Повесть о советском вампире

скачать книгу бесплатно


– Не спится, что ли? – спросил он.

– Вам, я смотрю, тоже не спится, – ответила женщина.

– Уснешь, когда такие в реке купаются, – заметил Фролов.

– А вы подглядывали? – удивилась женщина.

Даже в темноте он понял, как она покраснела. Но покраснела правильно. Не от возмущения, а от стыда, вызывающего бурю, которой нельзя сопротивляться. Он почувствовал, что его власть над ней сейчас безгранична, что он скажет, то она и сделает.

– Вот как ты это платье надела, так ты его и снимай! – приказал он. – Под платьем-то ничего нет, я видел.

Он смотрел ей прямо в глаза, спокойно, как-то чуть ли не по-хозяйски. Он отлично понимал, что с ней происходит, вообще он мог понимать, что человек чувствует и думает, это он уже знал за собой. И знал, что может внушать человеку и его будут слушаться. А при жизни такого за ним не водилось.

Она помедлила немного, потом дрожащими пальцами стала расстегивать пуговицы, потом стянула платье, губы ее слегка приоткрылись, он чувствовал, что она задыхается. Она стояла голая перед незнакомым мужчиной. В конце концов, за этим она сюда и пришла, хотя ни за что бы не поверила, что это возможно. Происходило невозможное. Он снял через голову рубашку, у него было сильное тело сорокалетнего мужчины, сделал шаг к ней – она положила руки ему на плечи, и, когда он прижал ее к себе, она чуть не потеряла сознание.

«Вот интересно, – подумал он, – стоя с бабой никогда не жил».

Она одной рукой обняла его за шею, он никогда не видел, чтобы бабу так трясло. Она прижимала свою голову к его плечу. Не кричала, а просто старалась подавить это, прижимая рот к его телу. Наконец она не выдержала и застонала так громко, что он сказал:

– Тихо-тихо.

Небо стало сереть, и он сказал:

– Мне пора.

Елизавета Петровна рассказывала мне, что они стали встречаться каждую ночь. И он доводил ее до почти бессознательного состояния, а потом, когда она засыпала, пил ее кровь. И это была самая лучшая кровь из всей, которую он пробовал. Она не замечала на себе никаких следов. Через несколько дней она попробовала разговаривать с ним, спрашивала, кто он, как его зовут, что он делает, он говорил:

– Лучше тебе пока этого не знать.

И он чувствовал, что ей страшно, но его власть над ней была так велика, что она, наверное, пришла бы, даже хорошо понимая, какая опасность ей грозит.

19. Тамара Борисовна

Кандидат биологических наук старший преподаватель кафедры органической химии факультета биологии Ростовского государственного университета имени М. А. Суслова Иевлева Тамара Борисовна была женщиной слегка экзальтированной, любила стихи Беллы Ахмадулиной и Андрея Вознесенского, увлекалась авторской песней и даже сама немного играла на гитаре, поругивала советскую власть, курила, но с мужчинами ей не везло. Они тоже любили Вознесенского и Ахмадулину, тоже поругивали советскую власть, и все это было как-то любопытно и приятно, может быть, интересно, но не более того. Она успела побывать замужем, развестись, детей, к счастью, не было. Успела сменить пару любовников, нормальные в принципе ребята. Один был помладше ее, другой постарше. Но по ночам ей снились сны, которых она никому не могла рассказать. Именно после такого сна она пошла на реку купаться, понимая, что уже не уснет.

И этот мужик, появившийся из ночи, был как бы продолжением этой ночи, в которой Тамара Борисовна была одна и без одежды. И с ним вместе в самые острые моменты близости она продолжала быть одна, а он был частью мира, не связанный с ней ни любовью, ни привязанностью. Он был как ветер, он был частью природы, чем-то внешним по отношению к ней. Он приходил из мира, как приходит дождь, как приходит ночь, он был воплощением мужского естества. Без всяких социальных условностей, без всяких психологических контекстов, он не спрашивал ее согласия, так же как ветер не спрашивает согласия, когда треплет ее волосы. И когда она вспоминала о нем в дневное время, уставшая, не выспавшаяся, на совхозном поле, с ящиком огурцов в руках, на нее накатывала такая волна, что она замирала с этим ящиком, и ей стоило труда скрывать от окружающих свое состояние.

20. Народные дружинники

Дальше, как я понял, сложилась дикая ситуация. Действительно дикая. Значит, так, по хутору ходит вампир, все к нему начинают привыкать, никаких мер против него не предвидится. А как же его жертвы? Петрову похоронили, родители ее приезжали, был вообще какой-то ужас. Сердюкову девку, правда, удалось откачать и привести в чувство. Но состояние ее было нехорошее, и ее увезли к бабушке в Волгоградскую область.

Петров и Сердюков пришли к участковому и стали задавать ему разные вопросы. Например, такой вопрос: есть ли вообще социалистический правопорядок на хуторе Усьман или нет? Как такое может быть, чтобы убийца на свободе разгуливал по хутору, мужики его бы видели чуть не каждый вечер, а участковый притворялся бы, что его это не касается? Участковый не знал, как им объяснить, потому что они были оба в нервах и выпивши.

