скачать книгу бесплатно
– Мне никогда не нравилась эта мысль…
– Ага, я так и думал, что на этот раз все зайдет слишком далеко…
Они говорили, волнуясь и задыхаясь, а Дирк Кортни сидел с плавающей на губах загадочной полуулыбкой и с пристальным вниманием разглядывал кольцо с бриллиантом на мизинце правой руки, вертя большой драгоценный камень так, чтобы тот поймал свет из окна и отправил мерцающее отражение на высокий потолок над головой своего хозяина.
Минуты через две оба говоруна наконец умолкли, и Дирк Кортни обратил на них вежливый взгляд:
– Ну что, вы закончили? Я вас выслушал и пришел к заключению, что все это в высшей степени умно, конструктивно и впечатляюще. – Он выжидательно посмотрел на одного, потом на другого и, не услышав ответа, продолжил: – К несчастью, вы не обладаете полнотой фактов. К вашему сведению, существует еще кое-какая информация. В город он прибыл утром и отправился прямо в Комиссию по земельным наделам, оттуда в Регистрационное бюро компаний, а потом наведался и к начальнику станции…
Раздался новый взрыв причитаний, а Дирк Кортни выбрал сигару из специальной коробки с увлажнителем и спокойно занялся ею: позолоченным перочинным ножичком аккуратно обрезал кончик, слегка послюнил между губ и, зажав сигару между указательным и большим пальцем, стал дожидаться, когда они снова замолчат.
– Благодарю вас, джентльмены… но, как я и говорил, джентльмен, о котором идет речь, отправился на товарную станцию и стал наводить справки о Грейлинге и его сыне.
На этот раз они не сказали ни слова, только обменялись между собой ошеломленными и недоверчивыми взглядами; молчание продолжалось все время, пока Дирк Кортни зажигал спичку, ждал, когда прогорит сера, и раскуривал сигару.
– Это все была ваша идея, – сказал Рональд Пай.
Он был как минимум лет на тридцать старше Дирка Кортни. Некогда сытое, тучное тело его под дорогой жилеткой теперь обвисло, покрытые поблекшими веснушками и возрастными пигментными пятнышками щеки тоже свисали, как петушиные сережки. Волосы выцвели и поредели; когда-то огненно-рыжие, они лишь кое-где сохранили свой прежний цвет. Но вот уши все так же бодро торчали в стороны, и казалось, что он вечно к чему-то настороженно прислушивается, как пустынная лисица фенек, и глазки его все так же хитро поблескивали, заглядывая в лицо Дирку Кортни.
– Да, – согласился Дирк Кортни. – Бо?льшая часть идей, возникающих здесь, действительно принадлежит мне. Именно поэтому с тех самых пор, как я начал одаривать вас своими идеями, чистая сумма резервов Сельскохозяйственного банка с полутора миллионов фунтов за десять лет увеличилась до пятнадцати миллионов…
Ронни Пай продолжал поедать его глазами, в тысячный раз горько сожалея о том, что десять лет назад вообще поддался искушению и допустил к управлению банком этого юного авантюриста, этого щеголеватого флибустьера.
Видит бог, имелась ведь возможность подумать, проявить осторожность; он достаточно долго колебался, прежде чем принять фантастическое предложение Дирка Кортни. Он слишком много знал об этом парне, знал всю его подноготную, знал, как он жил в Ледибурге и как при весьма сомнительных обстоятельствах ушел из дома, порвав со своим отцом и с семьей.
Потом уже, через несколько лет, Дирк неожиданно, без предупреждения, явился в офис к Рональду Паю и сделал свое роковое предложение.
