скачать книгу бесплатно
– Можно, конечно, можно. Только хороший купи, Семён, не китайский, договорились?
Наконец, книги выложили, шкаф подвинули, и две полки с рубашками, джемперами стали доступны.
Аркадий взял одну из рубашек, развернул, прикинул её на Тимофея – мала, брат был выше на полголовы и полнее.
Он долго рылся на полках, перекладывал и перебирал свои вещи, в итоге вытащил какой-то старый, поношенный свитер, но зато большой, который только и подошёл Тимофею.
И тут Аркадий вспомнил о рубашке Тимофея, которую залил очистителем, он бросился в ванную и с ужасом увидел, что на месте жирного масляного пятна красовалась маленькая дырка, которая при натяжении ткани бессовестно расползалась, становясь всё больше.
Он взял флакон с красивой этикеткой и прочёл:
«Хлорсодержащий отбеливатель. Применять осторожно, выдерживать время воздействия препарата!»
«Откуда у меня этот отбеливатель? – подумал Аркадий и вспомнил, что принесла его Зоя, когда недавно стирала постельное белье. – Ну спасибо тебе, Зая моя!»
Он вздохнул и украдкой посмотрел на часы – а вдруг успеет всё-таки к своему рыжему, солнечному чуду?
Уставшие братья сидели за столом, обменивались тусклыми прерывистыми фразами и доедали котлеты, которые, словно в утешение, оказались на самом деле вкусными.
– Мне пора, – Тимофей встал из-за стола.
– Как пора? Так быстро?
– Что поделаешь, дела.
«А я так и не поговорил как следует, но теперь уж поздно, надо торопиться», – подумал Аркадий.
В коридоре Тимофей задержался у старинного зеркала от трюмо, рассеянно глядя в одному ему ведомую или неведомую даль:
«Мамино трюмо, она любила прихорашиваться перед ним. Не буду говорить об этом…»
Аркадий, заметив далёкий взгляд брата, подумал:
«Вспомнил ли он мамино трюмо? Не буду говорить об этом…»
Они вышли во двор, встали у подъезда, такси до вокзала ещё не приехало.
Аркадий вновь вспомнил, как Тимофей катал его на багажнике дорожного велосипеда, как они заходили в магазин и покупали на двадцать копеек самые дешёвые шоколадные конфеты.
– Ты помнишь, как катал меня на велосипеде, я сидел на багажнике и мы заходили…
– Заходили в магазин и на двадцать копеек покупали конфеты, они были без фантиков, в развес, и на эти деньги их было девять штук. Мы брали по четыре, а последнюю делили пополам.
– Как же они назывались?
– Сейчас… таёжные или южные… Нет, не могу вспомнить.
Приехало такси, братья обнялись, попрощались, Тимофей сел на заднее сиденье, машина медленно поехала.
– Вспомнил, вспомнил! – Аркадий побежал за машиной, почти догнал её, шофёр притормозил.
Тимофей открыл дверь и услышал:
– Кавказские, они назывались кавказские!
Счастливая улыбка озарила лица братьев.
Может быть, потеплеет?
На днях иду к метро, и на меня, чуть не сбив с ног, налетает мужчина:
– Помогите, Христа ради, подайте на хлеб!
Смотрю на него снизу вверх, потому что он огромный, под два метра ростом, в замешательстве думаю: «Почему на хлеб?»
А сама, отстранившись по возможности, тихонько пытаюсь разглядеть – настойчивые, даже наглые глаза, чёрная шапка, натянутая на лоб, небритый, одет во что-то тёмное, неряшливое, но не пьяный, нет… вдруг он хватает меня за руку и говорит:
– С праздничком!
С трудом выдергиваю руку, быстро отхожу, оглядываюсь.
«Нищий» смотрит мне вслед, крепкий, крупный мужчина, на вид лет сорок, что заставило его просить «на хлеб»?
