скачать книгу бесплатно
На самом же верхнем этаже уснули старые Нанни, и одной приснились щенки в детских пеленках, а другой дети в щенячьих шкурках.
Сон приснился каждому из членов семейства, которых общим числом, считая людей, щенков и собак, стало двадцать два, отчего дом их превратился в ту ночь в самый сонный дом во всем Лондоне.
Глава 4. Два визита Круэллы де Вил
На следующий день в кухню перенесли еще пятерых щенков, и Пэдди прекрасно их накормила. Так что мистер Душечка смог наконец отправиться на работу. Впрочем, отсутствовал он недолго и быстро вернулся, чтобы опять помогать собакам, но застал в шкафу за этим занятием миссис Душечку, а в кухне обеих Нанни. Сначала мистер Душечка почувствовал даже некоторую досаду, однако быстро с ней справился, потому что в конце концов самое главное было всех кормить и при этом беречь силы Миссис и бедной отощавшей Пэдди.
Пэдди уже соорудили собственную постель, для чего выделили ящик в комоде, в котором было достаточно темно для щенячьих глаз. Глазки у щенков открылись на восьмой день. А еще через неделю появились и пятнышки.
Как все обрадовались, когда мистер Душечка обнаружил первое! Потом пятна стали появляться быстро, одно за другим, – хотя, конечно, их все равно было не столько, сколько у взрослых, последние пятнышки у далматинцев проявляются к полугоду. Зато уже через несколько дней щенков стало можно различать. Их оказалось семь девочек и восемь мальчиков. Самой хорошенькой стала та самая слабенькая малышка, которую вернул к жизни мистер Душечка. В деревнях самому слабому и маленькому поросенку в помете частенько дают прозвище Охвостыш. Мистер Душечка вспомнил об этом и решил назвать крошку Хвостиком – очень даже хорошее имя, если произносить его ласково.
А самым крупным и сильным среди всех так и остался щенок с черным пятном на ухе, получивший прозвище Клякса. Клякса все время старался не отходить от Хвостика, будто взял ее под свою защиту. Еще один щенок был смешной и толстый и всегда попадал впросак, и его назвали Пудингом. А другой был необыкновенный красавчик, у которого пятнышки на спине сложились в идеально правильную подкову, и этого щенка назвали Счастливчиком. Счастливчик оказался до ужаса энергичный, и всем стало понятно, кто в этой семье скоро будет главный проказник.
Однако несколько дней спустя после появления первых пятен случилось и одно печальное событие: у Пэдди пропало молоко. Пэдди очень огорчилась, потому что успела полюбить своих семерых питомцев. И очень испугалась. Теперь пользы от нее никакой, значит, ее, чужую собаку, прогонят из дома, где впервые она наелась досыта. Но еще больше, чем теплую постель и полную миску, Пэдди не хотелось терять любовь. Здесь она обрела семью. И мысль о том, что с ней скоро придется расстаться, была для бедняжки невыносимой.
Всем известно, что происходит с собакой, когда она становится не нужна. Сердце у Пэдди щемило от страха.
Утром, едва обнаружив, что у нее больше нет молока, несчастная, Пэдди выбралась из комода и увидела миссис Душечку, которая пила в кухне чай вместе с обеими Нанни. Миссис Душечка протянула собаке кусочек печенья. Пэдди его не взяла. Только положила голову на колени хозяйке и тихо застонала.
Миссис Душечка погладила ее и сказала:
– Бедняжка Пэдди! Как бы мне хотелось, чтобы ты поняла: мы все вместе выкормим твою семерку, и не о чем волноваться. Милая Пэдди, ты чудесно их моешь, так чудесно согреваешь их по ночам. Ты нам очень, очень нужна.
Миссис Душечка и думать не думала, что собака ее поймет. Она хотела только подбодрить Пэдди лаской. Но Пэдди, каждый день выучивавшая теперь какое-нибудь новое слово, прекрасно все поняла. И до того возликовала, что просто не знала куда деваться от счастья. Впервые в жизни она обрадовалась по-настоящему, и подпрыгнула, поцеловав миссис Душечку, и бросилась обратно в комод умывать малышей.
Через несколько дней ее щенки и сами научились пить из блюдца молоко, а еще через несколько – есть молочный пудинг и хлеб, вымоченный в подливке. Все они подросли, им уже не хватало места в шкафу и в комоде. Миссис и восемь ее щенков переселились в прачечную, а Пэдди со своими остались в кухне, где малыши без конца попадались под ноги обеим Нанни, отчего те пугались до смерти.
