скачать книгу бесплатно
В хижине отсутствовали окна. Впрочем, и хижиной помещение назвать было тяжело – деревянный каркас обмазали глиной и обложили крышу соломой. Кроватью учёному служили шкуры убитых животных, и в столь тесном пространстве антрополог, пока спал, едва не угодил в здесь же разведённый очаг.
Учёный всмотрелся внимательнее в стены. Запах стоял не самый приятный, и причина крылась в использованном для укрепления стен коровьем навозе, перемешанном с травой и песком. Сквозь щели проникал в помещение утренний свет, заливая хижину мягкими золотистыми полосами. Плетёный соломенный мат колол спину. Там, за выходом, слабые голоса местных в отдалении пленяли внимание мужчины. Где бы Мистер Хаксли теперь не оказался, какое племя бы его сейчас не приютило – две недели исследований, холера и страшное нападение хищного животного точно не остались просто сном.
И потому вставать особенно не хотелось, да и куда? Возвращаться в таявшую угрозы реальность и бороться за жизнь в условиях дикой природы? Только одно желание побуждало мужчину ворочаться и предпринимать попытки совладать с усталостью – жажда написания статьи. Это уже не просто размытая цель, но чёткое представление финала путешествия, способное хоть как-то сгладить потрясение от пережитого ужаса.
Ныла грудная клетка – удар пришёлся как раз на неё. Гудели ноги – но только от напряжённой двухнедельной работы. А и без того частое дыхание утяжелялось из-за огня, что дополнительно провоцировало выбраться на свежий воздух.
Дверью в помещении служила занавесь из креплёных к лианам листьев. Прежде они только слегка касались друг друга, сопровождая шелестом умиротворение, но резко распахнувшая импровизированную шторку девушка внесла хаос и раздражение в идиллию тесного очага.
Учёного навестила африканка не старше шестнадцати, с бронзовой кожей и утончёнными чертами лица. Длинные чёрные вьющиеся волосы свисали у неё с плеч, а карие глаза сияли интересом и страхом перед белым чужаком.
Носила она подобие красного южноафриканского хлопкового платья-халата. Украшенная вышивкой одежда, вкупе со сверкающими на шее камушками, ракушками и перьями, придавала незнакомке стати и изящества. Грациозно влетела местная в хижину на тонких кожаных сандалиях и протянула мужчине глиняную чашу.
Сильный неприятный запах ударили в нос. Змеиная раувольфия, предположительно определил мистер Хаксли, смешанная с кашей ряда местных трав. Тёплая чёрная жидкость бурлила, пузыри в ней лопались на поверхности с непривлекательным бульканьем. Незнакомка присела рядом и что-то процокала на родном языке, жестами призывая поднести чашку к губам и глотнуть.
Учёный скорчил брезгливую физиономию и нахмурил правую бровь. Единственная причина, по которой готов он был рискнуть, заключалась в возможности приобщиться к местным традициям, что подразумевало расширение знаний о культуре и дополнение статьи соответствующими деталями. Задержав дыхание, Бернард сделал первый глоток – горький привкус смешался с дурианом, маракуйей и алоэ. Сочетание странное, но терпимое. Сладость перетянула на себя самую невкусную часть напитка, и по телу моментально разлились небывалые спокойствие и расслабление.
Голова у мистера Хаксли закружилась. Прекрасная молодая незнакомка, сидевшая напротив, неожиданно обернулась змеёй. Под напором жгучего африканского солнца стены хижины расплавились. Планета свернулась в клубок и, следом, растянулась тарелкой, пока змея окружала её и захватывала в кольцо. Тут уже и сам Бернард утратил ощущение собственного тела, но почувствовал себя бесконечным столбом в центре мироздания. «Вилы Аммы» раздалось где-то в небесах эхом, один мир разошёлся на семь, и в центре каждого он – мистер Хаксли – железное непоколебимое связующее звено между окружёнными бесконечной водой вселенными. Змея уже образовала кольцо и спешила угнаться за собственным хвостом. «Не дай ей откусить хвост», раздался вновь, определённо, женский голос. «Найди дорогу в первый из семи…».
