Медвежьи сны

скачать книгу бесплатно


– Разве тебе не интересно, как живет народ, пока вы в Москве ездите на ламборгини, кушаете белужью икру и отдыхаете на Мальдивах?

Он был хороший человек, она доверяла своему чутью, и интуиция никогда не подводила ее. Он был хороший и несчастный, и в своем одиночестве был зол и похож на загнанного зверя. Маруся знала, что ни в чем не виновата, знала, что несправедливо было винить ее в грехах человечества, но он не оставил ей выбора, кроме как оправдываться и чувствовать себя маленькой девочкой в кабинете директора.

– Мои родители были инженерами. – Она вздохнула и заглянула в свое детство сквозь пыльное стекло между пролетами лестницы. – Мы жили в новостройке с видом на кольцевую дорогу, весь год копили деньги на отпуск в Бердянске, а по праздникам ели салат из фиолетовых кальмаров и твердую колбасу с розовыми пятнами жира, которую давали в заказах. Я помню свое клетчатое пальтишко с искусственным воротником, в школьной раздевалке таких было три штуки, и мы все время путались, где чье. В июне и июле я ездила в пионерские лагеря, а когда папа умер, мы с мамой в августе оставались в Москве и ездили загорать на Клязьму. Джинсы «Верея» я выпросила себе только в десятом классе и копила по пять копеек с обеда, чтобы иногда сходить в кафе-мороженое. И я очень хорошо училась, потому что мама не могла платить за подготовительные курсы и за репетиторов, и только чуточку не дотянула до медали. На выпускной я получила в подарок золотое колечко с аметистом и сберкнижку с тысячей рублей. На них я купила механическую машинку и печатала чужие курсовые и дипломы, потому что стипендия была смешная, а мамин НИИ развалился в перестройку, и она ушла администратором в поликлинику за копейки. – Маруся в задумчивости перебирала картинки из прошлого и с трудом вернулась в реальность грязного подъезда. – И разве грех, что, когда мы поженились, Димка из кожи вон лез, чтобы вытащить нас из этой серости? Да, он умеет зарабатывать деньги. Он сильный и талантливый, он может позволить себе держать домработницу, менять дорогие машины, ездить на футбольные матчи по всему миру и даже до конца своей жизни не работать, если станет лень. Вы ведь тоже не живете, как они! Вы могли бы продать свой замок и построить многоэтажку. – Она вздохнула, решив, что слегка перегнула палку, перевела на него виноватые глаза и поспешно отвернулась. – Можно снова все поделить, чтобы плохо было всем без исключения. И что изменится вон за той дверью, если я надену китайские шмотки и буду ездить на автобусе? Или вам кажется, что тогда я стану сговорчивее?

Дмитрий Алексеевич смотрел на ее тонкий профиль на фоне грязной стены и почти видел нежную школьницу в белом фартучке, с лентами, вплетенными в светлые косы. Но когда она обернулась, у нее было отчужденное лицо, сжатые в линию губы и две глубокие морщинки между сомкнутыми бровями. И эта чужая сорокалетняя женщина, стоящая рядом, вовсе не вызывала желания быть справедливым и благородным, потому что у него тоже имелась своя правда, совсем не такая чистенькая и уютная, как у девчонки с московской окраины.

– А я вырос на соседней улице. Дом простоял с довоенных времен, а лет пятнадцать назад сложился, как карточный. Правда, бабка уже не увидела, что от ее квартиры даже следа не осталось. Когда родители уехали на север, я жил с ней. А потом отец нашел женщину, мать вернулась домой и за два года спилась. Я вытаскивал ее из чужих квартир, находил полуголую в подворотнях и дрался с ее мужиками. Она утонула пьяная в начале лета в городском пруду, и я вздохнул с облегчением, потому что мой кошмар кончился. И детство кончилось. А бабка на похоронах впервые заплакала. Обычно она меня ремнем охаживала, как теленка, и требовала, чтобы я учился. Но я не учился, шлялся круглые сутки, пробирался мимо билетеров в кино и думал, что уеду к чертовой матери из этого городишки и никогда его больше не увижу. Ни дворы эти, ни трубы заводские, ни бабку. А потом на самом деле уехал в Питер на заработки и получил все, что хотел: бизнес, девок, возможности. И только через десять лет вернулся, как будто мне на шею накинули веревку и потянули. Бабка была еще жива, а город умирал, и мне тут нечего было делать, потому что я его сто раз перерос. А я взял и остался, завод выкупил и бабку пытался в нормальную квартиру переселить. Я с ней собачился до последнего, а когда она умерла, я ее пожалел, и мать-покойницу вспомнил, и отца, который на севере горбатился, чтобы троих малолетних отпрысков прокормить. И даже людей этих пожалел, которые и раньше-то жили, как придется, а теперь вообще хуже уличных собак. И я не обольщаюсь на счет их благодарности. Я для них не лучше тебя, хоть со многими по заборам лазил и водку пил. Они мне в лицо кланяются, а за спиной ненавидят. Думаешь, я не вижу ничего? Не хочу, как ты, жить в столице или в Европе? Но как вспомню, что бабка копейки отсчитывала на молоко и буханку и рубашки отцовские на меня перелицовывала… Я и Серегу не отпустил, когда он в Москву просился. После института домой выписал и главой местной администрации посадил. А этот выкидыш девок в кабинете на столе раскладывает. Нет бы пройтись вот тут по этажам и посмотреть, как оно бывает в настоящей жизни.

– Я не знала.