– Очень жаль, что и этих нельзя отправить в прачечную, – как-то утром сказала Нанни Повар.
– Миссис может их покусать, они для нее теперь все равно что чужие, – сказала Нанни Мажордом. – А кроме того, Миссис может подраться с Пэдди.
Понго, услышав такие слова, решил что-нибудь предпринять. Он-то хорошо знал: что бы там ни сделала в такой ситуации другая, обыкновенная собака, его Миссис своих детей непременно признает и уж ни за что не подерется с Пэдди. Потому через щель под дверью он перекинулся с женой парой словечек и в тот же день, когда обе Нанни ушли наверх, прыгнул на дверь и с размаху ее открыл. Миссис и восемь щенков немедленно выбрались наружу, и когда обе Нанни снова спустились вниз, то обнаружили в кухне все семейство – Понго, Миссис, Пэдди и пятнадцать щенков, которые весело играли вместе и так перемешались, что уже никто не смог бы разобраться, где чей.
В конечном итоге всех щенков переселили в прачечную. Дверь оставили открытой, но вход перекрыли широкой доской – чтобы не разбегались щенки, но чтобы Миссис и Пэдди могли выйти, если им что-то вдруг понадобится в кухне.
К тому времени уже наступил декабрь, однако дни стояли хорошие и на удивление теплые, так что щенков часто выпускали поиграть на «участке». Там они находились в полной безопасности – на калитке установили тугую пружину, и открыть ее щенки не могли. Однажды утром, когда все три собаки вместе со всеми пятнадцатью щенками вышли подышать воздухом, Понго заметил возле ограды высокую женщину, которая остановилась возле их дома и разглядывала щенков.
Он мгновенно ее узнал. Это была Круэлла де Вил.
Круэлла была, как обычно, в своем совершенно простеньком белом норковом манто, однако на этот раз под ним виднелся пиджак из темной норки. Еще на ней была шляпа из меха, ботинки с меховой оторочкой, а на руках красовались меховые перчатки.
– Интересно, в чем она будет ходит, когда и впрямь ударит мороз? – подумала Нанни Мажордом, которая как раз вышла взглянуть на собак.
Круэлла открыла калитку и пошла вниз по ступенькам, расточая похвалы «прелестным крошкам». Счастливчик, уже приобретший репутацию первого проказника, подкрался к ней сзади и впился в меховую оторочку ботинка. Круэлла взяла его на руки и приложила к манто, словно он был кусочек меха.
– До чего прелестная подковка, – сказала Круэлла, разглядывая пятнышки у него на спине. – Впрочем, тут все прелестные. Их уже можно забрать от матери?
– Скоро будет можно, – сказала Нанни Мажордом. – Только мистер и миссис Душечка решили щенков не продавать.
Иногда обе Нанни между собой высказывались по этому поводу не совсем одобрительно.
– Очень мило! – сказала Круэлла и повернула обратно, так и не опустив Счастливчика. Понго, Миссис и Пэдди хором подняли громкий лай, а Счастливчик вытянул шейку и укусил Круэллу за ухо. Та вскрикнула и его уронила. А Нанни Мажордом, проявив чудеса проворства и ловкости, поймала щенка в передник.
– Ну что за женщина! – сказала Нанни Повар, которая тоже вышла из дома. – От одного ее вида даже пятнышки и те могут побледнеть от страха. В чем дело, Счастливчик? – спросила она, потому что щенок стрелой метнулся назад в прачечную и принялся жадно пить воду. У Круэллы даже ухо оказалось перченое.
Щенки с каждым днем становились все сильней и все самостоятельней. Подкармливать их стало не нужно, они прекрасно управлялись не только с молочным пудингом или хлебом, вымоченным в подливке, но и с кусочками мяса. Каждое утро Миссис и Пэдди с удовольствием оставляли их на час-другой и шли на прогулку, прихватив с собой миссис Душечку и Нанни Мажордом, а Нанни Повар тем временем готовила обед и приглядывала за щенками. Но однажды, едва она их выпустила, в дверь позвонили.
Это снова была Круэлла де Вил, которая, услышав, что миссис Душечки нет дома, все равно попросила разрешения войти и подождать. Она тараторила и тараторила и засыпала Нанни Повар бесконечными вопросами про щенков и Душечек, и та наконец потеряла терпение и сказала, что ей пора идти и впустить щенков в дом, потому что на улице ветер и холодно. А Круэлла тогда сказала, что лучше пойдет в парк и поищет миссис Душечку там.
