скачать книгу бесплатно
Низкий уровень общего образования комсостава и младшего комсостава
«Как известно, – писал в 1935 г. заместитель начальника 2-го отдела Генерального штаба РККА комкор С.Н. Богомягков, – тактически грамотные командиры – это на 99 % – люди с хорошим общим развитием и широким кругозором. Исключения единичны»
. Мысль о связи между общим развитием командира и его умением эффективно решать боевые задачи проводил и видный русский военный писатель полковник Е.Э. Месснер, когда отмечал в 1938 г., что «офицерство знающее и – это самое важное – офицерство интеллигентное [выделено мной. – А.С.] проливает кровь бережно, как искусный хирург, офицерство же неинтеллигентное «пущает кровь» без меры, как цирюльник»
.
Действительно, недостаток общего развития и обусловленная им узость кругозора неизбежно порождают у командира тягу к шаблону, не позволяют ему действовать по обстановке. Ведь человек с небольшим багажом знаний психологически склонен возводить то немногое, что он знает, в абсолют, смотреть на немногие известные ему сведения как на некую «универсальную отмычку» для разрешения любой проблемы – словом, «держаться устава, яко слепой стены». Именно так и командовали, в частности, в апреле 1932 г. курсанты Среднеазиатской объединенной военной школы – «тактическая подготовка» которых «упиралась, в основном», в «недостаток общей грамотности», в «малограмотность и отсутствие достаточного общего развития». «Шаблон в решениях и в постановке задач, – констатировала проверявшая школу комиссия начальника штаба Среднеазиатского военного округа С.А. Пугачева, – заучивание подаваемых команд и приказных формулировок при недостаточном их осмысливании и недостаточно гибком приложении их к конкретным условиям реальной обстановки»
… Писательница М.С. Шагинян фактически очертила требования к офицеру, когда отметила в 1933 г., что от начальника политотдела МТС требовалось «суметь очень быстро, толково и правильно найти один из миллиона способов, отличающийся от остальных девятисот девяноста девяти тысяч, которым легче и лучше всего надлежало бы руководить в данном месте и при данных условиях, отличных от других мест и условий. А эта гибкость и способность ориентации […] зависит в очень большой мере от степени интеллигентности начальника политотдела»
.
Вовсе не случайно, что успешными действиями финских войск зимой 1939/40 гг. в Средней и Северной Карелии руководили офицеры, которые «не только получили хорошую военную подготовку, но и принадлежали к интеллектуальной элите страны», были «людьми разносторонними»
и способными поэтому легко переключаться на поиск нового, соответствующего вновь сложившейся обстановке решения. Это начальник Генерального штаба генерал-лейтенант К. Эш (не только выпускник военной академии, но и ученый-ботаник, известный «проявлением интереса к научным тонкостям»), командующий группой «Северная Финляндия» генерал-майор В. Туомпо (являвшийся еще и «специалистом по истории и филологии») и последовательно разбивший советские 163-ю и 44-ю дивизии командир 9-й пехотной дивизии полковник Х. Сииласвуо – стать «находчивым», «расчетливым и изощренным командиром»
которому явно помогло изучение, помимо военного дела, юриспруденции и опыт работы в Министерстве образования.
Именно «повышенный уровень общей интеллигентности» офицеров артиллерии, считал русский военный писатель генерал-лейтенант Б.А. Штейфон, помог им быстрее пехотных усвоить новые требования, выдвинутые Русско-японской войной. Ведь «для усвоения, конечно, не механического, а идейного, всех этих новшеств требовалась соответствующая психологическая подготовка» (психологическая готовность к новому. – А.С.)
. Связь между «уровнем интеллигентности» и способностью к усвоению и анализу нового была ясна и генерал-майору Н.В. Нагаеву, характеризовавшему прикомандированного в сентябре 1916 г. к лейб-гвардии 2-му стрелковому Царскосельскому полку поручика лейб-гвардии Драгунского полка А.М. Ставского: «Как офицер с широким кругозором, отлично образованный (окончил университет), он мог быть и действительно был, хотя, к сожалению, и недолго, таким же отличным офицером пехоты, как и конницы», «быстро осваивался с непривычной для него обстановкой окопной жизни и входил в роль командира роты»
.
