скачать книгу бесплатно
– Ваша дуэль, барон. Мне стало известно, и, вполне возможно, слухи могут поползти по округе. А если они достигнут ушей короля Фридриха, наказания вам будет не избежать…
– Если я не погибну на дуэли, ваше преподобие.
– Погибнете? – удивился пастор.
– А почему бы и нет?! Звезды не так расположатся, карты не так лягут, да и сам Господь Бог решит, что пришел конец моему пребыванию на этой грешной земле.
– Ежели Господь хотел бы вас забрать к себе, он бы нашел куда более подходящий способ.
Другой способ, отметил про себя Игнат Сева-стьянович, уже был. Там, в теперешнем будущем. Сейчас судьба давала еще один шанс умереть, но уже в результате лотерей. И все же, что ему предпринять? Поддаться уговорам пастора и, если господин Мюллер принесет извинения, не участвовать или же все же стреляться? В поисках ответа Сухомлинов взглянул на священника, словно тот знал ответы на его вопросы. А между тем пастор доел бигус и отодвинул тарелку.
– Хорошо приготовлено, – проговорил он. – Все же ваша кухарка лучшая в этих краях, барон. И все же я бы предложил вам закончить все это дело по-хорошему. Поскандалили, поругались и разошлись.
– Вас послал господин Мюллер, зная, что я хорошо владею любым оружием, ваше преосвященство?
– Да упаси Бог, господин барон. Господин Мюллер мне так же противен, как и вам. Таким жмотам, как он, незачем жить на этом свете, а гнить нужно в аду. Гореть в геенне огненной!
Экак заговорил, отметил про себя старшина. Гнить в аду, гореть в геенне огненной. И за какие это грехи?
– А перед вами-то чем провинился господин Мюллер?
– Я денег у него просил на ремонт костела. Он не дал. Вернее, давал, но под проценты. Это на дом Божий да под проценты?!
Меркантильные интересы, отметил Сухомлинов. У самого небось деньги под подушкой в чулке хранятся. Игнат Севастьянович взглянул на пастора пристально.
– А может, это, его, того?
– Чего того, господин барон? – не понял священник.
– Пристрелить.
– Да упаси Бог. Пусть живет.
– А может, припугнуть? Так, слегка, чтобы он потом на все службы ходил. Да и на собор во спасение его никчемной жизни денежек пожертвовал?
– Припугнуть? – удивился пастор.
– Припугнуть. Ранить слегка, да так, чтобы вы потом его отходили.
Священник побледнел. Рыгнул. Затем гневно взглянул на барона, потом ударил кулаком по столу и лишь только тогда произнес:
– Да что вы такое говорите, господин барон.
– Ладно. Пошутил я. Стреляться все равно будем. Решение я не поменяю. Ауж там пусть сам Бог решает, кому жить на этой грешной земле, а кому нет.
– Эх, господин барон, господин барон, – прошептал священник, – выходит, я вас неубедил. Ладно, так и быть, пойдемте в вашу комнату.
– Это еще зачем? – вспыхнул теперь в свою очередь Сухомлинов.
– Исповедоваться. Ваш противник уже исповедовался. И вскорости прибудет. Кстати, где ваш секундант?
– Почивать изволит, – прошептал Игнат Сева-стьянович, – умаялся. – Взглянул на пастора: – А здесь нельзя?
– Нельзя что? – не понял тот.
– Исповедоваться?
– Вы странный, господин барон, – проговорил монах, – словно первый день живете. Нельзя. Тайна исповеди.
– Ладно, пойдемте. Надеюсь, эта процедура не займет слишком много времени.
Пока поднимались в покой, Игната Севастьянови-ча вдруг посетила мысль. А ведь он, если по совести говорить, живет-то в этом теле и в этой эпохе первый день. Там, сначала в царской, а затем и в советской России, все было совершенно по-другому. Дуэлей старался избегать, а если кто и напрашивался, то оба противника старались это дело проделать по-тихому. Предпочитая в основном холодное оружие и ведя поединок до первой крови. Вот только самих дуэлей было раз-два и обчелся. Война Гражданская – там уж не до выяснения отношений. А тут первый день, и сразу в пекло. Повезло, одним словом.
«Интересно, – подумал Сухомлинов, – а что я такое сделал, что мне вот такую судьбу уготовили? Вроде не грешил?»
Вот в чем каяться, когда не знаешь, в чем твой предшественник нагрешил? Общие фразы, удивительно, что пастор поверил. Грехи отпустил, а также посоветовал оставить завещание. Кому? Это уже другой вопрос.
