скачать книгу бесплатно
«Я пришла за тобой!» – заявила она без приветствия и оскалила зубы.
«Нет, я не хочу так! – испугался человечек. – Как же так? Ведь я бессмертен!!!»
«Ты?! – усмехнулась Смерть. – Случится, и мой срок истечёт на Земле, поскольку и планета исчезнет с лица Вселенной, а ты, земляной червяк, захотел бессмертия! Ты ничем не отличаешься от жалкой мухи, которую может прихлопнуть любой ребёнок!»
«Но Чёрная книга… Она говорит… – человечек пытался объяснить и доказать, что Смерть ошиблась адресом и своей жертвой.
Он так хотел жить, и новая, прекрасная жизнь только начиналась…
«А ты полистай, – предложила Смерть, – открой первую страницу».
Смерть села за празднично убранный стол, выбрала самое большое, красивое и спелое яблоко и надкусила его.
Тут человечек открыл книгу, и пред его глазами загорелись слова, на которые он раньше не обратил внимания:
«Человек, имеющий в руках эту книгу и ведающий тайной жизни и смерти, но вместо блага и помощи причиняющий только боль и страдание, самовольно отбирающий чужие души ради собственной выгоды и достатка, сам обрекается на смерть от пресыщения…»
«Нет!!! Не-еее-ет!!! Это не честно! – закричал человечек. – Я хочу жи-иии-ить!!!»
«На, возьми – успокойся, а то мой череп болит от твоего крика, карлик! – сказала Смерть, протягивая надкушенное яблоко. – Это твоя заслуженная и достойная награда».
«Нет, нет, не-еее-ет! – задрожал человечек, но яблоко принял из рук Смерти и с неописуемым страхом впился в него глазами. – Я не могу… Я не знаю как…»
«Всё ты знаешь… – съязвила Смерть, – иначе сверну тебе шею, как цыплёнку».
«Не надо… Я сам…» – и человечек, сломленный и подавленный, надкусил предложенное яблоко…
…Легенда гласит, что после смерти карлика вернулись в свет загубленные им души.
Помолодевший Тиц по-прежнему стоит на мосту, но пишет уже портреты своих счастливых горожан. И среди многочисленных портретов вы найдёте чудесный портрет карлика с добрым и светлым лицом. Ясноокая и прозорливая Леона по-прежнему поливает прекрасные розы на своём маленьком балкончике, восхищая и радуя жителей города, как светлой памятью былого жениха. Пожилая мать человечка по-прежнему плетёт удивительные кружева, а с её мастерством не может поспорить и сама природа, и каждый стремится выказать ей дань уважения и признательности. И всякое кружево мастерица целует с любовью и радостью, ощущая на них горячее дыхание своего любимого сына.
И так было с каждым жителем этого города, чью душу с такой жестокостью и жадностью, с таким тщеславием и равнодушием, с таким цинизмом погубил страшный человечек.
Они простили его, потому что любили.
ГЕРОЙ
Всю ночь шумел проливной дождь, а утром с первыми лучами зари город принялся наводить порядок, готовясь достойно встретить Героя. Всюду мели и вычищали улицы, устанавливали и развешивали флажки и транспаранты, цветы и праздничные гирлянды. Сам король отлучился от государственных дел и единолично руководил постройкой королевской трибуны. Все были заняты – каждый вносил посильную лепту в предстоящее торжество. И вскоре город убрался в наряды, как невеста на венчанье, а король, отправив нарочных к городским воротам, и пёстрая толпа горожан на центральной площади стали поджидать дорогого гостя.
На город спустилась тишина.
Только ближе к вечеру пеший Герой показался близ городских ворот. Его встретили специально посланные люди. Они, сняв пыльные сапоги и одежду, проводили в римскую баню виновника торжества, одели во все чистое и свежее и со всеми королевскими почестями посадили в позолоченную карету. И тройка белых лошадей повлекла её на центральную площадь.
