скачать книгу бесплатно
Дома я внимательно изучил конверт. Прочитал аннотацию про композитора Тухманова. Он был автором музыки всех песен. Ещё раз отметил про себя, что знаю такой ВИА, как «Весёлые ребята». Слышал и Антонова. Его песню «Для меня нет тебя прекрасней» пели пацаны в нашем дворе под гитару. Наконец, включил саму пластинку. Не знаю, как это получилось, но и тогда, и сегодня, когда я начинаю слушать песню, буквально несколько первых тактов мелодии, аранжировки, вокала дают мне чёткое понимание, нравится или нет. Это далеко не всегда хорошо и правильно. Но что есть, то есть. Пластинка, если честно, мне не очень понравилась. Слишком много там было «меди» и скрипок. От музыки замечательного Давида Тухманова я был ещё очень далёк. Хорошую поэзию не понимал. Но вот припев «Как прекрасен этот мир – посмотри!» запал мне в душу, а в сочетании с мягким голосом Юрия Антонова – прямо скажем, зацепил. Только вот слишком длинное вступление песни, опять же на «струнных», утомило. И тут я в первый раз пожалел, что не умею играть на гитаре. Там не надо рассусоливать – заиграл, запел и порядок. Так что я благодарен именно той пластинке за моё первое желание соприкоснуться вплотную с гитарой. Вечером я попросил отца достать инструмент со шкафа, настроить его и показать мне пару аккордов. Папаня с удовольствием выполнил мою просьбу. Во время первого урока я, увидев, как легко батя перебирает струны и что-то там зажимает на грифе, самонадеянно решил, что вскорости дам свой сольный концерт перед одноклассниками. Глубокое двойное разочарование ждало меня впереди. Во-первых, когда я попытался что-то изобразить, струны отказались звенеть, а пальцы никак не могли сложиться в аккорд. Я понял, что всё не так просто и будущий концерт состоится ещё нескоро. Во-вторых, я-то не знал, что пацаны на улице играют на шестиструнных гитарах. Мой папаня лихо бацал на семиструнке. А там совершенно другой строй и совсем другие аккорды. Короче, я начал учиться играть так, как показал отец. Все зимние каникулы я сидел на кухне и мучил: себя, инструмент и маму. Ужасно болели пальцы. Слава Богу, что моё желание музицировать не подвигло родителей отдать меня в музыкальную школу! Видимо, им хватило баяна старшего брата. Это уже потом, будучи глубоко взрослым, я очень жалел и жалею, что не получил хотя бы начальное музыкальное образование.
В один из морозных дней пришёл Колька. Как и обещал, он принёс завёрнутые в газету «Вечерняя Казань» две долгоиграющие пластинки:
– Доставай проигрыватель!
Повторять дважды было не нужно. Наш старичок «Юбилейный» всегда был «готов к бою». Колян убрал газету и протянул мне пласты:
– На, смотри.
Я стал рассматривать принесённые братом диски. С одного на меня смотрели четыре лохматых парня. Всё было написано на английском языке. Какие-то слова я знал и сразу перевёл. Вот и название: «Rubber Soul – Резина и душа».
– «Резиновая душа», – поправил брат. Потом похвалил: – Молодец! В английском шаришь. Это же The Beatles, Юраха! Это те самые «битлы»! Настоящие!
Я просто обалдел! Неужели у меня в руках настоящая иностранная пластинка, да ещё самих «битлов»?! Тех самых, которых я пару раз слышал у поляков по радио? Тех самых, именем которых иногда называл нестриженных парней мой папаня: «Вот, смотри, пошли лохматые битласы». Да, это был диск-гигант «ливерпульской четвёрки» 1965 года. Выпущен компанией Polydor. Конечно, тогда мне было всё равно: «Полидор» или «Помидор», Англия или Польша. Я понятия не имел, что группа The Beatles к тому времени уже развалилась. Именно в тот день я впервые узнал от брата о существовании на планете Земля Джона Леннона и Пола Маккартни. А больше я не знал ни-че-го! Но тогда, в январе 1976 года, когда игла нашего древнего проигрывателя коснулась пластинки, я, тринадцатилетний пацан, «утонул». Я захлебнулся в своих эмоциях. Вот! Да, вот что я хотел слушать и слушать! Какие непривычные для уха фантастические мелодии! «Norwegian Wood», «Michelle»… А «Girl»!!! Эту песню я уже слышал во дворе! Её пел Серый из соседнего подъезда. Только на русском языке. (Чёрт! Надо срочно учиться играть!) И главное, никаких труб и скрипок! Только гитары и барабаны. Вот это была «бомба»! Я заразился. Заразился на всю жизнь болезнью под названием «битломания».
Вторая пластинка уже не произвела на меня такое космическое впечатление, как первая. На обложке были какая-то девушка в чёрной куртке и лохматый парень с бутылкой. Я попытался перевести название, но не смог. Колян пояснил:
– Это имя и фамилия: Suzi Qvatro. Настоящий рок! Слушай!
Первая песня альбома мне очень понравилась – «48 crash». Гитары звучали по-новому, с непривычным для уха дребезжанием.