Но это был совершенно особый случай в его жизни. Посадить человека очень легко, но для этого у человека должны быть документы, и сам этот человек должен быть живой. Тогда он сажается в один момент. Но как посадить человека, если он мертвый и без документов? Паспорт Фролова, пенсионную книжку и что там еще у него было участковый сам лично изъял. А дом опечатал. Человек от этих документов лежал на кладбище. Для того чтобы привлечь его к ответственности, надо было его выкопать. Но это же дикий бред. А тот, кто ходит по селу, кстати, участковый сам его не видел ни разу, точно был без документов. Точно. Вампирам не дают паспортов. А может, выдать? Но на каком основании? Кто его родители, где он прописан? Как его фамилия, в конце концов. Фролов? Не-е-ет! Фролов лежит в могиле. А это кто, вообще непонятно. Как его судить? За что? За вампиризм? Так нет в Уголовном кодексе такой статьи.

А с другой стороны, получается, что у нас в Стране Советов ножом человека пырять нельзя, стрелять из ружья нельзя, душить нельзя, бить ногами нельзя. А кровь пить, получается, можно?

– Смотря кому, – возражал участковый. – Комар же может пить кровь, никто его за это в тюрьму не посадит. А вампир – это тот же комар, только очень большой…

От этой мысли участковому сделалось дурно.

Но тут Петров и Сердюков резонно спросили:

– А если комара прихлопнуть, это подсудное дело или нет? А если очень большого комара прибить, это подсудное дело?

Участковый объяснял:

– Будет труп. А у нас в Стране Советов если есть труп, должен быть и осужденный. Такой порядок. И труп как раз может быть без документов. И тогда уже неважно, вампирский это труп или человеческий. Никакая экспертиза этим не будет заниматься. Просто посадят того, кто убил, и все.

– А что же делать, так и будем смотреть? А если он еще кого-то убьет? – спросил Петров.

Вот на этот вопрос участковый ответа не знал. А кто должен знать? Петров и Сердюков спрашивали правильно, участковый понимал, что знать полагается ему. Но он не знал.

Участковый не мог просто сказать мужикам: «Идите по домам». Если они выйдут отсюда, неизвестно, куда они пойдут, кого они найдут и что будет. Любого мужика, которого они не узнают в темноте, они могут покалечить.

И еще в глубине души он понимал, что, хотя в законном порядке их намерения можно квалифицировать в соответствии со статьей Уголовного кодекса, в этом случае за ними стоит правда, которую он не может не признать. Поэтому выгнать их он просто не мог. Но и объявить охоту на вампира он тоже не мог себе позволить. Не будут на его участке пьяные мужики охотиться на вампира, которого они ни разу не видели. Нужно было найти какой-то выход.

Участковый открыл ящик своего письменного стола, порылся в нем и бросил на стол две красные нарукавные повязки с надписью «НАРОДНЫЙ ДРУЖИННИК».

– Повяжите на левую руку, – сказал участковый, – сделаем обход.

Он демонстративно пристегнул кобуру, посмотрел на них внимательно, и они вышли из комнаты. Он запер за собой дверь, и летняя ночь приняла троих мужчин – двух пьяных, одного трезвого, одного вооруженного и двух безоружных.

– Смотрите в оба, – сказал участковый, – но без моей команды ничего не делайте.

Первым встречным мужчиной оказался незнакомый им водитель из Багаевки, вторым – очень хорошо знакомый рабочий-скотник Степан. Степану объяснили, куда они идут, хотя участковый и просил этого не делать. Степан воодушевился, что было неудивительно, поскольку он тоже находился в подпитии, и выразил желание идти с ними. Но участковый этому категорически воспротивился, сославшись на отсутствие третьей повязки с надписью «НАРОДНЫЙ ДРУЖИННИК». Степана это обстоятельство убедило вполне, к тому же ему было бы обидно, почему на них есть повязки, а на нем – нет.

Так они ходили по деревне около часа, и участковый с глубоким удовлетворением замечал, что мужики почти совсем протрезвели.

Он уже было хотел забрать у них повязки и отправить домой: сегодня, мол, ничего, а завтра посмотрим. Но вдруг ему показалось, что в доме Фролова, который был отсюда виден и который он своими руками опечатал, было какое-то движение.

– За мной! – скомандовал он и пошел к дому.

Теперь он был рад, что с ним были мужики, которых в случае чего можно было использовать в качестве понятых. Они стояли под окном, в доме было тихо. Никаких движений, никаких шевелений. Пломбы на входной двери были не тронуты. Он постоял еще немного и уже хотел уходить, но вдруг он увидел, что окно со стороны сада приоткрыто. Он прижал палец к губам, давая понять мужикам, что надо сидеть тихо-тихо. Расстегнул кобуру, вытащил «ПМ» и, осторожно поднявшись на крыльцо, неожиданно сильно толкнул входную дверь, так что щеколда замка отлетела и двери распахнулись.

