скачать книгу бесплатно
Ко мне приехала девочка-знакомая моей Ляльки. Попросила о консультации. Просто поговорить. У ее мамы обнаружили онкологию.
– Я не знаю, как себя вести, что говорить… как пережить это все… – тихо начинает она. – Мне нужно ехать к маме, там папа, но он, похоже, не помощник сейчас. Тоже в ужасе. Мама внезапно почувствовала ухудшение, у нее практически нет сил. Она проходит какие-то обследования, и не верит, что у нее это…
Я слушаю и слушаю эту девочку. Примеряю-уточняю свои ощущения. Как отзывается, как формулируется. И понимаю, что это не главное. Это первый случай в моей жизни, когда я могу сказать – я такой же человек, и все это такое же мое. Это не психотерапия, не консультация – что-то другое. Я готова отдать. И это не просто «взгляд сверху» и объективное наблюдение. Это такой опыт, который рождается прямо сейчас. И он для меня новый, и слишком индивидуальный. Я не могу знать, что из этого подойдет всем. Учебник точно не напишешь.
– Это нормально, так и есть. И то, что чувствует мама, и то, что чувствуешь ты. И поведение папы – вполне естественно. Все изменится, дальше будет чуть-чуть по-другому.
Девочка спрашивает меня, нужно ли убеждать маму в «правде»? Нужно ли настаивать на каких-то срочных действиях, нужно ли влиять на ее настрой?
– Знаю одно – надо дать возможность прожить все, как есть. Это самый роскошный подарок, который близкие смогут сделать. И себе дать такую возможность. Просто взять и позволить.
Стремление куда-то бежать и срочно что-то делать. Влиять, убеждать, настаивать, упорствовать, уверять, приводить примеры. Это все на первом этапе – щиты. Потому что очень страшно. И очень больно. И вот этим «влиять и менять» мы склонны защищаться. И не позволить себе глубинных проявлений. Это большая ложь. Она потянет кучу маленьких. И так далее.
– А о чем говорить можно? Вот с Вами можно говорить о диагнозе, да и обо всем… А с мамой – не уверена.
– Не говори о диагнозе, не говори о болезни. Говори о том, что чувствуешь. Пытайся озвучить, что чувствует мама и спроси у нее – так ли? Не жди, что сразу «угадаешь», или она прорвется эмоциями, или в принципе захочет говорить. Нужно время.
Знаешь, в этом всем самое паршивое на первых порах от близких и друзей услышать, что все будет «зашибись». И еще узнать миллион сто тридцать семь вдохновляющих примеров про то, как люди заболели и вылечились. У каждого в мозгу будет стоять жесткий блок: «У меня другое и мне плохо».
Лучше, если бы кто-то умел спросить в нужный момент: «Насколько все плохо?». Лучше, если бы в ответ на твое сообщение кто-то сказал: «Это жесть. Это не про тебя. Мне больно.»
О чем можно говорить? О жизни, о ерунде, чуть-чуть о том, что дальше. Но в контексте обыденности.
«Надо летом побольше огурцов таких законсервировать». И это все не с целью отвлечь или переключить внимание – его не переключишь. Это так, в проброс, доставая банку с полки.
Или вот: «Слушай, там распродажа остатков коллекции летних шлепок, может возьмем? Чтобы на море съездить… Ты же поедешь на море силы набирать…».
Можно делиться, можно обсуждать, можно аккуратно доносить то, что снаружи, если надо будет находиться в больнице.
Про что это? Про жизнь однозначно. Да, кажется, что круг замкнулся, жизнь окончена. Или вот та, прежняя, закончилась, а какая будет – не хочется знать. И поначалу это реально будоражит до ненависти. К тем, кто может также обыденно что-то продолжать. К тому, что все продолжает течь, а тебя уже как бы слегка нет здесь. И даже истории про то, как у кого-то изменилось восприятие и события после выздоровления. У меня это вызывало буйную ярость. Я просто ничего не хотела про это знать. Каждое такое слово резало как острый меч. Даже помню компьютер чуть не разбила, когда такая история попалась.
Еще про то, что бесит, и слишком очевидно. Тебя пытаются переключить, развлечь и выглядит это все натянуто и нелепо. «Ну, не будем про плохое… Давайте вот про редкие исчезающие виды белых морских тюленей – представляете, их обнаружили в Антарктиде! Целых два!»