– Это фуз, – пояснил Колька. Он подумал, что объяснил, а мне это слово напомнило только собачью команду.
Солистка пела – как будто кричала. К концу прослушивания альбома её голос меня утомил. Нет, это не «Битлз». Вот «Битлз» – это да! Но конверт я изучил так же внимательно:
– Коль, а ты сегодня заберёшь пласты?
– Конечно! Это ж «фирма?»!
Хорошо, что в нашем семейном фотоаппарате «Зенит» была плёнка. Брат сделал несколько кадров пластинок. Когда он их уносил, я чуть не плакал, думая, что таких дисков у меня не будет никогда. Николай поведал мне, что купить их можно только «из-под полы» и за очень большие деньги. Оставалось одно – скорее учиться играть на гитаре и самому их петь.
Глава седьмая
Теперь при посещении магазина «Мелодия» я всё чаще смотрел в сторону пластинок с зарубежными исполнителями. Обычно они покупались мною наугад. Даже не могу сегодня зацепиться памятью за то, как и что определяло мой выбор. Если на конверте долгоиграющей большой пластинки ещё можно было прочитать какую-то информацию, то на маленьких, кроме названия коллектива и песен, ничего не писали. Денег на гиганты, как правило, не было. Тем более что стоили они до четырёх рублей. Весьма серьёзные деньги в то время. А вот миньоны – пластиночки, на которых было всего две-четыре песни, – я приобретал частенько. Можно было купить их от семидесяти копеек до полутора рублей. Экономил я на карманных расходах, да бабуля периодически баловала. Но такая покупка почти всегда была настоящим «котом в мешке».
Однажды по такому принципу я прикупил и притащил домой пластиночку, на которой было четыре песни. Называлась она очень странно: «Певцы Леса Хамфри». Я долго размышлял в магазине, что это за лес такой, где водятся эти певцы: хвойный или дубовый? К моему удивлению, песни были классные. А две из них сразу попали на верхние строчки моего личного хит-парада: заводная «Мексика» и очень необычная «Скажи мне, почему?», то бишь «Tell my why?» Почему эта композиция показалась мне интересной? Потому, что она была в разных темпах: медленный куплет и быстрый ритмичный припев. Я заслушал эту песню до того, что на слух выучил все слова и, абсолютно точно попадая в фонограмму, пел её вместе с пластинкой. Сейчас поверить не могу, что до юношеской ломки у меня был такой высокий голос. Мне тогда казалось, что пою я вместе с «лесными братьями» просто классно. Пару раз меня похвалили родители. А вскоре попросили спеть, вернее, изобразить этот номер перед многочисленной роднёй за очередным праздничным столом. Мои драматические страдания в куплете, пританцовывание в припеве, а главное, точное попадание в фонограмму привели зрителей в экстаз. Батя, увидев такой головокружительный успех, решил повторить номер перед своими товарищами по работе, которые собрались в нашем доме отметить очередную годовщину Великого Октября. Когда началась песня и я, уже почти профессионально, вошёл в роль «лесного певца», папаня, неожиданно для меня, полностью убрал звук проигрывателя. Видимо, он посчитал, что я пою лучше хора на пластинке. Мой ломающийся высокий голосок остался без мощной поддержки, и я, в конфузе прокукарекав ещё пару слов, с позором умчался из комнаты. Уже тогда я понял, что с фонограммой шутки плохи: можно запросто «обосраться» перед зрителями. На отца я дулся недолго. Подставил он меня не нарочно, а искренне считая, что его младший сын уже готовый артист. Воспользовавшись извинениями и похвалами, я стал ныть, что пора приобрести новый, более современный проигрыватель. Результатом моих страданий стал деревянный раскладной «Аккорд-203». Колонку с динамиком можно было поставить в любое место на расстоянии длины провода. Чемоданчик «Юбилейный» закончил свою карьеру в нашем доме.
В мае 1976 года, перед своим четырнадцатым днём рождения, я снова отправился в любимый магазин. Как всегда, внимательно перебирал столь доступные для меня миньоны. В какой-то момент я лишился дара речи и не поверил своим глазам: «Любовь нельзя купить». «Серебряный молоток». А внизу в скобочках: «Дж. Леннон и П. Маккартни». Ещё ниже: «Вокально-инструментальный ансамбль». Без названия. Но я-то знал, что это за вокально-инструментальный ансамбль! На другой стороне: «Мадонна». «Я должен знать лучше». И опять, опять в скобочках: Офигеть – Дж. Леннон! И – упасть, не встать! – П. Маккартни. Они самые! «Битлы»! Я летел домой с чувством восторга и страха. Мне казалось, что кто-то может отнять у меня столь бесценную вещь. Конечно, по большому счёту, тогда очень немногим были нужны эти самые «битласы». Но я считал по-другому: такая музыка не может не нравиться. Дома прослушал пластинку раз десять без перерыва. Кое-что из английского текста пытался уловить и перевести, но в целом, мне было неважно, о чём песня. Нравилось, и всё тут! А буквально через месяц я опять купил маленькую пластинку. На ней уже чётко было написано: «БИТЛЗ. Вокально-инструментальный ансамбль. Англия». На этом миньоне было три песни. Одна из них – «Пусть будет так» (знаменитая «Let it be») – стала любимой навсегда. Итак, в моей коллекции уже семь композиций The Beatles. Эти пластинки до сих пор стоят у меня дома на видном месте. А тогда я одновременно радовался и огорчался. Это сегодня у меня десятки книг об истории группы и всех её участниках. Сотни фотографий. Все музыкальные альбомы. Это сегодня можно за минуту в интернете получить любую информацию о ком или о чём хочешь. А тогда, в 1976-м, просто иметь перепечатанную бессчётное количество раз фотографию любимого тобой ансамбля или исполнителя было счастьем. Узнать, где и как образовался тот или иной коллектив, кто его участники, какие альбомы выпущены, было практически нереально. Крупицами каких-то переведённых аннотаций с дисков, переписанными от руки статьями из иностранных журналов, обрывками рассказов из «Голоса Америки» и «Свободы» мы делились друг с другом. Конечно, далеко не все. Только те, кто «подсел» на такую музыку. У большинства моих одноклассников и в мыслях не было ничего подобного.