Боже мой, на хлеб!… такой здоровый и молодой… нет, я понимаю, всё бывает, и всё-таки…
Иду, задумалась и вдруг вижу: на самом краю тротуара, рядом с шумной дорогой сидит на небольшой, низенькой тележке человек без ног… совсем маленький… приближаюсь… оказывается, это парень лет двадцати пяти, но такой худенький и бледный, будто весь прозрачный, в чём-то неопределенно сером, впалые щёки, колючие глаза, а волосы… Боже мой, да он седой весь… такой молодой, седой старичок, похожий на взъерошенную, крохотную птичку… наверное, на воробья, а может, на колибри… взгляд отрешённый… ничего не просит, ни слова… мимо несутся машины, автобусы, такси, пассажиры, прохожие… он не поднимает головы, видит только идущие ноги… ноги в ботинках, в сапогах, на каблуках, ноги в брюках, в юбках… ноги бегут и спешат…
Я останавливаюсь, открываю сумку, достаю купюру и кладу её в полиэтиленовый пакет, лежащий около парня… он не благодарит, ожесточённо стоит на ногах… которых нет ниже колена… захожу немного сбоку чтобы закрыть сумку и вижу, что ноги нищего просто согнуты… просто согнуты в коленях… они поразительно маленькие и худые… их можно увидеть только со стороны… обманывал…
Навстречу мне идут два парня, они смотрят на меня и смеются… почему?… оглядываюсь… один из них глядит мне вслед и крутит пальцем у виска, мол, глупая, не поняла что ли сразу… не поняла… сразу не поняла… ну и что… а попробуй-ка вот так на коленях… несколько часов… где-то была такая пытка, забыла только где… и курточка у него тоненькая-тоненькая, ветер раздувает и треплет её как парус… почему он здесь, с протянутой рукой… такой неприкаянный… на краю дороги, как на краю пропасти…
С неба посыпалась снежная крошка вперемешку с дождём.
Снег тает в воздухе, не долетая до земли, крохотные дождинки испаряются, оставляя асфальт почти сухим, но ветер, порывистый ветер. Я останавливаюсь, поднимаю воротник пальто, поправляю шарф.
– Распогодится, потеплеет скоро, – на ходу говорит мне незнакомый мужчина и улыбается.
Известие
Анна Васильевна не спала всю ночь.
Она всё думала о Николае, Коленьке, единственном сыне, который звонил недавно и обещал приехать завтра утром.
И хотя в доме у неё всегда были чистота и порядок «просто на загляденье», как говорили подруги-соседки, всё равно, Анна Васильевна и окна помыла, и занавески постирала, и цветы на подоконниках привела в порядок, а на чистый пол положила выстиранные половички, мягкие, пёстренькие, создающие милый, деревенский уют.
В общем, навела красоту.
Осталось поставить на веранде вазу с букетом осенних цветов, которые любил сын.
А больше всего, как память детства, как напоминание об осени и школе, Коля любил цветы, которые в народе назывались Золотые шары, они живописным, золотым салютом приветствовали каждого у калитки, свешиваясь охапками через забор, и, поселившись у крыльца, заглядывали в окна, простодушные и родные.
Анна Васильевна воспитывала сына одна. Отец Коли бросил её, уехав в город к другой женщине, когда сыну не было и года. Алиментов не посылал, не навещал, а она не роптала, смирившись с судьбой матери-одиночки, и замуж больше так и не вышла.
Жила ради сына, которого любила больше жизни, отдавая ему всю свою нежность и любовь.
Учился Коля хорошо, был одним из лучших учеников, после школы поступил в училище гражданской авиации и стал лётчиком.
Женился, имел двух сыновей.
Анна Васильевна могла гордиться сыном.
Ночью прошёл дождь, осенний, долгий, он шуршал по крыше и шептал что-то тихое и грустное.
Анна Васильевна утром спустилась с крыльца и медленно пошла по узкой, в трещинах, асфальтированной дорожке к калитке, вспоминая, как прокладывали с Колей эту дорожку-тропинку – по дороге проехала машина с дымящимся асфальтом, случайно обронившая небольшую горку его около забора.
Анна Васильевна быстро сообразила и позвала сына: Коля носил, набирая по полведра, тяжёлый, горячий асфальт, а она валиком от старого дивана раскатывала дорожку. Делать всё нужно было быстро, пока асфальт не застыл, они торопились, и дорожка в нескольких местах искривилась, образуя зигзаг. Так и осталось.
Зато каждый раз, идя по ней, Анна Васильевна вспоминала тот солнечный, летний день и запомнившийся запах жаркого битума.
Она подошла к калитке, сорвала несколько пышных кистей Золотых шаров, покрытых капельками ночного дождя, и тут увидела в почтовом ящике конверт.
Достала его, открыла.
В конверт были вложены две фотографии: на одной из них Коля стоял около красивого, белого самолёта, а на другой, поднимаясь по трапу, он остановился и оглянулся, улыбаясь ненаглядной, любимой улыбкой.
Письмо было послано Колей задолго до звонка по телефону, когда он сообщил, что приедет.
Анна Васильевна посмотрела на дату отправления и на дату получения письма на местной почте, удивилась, почему письмо шло так долго, и почему вообще сын отправил его, зная, что скоро приедет.
Она вздохнула, стряхнула капли дождя с цветов, понесла их на веранду, поставила в вазу на столе, а рядом разместила две новые фотографии.