– Ге-рой! Ге-рой! – кричали торжествующие толпы народа, завидев карету, бежали следом за ней, бросались на неё, чудом избегая колёс, а та нигде не останавливаясь, спешила к центру событий под королевские очи.
Вскоре лошади вынесли карету на площадь, и перестук копыт и колёс по булыжнику затих возле королевской трибуны.
– Ге-рой! Ге-рой! – тысячной глоткой взорвалась площадь и в воздух полетели цветы и птицы, чепчики и деньги; на городских стенах загрохотали пушки; вечернее небо расцветили яркие огни праздничного салюта.
Десятки мощных прожекторов затопили площадь ярким электрическим светом. Она засверкала золочёными и белозубыми улыбками, весёлыми глазами и загудела непрестанным говором раскрепощённых людей. В десяти бочках из королевских винных погребов развозили мадеру, угощая каждого, кто ещё трезво стоял на ногах. За бочками следовало полдюжины возов, гружённых пикантным салатом, солёными грибами, жареной рыбой, окороками и колбасами. Муниципальные власти вкупе с демократическим монархом не пожалели ни времени, ни средств. Через месяц все затраты, как подсчитали государственные эксперты, обернутся большой прибылью в звонкой монете.
Веселись, народ, – люби своих Героев и славь своего короля! Король выпил – да здравствует король! Здоровья ему и могущества, аллилуйя!
Несколько юпитеров и осветительных ламп обратились к королевской ложе. Убавив яркость, мягкими лучами скрестились на «выездном» троне. Король улыбнулся, поднялся и подошел к микрофону. Площадь снова огласилась тысячным рёвом толпы.
– Сограждане, моё монаршее величие любит вас! – сказал король и поднял руку, и на площади сразу же воцарилась тишина; из кареты вышел Герой.
Наружности он был самой обыкновенной. Симпатичный, опрятный и скромный.
Он такой милый и доверчивый, как ребёнок, и только мы способны окружить его своей заботой и вниманием, так думали юные, зрелые и старые девы, и каждая щупала его своим оценивающим взглядом. А король – ах, какая душечка! – сам спустился приветствовать Героя. «Серебристые соболя, дорогуша, – говорила одна из них, – прекрасно смотрятся на мантии из чёрной лисы, скрадывая некоторую полноту самодержца». – «Весь ансамбль представленных моделей составляет, – отвечала ей другая дама, – резкий контраст с зелёно-пятнистой формой Героя и его отменной воинской выправкой». – «Это совсем безобидный мальчик!» – резюмировала третья. И вместе они восхищённо говорили: « Ах, солдатик – лапочка! Но, особенно – король! Ура, король, ура!»
Король уже протягивал руку, чтобы поприветствовать Героя и провести наверх, как почётного гостя, но из толпы вдруг выскочил шустрый мальчуган, державший в руках «моментальное фото» первого Героя республики, желая заполучить автограф: себе – для уважения, другим – на зависть.
У трибуны располагалась специальная грязная лужа для вездесущих городских воробьёв, чтобы те могли вволю напиться и помыться, ибо король всемерно поддерживал партию «зелёных» и того же требовал от своих верноподданных. Помимо всего, своим высоким вниманием он не обходил богадельни и сиротские приюты – словом, прогрессивный монарх!
Так вот, торопясь стать везунчиком и получить желаемую подпись, мальчишка со всего маху наступил на лужу. Ба-бах! – взрыв воды и грязи: брызги во все стороны.
Господи, что случилось с королевской мантией?! Бедный король! Ах, негодный мальчишка, – как ты посмел оскорбить его Величество! Наказать его, ату его, ату! – заколыхалась толпа.
Герой стоял в стороне, искренно переживая за пацана.