Знакомые будут действовать по принципу «В доме повешенного не говорят о веревке», и некоторое время обрываться на полуслове в историях про онкологию, про чьи-то уходы. Либо противоположно – настойчиво и бестактно «рубить с плеча» правду-матку с назиданием. Мол, да, тот-то боролся-боролся, да не помогло, все от курения (от экологии, от жратвы, из-за жены/любовницы/тещи/начальника/правительства/Путина).
Я заявляю от лица диагностированного:
нам не надо про исчезающих тюленей. Вот так чтобы нарочито.
Не надо натужно пытаться «поднять настроение» с девизом: «а то как-то не то что-то».
Не надо невротически интересоваться нашими планами и ожиданиями. Когда время подойдет – скажем. Или не скажем.
Не надо выносить вердикты о вреде курения и закреплять гвоздями на лбу приговоры. Даже если этот приговор не озвучен – в вашем взгляде все можно прочитать. Повремените или уберите это совсем.
Не надо ссылаться обреченно на наследственность. Особенно, если у кого-то в роду по линии троюродного свата чьего-то брата когда-то что-то было. Это ни о чем.
Не надо закидываться далеко вперед – «Ну, мы с тобой еще на свадьбе твоих правнуков погуляем!» Будущее сейчас – это от анализа до анализа, от результатов до результатов. Это максимум завтра-послезавтра.
Под кожу лезть не надо тоже. Если разговор у «больного» про борьбу и ценность жизни не идет, пусть не идет. И если ему интереснее о своих котиках, пусть будет о котиках.
Не надо про то, как наука далеко вперед шагнула. И про новейшие методы/препараты. Наука-то, может и шагает, а «пациент» не двигается.
– Представляешь, смотрю – людям рекомендуют к психологу обратиться. И родственникам, и самому пациенту. А чтобы обратиться якобы за помощью, ему еще нужно помочь захотеть эту помощь получить. Или помочь увидеть, что он в помощи нуждается. Он-то считает, что нет. Если начинать убеждать, выстроит такое могучее сопротивление!
– А если она откажется лечиться? Она сейчас думает, что это все ошибка. Нужно же что-то делать, время-то идет… А я сама, кажется, заболеваю… У меня такая слабость…
– Откажется лечиться? Может. А если откажется жить? Или отказы-ва-ет-ся уже давно?…
У меня был такой опыт, когда несколько лет назад Дишка тяжело и непонятно заболел. Чем хуже было его состояние, тем более зверски я врубала свое «делание». И за короткий период дошла до того, что начинаю испытывать все симптомы, что есть у него. Он с трудом дышал – у меня началась одышка и затруднения дыхания. Он слабел на глазах – я к вечеру еле могла пошевелить рукой. У него была страшная тахикардия – у меня сердце стучало в голове. Я подумала только раз – стоп! если я лягу рядом с ним, ничем помочь не сумею. Сопротивления у него не было – он был слишком слаб. И я каждый день делала то, что возможно было делать сегодня. Читала, гоняла врачей с назначением обследований, искала методы. Но самое главное – научилась большой тонкости в оценке его состояния. И просто из-за его плеча что-то делала в унисон. Приносила ему в больницу книжки, открывала в любом месте и начинала читать. Если он мог стоять на ногах, даже проводила энергетическую чистку. Если он не мог стоять, включала тибетские чаши и просила его слушать. Есть тогда он мог мизерными порциями – не больше столовой ложки. И мы вместе радовались, когда он осиливал свой очередной «обед». Радовались всему, что было как в первый раз: смог пройти несколько шагов, смог свободно дышать, смог донести ложку до рта. Я не спрашивала его, хочет ли он жить. Просто сделала вид, что да. И этой новой жизни мы учились вместе. Я не заставляла его бороться или держаться. Я иногда говорила, что его улыбочка для меня лучшая награда. И он улыбался.
Тут начинается самое главное. Нужно сделать одну великую вещь – признать, что не все поддается твоему влиянию. И что ты не сможешь прожить или захотеть за другого человека. Даже за самого родного и близкого. Но можешь отвечать за свою жизнь. И свои действия. И влиять только на свою жизнь.