А вот воспоминания участников Великой Отечественной И.Г. Кобылянского и А.З. Лебединцева. Решения командовавшего в 1943–1944 гг. нашей батареей старшего лейтенанта Л.Н. Винокурова, пишет Кобылянский, «всегда были взвешенными и своевременными». А ниже замечает, что в беседах с комбатром – бывшим архитектором, чья речь «выдавала в нем образованного горожанина» – он «ощутил широкий кругозор Льва Николаевича»… Общий кругозор явно помогал и капитану Л.И. Салопу – геологу, ставшему на войне начальником штаба полка и учившемуся в 1944 г. вместе с Лебединцевым на курсах «Выстрел». «Учеба его интересовала мало»: Салоп добивался демобилизации и направления на работу по специальности. Тем не менее ответы на занятиях этот бывший вузовский преподаватель, кандидат наук, давал «всегда аргументированно»
…
Лейтенант М.В. Краскин – проявивший, в отличие от большинства командиров РККА – участников пограничных конфликтов 1936–1937 гг. в Приморье, хорошие командирские качества – имел высшее образование и до призыва в армию был директором курсов повышения квалификации инженерно-технических работников.
Правда, само по себе хорошее общее развитие тактической грамотности не гарантирует. Так, командиры полков польской армии, проверенные в 1931 г. виленским армейским инспекторатом, при «значительной интеллигентности» все-таки отличались «некоторой узостью тактического кругозора, особенно поражающей во встречном бою»
(их подводила плохое знание военной науки). Но слабое общее развитие (повторим мнение специалиста) – это 99-процентная гарантия «узости тактического кругозора».
«Хорошее общее развитие и широкий кругозор, – продолжал С.Н. Богомягков, – приобретается всей суммой полученного образования и опыта жизни, и то лишь людьми, которые обладают не менее, чем средними умственными способностями. Невозможно простым натаскиванием внедрить эти качества, какие-либо [так в тексте; должно быть: «какие бы». – А.С.] методы мы для этого ни рекомендовали»
. Значение жизненного опыта и способностей в комментариях не нуждается; что же до «всей суммы полученного образования», то ясно, что в данном случае важно образование не только и не столько специальное, сколько общее.
Больше того, без достаточного общего образования тактически грамотным командир в 30-е гг. ХХ в. не мог стать даже и при наличии жизненного опыта и умственных способностей. В самом деле, к чему можно свести задачи командира в боевых действиях того времени – насыщенных разнообразной техникой и потому чрезвычайно динамичных, изобилующих внезапными изменениями обстановки? Прежде всего к тому, чтобы быстро оценить вновь сложившуюся обстановку и адекватно отреагировать на нее – отдав соответствующие команды или распоряжения. Иными словами – к тому, чтобы проанализировать вновь поступившую информацию и использовать ее в своих интересах. А именно к этому и приучает человека общее образование! Ведь, учась в общеобразовательной школе, человек делает, по существу, то же самое:
– постоянно сталкивается с новой информацией (новым учебным материалом) и
– постоянно же пытается использовать эту информацию в своих интересах, запоминая и анализируя учебный материал (если не для того, чтобы овладеть знаниями, то хотя бы для того, чтобы не иметь неприятностей в школе и дома, получить документ об образовании и т. п.).
Можно выразиться и еще проще: общее образование приучает человека думать – а это именно то, что прежде всего требуется от современного командира.
Общее образование, таким образом, не только побуждает командира искать адекватное обстановке решение (формируя понимание той истины, что известными ему шаблонами военное искусство отнюдь не исчерпывается), но и дает ему необходимый для такого поиска навык – навык умственной работы, привычку к такой работе. На это еще в 1815 г. указывал «прекрасно разбиравшийся в сущности офицерской профессии и веяниях времени» саксонский генерал-лейтенант Г. фон Черрини: «Знания, как таковые, бесполезны на поле сражения: с этим легко согласиться. Что нам нужно, так это навык. С другой стороны, особенно в мирное время, скорейший путь к приобретению навыков – образование». «Шаг от знаний к навыкам, возможно, велик, но от невежества – значительно больше», – подчеркивал и командующий сухопутными войсками «веймарской» Германии генерал пехоты Х. фон Зект
.