– Только позвольте-ка я взгляну, вдруг она уже возвращается, – сказала Круэлла, быстро подойдя к окну.
Нанни Повар тоже подошла к окну с намерением показать гостье короткую дорожку к парку, которой обычно миссис Душечка и Нанни Мажордом водили собак. Возле дома стоял небольшой черный фургон. Едва Нанни Повар выглянула в окно, как фургон в ту же секунду завелся и на большой скорости отъехал от дома.
Круэлла тоже вдруг заторопилась. Почти бегом она выскочила за дверь и спустилась с крыльца.
«Никогда бы не подумала, что в этих ее мехах можно двигаться с такой скоростью, – пробормотала по себя Нанни Повар, закрывая за ней дверь. – А бедные мои щеночки в тоненьких своих шубках, наверное, совсем замерзли».
Она заторопилась в кухню и распахнула нижнюю дверь.
На участке было пусто.
– Они решили поиграть со мной в прятки, – сказала себе Нанни Повар. – В прятки. – Нанни прекрасно понимала, что на этом крохотном пятачке пятнадцати щенкам спрятаться совершенно негде. Но все равно заглянула по очереди в каждую щелку, куда не поместилась бы даже мышь. Калитка стояла закрытая, справиться с пружиной щенки не могли. Но все равно бедная Нанни Повар выбежала на улицу и принялась искать их там.
– Украли, – наконец простонала она и залилась слезами. – Ну конечно, их увезли в черном фургоне.
А Круэлла де Вил, наверное, передумала идти в парк. Потому что она быстрым шагом двигалась в сторону своего дома.
Глава 5. Так и знай, так и знай, пес всегда поднимет лай!
Нанни Повар, обливаясь слезами, смотрела на дорожку к парку. На ней как раз появились собаки, миссис Душечка и Нанни Мажордом. И когда Нанни Повар увидела, какие они идут с прогулки счастливые, не зная, что с каждым шагом приближаются к несчастью, сердце у нее едва не разорвалось от горя.
Едва они перешли Большое кольцо, Нанни кинулась к ним навстречу и попыталась все рассказать, но слова ее утонули в рыданиях, и миссис Душечка не сразу поняла, в чем дело. А собаки не стали дожидаться конца рассказа и, услышав одно только слово «щенки», помчались вперед и забегали, закружили вокруг дома, обнюхивая каждый угол. Миссис и Пэдди то и дело поднимали вой, а Понго яростно лаял.
Оставив собак, бегавших вокруг дома, и старых Нанни, рыдавших друг у друга на плече, миссис Душечка бросилась в дом и позвонила мужу. Мистер Душечка немедленно вернулся с работы, причем в сопровождении Главных Сыщиков Скотланд-Ярда. Самый Главный Сыщик обнаружил на перилах ограды джутовую нитку и сказал, что щенков, должно быть, сунули в мешки и увезли в том самом черном фургоне. Он пообещал сделать все возможное и прочесать сверху донизу все Лондонское Дно, посоветовав однако предложить ворам награду за возвращение, иначе надежды снова увидеть щенков почти нет. Мистеру Душечке показалось весьма необычным платить грабителям, однако спорить он не стал.
Не откладывая дела в долгий ящик, мистер Душечка тут же отправился на Флит-стрит, где уговорил издателей дать объявление на первых страницах вечерних газет самыми большими буквами (что стоит очень дорого), а также на первых страницах утренних газет (что стоит еще дороже). Больше ни он, ни миссис Душечка ничего не могли поделать. Оставалось лишь утешать друг дружку, своих старых Нанни и бедных собак и ждать. Обе Нанни успокоились быстро и, решив тоже сделать что-нибудь для всех полезное, приготовили отличный обед, который, впрочем, так и остался не съеден, потому что есть никому не хотелось. Потом наконец наступила ночь, и осиротевший дом погрузился в тишину.
Три обессилевшие от горя собаки улеглись в корзинках возле камина.
– Хвостик, маленькая моя, – прорыдала Миссис. – Подумать только, ее затолкали в какой-то мешок.
– Клякса не даст сестренку в обиду, – утешительно сказал Понго, хотя сам был не слишком уверен в своих словах.
– А Счастливчик такой отважный, – заплакала Пэдди. – Он непременно укусит кого-нибудь, и его того и гляди убьют.
– Не убьют, – сказал Понго. – Щенков украли, потому что они дорого стоят. Так что никого не убьют. Щенки ценятся только живые.