Села на стул и долго любовалась сыном, потом очнулась и пошла в погреб – достать капусту для пирога, картошку и трёхлитровую банку с ассорти – засоленными маленькими огурчиками, помидорами, дольками кабачка и чеснока.
Банку с соленьями поставила в холодильник, куда поместила и бутылку с наливкой из черноплодной рябины необыкновенно красивого вишнёво-малинового цвета:
«Пусть будет похолоднее. Удалась наливка в этом году!» – подумала она.
Затем она занялась приготовлением жаркого из картошки с белыми грибами и луком.
Колосовики, первые белые грибы, Анна Васильевна собирала в июне с Колей, когда он приезжал на два дня.
Они шли по тропинке через поле, заросшее клевером и ромашками, высоко в небе проносились ласточки, жужжали шмели над цветами, и летали стрекозы с выпученными глазами и прозрачными, изящными крыльями.
На опушке леса набрали корзину белых грибов и лисичек, и два дня Коля лакомился грибным супом и молодой картошкой с грибами.
Остальные грибы Анна Васильевна заморозила, и вот сейчас они пригодились.
Она возилась долго, радостно, с настроением, и к обеду на столе красовался любимый Колин пирог с капустой и жаркое с грибами.
«Завтра утром только подогрею», – подумала Анна Васильевна.
Она прилегла отдохнуть, а проснувшись в пять вечера, пошла в сад собрать яблоки, решила испечь шарлотку к чаю.
«Да и так, просто похрустеть яблочком – как хорошо! Коленька любит», – улыбалась Анна Васильевна.
Она срывала спелые, краснощёкие яблоки, складывала их в небольшую корзину, как вдруг услышала скрип открывающейся калитки, в которую вошли Вера и Света – подруги, живущие рядом.
– Я скоро! – крикнула она.
Соседки подошли к дому и сели на ступеньки крыльца, глядя на Анну Васильевну как-то странно пристально.
«Надо бы угостить их пирогом, пока не остыл», – подумала она.
И в эту минуту в калитку, оказавшейся открытой, вошла Тоня, почтальонша, с рабочей сумкой, перекинутой через плечо.
Увидев Тоню, Вера и Света встали и направились к яблоне, около которой стояла Анна Васильевна, держа в руках корзину.
Почтальонша, постояв немного на асфальтированной дорожке, делающей необычный зигзаг, также пошла к Анне Васильевне, которая вдруг стала центром… центром пересечения дорог, путей и лётных маршрутов, центром пересечения надежд и страданий, возможного и невозможного.
Яблоки высыпались и покатились по пожелтевшей траве, по опавшим листьям, по судьбе, покатились как слёзы, пролитые слёзы из будущего.
Она ничего не слышала, но по губам поняла:
– Разбился.
А больше она не помнила ничего…
Торжок
Не думала, что в этом году в середине июля я окажусь в Торжке, и не на один день, как решили вначале, не думала, что даже задержавшись на три дня, мне не захочется расставаться с этим небольшим, древним городом, покорившим моё сердце.
Мы гостили у родственников в Твери и неожиданно заговорили о Торжке, где ни я, ни мой муж не были. В результате утром следующего дня мы ехали по федеральной автомобильной дороге М-10 «Россия» – Москва – Тверь – Великий Новгород – Санкт-Петербург.
Приблизительно через час, преодолев без пробок около шестидесяти километров, мы свернули с Ленинградского шоссе и минут через десять были уже в центре Торжка.
Устроиться в гостинице не составляло труда и, прихватив фотоаппарат, мы отправились знакомиться с городом.
Торжок был основан новгородскими купцами на рубеже IX–X веков, первое упоминание о городе в летописных источниках относится к 1139-му году.
Торжок возник и развивался как торговое поселение, сменив за историю несколько названий: Торг, Новый Торг и Торжец.
Город расположен на отрогах Валдайской возвышенности, на реке Тверце, довольно широкой здесь, почти такой же, как в её устье, в Твери, где она впадает в Волгу.
В центре Торжка, на небольшом расстоянии друг от друга расположены два моста – один автомобильный, где есть и пешеходные дорожки, другой пешеходный.
Между мостами, с одной стороны Тверца закована в гранитную набережную, вдоль неё стоят красивые фонари и старинные, двухэтажные, реставрированные особняки – это Тверецкая набережная.
С противоположной стороны находится Новгородская набережная, здесь располагается здание администрации города, рядом с которым можно увидеть, как в старые добрые времена, Доску почёта с фотографиями врачей, учителей, военных, рабочих.