Глава восьмая
Летом 1976-го я впервые поехал в спортивный лагерь вместе с друзьями-баскетболистами. Мне четырнадцать. Закончил семь классов. Скоро вступать в комсомол. Короче, взрослый пацан. Без иронии. Не хочу обидеть нынешнее поколение четырнадцатилетних, но разница между мной тогда и моим внуком сегодня в отношении и приспособленности к жизни колоссальная! Я не хочу рассуждать на тему «кто лучше, а кто хуже». Просто мы очень-очень разные. Для них мы – древние динозавры, для нас они – беспомощные дети «Тик-Тока». Уверен только в одном: нам, тогдашним, – оценка «пять» на жизненном экзамене по выживаемости в любых условиях, им сегодняшним – «два».
В нашем спортивном лагере на берегу Камского моря около районного центра Лаишево были не только баскетболисты. Ещё были футболисты, легкоатлеты и лыжники. Команды разных возрастов. Мальчишки и девчонки. Парни и девушки. Только у футболистов не было своих девчонок. Они постоянно клеились к представительницам других видов спорта. Это вызывало неспортивные конфликты. Особенно на вечерних танцах. Хорошо, что наши девушки были на голову выше ровесников из футбольной команды. Мы были относительно спокойны и особо не беспокоясь, прижимались к своим на медленных песнях. Тем более что и на соревнования в другие города уже давно ездили вместе с командой девочек. Возникали взаимные симпатии. Девицы наши были рослые, по-женски оформившиеся, посему танцевальные прижималки очень возбуждали. Но воспитаны мы были строгими родителями и советской школой, ни о чём эдаком взрослом пока не думали и на капли в трусах не обращали внимания.
В каждой команде, а по-пионерски – в каждом отряде, была гитара. Я к тому времени уже переучился на «шестиструнку» и умел играть пяток песен. Почему-то первой из выученных мной стала песня «Весёлых ребят» «Был ещё недавно я любим и мил, отчего внезапно изменился мир…». А ещё я пел на английском, как мне казалось, языке «битловскую» «Гёрл». Почему казалось? Потому что настоящих слов я не знал. Записывал на слух с пластинки. Да ещё повторное изучение языка с пятого класса сыграло не самую положительную роль. Я просто-напросто остановился в развитии своего английского. Оставались только супертвёрдая «пятёрка» в четверти и «манчестерский» акцент. Вот он и выручал, когда я пел «Гёрл». Наши девушки млели, а я чувствовал себя Полом Маккартни. Уверен, что в музицировании, в пении очень важно внимание противоположного пола. Так сказать, стимулирует и подталкивает к творчеству. Ну, возможно, это только моё личное, субъективное мнение.
На эту «Гёрл» на «английском» языке обратил внимание парень из старшей группы легкоатлетов. В свою очередь, на него обращали внимание все в лагере без исключения. Ещё бы! У него были не только настоящие американские джинсы, но и – мама дорогая – джинсовая куртка! А ещё… господи! Ещё у него была футболка с иностранной надписью и картинкой. В то время это был верх крутизны. Запредельная высота! О таком комплекте подавляющее большинство моих сверстников из обычных семей не смели даже мечтать. А что мечтать-то, если всё равно не сбудется? И никакой Дед Мороз не поможет. Прикиньте, джинсы фирмы Wrangler, или Lewis, или те же Lee стоили в среднем 200 рублей. Столько же или чуть дороже – джинсовая куртка. В сумме – под пятьсот рублей. Мой отец, который работал в тот момент в Казанском горисполкоме, получал 180 рублей в месяц. Обычный инженер на заводе – 120 рублей. Поэтому 99 % родителей не могли себе позволить даже намекать своим детям на возможность такой покупки.