Картина резко оборвалась, когда чёрные тучи заслонили бесконечные воды и поглотили змею. Раскаты грома заглушали теперь чужой голос, и образ медведя мерцал во вспышках грозной мордой, надвигаясь на Бернарда или, скорее, на столб мироздания со всей свирепостью и кровожадностью хищника.
– Чужак! – прорычало существо, вонзя острые, как зубы, тучи в мистера Хаксли, и мужчина проснулся.
Стемнело – солнечные лучи уже не проникали в хижину, и даже огонь в очаге погас. Антрополог проснулся в холодном поту. Ворочаясь, он раскидал все шкуры по хижине, а сам каким-то образом перевернулся. Однако, что приятно – мужчина более не чувствовал усталости или болей в груди, силы вернулись к нему, и тело желало встать на ноги.
Не сразу понял мистер Хаксли – от чего ему сейчас так легко и свободно. Походные штаны и рубаха, вообще вся одежда, и даже блокнот, пропали. Мужчина лежал абсолютно нагой, прикрытый всё теми же шкурами, и никак не мог сообразить – а был ли он нагим уже тогда, перед незнакомкой, или раздет позже? Мурашки пробежали по спине, но дыхание восстановилось со взглядом в дальний угол – там, на соломе, лежали его блокнот и одеяния местных.
Пытаясь разобраться в креплениях, кое-как Бернард нацепил на себя сначала набедренную повязку, затем передник из выделанных шкур, а поверх – закрепляемый на плече ремнём плащ-каросс, но нитку с бусами из раковин каури на шею надевать не стал. Не хотел с первой встречи приобщать себя к чужой культуре, на равных расхаживая среди местных точно здесь родившийся.
Голоса жителей на улице не пропали – напротив, стали чётче и громче. Не сразу дошло до антрополога, что причина крылась вовсе не в расстоянии – мужчина словно разбирал отдельные слова и машинально переводил их на английский! Скидывая речевую ясность на долгое времяпрепровождение в джунглях, мистер Хаксли зачем-то растрепал без того неухоженные рыжие волосы и, выпрямившись гордо, шагнул навстречу новым знакомствам.
В глаза ударил яркий свет больших костров. Несколько десятков силуэтов, сплетаясь в гармоничный дуэт, напевали что-то и кружились вокруг огня с танцами. От обилия шагов сама земля дрожала и пульсировала. Шестеро мужчин-музыкантов отстукивали на барабанах пятками ритмы, а старики, женщины и дети резко перепрыгивали с ноги на ногу, кружась, а затем внезапно замирали, и повторяли движения вновь – при этом у большинства звенели ножные браслеты с латунными колокольчиками, придающие музыке глубины и разнообразия.
Верховный жрец Вилакати – шаман племени, прозванный жрецом неосведомлённой Эвелин Кларк, был в числе танцующих, хотя возраст уже не позволял ему так же высоко закидывать ноги и поспевать за другими. Участники танца понимающе приостанавливались и расступались стоило старику оступиться, но не прекращали обряд ни на секунду. Бернард так засмотрелся на его сложный задрапированный костюм из ярких и лучших в округе тканей и на скрывающую лицо жуткую маску, что даже не заметил подбежавшего Тайо – такого же резвого и любопытного. Он принимал участие в ритуале совместно с родителями, а теперь взял за руку друга и тянул за собой.
– Что? Ты зовёшь меня? Нет, я не умею танцевать это…
– Да пойдём же!
Просьба мальчика прозвучала столь отчётливо и понятно, что мистер Хаксли, опешив, поддался уговорам и сам не заметил как оказался возле костра, втянутый в разгар ритуала.
Открой глаза и присмотрись,
В чужую душу провались —
Она бежит с тобою в такт,
Минуя смерти давней факт.