С первого взгляда было видно, что прежний мальчик превратился в мужчину, причем крутого, чуть ли не отморозка, но предложение выглядело слишком заманчивым, чтобы сразу отказаться, несмотря на то что потом, немедленно после этого разговора, до него стали доходить слухи, тянущиеся за этим парнем, как стервятники за львом. Это должно было насторожить его; тот факт, что Дирк Кортни мог предложить за шестьдесят процентов банковских акций шестьсот тысяч фунтов стерлингов и при этом подкрепить предложение поручительством лондонского Ллойдс-банка, сам по себе являлся достаточным, чтобы наполнить слухи реальным содержанием. «Насколько реально, чтобы честный человек всего за несколько лет мог заработать такую прорву денег?» – задавал он себе вопрос.
Но в конце концов денежки соблазнили Ронни Пая, но не только они, а еще и возможность взять реванш над своим извечным врагом, генералом Шоном Кортни. Перспектива предоставить блудному сынку генерала столь высокое положение в самом средоточии родной земли клана Кортни приводила его в восторг. Словом, чашу весов перевесило злорадство плюс шестьсот тысяч фунтов наличных денег.
А сделка-то эта вышла боком.
– Я с самого начала был против, – говорил он сейчас.
– Мой дорогой Пай, вы против всякой новой идеи – в принципе. А ведь всего неделю назад вы млели от радости, как девственница перед брачной ночью, при виде балансового отчета «Ледибург эстейтс» и «Сахарной компании Зулуленда».
Дирк встал. Рост его производил сильное впечатление. Не выпуская сигары из крепких белых зубов, он обеими руками пригладил волосы, расправил складки широкого галстука и потрогал перламутровую булавку. Затем зашагал к противоположной стенке зала.
Здесь Дирк развернул висящую карту Зулуленда и Северного Наталя, сразу закрывшую половину стены, и отступил от нее. Крупный масштаб карты позволял четко провести границы каждой фермы. Фермы, принадлежащие компании «Ледибург эстейтс», были аккуратно закрашены зеленым цветом. Эти земли простирались от моря до гор – картина огромных земельных владений с их природными богатствами выглядела поистине впечатляющей.
– Вот, джентльмены, перед вами проект, которому вы столь яростно сопротивляетесь, – снова улыбнулся он. – Выходит, он оказался вам не по зубам.
Улыбка его погасла, и Дирк нахмурился. Когда он хмурился, длинные губы его язвительно сжимались, а в лучистых глазах сверкали злобные огоньки.
– Ключик ко всей этой операции находился здесь, на реке Умфолози; это вода, и нам она необходима, иначе все остальное не имеет смысла. И вот один глупый, упрямый, необразованный старый козел…
Дирк резко оборвал свою речь, но через секунду снова улыбнулся; от волнения голос его звучал глухо:
– И это все теперь наше, весь южный берег реки… и это еще не все!
Он вытянул руки с растопыренными пальцами и прижал их к карте, словно когтистые лапы.
– Вот здесь, – продолжал он, – и здесь, и вот это…
Руки его жадно поползли по карте на север. Со смехом он оглянулся на них, вскинув большую красивую голову.
– Вы только поглядите на себя, – рассмеялся он, – у вас коленки дрожат от страха… и все потому, что я делаю вас богатыми!
Теперь раскрыл рот Деннис Петерсен. Ровесник Ронни Пая, он был женат на его сестре, и, если бы не это, его никогда не усадили бы за мраморный стол с украшениями из золоченой бронзы, потому что как личность он ничего собой не представлял. Разодетый в пух и прах, этот толстый коротышка обладал невыразительными, словно смазанными, чертами лица и бесцветными глазками.
– И что же нам теперь делать? – спросил он, сцепив руки на коленях так, что казалось, он в отчаянии заламывает их.
– Нам? – добродушно отозвался Дирк и направился к его креслу. – Ты говоришь «нам», мой дражайший Деннис?
Несмотря на разницу в возрасте, он отечески потрепал Денниса по плечу.
– Вам, – он сделал упор на это местоимение, – не придется ничего делать. Отправляйтесь оба к себе в контору, а как только все кончится, я вам сообщу.