А у Сани Плотникова – так звали парня – всё было. Дело в том, что его родители работали в Африке. Мне было трудно понять и сопоставить: почему в нашей самой лучшей стране мира – Советском Союзе – джинсы стоили так дорого и их было не достать, а в нищей «чёрной» Африке, видимо, очень дёшево и запросто? Но мои раздумья о нелёгкой судьбе джинсов в СССР отошли на двадцать четвёртый план, когда Александр сообщил, что у него есть полсотни фирменных пластов. Ещё у него есть бобинный магнитофон и куча «катушек» с концертами самых крутых рок-групп. Когда он начал их перечислять, меня прибил «столбняк». Передо мной сидел воистину «арабский шейх» западной музыки. Я в первый раз услышал названия таких групп, как Deep Purple, Slade, Sweet, Kiss, Led Zeppelin и многих других, самых популярных в те годы. Саня похвалил меня за интерес к такой музыке и за то, что пытаюсь петь на языке оригинала. Пообещал рассказать мне о крутых командах, типа Black Sabbath. Я смотрел ему в рот, не перебивая, в надежде не спугнуть такой порыв моего нового друга-«-шейха». Только одна ремарка огорчила меня: на мою просьбу рассказать что-нибудь о «Битлз» он поморщился и назвал моих ливерпульцев «сладкой эстрадой». Бегун на длинные дистанции Александр Плотников любил тяжёлый рок. Не только любил, но и являлся пропагандистом своего увлечения.
Как-то во время обеда Саша объявил всем, что вечером у нас будет «тематическая дискотека». Понятие и слово «дискотека» только-только входило в наш лексикон. Оно потихоньку вытесняло более привычные нам «танцы», но вплотную ассоциировалось именно с вечерними «прижималками». Поэтому спортивный народ не особо удивился и, как обычно, после ужина собрался на площадке потанцевать. Каково же было наше изумление, когда Плотников предложил нам рассесться по лавкам! На столе стоял магнитофон «Комета-212». Рядом – десяток бобин. Александр объявил, что хочет познакомить нас с классной музыкой и рассказать о некоторых рок-группах. Со стороны футболистов сразу раздались «радостные» голоса:
– А танцы когда? Что за хрень?
Не обращая внимания на недовольный гул, Саня заправлял ленту в магнитофон. Потом торжественно объявил:
– Народ! Хорош орать! Слушаем «Пинк Флойд». Альбом называется «The Dark Side of the Moon» – «Обратная сторона Луны».
По «интеллектуальным» лицам лыжниц стало понятно, что они все как одна «фанатки» этой английской группы и просто в «восторге». После тяжёлых тренировок на жаре именно «Пинк Флойд» гармонично заканчивал их трудный день. Поэтому их голоса влились в протестный хор футболистов:
– Эй, Плотник, ты чё, офигел, што ли? Какая нахрен «Луна»? Антонова давай!!!
Саша включил тумблер. Звука для улицы у «Кометы» было явно маловато. Когда вместо музыки все услышали сначала стук сердца, а потом работу какого-то станка (а именно так начинается первая композиция альбома – «Speak To Me»), к футболистам и лыжницам присоединились все остальные:
– Плотник, ты чё, издеваешься, что ли? Щас твой магнитофон тебе в одно место засунем!
По-моему, не орали только мы с Толяном Семёновым. Понимая, что сейчас его будут бить, Саня выключил свою технику и в сердцах прокричал:
– Дебилы! Идите дёргайтесь на свои танцы!
А потом уже мне:
– Юрка, пойдём в столовую! Послушаешь настоящую музыку!
Честно признаться, мне бы тоже хотелось «потискать» Людку Капич в суровом «медляке», но тогда бы я навсегда потерял дружбу моего «музыкального гуру». Поэтому, зацепив под руку своего другана Толика, я откликнулся на зов старшего товарища.
В пустой столовой процесс включения магнитофона повторился. Звука на троих хватало. Но, с моей точки зрения, Саша сделал большую ошибку, начав свою «тематическую дискотеку» с «Пинк Флойда». Знакомство с творчеством этой великой группы надо начинать, когда уже плотно «подсел» на рокеш-ник. Мы с Толяном с трудом выдержали одну сторону бобины. Хорошо хоть, что «учитель», параллельно с прослушиванием песен, рассказывал нам о Роджере Уотерсе и других музыкантах коллектива. А потом настал момент, когда Александр поставил на «Комету» другую плёнку. И я вместе с этой кометой «улетел». Deep Purple. «Machine Head». Альбом 1972 года. Совсем другая музыка. Резкая. Динамичная. С потрясающими гитарными рифами. С «космическим» соло Блэкмора. С продирающим вокалом Гиллана. Это была любовь с первого… звука.
С этой любовью я живу всю жизнь. И умрём мы в один день.
Глава девятая
Итак, после двух месяцев первого спортивного лагеря в моей жизни я возвратился домой не только загоревшим и повзрослевшим. Не только набравшим неплохую форму баскетболистом. Вернулся с солидным багажом музыкального материала в голове и большой мечтой играть. И не только в баскетбол. Я хотел хорошо играть на гитаре. Играть в вокально-инструментальном ансамбле или – что уж там греха таить – в рок-группе. Петь офигенные песни на сцене. Такая же «заноза» сидела и в моём друге Толяне. Только его «голубой мечтой» была перламутровая ударная установка с кучей барабанов и тарелок. В лагере мы часто музицировали вместе: я рвал струны на нашей отрядной раздолбанной гитаре, а он стучал палками по всему, что издавало хоть какой-нибудь ответный звук. Короче, нашей общей идеей стало создание своего ансамбля.