– Вы считаете меня уже покойником, ваше преподобие? – спросил Сухомлинов.
– Нет, конечно, – опустив глаза, пробормотал священник, – но все же. Пути Господни неисповедимы. Мы же не знаем, какой срок вам отпустил Господь.
– А нам и не нужно, – сказал Игнат Севастьяно-вич, – иначе жить было бы довольно скучно. Вот вам, святой отец, не скучно?
– Скучно?
– Ну, да. Вам ведь должно быть скучно. Каждый день одно и то же. Покойники, прихожане, проповеди. Ну, изредка какой-нибудь заблудшей овце, такому, как я – сорвиголове, грехи отпустите. Разве не скучно?
– Не скучно. Ведь и у вас разнообразия как такового нет.
– Зато у меня каждый день может быть последним. Пастор понимающе кивнул:
– О, да. Вы же гусар. Постоянно рветесь в бой. Геройствуете. А вам это нужно? Вот и сейчас отправляетесь на дуэль, а наследника, которому вы могли бы завещать все это, – настоятель обвел рукой помещение комнаты, – нет.
– Так зачем же мне тогда завещание писать? – уточнил Сухомлинов.
Пастор промолчал. Взглянул в потолок, словно пытаясь сквозь каменный свод разглядеть небосвод.
– Может, пойдем в гостиную? – вдруг переменил тему разговора священник.
– Вы какжелаете, господин пастор, – проговорил Сухомлинов, – а я бы хотел остаться.
– Как пожелаете, господин барон.
Пастор встал. Подошел к двери, но, прежде чем покинуть помещение, остановился и взглянул на Сухомлинова, словно пытаясь понять, что у барона на уме. Когдаже фонХаффман подошел к окну, улыбнулся и вышел, старшина на него даже внимания не обратил. Мысли крутились в голове, словно рой пчел. Все перемешалось. Судьба сначала дала шанс пожить новой жизнью, а теперь, выясняется, не надолго.
Информации о бароне было мало. Звали его Адольф фон Хаффман. Служил в полку Черных гусар. К тому же не безразлично относился к спиртному – любил выпить, о чем свидетельствовала головная боль поутру. Скорее всего – бабник, причем такой, который ценит в женщинах не только одну красоту, но и ум. И дамочек в обиду ни одному прохвосту, каким скорее всего являлся Мюллер, не даст.
– Сейчас нужно будет во что бы то ни стало, – проговорил вслух Сухомлинов, – заставить Мюллера извиниться или на худой конец выйти победителем.
Он отошел от окна и опустился в кресло. Достал трубку. Барон очень любил курить, причем курил
очень дорогой табак. Сухомлинов попробовал табак на зуб, затем понюхал и только потом набил трубку. Закурил. Выпустил в воздух несколько колечек дыма и втянул их носом. Действительно, очень дорогой табак. Когда-то, еще в годы своей юности, во время Первой мировой войны, ему удалось точно такой же попробовать. Однажды им удалось захватить в плен германского офицера. Тот, как потом выяснилось, был заядлым курильщиком.
Закашлял с непривычки. Все же самосад, коим он баловался во Вторую мировую, был помягче.
– Бертольд! – прокричал барон, откладывая трубку в сторону.
Ждать пришлось недолго, старый слуга вскоре появился в дверях.
– Бертольд, как там мой приятель?
– Поставили на ноги, господин барон, – ответил тот.
– Надеюсь, он будет соображать, – проговорил Сухомлинов, – иначе толку от такого секунданта.
– Обещаю, что будет, господин барон. Сухомлинов поднялся из-за стола. Подошел к слуге, обнял его за плечо и проговорил:
– Проводи меня к нему, друг мой.
Бертольд удивленно взглянул на своего хозяина. Тот так никогда не говорил. Да и поведение барона какое-то сегодня странное. Может, опасается, что сегодня его дуэль последняя? Но, как бы то ни было, повел хозяина в комнату, где сейчас завтракал фон Штрехендорф.
Комната находилась на первом этаже. Недалеко от кухни, отчего, когда в нее, следом за Бертольдом, вошел Сухомлинов, он ощутил запах готовящегося уже ужина. Небольшая, явно предназначенная для прислуги и до этого не использовавшаяся по назначению, она сейчас пригодилась. Все убранство – стол, кровать, старенький деревянный стул. За столом,
поглощая бигус, сидел и обедал фон Штрехендорф. Увидев своего приятеля, он тут же отложил ложку.
– Рад тебя видеть, Адольф, – проговорил он.
– Ты как, Иоганн?