– Послушай, Дирк… – Деннис решительно выпятил подбородок. – Не надо больше этого… насилия, слышишь? – Но, встретившись глазами со взглядом Дирка, он сразу сник. – Прошу тебя, – промямлил он.
Дирк усмехнулся:
– Проваливайте складывать свои циферки… оба проваливайте… считайте свои денежки. И ни о чем не беспокойтесь.
Он помог им встать с кресел, положил руки на плечи и проводил до дверей.
– Деннис, – сказал он на прощание, – завтра в девять у нас заседание, я буду докладывать о новом заводе дубильного экстракта в Стэнгере. Мне понадобятся цифры, позаботьтесь о том, чтобы они у меня были.
Когда Дирк Кортни остался один, лицо его изменилось, глаза сузились. Погасив окурок сигары в пепельнице из оникса, он направился к двери, ведущей в вестибюль.
– Хобдей, – тихо позвал он. – Подойдите сюда на минутку, прошу вас.
У охотников такое бывает: казалось бы, только что след выглядел отчетливым и свежим – и вдруг потерялся. Подобное с Марком уже случалось однажды, когда они с дедом охотились неподалеку от Чакас-Гейт.
– Все, след пропал, тупик, – пробормотал он вслух.
Марк неуверенно остановился посреди главной улицы Ледибурга. Казалось, найти могилу деда уже невозможно. Найти и доставить его останки домой, перезахоронить рядом с женой Элис в Андерсленде.
Еще одна проблема, хотя и не столь важная, – куда девались деньги, которые дед выручил за Андерсленд? Три тысячи фунтов. В глазах Марка эта сумма представляла собой огромное состояние, и было бы хорошо как-нибудь выведать, что с ними случилось. С такой суммой он мог бы просто купить себе землю где-нибудь в другом месте.
Тут Марк столкнулся с проблемой, о которой до сих пор старался не думать, признавая, что шансов здесь мало и все они очень слабые. Стоило только представить, что? для этого нужно сделать, как что-то болезненно сжималось в животе. С большим трудом он взял себя в руки и двинулся к высокому зданию Ледибургского сельскохозяйственного банка. Но не успел к нему подойти, как часы на церковной башне в конце улицы пробили пять, эхо звона прокатилось по всей долине, и с десяток сотрудников банка группой, весело переговариваясь, вышли из парадного входа, явно довольные, что рабочий день закончился, а страж в униформе принялся закрывать на замки массивные двери красного дерева.
Ощутив тайное облегчение, Марк повернул обратно.
– Завтра приду, – твердо пообещал он себе.
Пансион, располагавшийся за церковью, сулил обед и ночлег за семь шиллингов и шесть пенсов, но Марк всего секунду думал об этом. Соверены из тайника деда стоило поберечь, они еще пригодятся.
Добравшись до моста через Бабуинов ручей, он спустился на берег и двинулся вниз по течению, чтобы подыскать местечко, где можно заночевать.
Вскоре нашлось отличное место в четверти мили от моста, с деревьями и сухими ветками для костра, но как только Марк спустился к воде, в нос ударила страшная вонь, он не успел даже коснуться фляжкой потока. Марк присел на корточки у воды. Вдоль берега у самой кромки колыхалась густая мыльная пена, покрывающая и стебли тростника. И тут Марк впервые обратил внимание на цвет тростника: он был весь бурый и, по-видимому, мертвый, а в воде булькали зловещие пузырьки какого-то газа. Он набрал пригоршню воды и понюхал, после чего с отвращением выплеснул обратно и встал, вытирая руки о штаны.
Мимо него, крутясь на водоворотах возле зарослей тростника, по течению медленно проплыла большая желтая рыбина, весом не менее четырех фунтов, с раздутым животом и выпученными мутными, гниющими глазами. Охваченный дурными предчувствиями, Марк с тревогой наблюдал за ней, словно этот отравленный, гниющий остов имел некий особый, значительный смысл в его жизни. Его передернуло, он вскарабкался на берег и закинул на плечо ранец.