Понятно, что чем больше классов общеобразовательной школы закончил командир, тем этот навык, эта привычка к умственной работе у него прочнее. Когда в августе – сентябре 1943 г., во время битвы за Днепр, в 48-м стрелковом полку 38-й стрелковой дивизии 47-й, а затем 40-й армии Воронежского фронта три штатных стрелковых батальона приходилось сводить из-за больших потерь в один, командиром этого единственного батальона стали назначать старшего лейтенанта Т.Ф. Ламко – хотя, в отличие от штатных комбатов, он не имел никакого военного образования и в офицеры был произведен за боевые отличия из сержантов. Дело в том, что Тихон Федорович, был, видимо, единственным в полку офицером с законченным средним образованием – и потому лучше других умел думать над тем, как выполнить боевую задачу (соответственно, лучше и выполнял). Если его предшественник ломал голову в основном над тем, как избежать ответственности за невыполнение задачи, то Ламко умел принять решение, адекватное сложившейся обстановке; если требовалось – нестандартное. Так, когда вечером 18 августа 1943 г. его роты вынуждены были залечь у переднего края обороны противника, он проанализировал обстановку и, осознав, что:
– бойцы не смогут окопаться, так как вырытые на мокром лугу окопы тут же заполняются грунтовой водой и
– с наступлением утра (когда солнце уже не будет бить немцам в глаза) лежащий на открытом месте батальон будет быстро уничтожен огнем обороны,
решился не ждать назначенной на утро артподготовки и атаковать противника ночью, без выстрела, сделав ставку на внезапность и эффект от залпа ручных гранат. В результате первая траншея заранее подготовленного оборонительного рубежа немцев была захвачена батальоном практически без потерь (при одном убитом и трех раненых).
А вот упомянутые выше курсанты Среднеазиатской школы с их «недостатком общей грамотности», сталкиваясь с новой обстановкой, «в большинстве терялись, медленно реагировали на вводные данные». Не будучи «достаточно» развитыми», продолжала комиссия С.А. Пугачева, они «не могут быть» и «достаточно инициативными командирами»
… Отмечая осенью 1935 г., что командиры слабо умеют организовать и вести разведку, управлять войсками «в динамике встречного боя», организовать выход из окружения – словом, действовать там, где быстро изменяется обстановка, где необходимо проявлять инициативу, хитрость, изобретательность, составители годового отчета политуправления Московского военного округа (МВО) прямо указывали, что одной из причин этого является «низкая общая грамотность начсостава [так официально до 26 сентября 1935 г., а полуофициально и позже именовали комначсостав. – А.С.], особенно среднего».
О том же говорилось и в отчете об итогах боевой подготовки войск Северо-Кавказского округа (СКВО) в 1934/35 учебном году (в дальнейшем подобные документы будут именоваться годовыми отчетами или отчетами за такой-то год): плохое умение среднего комсостава организовать современный, динамично развивающийся бой, отсутствие у младшего комсостава твердых навыков в выборе боевых порядков с учетом местности и огня противника и в ведении боя внутри оборонительной полосы противника (то есть по завершении спланированной ранее атаки ее переднего края, в обстановке, требующей новых решений. – А.С.) – все это коренится в «недостаточной общей грамотности» младших и «невысокой грамотности» средних командиров (начальник Управления боевой подготовки РККА (УБП РККА) командарм 2-го ранга А.И. Седякин еще и в сентябре 1936-го отмечал, что комсостав СКВО «медленно разбирается в сложной обстановке и много затрачивает времени на принятие решений»)
.
Умение управлять подразделением «в напряженной, сложной, меняющейся обстановке», освоение тактики, «построенной на внезапности, на тренировке в находчивости, на тренировке в быстроте решений и действий» – все эти задачи, подчеркивал 23 декабря 1934 г. начальник Управления военно-учебных заведений РККА (УВУЗ РККА) Е.С. Казанский, «НЕ БУДУТ РАЗРЕШЕНЫ БЕЗ ДАЛЬНЕЙШЕГО УЛУЧШЕНИЯ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНОЙ ПОДГОТОВКИ»
.