Но король – да здравствует наш король; виват ему, виват! – оказался великодушнее, чем думала вся публика на площади. Он обнял мальчишку, чтобы тот не терялся, и расцеловал его под крики восторженных людей. После, скинув мантию, собственноручно накинул её на худые плечики перепуганного на смерть мальчишки.
– Да здравствует король! – заходилась площадь в невообразимом гуле.
Все помешались от, действительно, королевского поступка и, казалось, звёзды снимутся с места и упадут на землю – прямо под благородные ноги Его Величества.
А король в свою очередь быстренько наклонился к министру внутренних дел, кивнул в сторону мальчишки и проговорил совершенно спокойно:
– Убейте его.
Из многочисленной свиты короля вышли двое великорослых гвардейцев. Те обступили мальчонку и насколько позволяли приличия, скрутили ему руки и увлекли за собой. Со стороны виделось, как двое мужчин, истинные солдаты короля, составили пареньку замечательную компанию, и сейчас эта превосходная троица, проводя приятную беседу, неспешно удаляется не иначе как в королевские апартаменты, чтобы доставить неожиданному счастливчику громадное удовольствие – королевский ужин и королевскую постель.
– Ах, король, какая ду-шеч-ка-ааа!!!
Гвардейцы оставили площадь, прошагали походным маршем два-три квартала. Оказавшись на окраинной, пустынной улице, расстреляли несчастную жертву и бросили её в канализационный люк.
Тем временем, торжества на площади по случаю Героя подходили к сценическому завершению – народ остался доедать и допивать, а Герой, Его монаршая Светлость и королевская свита отбыли во дворец…
***
Прошёл уже второй час праздничного ужина, а Герой всё не мог успокоиться. Среди многочисленных важных и блистательных гостей он не мог найти злополучного мальчика. Того нигде не было. Не вынеся своей тревоги, он обратился к королю:
– Ваша Светлость, Вы не скажете где мальчик?
– Какой мальчик?! – спросил король, и на его лице было написано полное неведение.
– Тот самый… которому Вы изволили подарить свою мантию? – спросил Герой.
– Ах, мантию… Вспомнил, вспомнил, мой друг. За «громадьём», как сказал поэт, государственных дел забываешь собственное имя, не только превосходного мальчугана… В моём королевстве более миллиона таких мальчиков, и все они норовят наступить на «любимую мозоль». Они растут, и растёт моя любовь к ним… Но, впрочем, я не об этом… Государственные дела, понимаете ли, – голова болит от них. Давно бы постригся в монахи, но мой народ пропадёт без меня – он мне доверяет и любит более, чем своих родителей. Простите, Герой, сегодня я отдыхаю – имею полное конституционное право!
Король ответил. Как Его Величество не старалось казаться невозмутимым, в голосе всё же прозвучали фальшивые нотки. Они-то и обожгли чувственную тонкую душу Героя.
– Так что же мальчик? – вопрошал Герой.
Король озирал человека, которого так ненавидел – чем больше боялся, тем больше ненавидел, и чем больше ненавидел, тем больше боялся. Три месяца назад Герой спас страну от засухи, а значит, от голода, построив широкий и глубокий канал. Только на особо опасном участке ему оторвало правую ногу. Строителя первым удостоили нововведённым званием Героя. Король же ничего не знал и не умел, кроме того, как бояться и ненавидеть.
– Так что же мальчик? – повторил Герой свой вопрос.
Король, едва сдерживая волнение, посмотрел по сторонам и подозвал к себе Первого министра. Тот мелкими шажками подбежал к нему, подобострастно наклонился и подставил своё большое ухо.
– Что мальчик? – спросил король.
– Его убили, Ваша монаршая Светлость.
– Слава случаю! – успокоился король и повернулся к Герою совершенно другим лицом, весёлым и беззаботным: – Он сейчас спит. Так сказал мне Первый министр.
– Вы позволите, Ваша Светлость? – Герой поднялся и собрался уходить.
– Куда Вы, дорогой? – забеспокоился король.