Шаман напевал очень разборчиво, а Тайо показывал чужаку движения – как переставлять ноги, как размахивать руками и в какие стороны поворачиваться. Звон колокольчиков на ногах юного жителя племени слился с ударами в барабаны, и даже брёвна в костре затрещали ритмично. Только теперь, прислушавшись, мужчина подметил слабое мычание остальных танцующих – и сам, не зная зачем, замычал. Ритм ускорялся, а к барабанам присоединились трещотки, когда из пламени, готов был поклясться Мистер Хаксли, выпорхнул фиолетовый дым. Тут же шаман Вилакати остановился, сделав шаг вперёд, и скинул в огонь взявшуюся откуда-то козью шкуру. Та загорелась, и витавший меж листвы дым рассеялся. Ноги туземцев забарабанили с новой силой, и усиленное мычание едва не заглушило любые сторонние звуки. Бернард хотел закрыть уши, но настолько ушёл в обряд, что уже не контролировал тело и прыгал подобно рождённому здесь.
Вождь Вилакати
И тогда в толпе антрополог заметил и её – девушку, навещавшую утром с чашкой лекарства. Волосы она украсила перьями, и кружила так плавно и спокойно, как если бы не прилагала усилий, а плыла в воздухе, обернув в воду саму атмосферу. На гостя девушка не смотрела – да и не должна была. Взгляды всех здесь были прикованы к дыму, а когда тот рассеялся – к чистому звёздному небу.
Ритуал завершился. Музыка стихла. Мистер Хаксли пытался скрыть учащённое дыхание, но и Тайо с прочими детьми, запыхавшись, стремились скорее отдышаться, что мужчину несколько успокоило. Его уже обсуждали за спиной – молодые мужчины и девушки перешёптывались и неловко поглядывали в сторону белой вороны. Надень Бернард хоть тысячу ракушек, он не вызвал бы недоумения ни у кого – никакая одежда или украшения не скроют цвета его кожи и всегда будут выдавать чужака.
Вилакати подошёл тихо, неспешно, точно гордый лев к пойманной добыче. Его одеяние звенело, а маска из слоновой кости, изображающая безмятежное мужское лицо в головном уборе с железной инкрустацией на лбу, безмолвно уставилась на мистера Хаксли. Тайо спешно удалился, склонив голову, и никто из местных не смел подойти к говорившим.
– Тебе повезло, вождь Зикимо одобрил твоё присутствие в племени, – задиристо озвучил старик и поклонился. – Мы будем рады тебе до тех пор, пока не нарушаешь ты наших запретов.
– А… дружище, будь добр… – Бернард оборвался на полуслове, даже сквозь маску почувствовав презрение собеседника, и спешно извинился. Наверняка его теперь понимали так же хорошо. – Прошу прощения, шаман Вилакати. Мой вопрос будет странным, но я хотел бы понимать – как и когда выучил ваш язык?
– Ты звучишь воздухом, а воздух – творение богов. Научившись слышать бога, можно услышать и друг друга, – ответил шаман загадками, не прояснив ровным счётом ничего.
– Но я не слышал богов, уважаемый мистер Вилакати…
– Однако ты вкусил божьих даров и отринул от мирского. Твоё тело училось, пока душа плыла по мирам. Древо питало душу знаниями, и плод вернулся в тело наученным. Ты уже давно знал наш язык – тебя нужно было лишь подтолкнуть.
Мистер Хаксли прищурился, всё ещё ровным счётом ничего не соображая и ужасаясь от невозможности происходящего. Между тем, шаман уже шагал прочь от гостя, от костра и музыкантов – куда-то в чащу джунглей. Скоро даже от его звона не осталось и следа, а антрополог всё стоял на одном месте и осмысливал. Жители племени уже расходились по жилищам, приводя в порядок своего рода площадь, а Тайо закликали родители.
– Пойдём, я познакомлю вас! – предложил паренёк, и белый человек не видел причин для отказа.
Дома местных, предназначенные для длительного проживания, выглядели больше и уютнее. Их обвивали плетёные пальмовые листья и стволы бамбука, а основы украшали яркими геометрическими узорами.
Вокруг центрального костра стояли самые большие и впечатляющие хижины, в одном из которых и жила семья Тайо. Те же дома по периметру, которые предназначались обычным жителям, смотрелись скромнее и скрывались за густой зеленью – большую часть их украшений составляли разноцветные ткани и маленькие огороды, хотя так же встречались маски и деревянные статуи предков.