Марк направился в обратную сторону, вверх по течению, время от времени останавливаясь и вглядываясь в речное русло, пока не дошел до стальных конструкций новой сахарной фабрики; здесь воды речного потока словно кипели, от них поднимались струйки бледного пара, клочья густого тумана повисли на жестких зарослях бурого тростника. За следующим поворотом он наткнулся на торчащую над противоположным берегом черную сточную трубу диаметром дюймов шесть, из которой непрерывным потоком хлестала горячая, окутанная паром жидкость.
На несколько секунд направление ветра изменилось, и в ноздри Марка пахнуло химической вонью, отвратительной и едкой; он закашлялся и поскорее отвернулся.
А уже в сотне ярдов вверх по течению, между зеленых стеблей грациозно качающегося на ветру тростника журчала чистая вода, и в глубине омута Марк разглядел извивающиеся тела мурен и суетящихся на белоснежном песке под водой маленьких черных и розовых крабов.
На первом подъеме нагорья, у берега образованной водопадом заводи с медленно кружащей водой, Марк нашел подходящее место для ночлега. Над его головой, словно мягкие зеленые опахала, свисали листья растущих между деревьями папоротников; сняв одежду, он вошел в свежую, прохладную воду, и она показалась ему удивительно приятной.
После купания, не одеваясь, он уселся возле заводи на покрытый мхом камень и, достав старенькую бритву, чисто выбрился. Затем вытерся рубахой, сполоснул ее и повесил сушиться возле разведенного костерка. Поджидая, когда закипит вода в котелке, голый по пояс, он вышел по склону на открытое место и сверху оглядел долину.
Солнце уже коснулось края нагорья, и его косые алые лучи приятно согревали тело. Освещенные ими железные крыши домов блестели, как полированные, и столб дыма, поднимающийся из трубы сахарной фабрики, окрашивался в золотисто-бронзовый цвет. Ветер уже стих, и в этом спокойствии и тишине африканского вечера дым высоко поднимался в вечернее небо.
Вдруг внимание Марка привлекло какое-то движение вдали. Он сощурился, стараясь получше рассмотреть, что там такое.
За чертой города по открытой местности двигалась группа всадников. Даже на таком расстоянии Марк понял, что это охотники. Четверо всадников, сбившись в тесную группу, ехали медленно, не торопясь. Один из них вез у бедра винтовку или дробовик: когда он в седле наклонялся вперед, словно пристально вглядываясь перед собой, взору наблюдателя открывался торчащий в небо ствол. Остальные трое тоже были вооружены; возле коленей виднелись ружья в чехлах, на лицах читалось напряжение, сдерживаемое возбуждение, которое всегда выдает охотника. Впереди группы двигалась одиночная фигура зулуса в старой, с чужого плеча европейской одежде; он вел всадников за собой с особенной осанкой охотника-следопыта: опустив голову и обратив глаза к земле, держа в руке ошкуренный охотничий посох, чтобы раздвигать траву и нащупывать след, он трусил обманчиво быстрой зулусской рысцой.
«Интересно, – лениво подумал Марк, – на кого это они охотятся так близко от города, да еще на берегах погибающей, отравленной речки: они ведь идут по той самой тропе, по которой к возвышенности недавно прошел я сам».
Уже быстро темнело; солнечный свет померк, блестящие железные крыши погасли, и солнце закатилось за гребень нагорья. В последних проблесках света Марк увидел, как передний всадник натянул поводья и выпрямился в седле. Он выглядел приземистым и коренастым, на лошади держался уверенно. Он смотрел в сторону нагорья, прямо туда, где стоял Марк, но потом опустились сумерки, и вся группа превратилась в неясное пятно на фоне темнеющей земли.