– Хочу проведать мальчика и пожелать ему доброй ночи, – ответил Герой.
– Вот что, дорогуша, передайте тогда наш монарший привет.
– Хорошо, передам, – холодно поблагодарил Герой и вышел из залы.
Как только Герой покинул пиршество, король посмотрел тому вслед и с кривой усмешкой на устах сказал свою знаменитую фразу:
– Герои нужны государству до тех пор, пока они не вмешиваются в дела государства: уберите его – когда овца начинает вонять, её забивают на мясо.
Из-за стола встали недавние гвардейцы и пошли за Героем. Но не успели они сделать и пяти шагов, как обескураженный Герой ворвался в залу и чуть ли не с порога закричал:
– Король, ты обманул меня! Мальчика нет в спальне. Его вообще там не было – постель не тронута.
Лицо короля передернулось – то ли судорога, то ли нервный тик. Но вскоре монарх пересилил нахлынувшую слабость души и своих членов и ответил металлическим голосом среди наступившей тишины – перестали бряцать тарелки, звенеть бокалы, стучать ножи, вилки и челюсти:
– Герой, мы забыли предупредить тебя – мальчик ушёл гулять в сад нашего монаршего Величества. Вечерний моцион помогает хорошему сну после обильной еды.
Герой недоверчиво посмотрел на короля, тот закивал ему в ответ, и следом за королём закивали все гости, как одна большая припомаженная голова. Героя они не убедили, а только усилили его тревогу. Ни слова не говоря, он стремительно выбежал из залы, можно сказать, скатился по длинной и широкой парадной лестнице и спустя пять минут сбивался с ног, бегая по саду от дерева к дереву в поисках мальчика. Болела натёртая и сбитая культя, Герой чувствовал, как открылась рана и кровоточит, но не думал о себе и звал мальчика, надеясь, что тот откликнется. Но во всём большом ночном саду было тихо и пустынно.
Только Герой и его усталая тень метались по ночному саду. Только мелкий дождь шептался в густой листве, спрашивая, где мальчик, да потревоженные птицы вспархивали и недовольно щебетали в ответ, что никого не видели…
– Мальчик! Мальчик! Ма… – безуспешно звал Герой полюбившегося мальчишку, как вдруг его озарила страшная догадка, и тут яркий кривой нож молнии холодным железом электрического разряда играючи вспорол обрюзгшую тушу тяжёлого ночного неба, та опала, грянул раскатистый продолжительный гром, и следом вторил ему тихий выстрел, который был не громче хлопка детских ладоней. Герой покачнулся и с прострелянным лбом упал спиной на землю, широко раскинув руки, будто и по смерти хотел сохранить мир своей родины от возможной беды. Зыбкое дрожащее тело дождя склонилось над трупом, дождь водянистой бурливой рукой оттёр проступившую кровь, поцеловал холодный лоб, заплакал и… прекратился.
Вскоре подошли верные солдаты короля, взяли труп за ноги и через весь сад головой по грязи потащили к королевской свиноферме…
…В эту пору король уже отходил ко сну. Когда он ложился и накрывался одеялом из золотистого атласа, дверь слегка приоткрылась, и в спальню въехала радиоуправляемая тележка, на которой обычно подавали королевский ранний завтрак или поздний ужин. Нынче же на большом золотом блюде для фруктов лежала изуродованная голова Героя. Свиньи пожрали нос, губы, уши, мягкие ткани лица и своими грязными короткими ногами выдавили и раздавили глазные яблоки…
Монарх удовлетворённо, с немым восхищением взял за спекшиеся и спутанные волосы ужасную игрушку деспотии. Довольный хмыкнул, когда увидел, что его тень руки на стене приняла какие-то ужасные очертания, словно волосатая когтистая лапа поверженного зверя. Король с непреходящим любопытством и нескрываемым страхом, выворачивающим наизнанку его трусливую натуру, на расстоянии вытянутой руки с опаской разглядывал мёртвую голову первого Героя страны. Даже сейчас мёртвая, объеденная, продавленная и грязная она внушала королю холодный ужас, который тонкими иглами пронзал всё королевское существо от головы до пят. Наконец, при ярком свете трёх десятков свечей король полностью насладился жутким видом изуродованной головы и сказал с облегчением:
– Когда кумиры падают, их постаменты долго не пустуют. Вопрос только в том: кто следующий?