На пороге мистера Хаксли и его маленького друга встретила представившаяся Лунджил женщина. У неё не было волос, что нисколько не лишало хозяйку красоты. В качестве украшения мама Тайо носила, неожиданно, венок из крышечек от пластиковых бутылок – их она однажды выменяла у случайного американца за табак. Украшение выглядело необычно, но вполне уместно, дополненное деревянными бусами и парой висевших на шее разноцветных ожерелий. Платье у неё выглядело потрёпанным и грязным, но сама ткань – современной и целой. Из любопытства женщина уже на пороге потянулась к белой коже незнакомца и невольно вздрогнула, когда коснулась руки мистера Хаксли.
– Доброго вечера! – Бернард поклонился, когда Лунджил плюнула в ладонь и протянула руку для приветствия.
– Добрый вечер! – она улыбалась, и антрополог просто не посмел ответить неуважением. Тайо в этот момент особенно приободрился – его друга одобрил первый из членов семьи.
Но не успел мистер Хаксли пройти вглубь помещения, его внимание вновь привлекла она – девушка с чашкой лекарства. Она сидела на шкуре и плела подвески, искоса поглядывая на гостя и загадочно улыбаясь. Волосы свисали у неё с одного плеча, а платье заигрывающее приспустилось. К тому моменту, когда глава семьи подошёл за рукопожатием, рот Бернарда был приоткрыт и глаза не моргали вторую минуту.
– Рады знакомству, странник, – доброжелательный бас вернул мужчину к реальности. – Присаживайся, располагайся. Расскажи нам свою судьбу.
Абрафо, отец Тайо, оказался сильным широкоплечим охотником – одним из основных добытчиков в племени. Гладковыбритый, лысый, в накинутой поверх леопардовой шкуре, карими глазами с морщинками выдавал он добряка-весельчака. Похлопав Бернарда по плечу так, что гость едва не поперхнулся, усадил его рядом с собой и то ли случайно, то ли намеренно повернул спиной к дочери.
– Ну, я… Странник, да, правильно. Я – антрополог.
– Ктолог? – вопросила Лунджил, внимая каждому издаваемому чужаком звуку.
– Ну, это… Знаете, такой специалист… Научный сотрудник, так скажем…
– А кто такие научные сотрудники? – теперь уже недоумевал и Абрафо.
– Это… люди такие, да… Я человек, который изучает других людей…
– Как шаман? – заулыбался широко Тайо, будто понял всё на свете.
– Не совсем как шаман, хотя может быть немного как он… Я изучаю происхождение человека, его развитие, кем он станет, какие у него особенности.
– Как шаман, – одобрительно закивали уже все собравшиеся слушатели, включая привлекательную особу в углу. – А зовут тебя как?
– О, я прошу всех называть меня мистер Хаксли.
– Мистер! – снова протянула руку Лунджил. – Мистер! Мистер!
– Мистер из внешнего мира? А я думал, вас зовут Бернард, – опешил мальчик, уже знакомившийся с белым другом неделю назад.
– Да, я Бернард, но все зовут меня Хаксли. Не мистер. Понимаете, мистер – это такое обращение. Как…. шаман, например. Есть шаман Вилакати, а есть мистер Хаксли, вот и всё!
– Ааа, – продолжали глупо кивать родители. – Шаман Мистер Хаксли.
И только девушка всё поняла, но не подала виду. Она не посмела ни разу заговорить, и лишь собирала подвески и браслеты весь вечер. Не утратила она грации и стати, осанка не выдавала в ней усталости, и улыбка тоже не сползала ни на мгновение.
– Как попал ты в наш мир, Мистер? – продолжал интересоваться Абрафо жизнью своего гостя.
– С другими научными сотрудниками мы прибыли изучать ваш мир и… – Бернард задумался – стоило ли ему рассказывать о поисках местных сокровищ, возможно, изначально обречённых на провал, ибо полагались они лишь на неподтверждённые слухи? В конечном итоге, мужчина решил сию деталь утаить и продолжил беспристрастно делиться впечатлениями от путешествия. – Мы хотели с вами познакомиться, и записать всё в блокнот. Но мои люди сильно заболели, и ночью на нас напал хищник.