Сидя перед костром на корточках, Марк жевал говяжью тушенку и запивал ее кофе из кружки. Его охватила смутная тревога. Он и без того был расстроен событиями прошедшего дня, печальными воспоминаниями о деде, жалким зрелищем умирающей реки, а тут еще эта странная фигура далекого всадника.
Поужинав, он надел куртку, закутался в одеяло и лег поближе к огню, но уснуть никак не мог. Душевное беспокойство не покидало его, напротив, оно, казалось, только росло. Из головы не выходили четыре всадника: на кого они могли охотиться совсем рядом с шумным городом, думал он. Потом представил, что всадники следуют вдоль речного берега его же маршрутом, и беспокойство его усилилось, а сон как рукой сняло.
Вдруг он вспомнил, что его дед никогда не спал рядом с костром.
– Я усвоил это, когда мы гонялись за бурами. Свет в ночной темноте привлекает не только бабочек, но и львов, гиен, а также людей, – говаривал он.
В ушах Марка словно звучал его голос, он как будто слышал эти слова. Марк сразу встал, не снимая одеяла, и двинулся вверх по склону. Ярдах в пятидесяти ему удалось отыскать наполненную сухими листьями ложбинку.
Наконец он задремал; мягкий полог сна легко опустился ему на веки, как вдруг совсем близко в деревьях крикнула совка, и он мгновенно проснулся. Ему хорошо знаком был этот ночной звук, но на этот раз он звучал несколько странно. Подражание было искусным, но не могло обмануть его чуткое ухо, сроднившееся со звуками дикой природы.
Напряженно вслушиваясь, Марк медленно поднял голову и стал пристально всматриваться в темноту. Внизу виднелось красное пятно непрогоревших угольев его костерка, над которым просматривались темные расплывчатые очертания деревьев на фоне хрупкого, усеянного белыми звездами неба.
Снова крикнула совка, уже ниже, возле заводи, и в то же мгновение Марк услышал, как в темноте совсем рядом, шурша сухими листьями, крадется кто-то большой и тяжелый. Потом снова наступила тишина.
Марк изо всех сил напрягал зрение и слух, всматриваясь и вслушиваясь в темноту, но под деревьями она оставалась непроницаемой.
Далеко внизу, в долине, три раза свистнул паровоз – в тишине этот звук прозвучал отчетливо и ясно. Потом послышалось тяжелое сопение – это поезд, пыхтя паровой машиной и стуча колесами по стыкам, выехал из товарной станции.
Марк пытался не замечать этих гудков и лязга, не обращать на них внимания; ему требовалось разобрать тихие ночные звуки, встревожившие его.
Кто-то спускался по склону; послышался тихий, вкрадчивый шепот, а потом Марк увидел на фоне полупогасшего костра движущиеся тени. Из темноты выступили обутые в сапоги мужские ноги и, остановившись возле светящихся угольев, замерли.
А поближе к Марку еще кто-то двигался, нетерпеливо шуршал, ступая по сухим листьям… Вдруг явственно раздался металлический щелчок, словно кто-то повернул рычажок предохранителя на винтовке, переводя его в положение для стрельбы. Звук прошел Марку по нервам, словно электрический разряд, и у него перехватило дыхание. Щелчок прозвучал совсем близко, футах в шести, и теперь юноше показалось, что на фоне звездного неба он различает неясные очертания человека. Тот стоял у самой ложбинки, где вытянулся Марк, почти над его головой, и пристально всматривался в горящие угли на стоянке.
Человек возле костра заговорил тихо, но голос его слышался отчетливо:
– Удрал, сволочь, нет нигде.
Он наступил на кучу сухих веток, которые Марк натаскал для костра. Взял одну и бросил на угли – в воздух горящими спиралями поднялся столб искр, а ветка вспыхнула, отбрасывая круг желтого света.
– А ранец-то все еще здесь! – резко воскликнул он и, всматриваясь в темноту, настороженно поднял дробовик. – Не забывай: за него обещана сотня фунтов.