Но в первую очередь мне надо было во что бы то ни стало «раскрутить» родителей на катушечный магнитофон. Саня пообещал в любой момент дать переписать все его бобины. А это в то время было просто невероятной удачей! Глянув в магазине на стоимость выстроившихся в ряд «Сатурнов», «Юпитеров», «Орбит», «Комет» и других советских магнитофонов, я понял, что и цены у них под стать названиям – космические. Только одна моноприставка без своего усилителя и динамиков – «Нота 303» – стоила меньше ста рублей. Учитывая, что у нас дома был проигрыватель «Аккорд», к которому можно было присоединить эту «Ноту», я решил начать канючить перед родителями в этом направлении. Первые мои ахи и вздохи были категорически не услышаны, а пламенные комсомольские убеждения в необходимости такой покупки просто проигнорированы. Мы собирались переезжать в новую трёхкомнатную квартиру на улице Юго-Западной, и мама предъявила мне список вещей, которые необходимо купить. Магнитофона «Нота 303» не было там даже на триста тридцатом месте. Любовью Петровной было рекомендовано не тратить карманные деньги на пластинки, а копить на этот самый магнитофон. Даже при самых оптимистических расчётах было понятно, что накоплю такую сумму как раз к окончанию школы. То есть ни новых пластинок, ни крутящихся заманчиво бобин у меня не будет года три. Я погрузился в глубокую нечеловеческую печаль. Успеваемость в школе понизилась. Попадать мячом в кольцо на тренировках стал реже. Видя мою кислую физиономию, Людка Капич перестала разрешать притрагиваться к её груди. Вот-вот, и чёрная депрессия накрыла бы меня с головой. Но! Но ведь в Казани жила моя бабушка. А вместе с ней – моя любимая тётя Лида, у которой жених погиб на войне. Она так и не вышла замуж, не родила детей. Всю свою любовь она отдавала племянникам, то бишь мне и моему двоюродному брату Андрюшке. Увидев меня печальным, как Алёнушка на картине Васнецова, бабуля и тётушка сначала испугались, а потом посмеялись над моими горестями. Чтобы возродить во мне желание жить, пообещали к Новому году сюрприз. Я тут же воспрял духом. Успеваемость улучшилась. Тренер хвалил. А к Людке больше не прикасался. Больно очень надо! Найду и получше. А уж когда сделаем свою группу с Толиком, то вообще… Что «вообще», не представлял, но внутренним чувством ожидал чего-то очень приятного.
Дед Мороз в лице моих родных не обманул: 1 января я с умилением смотрел на зелёный индикатор записи нового магнитофона. В комплекте «Ноты» была одна маленькая бобина с советской эстрадой. Не надо было иметь много ума, чтобы засунуть штекер в гнездо проигрывателя. Запустил машину. Запел Муслим Магомаев. Ну ничего, скоро появятся у меня и Пол Маккартни, и Элтон Джон! Радость от подарка чуточку омрачали родительские упрёки:
– Юрка! Тебе не стыдно? Это дорогая вещь! А ты, такой-сякой, у бабушки-пенсионерки выклянчил!
Мне, конечно, было стыдно. Но не очень. Чуточку. Муслим Магомаев перепевал мой стыд напрочь. Я был просто счастлив.
Однако, статья моих, вернее – родительских расходов увеличилась. Надо было покупать катушки с лентой для записи. Стоили они недёшево. В зависимости от размера бобины: 375 или 525 метров плёнки. Моя «Нота» была маленькой и большие катушки не принимала. Так что мне нечего было нервничать по поводу размера. Переживал только от постоянной нехватки финансов. И тут повезло так повезло! Ну, и родителям тоже. Объясню почему. Батя к тому времени возглавил отдел пассажирского транспорта Казани в горисполкоме. Он отвечал за работу автобусов, троллейбусов и трамваев столицы Татарии. Как-то папаня притащил домой большую коробку со словами:
– Сын, возьми! Это тебе. Открывай.
Когда я увидел содержимое неожиданного подарка, то заорал от радости. Двадцать бобин с магнитной лентой! Просто чудо какое-то! Отец пояснил:
– Так эту плёнку делают в Казани. Завод «Тасма». Я сегодня там был. Новый маршрут автобуса открыл. Вот мне директор завода и подарил в благодарность.
Я готов был станцевать для папани его любимую лезгинку с приземлением на колени. Но родитель меня остановил, пожалев соседей снизу. Тогда я предложил показать свой танец доброму директору завода «Тасма». Батя сказал, что не надо, ибо нового автобусного маршрута будет достаточно. Почему повезло и родителям? Так я ж почти год не тревожил их нытьём по поводу покупки новой катушки!
Саша Плотников не обманул. В одно из воскресений, с раннего утра до позднего вечера, я переписывал у него музыку. Теперь в моей личной коллекции появились записи Nazareth и Uriah Heep, Queen и Wings, и ещё десятка самых крутых групп того времени. И, конечно, любимый Deep Purple.