– Какая досада, – переглянулись Лунджил и Абрафо. – Хвала Йемайе, что вы уцелели, Мистер!
– А она тут при чём? Вы про вашу дочь?
И тогда мужчине объяснили, что только волей богини-матери вод, владычицы Океана Йемайе, Тайо достал тем утром из водоёма рыбу. То было веление богини, явившейся шаману в ночь перед трагедией. Умник Тайо исполнил предназначение и спас того, кто сидел теперь в одеяниях племени, потому что боги нашли в нём что-то. И когда в племени узнали о выборе богов – не осталось сомнений в возможности белого человека временно пожить в любой из доступных жилых хижин.
– Тогда мне стоит… поблагодарить эту богиню, да?
– Боги не нуждаются в благодарности, – пояснила Лунджил. – Когда придёт время – они с тебя спросят, и ты отблагодаришь их поступками.
– Значит я, так скажем, в долгу, который однажды придётся отдать?
– Никто не в долгу перед богами или духами. Мы оказываем им честь и помогаем держать мир в равновесии. Главное – помнить о своём спасителе, и памятью чтить его существование.
Закончив с речью, Лунджил откланялась на кухню. Помещение с печкой было огорожено от второй части дома тканью, и никто кроме женщины и её дочери туда не заглядывал, но остальные засиживаться на кроватях тоже не стали – Абрафо предложил гостю пройти во двор, где они уселись за деревянный стол в свете зажжённых молодой красавицей факелов.
На площади затухал ритуальный костёр. Изредка кто-то из местных детей подбегал к нему, ворошил палкой брёвна, и искры взлетали к небу сливаясь со звёздами. Десятки семей выходили на улицы, зажигали факела и готовились к ужину, но далеко не во всех семьях присутствовали мужья – кто-то ещё не вернулся с охоты и рыбалки, а кто-то погиб и воссоединился с духами.
Первым блюдом Лунджил вынесла ароматную горячую кукурузу – четыре больших початка так и манили мужчину, но ему ни одного не досталось. Растение расхватали члены семьи, и мистер Хаксли не посмел противиться хозяевам. Но терпеть и заливаться слюной оголодавшему чужаку не пришлось – следом вынесли тушёное мясо с инджерой[4 - Инджера – кисловатая ферментированная лепешка со слегка губчатой текстурой, традиционно изготовленная из тефовой муки.] и несколько глиняных мисок со специями – от кумина и кориандра до паприки и перца чили.
По случаю праздника – прибытия в племя белого человека – Абрафо позволил жене открыть бутылку местного пальмового вина. Подобные напитки разливали лишь во время самых важных событий – свадеб или похорон, что очень порадовало опасавшегося прослыть нежеланным Бернарда.
– Откуда у вас такие восхитительные напитки? – поразил мужчину сладкий кокосовый вкус едва ли не сока.
– Тебе нужно познакомиться с Майну, сыном Масамбы, – отвечал гордый своим другом отец семейства. – Масамба занимается приправами, а его сын делает вино.
– Но как он его делает? Это невероятно! Никогда ничего вкуснее будто и не пил!
– Всех секретов Майну не раскрывает, но я точно видела, что он плюёт в верхушку пальмы за несколько дней до приготовления, – неожиданно подала голос дочь, и то ли вино, то ли её тембр столь опьяняюще подействовали на мистера Хаксли, что у мужчины возникло желание завалиться под стол.
Никто её за речь не осудил. Абрафо даже закивал одобрительно в подтверждение, а незнакомка, между тем, снова уткнулась в тарелку с мясом. И тогда разгорячённая кровь Бернарда и общая тёплая атмосфера сподвигли антрополога на решительный вопрос.
– А как тебя зовут? Ты не говорила.
– А меня никто и не спрашивал, – парировала она, склонив голову набок. – Ифе.
– Благослови тебя Господь[5 - Английский ответ на чихание]!
– Что? – сидящие за столом искренне недоумевали, и мистер Хаксли хотел провалиться на месте за сказанное.