Сказал своё «золотое слово» и брезгливо, как гнилое червивое яблоко, бросил надоевший трофей в корзину для мусора. Позвонил в серебряный колокольчик с малиновым звоном и приказал вынести голову и тайно сжечь в крематории вместе с обезглавленным трупом, а прах развеять под ноги свиней.
Наутро Его Величество королевским указом распорядилось одну из самых красивых улиц столицы назвать «на веки вечные в назидание потомкам славным именем безвременно почившего Героя». «Национального спасителя и заступника, самого человечного человека, которого земля королевская досель не рождала и уже, к сожалению, не родит никогда…» – так говорилось в высоком официальном документе. Этим же указом король также учредил скорейшее создание Национального музея чести и мужества, где почётное место будет отведено личным вещам «без срока ушедшего великого сына Отечества».
Вечером того же дня, выступая по государственным телевидению, радио, Интернету и перед многочисленной журналисткой аудиторией, он призвал население страны к национальному согласию и единству всех народов, проживающих на территории королевства, «дабы не посрамить святую память Героя!» Король обратился с воззванием к народу «не злоупотреблять королевским долготерпением и милосердием, найти и покарать виновных в злодеянии». В заключение, за выдающиеся заслуги перед Отечеством он учредил Государственную премию имени Героя и обратился к населению страны, к её национальной гордости и культурному богатству – творческой интеллигенции – призывая создать шедевры искусства национального и глобального значения. Они должны воспитывать достойные поколения, которые будут учиться на прекрасных примерах прошлого. «Памятники, стихи, фильмы и книги, музыка и картины, посвящённые славному Герою, должны воспитывать патриотический дух и трудовое самопожертвование народов, проживающих в нашей стране!»
Вся страна на голубых экранах телевизоров видела одним большим глазом и чувствовала одним глобальным сердцем великую неподдельную скорбь Его Королевского Величества.
Поклонники и поклонницы «самого гуманного короля на свете», которым не было числа, как в стране, так и далеко за её пределами, в каком-то священном восторге обнимали телевизионные приёмники и радиолы и в эйфории, сознавая свою духовную связь с монархом, проливали безутешные слёзы по безвременно почившему Герою…
И вот всё завершилось. Погасли экраны телевизоров, затихли динамики радиоприёмников, разошлись по домам журналисты, вдохновлённые беспримерным гражданским долгом своего монарха, чтобы написать об этом эпические и назидательные статьи.
Тем временем усталый король уже шёл по Скорбной аллее, где покоились лучшие представители государства. Он быстро отыскал свежую могилу. Потом достал, как смешно выразился один поэт, «из широких штанин» походную фляжку с водкой, два граненых стакана и ломтик хлеба. Наполнив стаканы, один он поставил на платиновую табличку с надписью: «Король скорбит!», – накрыл его хлебом, а другой – одним махом, привычным жестом опрокинул в себя. Крякнул с удовольствием, почувствовав, как тепло горячей волной растекается по всему телу и членам: страха больше нет – он не боится! Он сплюнул на портрет Героя, обсыпанный мелкими и крупными бриллиантами, кратко проронил:
– Спасибо, Герой, ты сослужил мне хорошую службу! Хвалю! Меня просто так не возьмёшь на ура и на фуфу!.. Тебя нет, а я остался, чтобы от твоего имени продолжать благие дела на земле…
Завершив свой «скорбный ритуал», он рукавом повседневного кителя смахнул набежавшую от умиления своим Королевским Величеством скупую слезу и с чистой совестью отправился спать. Герой получил вечную память благодарного народа, а государство – гражданское спокойствие одураченных сограждан.