– Мама в отрицании, в депрессии – возможно. Ты начинаешь себя чувствовать плохо, искать похожие симптомы? Зачем направлять силы на то, что от тебя не зависит? Вместо этого ты должна стянуть все внимание вглубь себя. Ты отвечаешь за свое здоровье, за свой настрой, за свое состояние. Займись этим. Тогда ты сможешь помочь маме. Чем? Простым приятием, присутствием, участием, действием.
Понимаешь, лучше, когда кто-то не спрашивает, а действует. Действует в твоем поле.
Знаешь, вот у нас есть друзья, они каждый раз с полными сумками еды приходят. Первую клубнику несут, все, что мне можно из еды, в общем несут. С деньгами у них напряг, но они вот так действуют, не обсуждая ничего. И вроде это они просто «в гости не с пустыми руками» пришли, а реально так адресно заботятся. Я знаю, что моя подружка плакала навзрыд, когда узнала. Но она приходит ко мне со своей клубникой улыбаться. Чтобы я знала – тут ничего не изменилось.
И ничего не надо усложнять – напротив.
Если возможно, совершай простые действия. Поправить подушку, почитать или оказаться рядом, когда мама захочет поговорить. Это может оказаться в сто раз эффективнее, чем настойчиво ковырять кармические причины или диктовать необходимый перечень онкомероприятий.
– А что ей дать почитать? Есть какие-то книжки?
Я перечисляю то, что читала сама. В этой «компании» Лиз Бурбо, и Шварц с «Планом твоей души», и еще кто-то.
– Но видишь ли в чем дело… Тут никаких директив. Просто положи, чтобы ей на глаза попалась. Пойдет, значит пойдет. Что пойдет – непредсказуемо. Или так вот, какую-то мелочь обозначь из того, что у тебя отзовется: «…тут интересное попалось, хочу поделиться с тобой…» И посмотри – увидишь отклик, можешь почитать ей. Нет – значит нет. В принципе, пойдет все, что угодно. Хоть сказки, что в детстве любила или тебе читала.
– Я в растерянности, потому что и правда не понимаю, как ей помочь. Я не хочу на нее давить и призывать ее бороться, но мне ужасно от того, что я чего-то не сделаю.
– Сделай главное: разреши ей ВСЕ. Разреши ей просто быть.
И прямо так и скажи:
«Тебе можно все. В этой ситуации выбираешь только ты. А мы поддержим любой твой выбор, любое решение.
Будем учиться жить заново. И радоваться, если будет получаться жить.
Мы не будем душить тебя ожиданиями и тревожными взглядами. Мы будем рядом, когда тебе нужно. Будем незаметны, когда тебе захочется побыть одной. Обнимем, когда ты будешь плакать. Поймем, если тебе все захочется крушить-ломать. Выслушаем, когда ты будешь жаловаться и сожалеть о не случившемся. Восхитимся, когда ты снова будешь мечтать и строить планы.
Отвезем-привезем твои анализы, найдем лучших докторов, если ты решишь пойти дальше. Найдем денежки, чтобы твое исцеление произошло.
И еще мы договоримся о том, что мы все люди. Чье-то настроение и уверенность сегодня может захромать. Чьи-то силы на время иссякнут. Чье-то напряжение на мгновение зашкалит.
Мы не обещаем быть оловянными солдатиками, но гарантируем – не отвернемся и не свернем, не уйдем в сторону и не сделаем вид, что это не про нас.
А еще – уберем ложь и геройство. И будем жить»
Про вдохновляющие примеры
Когда-то давней зимой я попала в аварию. Машину вел отец, нас сильно занесло на повороте. На трамвайных путях мы оставили полподвески, я сильно ударилась о лобовое стекло головой. Почему-то еще и коленями, не знаю обо что, но болело сильно. От неминуемой встречи с фонарем спасло то, что мы по дороге к нему заглохли. Я была на седьмом месяце беременности. Все обошлось. Заплывший глаз, шишка на лбу и колени – не в счет. Ну и серьезное восстановление автомобиля. Однако ездить зимой с тех пор я не могла. В такси дрожала как осиновый лист, если машина начинала даже чуть-чуть елозить.