– О, так ты не чихала? Мне показалось… Видимо, птица громко взмахнула крыльями… Где-то… Далеко… Ифе – красивое имя! – тут Бернарду показалось, что отец семейства насторожился. – Кстати… Такое же красивое, как Лунджил. – отец семейства насторожился сильнее. – И как Абрафо – тоже очень могучее, крепкое имя – под стать вам!
– Мистер – тоже прекрасное имя, – одобрила мама похвалу, доедая остатки ужина.
– А моё, моё имя тоже красивое? – с надеждой уставился Тайо на своего белого кумира.
– Несомненно. Самое лучшее. Моё любимое, – поддержал мальчика антрополог, выдыхая после испытанного напряжения.
Однако ещё ни одно африканское имя Бернард Хаксли не запоминал так быстро, как её. Ах, если бы он только умел чихать её именем, думал антрополог перед сном, вернувшийся домой после ужина.
Мужчина ещё слабо представлял себе ближайшее будущее. Что ждут от него в племени? Должен ли он сам добывать себе еду? Какая роль ему отведена? Следует ли озаботиться поисками спасения? И нужно ли ему вообще близкое общение с дикаркой?
Единственное, что можно было утверждать наверняка и успешно зафиксировать в лежавшем на соломе блокноте – мистер Хаксли обрёл дом. Временный, тёмный и дырявый, но тёплый и крепкий, усилиями Тайо кое-как превращённый в подобие палатки обугленными остатками ткани.
Проснувшийся достаточно недавно, учёный просидел в блокноте ещё около часа – записывал мысли о пережитом и полученные о местных сведения. Он упомянул бы и фиолетовую дымку из костра, если бы не сломался карандаш. Отсутствие ножа и нежелание выходить из хижины сделали своё дело – в думах об Ифе, дочери Абрафо, мужчина так и уснул.
И ночью ему вновь снились грозовые тучи – грозно нависали они над головой мордой медведя, пока не ворвались в сон британца жители племени во главе с шаманом и не разогнали зло древними магическими ритуалами. Тогда, в жгучем сиянии солнца, явилась девушка, и вся вселенная обрела краски.
Мои впечатления от пребывания в племени невозможно передать словами. Я столкнулся с такими необычными явлениями, которых не мог представить даже в самых фантастических снах. Их ритуалы и обряды заставляют терять связь с реальностью, и вот задаюсь я вопросом – не в травах ли дело?
Сложные ритуалы, которые управляют здесь повседневной жизнью, великолепны. Запечатлен феномен резкого приобщения белого индивида к африканской культуре, что привело к инстантному пониманию и общению на чужом языке, аналогично щелчку пальцев. Данный факт я мог бы попытаться списать на стремительное вовлечение в адаптацию к новой среде, спровоцированную экстремальными условиями, если бы не искажающие реальность местные лекарства и настои
В племени пока нет и намёка на богатства, но и все сокровища, по традиции, складируются в доме вождя. Остаётся разработать план действий и определиться с дальнейшим ходом исследования.
Бернард Хаксли, участник международной этнографической экспедиции.
Дневниковая запись от 13.05.1924
ГЛАВА 3. Мистер Хаксли лишён выбора
Утром Бернарда Хаксли разбудил местный винодел. Солнце ещё не успело взойти, и британцу так хотелось чуть-чуть подольше понежиться в кровати, но племя давно проснулось, и ставшему её частью гостю подобало принимать местные устои.
Незнакомец, чьё пальмовое вино пришлось вчера по вкусу чужаку, восседал на шкурах точно хозяин и рассматривал буквы в толстом кожаном блокноте. К большому счастью, читать он не умел – записи остались ему недоступны, и туземец не выудил ни единого секрета.
Повязка из перьев и ракушек украшала голову местного, а тело обвязывали верёвки с креплёными пальмовыми листами. Это точно был самый толстый из виденных антропологом жителей – живот у него казался таким, как если бы вчера он проглотил козу целиком.
– Мой тебе совет – белый анти жует игбегулу, потому что она лежит на земле; пусть он залезет на пальму и съест её.