Наряду с принятием адекватного решения от командира требуется организовать проведение этого решения в жизнь – а это в 30-е гг. также было сопряжено с большим объемом умственной работы. Ведь здесь требовалось организовать и взаимодействие родов войск, и разведку, и тыловое и инженерное обеспечение боевых действий, и управление войсками в ходе боя или операции… Отсутствие привычки к умственным усилиям делало очень большим соблазн сэкономить на этих усилиях и организовать все вышеперечисленное лишь в общих чертах – а то и вовсе не организовывать, пустить на самотек. Именно в этом и коренилось, по нашему мнению, столь характерное для «предрепрессионной» РККА игнорирование командирами и штабами необходимости вновь и вновь (по мере изменения обстановки в ходе боя) организовывать разведку и взаимодействие родов войск, управлять «сочетанием огня и движения» подразделения (куда проще просто гнать его в сторону противника, подав единственную команду «Вперед!»), ставить конкретные задачи органам тыла – словом, неумение комсостава организовать бой и управлять им.
В мемуарах участников Великой Отечественной это нежелание советского комсостава напрягать свою мысль, предпринимать интеллектуальные усилия высвечивается очень явственно; показательны, в частности, воспоминания трижды Героя Советского Союза А.И. Покрышкина и дважды Героя Советского Союза А.Н. Ефимова. «Боевой летчик, а занялся писаниной», – недоумевали летом 1941 г. пилоты 55-го истребительного авиаполка, наблюдая, как старший лейтенант Покрышкин пытается, анализируя воздушные бои, усовершенствовать тактику истребительной авиации. А в 198-м штурмовом авиаполку весной 1943 г. с недоумением воспринималась даже и такая умственная деятельность командира, которая (в отличие от новаторства в области тактики) является его прямой обязанностью – планирование боевого вылета! Когда ставший командиром звена лейтенант Ефимов стал тщательно планировать перед вылетом действия своей группы над целью, над звеном в полку «посмеивались», «стали называть академиками»
…
Еще один мемуарист – офицер-артиллерист В.М. Иванов – со стремлением командиров сэкономить на умственных усилиях сталкивался дважды: в марте 1942 г. на Калининском фронте и в январе 1945-го на 1-м Белорусском. В первом случае командир батальона 208-го стрелкового полка 117-й стрелковой дивизии 3-й ударной армии на переданное лейтенантом Ивановым предложение артиллеристов поддержать его атаку огнем двух гаубиц, выдвинутых на прямую наводку, отреагировал словами: «Шляетесь тут со своими картинками», – и обсуждать идею и рассматривать «картинки» (составленную Ивановым схему огня) отказался. Во втором случае командир стрелкового полка 8-й гвардейской армии, который должен был поддерживать дивизион капитана Иванова, сначала вообще заявил последнему: «Обойдемся», а затем предложил ему самому «искать, куда стрелять и откуда корректировать огонь». Поведение комбата Иванов объясняет тем, что тот «находился в нервном возбуждении, сознавая, что для готовившейся атаки у него нет ни сил, ни средств, что она, как и предыдущие, обречена на неуспех и новые жертвы». Но в этом случае он должен был бы смотреть на артиллеристов как на своих спасителей и носить их на руках – а не прогонять их представителя со своего КП. Ведь во время зимнего наступления Красной Армии в 1942 г. – когда артиллерия из-за нехватки снарядов почти не помогала пехоте – поддержка огнем двух орудий (и не каких-нибудь «сорокапяток», а 122-мм гаубиц!) для пехотного комбата должна была показаться просто манной небесной! Тем более, что она свалилась на него в виде подарка; ее не пришлось даже выпрашивать… Все ставит на свои места слово «картинки»: комбата явно отпугнуло то обстоятельство, что, для того, чтобы воспользоваться подарком, надо анализировать какие-то схемы, напрягать мысль… Во втором случае нежелание командира прикладывать лишние умственные усилия сквозит еще более явно (хотя В.М. Иванов и здесь ищет другое объяснение тому, что «командир стрелковой части пренебрегает тесным взаимодействием с артиллерией поддержки», и списывает все на «вздорный характер командира, уверившего [так в тексте. – А.С.] в легкую победу, подобно одержанной» накануне)
.
Без достаточного общего образования – приучающего людей не только думать, но и формулировать свои мысли (превращая их в связную речь), иметь дело с книгой, текстом, ручкой, карандашом – командиру трудно выработать и такие необходимые ему навыки, как умение быстро составить внятное донесение, сформулировать внятный приказ или распоряжение, быстро и грамотно нанести обстановку на карту, графически изложить на ней свое решение, оценить по карте характер местности и т. п.