А тут наступила моя первая водительская зима. И мне надо куда-то ехать. Очень надо. И никого нет, кто бы сел за руль. И вот я бреду медленно к стоянке, как будто еду. Тренируюсь. И знаю, что опять не сяду за руль. А тут – ба! женщина за рулем «копейки»… Медленно так двигается, осторожно. Я остановилась и смотрю: знак ведь! Она может – и я смогу. Взяла машину и поехала. С того дня езжу каждый день, независимо от погоды и сезона.
…Я в онкологическом центре стою в очереди к своему зав. отделением. Прием идет, все, которые «ДО» – ждут, а по коридору ходят женщины – «УЖЕ» с такими баночками под руками. И тут одна очень приятная дама – «ДО» с дочкой подходит что-то спросить. Красивая такая, подтянутая вся, с современной стильной стрижкой. Спросили, идет ли прием и на месте ли наш зав. Да, да, все на местах, все идет, занимайте очередь. Она обрадовалась будто любимого артиста сейчас обнимет. И куда-то в соседний кабинет занырнула. Ей там что-то для госпитализации дали – бумажку какую-то. И она еще бодрее побежала. Радостная. И дочка ее так деловито-бодро шагает. А я уставилась на стрижку дамы – будет ведь химия, думаю… Будет парик носить вместо стрижки.
Ну что – они могут, и я смогу? Нет. Там не сработало.
Про опору, колею и шаг в неизвестность
Все слилось в один беспробудный день-период.
Мысли не выкатываются ни словами, ни буквами.
Со всех сторон обступила закрытость – делай свое дело, так спокойнее, так надежнее.
Контакты – по минимуму. Друзья-близкие не беспокоят лишний раз, потому как свое, да и тебя лишний раз не хотят дергать вопросами про самочувствие-настроение.
В вопросах настроения совсем немного разнообразия. Я будто замерзла изнутри.
Да, остаются эти обследования – исследования-анализы. Да, обязательные поездки в Песочный зачем-то там еще. И пока мы едем, я молчу и зябко кутаюсь, убирая ледяные руки в рукава. Я ненавижу эту дорогу и этот холод, мне мешает говорить давящее ощущение в груди. И понимаю, что вдруг с момента диагноза начала себя чувствовать плохо, очень плохо. Хотя до этого все было, как бы это… – бессимптомно.
Я принимаю растительный яд. Придерживаюсь строгой диеты, которая не только в компании с ядом, но и в принципе для моей ситуации необходима. Как только девочка-фитотерапевт выслала мне настойку, сопроводив рекомендациями по питанию «онкологических», я моментально изучила все возможные списки антираковых продуктов – по возможности все это добавила и, по необходимости, убрала все, что не по моему нынешнему статусу. Сахар и дрожжи, и мука в любых проявлениях, жареное, жирное – долой! Но почему в той же клинике я вижу жующих булочку с маслом женщин, и вижу на их столе кашу, обильно политую маслом и сахаром? Почему на мой вопрос, что еще, кроме химиотерапии мне порекомендуют, мне не рекомендуют ничего? И только смущенно улыбается хирург-онколог: «Питание? Настроение? Ну да это можно, хотя сильно ничего не меняет, но Вы должны настроиться на долгий путь и… на лучшее…»
А вот по поводу переноса сроков моей операции он в недоумении, даже в осуждении. «Какое число? Почему так долго? Я же Вас предупреждал. Когда была биопсия? Вы рискуете».
Это я устроила этот перенос, мне нужно время для того, чтобы пройти курс болиголова. Я выкроила 37—38 дней, чтобы пройти эту «горку» от одной капли до 19 и вниз. Наверно рискую, странно, если бы я не рисковала, угодив в этот переплет изначально. И что-то внутри не дает поддаться на непреклонное «немедленно» и «как можно быстрее», а побуждает сделать шаг чуть назад. Что-то разворачивает сделать наоборот – не торопиться, а оглядеться, не глушить иррациональный страх, а пройти туда, еще глубже. Не бодриться и деланно веселиться, а быть в том, что идет. А идет заморозка чувств.
Страшно ли принимать настойку, зная, что это яд? Нет. Сейчас – это мой союзник, только так. Сейчас я учусь внимательно слушать тело и относиться к растению с уважением. Каждому из нас необходимо выполнить свою часть работы.