Теперь к моим юношеским интересам и увлечениям добавилось ещё одно: «снимать» с плёнки особо понравившиеся песни или их фрагменты. То есть, сидя у магнитофона, подбирать их на гитаре. И безумно радоваться, когда это получалось. Свободного времени у меня было не так много. Учёба и спорт занимали практически полный день. Кроме того, я очень любил читать. Конан Дойл и Жюль Верн, Фенимор Купер и Александр Дюма, Беляев и Стругацкие были читаны-перечитаны мною по несколько раз. Но для гитары, пластинок и бобин тоже находилось время. Вечерами или в выходные дни я «изводил» родителей потугами «снять» знаменитое соло из «Highway Star», рифовый ход из «Black Night» или «Maybe I.m A Leo». Чтобы это сделать, приходилось перематывать плёнку туда-сюда десятки раз. Наушников у меня не было. Мама, завязав голову полотенцем и глядя безумным взглядом куда-то вдаль, жарила котлеты на кухне. Отец, автоматически напевая «Smoke on the Water», ненавидел всех «битласов» планеты и безнадёжно мечтал посадить их в казанский трамвай и отправить по самому длинному маршруту. Только брательник с удовольствием слушал мои «виртуозные» пассажи. Надо отдать должное родителям за то, что они очень терпеливо переносили эти страдания, никоим образом не запрещая заниматься тем, что мне так нравилось.
И только путь к исполнению ещё одной мечты пока оставался закрытым. Мы с верным соратником и другом Толей Семёновым не могли найти никаких вариантов оказаться в составе какого-нибудь ВИА. В нашей школе ни ансамбля, ни звуковой аппаратуры не было, не говоря уже об электрогитарах и барабанах. Поэтому оставалось собираться у него или у меня дома и, включив магнитофон, играть в составе Sweet или Uriah Heep. Благо у Толяна тоже появился «бобинник», а записи у нас были одинаковые. Из суперзвёздных составов нас никто не выгонял. На сложные композиции типа «July morning» нашего мастерства явно не хватало, а вот «Lady in Black» играли и пели прямо как «Хипы». Ну, или почти. Правда, были ещё технические причины некоторых наших страданий. Хоть убей, нужен был другой звук гитары. Не акустический, а электрический. Да ещё с этим… как там его – фузом. На горизонте моих желаний появился звукосниматель для простой гитары. Стоил он 9 рублей. К родителям обращаться было бесполезно, а к бабуле с тётушкой – рановато. Оставалось ждать только какого-то чуда. И мечтать. Чем мы с другом и занимались, рассматривая десяток фотографий наших лохматых кумиров и слушая их музыку.
Глава десятая
В восьмом классе стало понятно, что баскетбол – это серьёзно. Тренировки были почти каждый день, соревнования – чуть ли не каждый месяц. Тренеру с трудом удавалось договариваться с нашими учителями в «двадцатой» школе о том, чтобы нас с Толяном не «гнобили» по учёбе за пропуски. Мы вступили в комсомол. Это было так же естественно в нашей стране, как забить мяч со штрафного в баскетболе. Мы старались не набирать «хвостов» по алгебре и русскому и пытались жить интересами своих одноклассников. Получалось это с большим трудом. Или не получалось вовсе. Нас называли:
– Слатов и Семёнов – спортсмены лохматые. Их нет никогда. Они или на соревнованиях, или чё-то там бренчат.
Да, мы с Толяном малость отрастили волосы. Конечно, не так, как у Ричи Блэкмора или Яна Пейса из «Паплов». Но выручало то, что тогда это была общая мода: парни не любили стричься. Да, частенько бывали в разъездах. Но нам твердили, что мы защищаем честь родной Татарии в спорте. Продолжали любить музыку другого формата. Но, не всем же должны нравиться Алла Пугачёва и Иосиф Кобзон. Короче, когда нам объявили, что в девятый класс мы переходим в другую школу, да ещё вместе со всей командой, ликованию не было предела. А мне повезло дважды: наша новая квартира находилась в доме напротив школы № 55. Именно там был создан первый в Республике специализированный баскетбольный класс.
Всё лето 77-го мы опять провели в спортивном лагере. Зная, что теперь и учиться будем в одном классе, практически породнились. И пацаны, и девчонки. Нам уже по пятнадцать. С нашей точки зрения – вполне взрослые люди. В лагере всё как обычно: подъём – завтрак, тренировка – обед, отдых – тренировка, ужин – танцы. Или теперь по-новому – дискотека. Лица всё те же. Тренер тот же – Юрий Владимирович. Гитара – та же. В ещё большем почёте. Вот только музыка не стояла на месте. Теперь на танцевальных вечеринках наш доморощенный диск-жокей из футбольной команды «Рубин» расставлял песни по очереди: одну – на русском языке, следующую – на «ненашенском». «Поющие сердца» сменяли Boney M, «Добры молодцы» – Bee Gees и так далее. Мы уже знали и любили «АББУ», Донну Саммер и Рода Стюарта. Балдели от Smokie и «Цветов», «Синей птицы» и «Чингиз Хана». Стремительно наступала эпоха «диско» и танцевальной музыки. Тяжёлый рок нравился далеко не всем. Он оставался нам с Толяном на десерт. Признаться, я тоже не зацикливался только на этом направлении. С удовольствием слушал Элтона Джона, просто балдел от кантри Eagles, глубоко симпатизировал итальянской эстраде.