Он вошел первым, потому что он был вооружен, а они – нет и потому что это он был милиционер на службе, а они – гражданские лица. Но никто на него не нападал, никто не пытался причинить ему вреда, как никто и не убегал, и не сопротивлялся.

Вошедшим предстала такая картина: на кровати, освещенная луной, свет которой лился из окон, лежала голая женщина, довольно красивая, и спала. Вторжение не разбудило ее. Она лежала, вытянув руки вдоль тела, ладонь правой руки была на правом бедре, голова на подушке, темные волосы вокруг лица, одна нога чуть согнута в колене, лежит на другой.

Женщина спит. Ее груди с маленькими темными сосками поднимаются и опускаются, и отлично видно все вплоть до самой маленькой складки на коже, до капельки пота между грудями, до последнего волоска. Кажется, что ее тело светится в лунном сумраке и от него идет тепло. Возбужденные опасностью мужчины еще сильнее почувствовали, как это тепло входит в них через ладони.

У изголовья, подобрав колени под подбородок, сидит голый мужчина и смотрит на них вообще без всякого страха. Точно так же, как минуту назад участковый, он прижал палец к губам и тихо сказал, указывая на женщину:

– Не разбудите!

Участковый направил на него пистолет.

– Вы задержаны! – сказал он и невольно покосился на женщину.

– А что такое? – удивился голый мужик.

– Я тебе, сука, покажу, что такое, – начал было Петров, но участковый дал ему знак молчать и сказал сам:

– Разберемся в отделении. Вы тут не имеете права находиться – дом опечатан, – и опять перевел взгляд на женщину.

– Да мы сейчас уйдем, – сказал мужик.

– Никуда ты не уйдешь, а пройдешь со мной, – повторил участковый.

– Хорошо, – сказал тот.

– Ваша фамилия? – спросил участковый.

– Фамилия – Фролов, – ответил мужик.

– Ах ты, сука позорная, – зацедил было Петров.

– Отставить, – приказал участковый.

Фролов легко перебрался через женщину и сказал:

– Только дайте одеться – не пойду же я с голой жопой по деревне.

– А где твои телеса? – удивился Сердюков. – Что-то ты не похож на Фролова.

Перед ними стоял сорокалетний мужчина, прекрасно сложенный, без всяких признаков обвислого живота и прочих особенностей, свойственных его живому предшественнику. Но человек этот был – вне всякого сомнения – живой, из плоти и крови, нормально с членом, на Фролова вообще не похожий.

– Что ты видишь, то и есть, – отозвался Фролов, – все мои телеса.

– Фролов был жирный, в дверь еле пролазил, – заметил Сердюков.

– Никогда я таким не был, – спокойно отозвался Фролов.

Участковый засомневался, может, это вообще не тот, кого они ищут, просто забрался с бабой в пустой дом через окно.

Женщина не просыпалась, он не мог удержаться и все время косился на нее.

– Кто такая? – спросил он.

– Не знаю, – ответил Фролов, – на реке познакомился. Ее нельзя будить, если сейчас проснется, заболеет.

– Что?! – опять зацедил Петров. – Кровь у нее пил?

– Да вы что?! – удивился мужик. – Какую кровь?

– Такую кровь! – отозвался Петров. – Как у моей Нинки. Так ты ее еще и тово в придачу!

– Я твою Нинку в глаза не видел, – сказал мужик.

– Врешь, сука, – не поверил Петров.

– Зачем бы я врал? – удивился мужик.

– А чтоб я тебя не прибил, – пригрозил Петров.

– А ты прибей меня, я слова не скажу, – предложил Фролов.

– А ты правда Фролов? – спросил Сердюков. – Что-то не похож.

– Я – не он, – настаивал мужик.

– А кто? – спросил участковый.

– Дайте одеться. – Мужик поднял лежащую на полу рубашку.

«Вроде и правда не он, – подумал участковый, – уж больно не похож, совсем другой человек».

Женщина вздохнула во сне, положила руку себе между ногами, слегка придавила и тихо застонала. Но не проснулась. Пальцы ее медленно двигались. Она стала часто дышать, губы ее приоткрылись, и зубы сияли в темноте, как будто фосфоресцировали. Она чуть отодвинула согнутую в колене ногу, как будто облегчая себе доступ.

Участковый, как и Петров и Сердюков, смотрели на нее, остолбенев во всех смыслах этого слова, включая состояние члена.

Мужик, назвавший себя Фроловым, даже не перескочил, а как-то жутко неправдоподобно передвинулся довольно далеко по комнате к стулу, стоящему у окна, и стал натягивать трусы. От этого передвижения, совсем нечеловеческого, почему-то стало вообще невозможно терпеть, все трое почувствовали почти боль в натянутых до предела, просто окаменевших членах.

– Вы только на минуту выйдите, а то пока вы смотрите, я уйти не могу, – пробормотал мужик, выдающий себя за Фролова, – а вы через секунду вернетесь, меня не будет, а она останется.