Миелю:
«Коротко о моих предварительных результатах в процессе работы с официальной медициной и другими методами.
Госпитализацию я себе назначила на 21 апреля, а до этого с 16 марта решила пройти курс болиголова (это растительный яд, писала про него). Там по капле в день до 20 и вниз до одной. Естественно, в онкологическом центре меня уже определили по полной – операция-лучевая терапия-химиотерапия. Я операцию сделаю, хотя долго колебалась, не могла принять решение. Но никаких лучевых и химий проходить не буду. Фактически, растительный яд – то же, что и химия, только в химиотерапии яды синтезированы и конечно рубят организм.
Так вот, на 26-ой день курса сделала УЗИ – опухоль здорово уменьшилась в размерах, практически в два раза. Привезла снимки к хирургу – говорю: есть радостная новость… А они – нет такого метода лечения :)) И это – ни о чем, сослались на погрешность аппарата, разрешение снимка и т. п. Нормальная погрешность? – ушло более 1 см. Один вообще прочитал лекцию о токсичности растительных ядов и их влиянии на тромбоциты-лейкоциты, и это врач, который планирует меня «лечить» химиотерапией :))
Поэтому, конечно, на этом наш диалог закончился.
Представляю, если им рассказать про Перу и Аяваску :))
Я просто сообщаю, что планирую продолжить лечение заграницей. По приезду – пока придерживаемся намеченных сроков, надеюсь, справимся финансово. На связи!»
Нолисса:
«Привет, братцы! Миель сейчас в диете. Знаю болиголов, сильное средство, действительно нешуточное. А врачи очень предсказуемы, мы уже сталкивались с подобной реакцией. У них круговая порука внутрицеховая, своих не подставят, остальных загнобят и всё свалят на гипердиагностику.
Будьте достаточно гибкими, для коррекции стратегии и тактики, но решительными и настойчивыми в достижении цели, не поддавайтесь на провокации и не распыляйтесь. Если болиголов дал хороший результат, посмотрите, добивайте ещё одним курсом под контролем лабораторных показателей или сколько нужно (вам там по ситуации виднее) и уже после к аяваске. Наша договорённость в силе, а сроки всегда можно скорректировать. Мы на связи.»
Письмо Нолиссе:
«С болиголовом ситуация такая: принимать 2—3 курса, т.е. в среднем 240 дней с перерывами. Я сейчас заканчиваю первый курс, после будет перерыв и как раз операция. Второй курс будет на 60 дней – до 30 капель и обратно.
С операцией, честно говоря, колебалась долго, конечно я бы продолжила болиголов.
Но тут история такая, что хирург, который будет оперировать, работает в онкоцентре до 5-го мая, потом его уволят – там свои разборки. А если уж оперироваться, то у него – мне его рекомендовали, да и подход у него щадящий. У других была, разговор короткий – удаляем все под ноль.
По приезду мы предварительно с Миелем договаривались на июнь, но пока подтвердить не могу – по деньгам не вытанцовывается. Поэтому я действительно пройду еще курс болиголова, может скорректируем сроки на осень. В любом случае, как у нас тут определится, в течение 2-х недель, я отпишусь, чтобы вам понимать планы.
По анализам, кстати, ситуация вполне нормальная, несмотря на прием ядов, тромбоциты чуть ниже нормы, но не критично, лимфоциты вообще без замечаний, лейкоциты тоже, гемоглобин как у космонавта. Так что да – не поддаюсь на провокации медиков, не распыляюсь. Тем более, что основной их шок впереди – когда откажусь от химии.
У нас есть проекты в стадии определения. Если все будет позитивно, там работы месяца на 4—5, и денежка будет на поездку.»