К лету я умел играть сотню самых популярных песен того времени. И тех, что звучали с пластинок, и тех, что пели во дворе. Хитами сезона стали «Звёздочка моя ясная» и «Тыща лошадей – подков четыре тыщи». Первую знают и поют до сих пор. Вторую уже давно не слышно. Это рассказ об утонувших лошадях. Их перевозил корабль, который подорвался на мине. Грустная баллада с хорошей мелодией. Пел я её громко и отчаянно. Коней было искренне жаль. Слушателям, в своём большинстве девчонкам, было жаль страдающего певца, то бишь меня. А как известно, где женщина жалеет, там и… разрешает покрепче прижаться к телу во время медленного танца. Поэтому лошадкам – низкий пацанский поклон. Из импортного выучил знаменитые «Отель Калифорния» «Орлов» и «Беладонну» группы UFO. Последнюю горланил не хуже вокалиста Фила Могга. Позднее эту песню пел на русском языке Александр Барыкин с «Весёлыми ребятами». Это доказывает то, что вкус у меня был неплохой.
Лагерное спортивное лето знаменательно тем, что именно тогда я написал свою первую самостоятельную песню. Уж не помню конкретный повод или причину для сего действа, но хорошо помню первый куплет и припев своего дебютного «сингла»:
Девчонку однажды увидел у дома —
Глаза, как весеннее небо, бездонны,
Но только хотел я ей слово сказать,
Она, словно в сказке, исчезла опять.
Припевчик был в другом темпе, прямо как у «Певцов Леса Хамфри»:
Ну не везёт – Судьбы игра.
Девчонка вышла со двора,
А я опять один стою,
Чего-то жду.
Судя по теме и коварному замыслу, песня должна была помочь охмурить Маринку Десятых из команды девчонок 61-го года рождения. Училась она на класс старше и была первой красавицей нашего летнего сбора. Мне казалось, что печальные слова «а я опять один стою» должны были тронуть её нежное девичье сердце, спрятанное за шикарной грудью. Но то ли романтики в Маринке было не так много, чтобы оценить мои лирические страдания, то ли разница в один год была для нас тогда очень существенной… в общем, спецоперация провалилась. Песня моя осталась незамеченной. Кроме того, я никому не сказал тогда, что написал её сам. Через несколько лет, в военном училище, мы будем её петь на танцах в нашем Новосибирском ГОКе. Но до этого события ещё целых три года.
А пока – новая школа. Переходный возраст. Ломающийся голос. Половое созревание. Прыщи на роже. Споры с родителями. Всё как у всех.
Теперь с друзьями и подругами по спорту мы почти не расставались. В школу в 7:30 – на зарядку, потом завтрак и за парту. Тридцать молодых, запотевших от утренней нагрузки юношей и девушек сводили с ума наших педагогов. И не только запахом пота. Раньше мы встречались только на тренировках и не представляли, кто как учится. Оказалось, что у всех ну очень разная учебная база в голове. Поэтому и в этом направлении учителя были на грани сердечного приступа. Ко всему прочему, в наш баскетбольный коллектив перевели несколько учеников 55-й школы, которые продолжили учёбу после восьмого класса, но никакого отношения к спорту не имели. Этих девчонок и ребят учителя знали давно и, конечно, выделяли во всех отношениях. Короче, получился «весёлый и пахучий» 9-В. С утра до позднего вечера мы были в школе: учились и тренировались. Зато на соревнования уезжали практически всем классом. С учёбой у меня проблем не было. Очень любил историю и литературу. С английским языком всегда был на «ты». Типичный гуманитарий.
Глава одиннадцатая
Наша с Толиком мечта – играть в ансамбле – никак не рассасывалась. Мы упорно искали способы её осуществления. Казалось, что как только у нас появятся электрогитары, барабаны и пара усилителей с колонками, «лёд тронется» и мы превратимся в настоящих «битласов».
Надо отметить, что тогда, в нашей советской школе, особую роль в общественной жизни играл комсомол. Разные соревнования и конкурсы между классами и школами, концерты художественной самодеятельности, олимпиады и «олимпийские игры» по всем видам спорта и знаний проходили постоянно. Все мы были комсомольцами и поэтому, хочешь не хочешь, во всех этих мероприятиях участвовали. Не удивительно, что наша «пятьдесят пятая» стала непобедимым чемпионом города по баскетболу. К радости директора – народного учителя СССР Анаса Салаховича Салахова. Но мы хотели радовать наших учителей не только спортивными достижениями. Молодая энергия била через край. Созревающие гормоны не давали сидеть на месте.