Мы не говорим уже о том, что нехватка общего образования не позволяет овладеть техническими и математическими знаниями, необходимыми командирам специальных родов войск. Так, артиллеристам, чтобы быть в состоянии решить любую огневую задачу (а не несколько типовых), требовалось владеть теорией стрельбы, а это было возможно лишь при хорошем знании математики. «До тех пор, – напоминал в сентябре 1934 г. начальник УВУЗ РККА Е.С. Казанский, – пока теоретическая часть курса артстрельбы (теория ошибок, математическое ожидание и рассеивание, теория вероятности, теория стрельбы по наблюдениям знаков разрывов и проч.) не будет курсантами твердо усвоена, неизбежны растерянность, схематизм в работе, слабая выработка практических сноровок»
.
А между тем, отмечал в 1933 г. ведавший командными кадрами начальник Главного управления и
военно-учебных заведений РККА (ГУ и ВУЗ РККА) Б.М. Фельдман, «общеобразовательная подготовка является самым уязвимым местом нашего начальствующего состава» (который 26 сентября 1935 г. постановили именовать «командным и начальствующим». – А.С.); «ахиллесова пята» всей нашей Красной Армии – это общеобразовательная подготовка»
. Это утверждение оставалось абсолютно верным и в 1935 – начале 1937 г. «Общеобразовательная подготовка начальствующего состава, – отмечал в своем докладе от 1 декабря 1935 г. «Об итогах боевой подготовки РККА за 1935 учебный год и о задачах на 1936 г.» начальник 2-го отдела Генштаба РККА А.И. Седякин (по привычке именуя комначсостав начсоставом), – неравномерна и, в большинстве, слабая»
. У большинства комначсостава «предрепрессионной» РККА не было среднего образования (9-, а с 1935 г. 10-классного), а у значительной части вообще имелось лишь низшее, то есть не было даже и неполного среднего (7-классного). Вот, например, те дивизии передового (!) КВО, по которым сохранились соответствующие данные.
Таблица 1
Общеобразовательный уровень среднего и старшего командного состава 24-й и 96-й стрелковых дивизий КВО на 15 февраля 1936 г.
А ведь 24-я дивизия была «ударной», а 96-я – приграничной! В 10 соединениях, проверенных в КВО к октябрю 1936-го, ситуация была еще хуже: 40,7 % их командного состава окончило не больше 5 классов. (Среди начальствующего состава – политического, административно-хозяйственного, военно-технического, военно-юридического, военно-медицинского и военно-ветеринарного – 28,4 %
). В Закавказском военном округе низшее образование было тогда у 60 % командного состава, а в Уральском, к концу 1935-го – у 86,2 %
.
До чего могла доходить слабость общеобразовательной подготовки комначсостава «предрепрессионной» РККА, видно на примере 5-й механизированной бригады БВО. По крайней мере с февраля 1935 г. в этом ударном соединении приграничного округа – предназначавшемся к тому же для самостоятельных действий в глубине обороны противника – служили и такие средние командиры (например, комвзвода 3-го танкового батальона Г.Я. Прибыщук и комвзвода стрелково-пулеметного батальона И.Т. Иванов), которые были вообще «без образования»
. Правда (как явствует из таблицы 3), в армии они сумели приобрести знания в объеме как минимум 4-х классов, но той умственной тренировки, которую дает посещение общеобразовательной школы, им получить так и не довелось. Общеобразовательные занятия в армии эту тренировку в полной мере заменить не могли: мозг взрослого человека уже не так восприимчив к усвоению и переработке информации, как мозг ребенка и подростка.