На Марусином лице больше не было ни злых глаз, ни суровых морщинок на лбу, но образ девочки померк и возвращаться не желал.

– Чего ты не знала? – не понял он и пнул пивную банку, которая с грохотом покатилась вниз.

– Да ничего не знала. – Она приблизилась и бросила опасливый взгляд на мутный глазок в ближайшей двери. – Ни про город, ни вообще про то, как люди вдали от Москвы живут. И про ваше детство…

– А чего тут знать-то? – Он хмыкнул, сунул руки в карманы и, чуть не задев ее плечом, пошел вниз, снова пнул банку и обернулся с нижнего пролета. – Ты там поселиться собралась? Идем, навестим главу администрации. Посмотрим, как он верой и правдой служит народу в свободное от развлечений время.

Эта идея ее порадовала еще меньше, чем посещение местных трущоб, но спорить с хозяином было рискованно и она покорно застучала каблучками по щербатой лестнице, сцепив пальцы, чтобы случайно не прикоснуться к стене или перилам. Мимо нее вверх, ругаясь, как взрослые, пробежали двое мальчишек и кудлатая собака, она посмотрела им вслед и наткнулась на стоящего на нижней ступеньке мужчину. Он обхватил ее рукой за спину и удержал, не давая отодвинуться.

– А что, если одеть тебя в китайские шмотки, ты согласишься?

– На что? – спросила она и покраснела, пряча глаза.

– Сама идею подала!

Он забавлялся ее беспомощностью и крепче прижимал к себе.

– Дмитрий Алексеевич, это неправильно, – пожаловалась Маруся, отклоняясь и выгибая шею, и было неясно, то ли она сторонилась его готовых к завоеванию губ, то ли подставлялась под них.

– Вот оно что! – протянул он насмешливо. – Шмотки на тебе не те, и обстановка не располагает к романтике.

– Я не понимаю…

– Нет? – Он взялся за ее подбородок, и Маруся уперлась ладонями ему в грудь, забыв о том, что еще пятнадцать минут назад почти хотела этого поцелуя. – Ты, небось, подобные предложения получала только по-французски и только в ювелирных салонах?

– Никто не смел делать мне подобных предложений! – полыхнула законным гневом Маруся. – Я замужем.

– Была замужем, – бестактно напомнил он и, разжав руки, пошел к выходу, доставая на ходу сигареты. – Ладно, я не спешу.

Через трущобы, неухоженные улицы и вылизанные центральные кварталы они вернулись на главный проспект. Появляться в его обществе в администрации и уж тем более присутствовать при разговоре отца с сыном о судьбах города ей не хотелось. Она предпочла бы остаться на стоянке и дождаться его возвращения, но Дмитрий Алексеевич не разделял ее сомнений и Марусе пришлось составить ему компанию под внимательными взглядами охраны, посетителей и работников администрации. Однако Сергея Дмитриевича в кабинете не оказалось, и любезная секретарша переадресовала их в столовую, где высокое начальство соизволило сегодня остаться на обед. За время ее краткого монолога с неизменной улыбкой Маруся подверглась жесткому сканированию и ни секунды не сомневалась, что стоит им закрыть дверь приемной, как информация об этом визите сказочным образом распространится среди всех заинтересованных и просто скучающих личностей быстрее скорости света.

Неудивительно, что когда они спустились в столовую, Сергей Дмитриевич уже был осведомлен об этом визите. Маруся отказалась от обеда, заказала чашку кофе, а потом смаковала его крохотными глотками и со сдержанным интересом осматривалась, пока мужчины перебирали нейтральные темы. Тот факт, что присутствующие в столовой сотрудники повсеместно обсуждали этот визит, ее не особенно не смущал. Сергей Дмитриевич был расслаблен и доволен собой и не мог думать ни о чем, кроме футбола. Даже когда вскользь прозвучал вопрос о расходовании бюджетных средств, он не заподозрил подвоха и лениво отмахнулся: «Нет проблем, освоим до конца года!», и вернулся к предстоящему чемпионату.

– Точно освоишь? – Хозяин смотрел на сына с нехорошим прищуром. – А то на следующий год могут и не дать.

– Думаешь, тут деньги вложить некуда? Да у нас проблемных мест…

– Вот видишь, Маша! А ты утверждала, что деньги кончились.

– Я просто предположила, не более. Значит, ничто не мешает решать проблемы на окраинах.

Марусина мысль по знакомому следу вернулась к осыпающимся балконам и грязным лестницам, а Сергей Дмитриевич окинул спутницу отца презрительным взглядом.

– У тебя появился новый консультант, знающий толк в управлении городом? Она кто? Правая рука Лужкова? Или гоголевский ревизор?

– В подъезде ты была более красноречива, – оставив без внимания реплику сына, упрекнул Дмитрий Алексеевич. – У нас привыкли говорить, какой добрый царь-батюшка достался городу. Пресса его целует во все места, избиратели красные дорожки чистят. А почему? За его неописуемые заслуги перед отечеством или за папины вливания? Это вы там своего костерите и в хвост и в гриву, а у нас демократия разумная и управляемая. Кто в городе скажет ему откровенно, что пора заниматься конкретными проблемами, а не подкрашивать фасады на главной улице?

– Дмитрий Алексеевич, я не компетентна…

– При чем тут ты! Это он некомпетентен! – Голос хозяина загрохотал под высоким сводчатым потолком, и работники администрации заторопились один за другим покинуть просторный зал. – Прокати Сергея Дмитриевича по местам его боевой славы, можешь даже свою мурселаго взять по такому случаю!