Нолисса:
«Хорошо, что болиголов тебя принял, продолжи работу с ним. И относись к нему не просто, как к яду. Это серьёзное растение с сильным духом. Вы же помните, Миель вам показывал это, другое отношение к растениям. Уважение к ним, доверие к ним и собственная внутренняя сила. А ещё тебя этому учили чирик сананго и аяваска, помнишь? Когда рушили твоё представление о том, как должна происходить работа в Силе, и в конце концов, ты всё-таки стала им доверять, но сама этого испугалась))) это фигня, главное-ты знаешь, как это, доверять. Уверена, что вы со всем справитесь, просто держите нас в курсе»
В отвесном падении
Нет, не сложилось никакого решения по операции. Ни того, ни этого. Ничего не сложилось. И такое состояние, будто все время падаешь. И то ли бездна не заканчивается, то ли уже паришь в неизвестности. Нет аргументов. Никаких – ни ЗА, ни ПРОТИВ. От этого как-то вдвойне противно. Умом, ну что умом? Он словно затаился, заморозился.
Не на что опереться – редкое состояние, незнакомое.
Еще имею смелость и глупость озвучивать кому-то свои «планы». И сразу внутренне съеживаюсь от возможных реакций. Да, есть такое периодически – наверно хочу поддержки, наверно жду одобрения, что я на верном пути.
И что-то такое есть, от совершенно разных людей.
Хотя средне-человеческая реакция все же про то, что я полное «ку-ку», если не сделаю так, как предлагает официальная медицина. А мне сейчас все равно, у меня ни борьбы за свое, ни сопротивления другим. Ничего сейчас не работает так, чтобы был долгожданный выдох.
Решения нет. От этого зябко, провально и темно. Продолжаю что-то делать, покупать принадлежности для больницы и операции – какие-то пластыри нужного размера, эластичные бинты и одноразовые шапочки, и что-то еще. И вроде все ведет туда, а я в тихом смятении думаю – ну вдруг… так деловито и пойду, и настанет ясность?
Знаки… Хоть бы знак какой-то. Нет ничего, слушаю сильно, всматриваюсь во все. Или нет, или не мне, или с приемной антенной что-то.
Поддержка есть. Она разная. От жизненно необходимых сейчас денег, до тихого ободряющего «Ты справишься, ты знаешь, что делать и куда идти» от нечастых теперь моих гостей.
Деньги… Они требуются сейчас, и потребуются еще, но откуда возьмется гигантская для нас сегодня сумма на мое лечение, даже не думается. Деньги растворяются в этих обследованиях-процедурах-анализах. А еще надо правильно есть, правильно думать и по возможности быть в нужном состоянии духа.
От родственников безо всякой обусловленности приходит посильная помощь – «на операцию», «на жизнь». Появляется друг моей Ляльки и просто так оставляет конверт с суммой, не спрашивая и не обсуждая моих действий. И на искреннюю мою благодарность скупо отвечает: «Это ерунда. Береги себя».
И чувствуешь легкость от того, что не надо ничего объяснять про то, что было и будет, и что бесплатная медицина конечно есть, но не в этом случае. И почему так получилось, что сегодня эта хрень привалила сразу вслед за полным финансовым провалом, и мы оказались тотально несостоятельными… Ничего не надо с теми, кто просто пришел и сделал. И это даже не мой друг, не тот, с кем пуд соли и чего-то там.
Есть и мои, их раз-два и обчелся, но они всегда рядом и, сдерживая свои тревожности, тоже просто делают. Что? Жизнь.
Есть Лялькин молодой человек – уже совсем наш родной, настолько восприимчивый и чувствующий чужую боль, что первое время после диагноза даже появиться у меня не мог – боялся своим состоянием все усугубить. Был рядом, когда моей Ляльке пришлось справляться с нахлынувшим всем – простой опорой, нерушимой стеной. Любя. Знаю, что все мои рыдали в разных углах, но в присутствии было одно – все со мной, все за меня. И если бы можно было сейчас просто насладиться этим счастьем, этим редким даром… Пусть их единицы, кто молча встал рядом, не увильнул и не слился, не заявил что-то принципиальное о себе, не выменивал свою помощь на собственную важность, признание себя и прочую хрень. Они – мои люди.
Даже девочка-врач по УЗИ, узнав немногочисленные подробности моей истории, сравнив февральский и апрельский снимки, тихо и твердо мне говорит: «Вы все делаете правильно. Только так и надо» И никакого притворно-официозного формализма, когда я в ответ на ее вопрос о дальнейшем пути чуть-чуть рассказываю о Перу. Слушает внимательно, и в конце также твердо сообщает: «Я буду держать за Вас кулачки, и пусть у Вас все получится!»