С фактическими знаниями дело обстояло еще хуже, чем с количеством оконченных классов. Так, в 5-й стрелковой дивизии и 3-й и 5-й механизированных бригадах БВО в 1935 г. служило немало бывших одногодичников
, то есть лиц со средним или высшим образованием, произведенных в средние командиры после одного года службы в качестве бойцов и младших командиров. Но по данным ноябрьской проверки фактических знаний (которой в мехбригадах не избежал никто, а в 5-й дивизии избежали всего 8 человек), средний комначсостав со знаниями в объеме средней и высшей школы в этих соединениях (см. табл. 3) отсутствовал…
Конечно, общеобразовательные знания как таковые (здесь генерал Черрини был прав) на поле боя нужными оказываются редко. Однако без разносторонних знаний нет достаточного общего развития – дающего, как мы видели, необходимую командиру умственную гибкость. А плохое знание математики и само по себе свидетельствует о недостаточном умении мыслить: ведь изучение математики есть одно из лучших средств для развития мышления. И, между прочим, как минимум у пятой части комначсостава «предрепрессионной» РККА умение мыслить не могло быть хорошо развито уже поэтому. Согласно результатам проверки общеобразовательных знаний кадровых военных, докладывал 8 октября 1936 г. К.Е. Ворошилову заместитель начальника Политуправления РККА (ПУ РККА) армейский комиссар 2-го ранга Г.А. Осепян, 14,6 % старшего, 23,8 % среднего и 60,0 % сверхсрочного младшего комначсостава Красной Армии «совершенно» не знает алгебры, а соответственно 4,2 %; 7,8 % и 35,6 % – геометрии; «значительная часть старшего и среднего командного и начальствующего состава» вообще «имеет лишь чрезвычайно отрывочные знания по математике»
. Что конкретно стояло за этими формулировками – это видно, в частности, из того, что в 177-м стрелковом полку 59-й стрелковой дивизии ОКДВА служили тогда «целые группы лейтенантов и старших лейтенантов», которые «не могли решить простых арифметических задач» (например, определить, какой процент от 200 составит 6)…
Вообще же, согласно докладу Г.А. Осепяна от 8 октября 1936 г., у 10 % старшего и 30 % среднего командного и начальствующего состава (то есть более, чем у трети всего комначсостава. – А.С.), а также у 70 % сверхсрочного младшего комначсостава РККА фактические общеобразовательные знания были не выше, чем у выпускника начальной (4-классной) школы. «Остальная масса старшего [ком] начсостава, по данным ЛВО [Ленинградского военного округа. – А.С.] и КВО, типичным для всей армии», имела знания «в объеме 5–6 классов, а среднего [ком] начсостава – 4–5 классов»
. Практически та же картина была и в конце 1935 – начале 1936 г.
– когда в КВО и БВО большинство старших командиров и начальников обладало знаниями в объеме 5–7 классов, а средних – в объеме 4–5 в КВО и 4–6 в БВО,
– когда комначсостав МВО «в общей массе» имел знания в объеме 5–6 классов, а
– «значительная часть» комначсостава Приморской группы ОКДВА – в объеме 5 классов и меньше
…
В Киевском и Белорусском округах так было и в последние перед началом чистки РККА месяцы. В БВО к октябрю 1936 г. у более, чем 50 % старшего комначсостава фактические знания соответствовали тем же 5–6, а у 60 % среднего – тем же 4–5 классам, что и в ноябре 35-го; большинство младших командиров-сверхсрочников 2-й стрелковой дивизии в начале 1937 г. проходило программу 4-го и 5-го классов, то есть обладало знаниями в объеме тех же 3–4 классов, что и (см. табл. 2) в конце 35-го. В КВО к марту 1937 г. (как доложил замначполитуправления округа корпусной комиссар Н.О. Орлов) более 50 % старшего комначсостава «имело знания лишь в объеме 5–6 классов», а остальные – «значительно ниже 8 кл[ассов]»
(то есть надо полагать, в объеме 7 классов) – все, как и в начале 36-го. В Харьковском военном округе (ХВО) в 1936 г. на сборах командиров батальонов ни один комбат не смог сказать, что отделяет от СССР река Днестр; нашелся и помкомполка, не знавший, с кем СССР граничит на западе и где находится Польша…
Если судить по единственной известной нам с этой стороны стрелковой дивизии (21-й), мало что изменилось и в Примгруппе ОКДВА. Зимой 1936/37 г. программу 5-го и 6-го классов в 21-й все еще проходила (то есть все еще имела знания в объеме 5 и меньше классов) такая же значительная часть комначсостава, что и зимой 1935/36 г.: в 61-м стрелковом полку – 57 человек, в 62-м – 83 (почти все!), в 63-м – 58, в 21-м артиллерийском – 34
. Неудивительно, что в 62-м полку даже к маю 1937 г. не добились «того, чтоб командир был инициативен и умел правильно решать [тактические. – А.С.] задачи, умел принимать соответствующие меры в быстро меняющихся обстановках», – и что в 63-м полку таким не оказался ни один из трех командиров рот и батальонов, столкнувшихся 5–6 июля 1937 г. с японцами у Винокурки… «Такое явление, когда командир небольшой рапорт пишет с 4–5 ошибками, довольно обыденное», – сообщал 16 октября 1936 г. заместитель командующего ОКДВА комкор Я.К. Берзин
.