Но едва он произнес эти слова, как в голову пришла мысль, до того страшная, что он сам поначалу от нее отмахнулся. Однако мысль не исчезла и не только осталась, а стала крепнуть и обретать все больше смысла, так что Понго не отмахнулся от нее, а лежал и думал всю ночь. Миссис с Пэдди давно уснули, а он лежал с открытыми глазами и грыз ивовый прут, выдранный из корзинки, точно так, как любой мужчина, окажись он на его месте, стал бы грызть трубку.
Человек, не знакомый с Понго, мог назвать бы его как угодно – красавцем, проказником, но только не умницей. Даже Душечки не до конца понимали, до чего у них умный пес. Понго любил подурачиться. Любил побегать за мячом или палкой, любил взгромоздиться на колени, хотя давно там не умещался, или перевернуться на спину, чтобы ему почесали живот. Откуда кому было знать, что за симпатичной ребячливой внешностью скрывается один из наилучших умов Собачьего Мира?
Теперь этот ум заработал. Всю долгую декабрьскую ночь Понго пытался сложить два и два и всякий раз получал в итоге четыре. (Впрочем, дважды ему почти удалось получить пять.)
Наконец он решил не тревожить Миссис с Пэдди беспочвенными подозрениями. Бедный Понго! Ему было больно и страшно не только за детей, но и за обеих матерей. (Понго, давно считая Пэдди второй матерью своих щенков, ни разу не подумал о ней как о второй жене – он смотрел на нее как на сестру.) В ту ночь Понго принял решение молчать до тех пор, покуда не подтвердятся самые худшие его опасения. Но сначала требовалось сделать одно важное дело. Именно его Понго и продолжал обдумывать, когда в кухню спустились обе Нанни, чтобы приготовиться к новому дню.
Как он любил всегда эти утренние часы, когда в камине снова загорался огонь, в мисках появлялась еда, а проснувшиеся щенки весело носились по кухне и вертелись у всех под ногами. Но в то утро думать о щенках – как сказала Нанни Мажордом – было невыносимо. Правда, она все равно о них думала, и не только она, а все, кто жил в этом осиротевшем доме.
День не принес хороших новостей, никаких, кроме разве того, что утром Душечки, обнаружив чисто вылизанные миски, приятно удивились. (Понго велел Миссис и Пэдди есть, сказав: «Вы, девочки, обязаны беречь силы».) Потом Понго и Миссис вполне доходчиво объяснили Душечкам, что хотят на прогулку, и Душечки удивились еще больше. Пэдди осталась дома. Ей пришлось остаться на случай, если кто-нибудь из щенков вернется и его нужно будет умыть.
На улице наконец похолодало – до Рождества оставалась неделя.
– Нужно одеть на Миссис пальтишко, – сказала миссис Душечка.
Это было прелестное пальтишко, голубое с белыми тесемочками, и Миссис им очень гордилась. Пальто были и у Понго с Пэдди. Но Понго от пальто отказался, ясно дав понять, что прекрасно обходится и без него.
Когда Миссис была готова, на обоих одели замечательные ошейники из металлических цепочек. После чего собаки взяли Душечек на поводок и отправились в парк.
Душечки сразу догадались, что собаки отлично знают, что им нужно. Не останавливаясь, уверенным шагом они пересекли парк, перешли Большое кольцо и вывели Душечек к Первоцветной горке. Душечек, однако, сам этот марш не удивил, поскольку дорожка была знакомая и всеми любимая. Но вот поведение собак на горке очень даже их удивило. Не останавливаясь, Понго с Миссис быстро поднялись на самый верх, встали рядом и громко залаяли.
Сначала они лаяли носом к северу, потом повернулись к югу, потом к востоку и к западу. И, что-то трижды пролаяв, каждый раз сначала стояли молча, будто чего-то ждали, а потом разворачивались и лаяли снова, резко и коротко.
– Будто они подают кому-то сигнал, – сказал мистер Душечка.
На самом же деле он так не думал. Но собаки и вправду подавали сигналы.
Многие из вас наверняка замечали, что, едва день начинает клониться к вечеру, собаки часто поднимают лай. Когда-то давно в деревнях сумерки даже называли «часом собачьего лая». В шумном городе его слышно реже, но и городские собаки не забывают обычай. Они стараются выйти на улицу, чтобы послушать друг друга, передать привет приятелям, которые переехали и живут далеко, сообщить друг другу важные новости или просто посплетничать и поболтать. Однако в тот день все, кто слышали Понго и Миссис, сразу думать забыли о сплетнях, ибо три отрывистых резких слова на собачьем языке означают: «Помогите! Помогите! Помогите!»
