зеркало какое глянул «одним глазком проверить». Ну, ткни ее хоть пальцем, раз такой смелый.
– Сама ткни, – обиженно пробурчал смельчак и шмыгнул громче. – Вдруг она эт» само… ну, из этих.
– Н-не из эт-тих, – вмешался третий голос, в котором слышалась напряженная борьба с заиканием. – Они с-с-с… сами нас н-наход-дят. Н-не спят в к-к-кл…
– Ну тогда тебе и флаг в руки, – перебила его девушка.
– И перышко в зад, – поддержал ее собеседник, заработав этим еще один легкий подзатыльник.
Тихий, осторожный шаг в ее сторону. Еще один. И тут она вспомнила, где находится и проснулась окончательно.
– Шевелится! – взвизгнул самый маленький из троицы, юркнув за спину высокой девушки.
– Тихо, – шикнула та, не сводя глаз с угрозы. – Правило, как учили! Главное – понять правило…
– Она н-не из эт-т-т… – упрямо повторил заика, но тоже немного отступил, вытянув перед собой странно подергивающую всеми мышцами попеременно руку. – Т-ты к-к-к…
– Кто? – пискнул мелкий из-за чужой спины.
Оккупантка кладовки наконец выпуталась из одеял, подняв облако пыли, и, в свою очередь, подалась назад, прижавшись спиной к полкам. Ее руки нашарили в одеялах небольшого плюшевого медведя и рефлекторно выставили перед ней как смехотворно слабый щит. Незнакомцы не выглядели угрозой, но она привыкла не ждать от детей ничего хорошего, а потому морально готовилась к обороне. Собрав в кулак всю свою храбрость (достаточно маленькую, чтобы поместиться в ее кулаке), она с вызовом вскинула голову и ответила:
– Я Диана. А вы?
Ненадолго воцарилось молчание. Единственным, что нарушало немую и бездвижную сцену, было сбивчивое дыхание подростка, стоявшего к новоприбывшей ближе всех. Присмотревшись к нему внимательнее, она заметила, что подергивается у него не только рука. Его лицо то и дело заметно пронзало судорогой, а кадык почти безостановочно ходил взад-вперед. Неужели настолько боится?
– Похоже, и правда не из этих, – с сомнением протянула его почти взрослая подруга.
Один ее глаз был надежно скрыт за спадающей на пол-лица плотной светлой челкой, а другой придирчиво скользил по незнакомке. Не найдя признаков угрозы, девушка едва заметно выдохнула и шагнула вперед, осторожно поднеся руку к груди:
– Я Тина. Просто Тина.
– А я Кастет, – вышел из-за ее спины мальчуган лет десяти.
Тощий и с какой-то непропорционально большой головой, он старался говорить басом и чуть подпрыгивал при движении, пытаясь казаться больше.
– Дурацкая кличка, – холодно констатировала Тина. – Долго думал? А, неважно, будешь и дальше Костей.
Несостоявшийся Кастет показал ей язык и скрестил на груди руки в знак протеста.
– А я П-п-п…П-п-п…
– Пашка он, – не справился с нетерпением Костя и шумно втянул в ноздрю то, что, было, из нее показалось. – Пашка-какаш…
Тина среагировала молниеносным подзатыльником. Шутник надулся и замолчал.
– Так… – девушка пригладила челку, будто хотела, чтобы она надежнее закрывала глаз. – Как ты здесь оказалась? Давно не появлялось новых… ну, ты понимаешь.
– Вообще-то не очень, – призналась Диана. – Я…я сбежала. Не думала, что здесь кто-то есть. Могу уйти, если хотите.
– Уйти? – хором спросила троица, ошарашенно переглянувшись.
– Она не с нами! – взволнованно прошептал Костя.
– Н-нет, – согласился Паша. – Н-но б-близко.
– Да, пожалуй, – протянула Тина, разглядывая гостью с еще большим интересом. – Знаешь, Диана, я бы на твоем месте так и поступила. Беги, пока можешь.
– Мы не гоним, не подумай, – встрял Костя. – Просто эт» само… так лучше будет.
– Т-тебе есть к-куда п-п-п…п-п-п… – Паша со злостью ткнул кулаком стену, так и не справившись с коварной буквой.
Диана потупилась в нерешительности. Откуда-то вдруг потянуло запахом со смесью приторной сладкой ваты и нафталина. Из-за дальнего угла коридора донесся неопределенный слабый отзвук. Тина бросила в ту сторону настороженный взгляд – видимо, тоже услышала, и теперь пыталась понять, не показалось ли ей.
– Нет, – наконец вздохнула Диана. – Мне некуда пойти. На улице только быстрее замерзну. Можно я… побуду с вами?
– Плохая идея, – тихо проговорила Тина, продолжая вслушиваться. – Почему бы тебе…
– У-у-у, – донеслось из-за угла чуть громче. – О-о-ой-ей-ей…
– Макан! – Тина схватила мальчишек за вороты футболок и дернула к противоположной от кладовки к стене. – Прячьте головы! Быстро!
– Что происходит? – недоуменно спросила Диана.
Трое из заброшенной больницы почти синхронно присели на корточки вдоль стены, прижав к груди подбородки и закрывая руками головы так, словно ожидали, что с потолка на них посыпятся кирпичи.
– Нет времени объяснять, – приглушенно прошипела Тина. – Делай как мы! Спиной к стене, голову закрой, не двигайся и молчи! Макан идет…
В перерывах между завываниями из коридора стал слышаться приближающийся шорох. То, что напугало странную троицу, определенно двигалось в их сторону. Что-то во всей этой ситуации подсказывало Диане, что ребят лучше послушать, и она свернулась у стены, спрятав голову между локтей а медведя зажав коленями.
– Что же мне де-е-елать, – глухо, будто в подушку, подвывал приближающийся голос. – Как же мне бы-ы-ыть? Я тако-о-ой несча-а-астный…
Настоящего страдания в нем не чувствовалось и близко. Напротив, по мере его приближения фальшь все сильнее резала ухо. Неизвестный звучал как начинающий актер-самоучка на провинциальном спектакле для самых маленьких.
– Не хочу Макана, – тихо пискнул Костя. Диана заметила, что его бьет почти такая же дрожь, как Пашу. – Только не Макан, все, что угодно, только не…