Более подробную информацию о фактическом уровне общеобразовательных знаний комначсостава «предрепрессионной» РККА дают таблицы 2 и 3 – характеризующие, подчеркнем, важнейшую стратегическую группировку советских войск на Западном театре военных действий…
Таблица 2
Уровень фактических общеобразовательных знаний старшего и среднего комначсостава и сверхсрочного младшего комначсостава БВО в ноябре 1935 г.
Таблица 3
Уровень фактических общеобразовательных знаний старшего и среднего комначсостава ряда соединений БВО в ноябре 1935 г.
* Без учета знаний по математике (ввиду отсутствия соответствующих данных по среднему комначсоставу).
** Без учета знаний по географии (ввиду отсутствия соответствующих данных по среднему комначсоставу).
Как видим, общее развитие большей части комначсостава БВО и полученная ими в наиболее восприимчивом возрасте умственная тренировка были явно недостаточными. Уже одно это делает понятным обстоятельство, зафиксированное в приказе командующего войсками округа командарма 1-го ранга И.П. Уборевича № 04 от 12 января 1936 г.: к концу 1935-го командиры рот и батальонов БВО в своих командирских решениях еще не могли подняться выше «усвоенного тактического шаблона»
…
Как видно из таблицы 3, наименее образованным в БВО был комначсостав 43-й, 81-й и, как ни странно, «ударных» 4-й и 5-й стрелковых дивизий. Становится понятно, почему в 5-й еще осенью 1936 г. встречались абсолютно не желавшие думать командиры. Вспомним, как на Полоцких учениях 2–4 октября 1936 г. в этой дивизии совершенно не заботились об охране своих флангов и об организации разведки на глубину более 1–2 км; как командиры взводов и рот передового батальона 13-го стрелкового полка оказались настолько «малоинициативны»
, что не организовывали разведку, даже приблизившись к переднему краю Полоцкого укрепрайона, как подразделения 5-й в открытую шли на извергавшие огонь доты, как командир 2-й стрелковой роты 13-го полка старший лейтенант Абдулин приказал роте броситься на бетонный дот… в штыки!
После изучения таблицы 3 не приходится удивляться и тактической слабости командиров взводов и рот 27-й (средний комсостав которой был лишь немногим образованнее, чем в четырех перечисленных выше) и 43-й дивизий. Тому, например, что на Лепельском учении в 27-й 17 марта 1935 г. они не только не стремились «охватить, обойти, окружить противника» (предпочитая вести малоэффективное, но простое «равномерное лобовое наступление»), но и не управляли подразделениями. Или тому, что на Идрицком учении в 43-й дивизии 11–17 сентября 1935 г. они «недостаточно» проявляли «инициативу, решительность, расчетливую дерзость» – из-за чего даже «хорошо задуманный сверху маневр» «не находил полного понимания, развития и обеспечения активными действиями снизу»
. Или тому, что командиры взводов 43-й дивизии, назначенных 3 октября 1936 г., на Полоцких учениях, в разведку, ничего для организации этой последней не делали. Такая умственная неповоротливость, умственная леность покажется нам совершенно естественной, если мы учтем,
– что даже более грамотный, чем в 27-й и 43-й, комсостав 37-й дивизии и тот в октябре 1936 г. продемонстрировал в массе своей недостаточное знание русского языка (нашлись и «совершенно неграмотные командиры», делавшие «в диктовке из 150 слов 78 грубых ошибок») и «совсем неважное» знание географии (когда командиры не знали, как называются столицы западноевропейских государств и путали государства, граничившие с СССР)
,
и вспомним,
– что даже этот более грамотный комсостав, выйдя в октябре 1936 г. на тактические учения, часто «не умел оценивать обстановку, сделать вывод из данных разведки», атаку организовывал «шаблонно, без [отвечающего обстановке. – А.С.] замысла», «без учета обстановки и местности» (словом, выказывал все то же неумение думать, анализировать информацию), «забывал» ставить задачи поддерживающей его артиллерии и своим собственным пулеметам – а то и вовсе не организовывал взаимодействие с ними (то есть проявлял еще и нежелание предпринимать умственные усилия),
– что на Лепельском учении то же неумение и нежелание напрягать мысль, что и комвзводы и комроты, проявляли даже заметно более грамотные, чем они, комбаты 27-й дивизии (точно так же предпочитавшие охватам и обходам «равномерное лобовое наступление», а управлению «сочетанием огня и движения» – крики «Вперед!»),
– в решениях, принимавшихся в марте 1936 г. комбатами 129-го стрелкового полка 43-й дивизии (которые опять-таки были грамотнее своих средних командиров), и то преобладали «шаблон и схематичность» (данные таблицы 3 укрепляют нас и во мнении, высказанном нами ранее – о том, что управлением огнем и движением в 1935 г. пренебрегали комбаты не только 27-й, но и 43-й дивизии)
.