Король выжил – да здравствует Король! Спокойной ночи, Ваше монаршее Величество!
Вот он лёг и уснул крепким сном ребёнка. А тень на стене, что осталась с прошлой ночи и держала уже не голову, а человеческий череп с пустыми глазницами, стала разбухать и расширяться. Она заняла всю стену, стала сползать на пол и заполнила собой всю королевскую опочивальню. Заняв помещение, тень выдавила окно и, как бродившее кислое дрожжевое тесто из кастрюли, стала сползать на королевский двор, а оттуда грязными потоками устремилась на безмятежно спящий ночной город…
ОДЕРЖИМЫЕ БЕСОМ
Моросил мелкий нудный дождь.
Под дорогим зонтом добротно одетый человек, сытый жизнью и довольный собой, лениво проходил мимо ярко освещённых витрин магазинов, которые по-хозяйски расположились на главном проспекте этого города. Человек покуривал дорогую сигару, привычно держа под мышкой трость с изумрудным набалдашником, и находил отдохновенье в своём одиночестве. Он взглянул на золотые швейцарские часы. Было без трёх минут двенадцать ночи.
Окна жилых этажей были погашены. На улице не было ни души. Только какая-то проститутка дожидалась своего запоздалого клиента. А тот не спешил на рандеву. Падшая женщина, эта ночная бабочка, была некрасива собой и несчастна. И по-своему одинока.
«Ударить бы по башке эту …!» – привычно вспыхнула в мозгу чёрная мысль, но прохожий не испугался мысли своей, не загнал её в глубину своих тайных помыслов, где не было ни света, ни тепла – надеялся, погаснет сама. Устал он расчищать авгиевы конюшни государства.
Но мысль не погасла, а напротив, разрослась во всё пространство черепной коробки. Мысли не было простора, чтобы развернуться в полной мере, и оттого страшно разболелась голова. Нужно было, как можно быстрее вытащить занозу – никто же не увидит, не узнает!
Мужчина поправил бриллиантовую булавку в три карата на чёрной бархатистой бабочке. А эта «ночная бабочка» завершит его героическую эпопею в борьбе за чистоту государственной нравственности.
Человек, подходя к одиноко стоявшей женщине, увидел на её лице приятную чёрную мушку и улыбнулся своим мыслям и восхитительным мгновеньям минувшей страсти. Он, возвращаясь домой после пикантного рандеву, уже издали улыбался этой нескладной проститутке и благодарил её за то, что невольно напомнила счастливые мгновения тайной встречи. Уличная женщина, понимая и принимая его благодарность, ответно улыбалась встречному человеку. Хоть этот мужчина, пусть и косвенно, но всё же обратил внимание на неё.
Она кокетливо прихорашивалась и смотрелась в треснувшее зеркальце, тыча в пустую пудреницу засаленным клочком ваты, когда человек поравнялся с ней.
В это мгновение городские часы пробили полночь. Витрины магазинов внезапно погасли, и улица погрузилась во мрак.
«До свиданья, месье, спокойной ночи!» – сказала женщина, приветливо улыбаясь прохожему, и повернулась к нему спиной, чтобы уложить в потрёпанную сумочку своё доморощенное добро и отправиться в грязную ночлежку.
Но она не успела сделать и двух шагов. Проходивший мимо человек неожиданно подскочил к ней, заученно размахнулся и привычно со всей силой ударил жертву по голове своей изящной тростью из слоновой кости. Женщина замертво упала на мокрый тротуар, не издав ни звука. Мужчина вытер об её запачканный кровью дешёвый плащ свою трость, вытер дорогие туфли и брезгливо сплюнул на окровавленное лицо мёртвой проститутки.