– Со мной все в порядке.
– Не забыл, что являешься моим секундантом?
– Что ты, дружище. Сейчас я пообедаю и буду готов на все сто.
– Вот и хорошо.
Неожиданно дверь за спиной скрипнула, и на пороге появился слуга.
– Прибыл господин Мюллер, господин барон, – доложил он.
– Ну, что же, я, по крайней мере, готов. Решение менять не буду, если только господин Мюллер не принесет извинение Катрин. Причем сделает это в нашем с тобой присутствии, Иоганн.
– Полностью с тобой согласен, – проговорил фон Штрехендорф. Он положил ложку с вилкой на стол и добавил: – Я готов, Адольф.
Оба выстрела грянули одновременно. Дым окутал поляну. Секунданты тут же кинулись к своим подопечным. Подбежали почти одновременно.
– Ну, что там у вас, фон Штрехендорф? – поинтересовался Курт, секундант господина Мюллера.
– У нас все нормально, – отозвался не Иоганн, а барон. – Ваш приятель очень плохо стреляет.
– Стрелял, господин барон, – поправил Сухомлинова Курт. – Зато вы отменный стрелок. Прямо в сердце. Господин Мюллер даже не мучился.
– Вам его жалко, Курт? – спросил Игнат Севастья-нович, подходя ближе.
– Пожалуй, нет. Мерзкий человечишка был.
Сухомлинов удивился. Второй человек так негативно говорил о покойнике. Обычно о покойниках либо хорошо, либо ничего. Ладно, пастор, но этот?
Вроде друг, и даже согласился принять участие в дуэли, зная, что за это по головке не погладят.
– Эвон как? – прошептал Игнат Севастьянович. – Но вы же его друг?
– Поддерживал отношения только из-за светлой памяти его отца. Вот тот был сама доброта. А Фриц, увы, пошел не в него.
– Я надеюсь, вы знаете, Курт, что теперь делать?
– О да. Никто не будет подымать шума. Сухомлинов еле сдержался. О дуэли знала вся
округа, за вечер слух разошелся довольно быстро. Того и гляди, как бы не нагрянула полиция и не, разбираясь, кто виноват, всех засадила бы в тюрьму.
– Вы же подтвердите, что я предлагал все это закончить миром? – уточнил Игнат Севастьянович.
– Само собой, господин барон. Вы же видели, что я настаивал на том, чтобы господин Мюллер принял ваши условия и принес извинения девушке. Но он отказался, и в итоге вот, – секундант указал рукой на тело.
– А ведь на его месте мог быть и я, – проговорил Сухомлинов.
– Могли, – согласился Курт, – да, видно, судьба на вашей стороне.
– Судьба, – прошептал барон, – вот только на чьей она стороне, решать, по всей видимости, королю. Может быть, вот это, – он рукой показал на Мюллера, – лучший исход. Гнить в застенках, на хлебе и воде не такая уж завидная участь. Иоганн, – проговорил он фон Штрехендорфу когда тот подошел к ним, – выдели Курту денег на погребение.
Отошел в сторону. А ведь как все начиналось…
С фон Штрехендорфом они вышли в гостиную, где их уже ждал господин Мюллер и его секундант Курт Вернер. Одного взгляда Игнату Севастьяновичу хватило, чтобы понять, отчего его противник выбрал пистолеты. Вряд ли тот при его тучности мог бы с лег-
костью фехтовать шпагой или саблей. На Мюллере был коричневый кафтан с золотой вышивкой, точно такого же цвета брюки, заправленные в оранжевые сапоги, белоснежный накрахмаленный парик, потрепанная треуголка, а в руке трость. Вернер был одет попроще. Кафтан поношенный, брюки короткие до колен, мышиного цвета чулки и черные лакированные туфли с посеребренными пряжками. Под мышкой он держал коробку с дуэльными пистолетами.
– Добрый вечер, господин барон, – приветствовал Сухомлинова господин Мюллер, снимая с головы треуголку. Каким бы грубияном и проходимцем тот ни был, отметил Игнат Севастьянович, а в вежливости ему не отказать. – Надеюсь, я не заставил себя долго ждать?
– Вы вовремя, господин Мюллер, – ответил барон, – мы как раз с господином фон Штрехендорфом обедали.
– Вот и славно, господин барон, – проговорил дуэлянт и улыбнулся. – Умирать на пустой желудок – это большой грех. Кто знает, как там кормят.
–Где?
– А я не знаю, куда вы попадете, господин барон. Может, в рай, а может, и в ад.
– Не будем так далеко заглядывать, господин Мюллер.