Значение отсутствия у большинства комсостава «предрепрессионной» РККА среднего образования – которое только и могло развить человека в умственном отношении до уровня, необходимого командиру 30-х гг. ХХ в. – хорошо видно и на примере 96-й стрелковой дивизии КВО. Вспомним, как и в апреле 1935-го и в феврале 1937 г. командиры подразделений ее 286-го стрелкового полка выказывали на учениях отсутствие «стремления к маневру во фланг противника», «медлительность, выжидание», тягу к действиям по шаблону, редкое использование засад
. Связь между этим явным неумением (или нежеланием) среднего комсостава 96-й напрягать мысль и тем, что (см. табл. 1) лишь четверть его имела среднее образование, а у трети не было и неполного среднего, представляется нам несомненной. Именно отсутствие у трех четвертей среднего комсостава среднего, а у трети даже и неполного среднего образования привело к июлю 1937 г. и к наличию в дивизии командиров, не умеющих «формулировать донесение в ходе боя», и к «весьма слабой топографической подготовке» среднего комсостава, и к отсутствию у 50–60 % его навыков выполнения графических работ на карте…
В ведомости, послужившей источником при составлении таблицы 3, нет данных по 4-й механизированной бригаде – но из общего ряда не выбивалась и она. Одному заключению инспектировавших ее в марте 1935 г. работников 2-го отдела Штаба РККА («Тактическая подготовка – слаба»), закономерно сопутствует другое: «Общеобразовательная подготовка неудовлетворительна». Правда, инспектировавшие видели причину слабости тактической выучки бригады в «отсутствии методических навыков у начсостава», но это отсутствие упиралось все в тот же недостаток общего образования. (О связи между тем и другим напоминали, например, составители годового отчета КВО от 11 октября 1935 г.: «В большинстве случаев еще далеко не достаточна общеобразовательная подготовка (а подчас и элементарная грамотность) младших командиров, а отсюда и трудность привития такому младшему командиру навыков по методике тактической подготовки»)
. Столь же явной представляется и связь между двумя тезисами доклада, подготовленного политотделом 4-й мехбригады к бригадному партсобранию 21 апреля 1937 г.:
а) у комсостава «слаба тактическая и топографическая ориентировка» и
б) «большой процент командиров слабы по русскому языку и математике» (на собрании уточнили, что «очень низкую общеобразовательную подготовку» имеет и младший комсостав, то есть большинство командиров танков)
…
Вообще, комначсостав танковых соединений – не только насыщенных сложной техникой, но и являвшихся главной ударной силой РККА – был ничуть не образованнее пехотного. «Общеобразовательная подготовка среднего н[ач] с[остава] низка», – констатировала комиссия заместителя начальника Автобронетанкового управления РККА (АБТУ РККА) комдива М.М. Ольшанского, обследовавшая в июле 1936 г. 1-ю тяжелую танковую бригаду БВО
. В 4-й тяжелой танковой бригаде КВО, докладывал 19 августа 1936 г. начальник ее политотдела батальонный комиссар Д.Я. Зубенко, есть командиры и с 4 и с 3 классами образования, есть и такие, которые «плохо пишут и плохо владеют 4 действиями дробей [так в документе. – А.С.]»
… В 133-й механизированной бригаде 45-го механизированного корпуса КВО к началу 1937 г. имелось 211 командиров (почти исключительно средних), обязанных сдать экзамены за неполную среднюю школу