Эти слова и поза его с ружьем окончательно развеяли всякие сомнения насчет его намерений. Марка бросило в жар, он сжался, как тугая пружина, и весь дрожал, сдерживая энергию, готовый в любой момент броситься на врага.
Человек, стоящий рядом, снова пошевелился, и Марк услышал приглушенный стук металла о металл, хриплое, напряженное дыхание… и вдруг юноша оторопел: темноту прорезал яркий луч света. Он пошарил вокруг и замер, упершись в закутанного одеялом Марка.
Позади слепящего света лампы Марк сразу увидел фигуру человека. В правой руке, на уровне собственной головы, он держал лампу, а в левой – свисающую с плеча на ремне винтовку.
Человек оказался совершенно не готов увидеть Марка прямо у себя под ногами.
– Он здесь! – дико заорал он. – Здесь, черт побери!
Человек попытался поднять на Марка винтовку, но фонарь в правой руке мешал ему.
– Стреляй! Стреляй, зараза! – заорал другой, странно знакомый голос.
Человек, стоящий над Марком, уронил лампу и собрался вскинуть винтовку, но не успел: Марк бросился на него как тигр.
Воспользовавшись инерцией поднимающейся винтовки, он схватил одной рукой за ствол, другой – за ложе и, вложив весь свой вес и силу, нанес противнику сокрушительный удар стальным затвором прямо в лицо. Послышался треск ломаемой кости – удар оказался такой мощный, что у Марка чуть суставы не выскочили из плеч.
Противник повалился на спину с криком, заглушаемым бульканьем хлынувшей из разбитых носа и рта крови. Марк перепрыгнул через него и бросился бежать по склону.
За спиной его слышались крики и вопли, потом прогремел дуплет из дробовика с двойной вспышкой. Тяжелые заряды хлестнули по листьям совсем близко, и что-то обожгло предплечье, словно укус дикой пчелы.
– Свет! Где фонарь?
– Вон он, держи его, не дай ему удрать!
Три раза подряд ударила винтовка – по звуку, похоже, «ли-энфилд». Одна пуля врезалась в скалу и с визгом улетела куда-то в небо, другая шмякнулась в ствол дерева совсем рядом.
В темноте Марк оступился на бегу и, подвернув лодыжку, тяжело грохнулся на землю; острая боль пронзила всю ногу до самого паха и живота. Он перевернулся и встал на колени; луч фонаря мазнул по нему и скользнул мимо, но тут же вернулся, осветив его фигуру.
– Попался!
Снова поднялась пальба, сопровождаемая торжествующими криками. Вокруг свистели пули, и одна пролетела так близко, что свист почти оглушил Марка; он снова бросился вверх по склону.
Острая боль в стопе заставила Марка вскрикнуть. Словно раскаленный добела стальной прут вонзился ему в лодыжку, и боль сверкающей, фосфоресцирующей волной докатилась до самого черепа, но он заставил себя двигаться дальше, мокрый от пота, виляя на бегу, всхлипывая и припадая на поврежденную ногу.
Преследователи рассыпались в зарослях у него за спиной и, похоже, быстро устали: они привыкли передвигаться только верхом. Крики их становились все более приглушенными и тревожными, слышно было, что они тяжело дышат, что они уже боятся упустить свою жертву.
Несмотря на страшную боль, пронзающую Марка с каждым шагом, мозг юноши продолжал работать. Не лучше ли будет упасть, затаиться где-нибудь в густых зарослях и дождаться, пока они пройдут мимо? Нет, охотники слишком близко, вдобавок с ними опытный следопыт, ведь именно он в темноте безошибочно привел их к его стоянке. Лечь сейчас означает сдаться, это равносильно самоубийству; но с другой стороны, долго ему не продержаться. Терпеть эту страшную боль уже не оставалось сил, в голове шумело, в глазах потемнело.