Как-то раз классная руководительница объявила нам, что в школе будет проводиться конкурс политической песни, посвящённый героической Кубе, её революции и вождю – дорогому товарищу Фиделю Кастро. Все девятые и десятые классы готовят номера, а победитель будет представлять школу на районном смотре. Всё, что касалось музыкальной направленности, всегда вызывало у меня трепетный интерес. Учитывая, что в классе только я один умел играть на гитаре, моё участие даже не обсуждалось. Верный Толян тут же согласился постучать на чём придётся. Решили, что в качестве барабана возьмём вторую гитару у Игоря Пушкина. Хоть он играть на ней не умел, пришлось брать и его, как хозяина инструмента. Итак, с аккомпанементом решили. Три пацана есть. Оставалось набрать девчонок-«кубинок», так сказать, солисток, и найти песню. «Певиц» пригласил не по вокальным данным, а по внешним – все аппетитные красотки. Пять: Светка, Людка, Маринка, Аська и Валюха Страхова. Вечером я тщетно пытался найти в своих пластинках хоть что-то, отдалённо напоминающее революционные напевы острова Свободы. Когда отчаяние от бесполезности поисков уже толкало меня уехать на Кубу и упасть в ноги к самому Фиделю, вдруг башку осенило, и я решил написать песню сам. К удивлению, очень быстро набросал текст и музыку. И снова меня потянуло к разнотемповому варианту. Видимо, «Скажи мне, почему?» Леса Хамфри намертво засело во мне. Но как бы то ни было, на следующий день я показал свою композицию только-только созданному вокальному ансамблю 9-го В и получил восторженное одобрение. Когда песня победила на школьном, а потом и на районном конкурсе, я понял, что до славы моего кумира Пола Маккартни не так уж и далеко. Наш коллектив стали командировать с этим номером на все концерты, проводимые Районным отделом образования. Да чего уж скрывать-то – и гороно тоже не оставался в стороне. О райкоме ВЛКСМ и говорить не надо! Мы получали благодарности и грамоты. Тренер злился, а завуч школы была на седьмом небе от счастья. И однажды, случайно, после концерта в Доме культуры им. В. И. Ленина Соцгородка проговорилась, что в маленькой комнате за сценой в актовом зале хранится никому не нужная аппаратура для школьного ВИА. По нам с Толиком Семёновым словно ударило молнией. На наш вопрос: «А можно хоть краем глаза взглянуть на это сокровище?» завуч, как добрая фея, ответила: «Вам, чемпионам, конечно, можно. Завтра зайдите за ключом». Мы обнялись и зарыдали от счастья. Хотелось написать письмо Фиделю Кастро и всему кубинскому народу с благодарностью за такой подарок. Тут же стали фантазировать о том, какие классные инструменты ждут нас в этой комнатке и какие перламутровые замечательные барабаны соскучились по Толяну. О том, что скоро мы выйдем на сцену нашей школы, сыграем и споём «Хоп, хей хоп» из Wings или, на худой случай, «Дитя во времени» Deep Purple, и офигевшие от восторга одноклассники разорвут нас на части.
Ночью не спалось. Под утро, когда уже не оставалось сил бороться со сном и временем, которое, казалось, остановилось, впал в тяжёлое забытьё. Казалось, что страшный Джин Симмонс из Kiss со своим длинным языком тянет ко мне руки и зовёт в актовый зал школы № 55. На утренней зарядке мы с Толькой напрочь забыли про баскетбол, за что получили втык от Второва. Но это было такой мелочью по сравнению с тем, что через час или два перед нами откроется пещера Али-Бабы и мы станем настоящими музыкантами.
Наша строгая завуч своё обещание сдержала и лично повела нас после шестого урока в актовый зал. Мы и не знали, что в уголке сцены, за старым пианино была дверь. Когда «фея» щёлкнула замком и нырнула в темноту, мы с Семёновым замерли. Зажёгся свет. Послышались недовольные восклицания:
– Вот помойка! Хоть бы кто порядок навёл!
Слово «помойка» никак не ассоциировалось у нас с Толяном с тем сокровищем, что сейчас откроется нам. В нетерпении мы ждали приглашения. Оно не заставило себя ждать:
– Ребята! Ну где вы? Заходите!
Чуть не застряв в дверном проёме, мы втиснулись в каморку. Казалось, что дыхание перехватило от желания увидеть настоящие электрические гитары, ударную установку, колонки и усилители. Завуч, не обращая внимания на наши изумлённые лица, сунула мне в руку ключ и на ходу пояснила:
– Разбирайтесь сами. Я в этом ничего не понимаю.
Глаза округлились, когда мы увидели кучу какого-то хлама под названием «аппаратура для ВИА». В углу стояли две электрогитары без струн. На гвозде одиноко висела тарелка от ударной установки. Под ней, на полу, сиротливо прижалась к плинтусу педаль от большого барабана. Кроме этого, были пара кинаповских колонок, усилитель Ум 50 и привязанный к швабре микрофон. Всё остальное представляло собой мусор, оставшийся от каких-то представлений на школьной сцене. Разочарование было таким сильным, что мы с Семёновым молча сели на стулья и тихо всплакнули. Когда первый шок от встречи с «сокровищами» прошёл, стали рассматривать то немногое, что осталось от бывших музыкантов. Ладно, хоть есть настоящие электрогитары. Бас и ритм. Фирмы «Аэлита». Ничего, струны купим. Тарелка с клеймом – «Цена 12 рублей». Звук от неё был ужасным, но настоящим. Не то что грохот крышки от большой кастрюли, которую добрый сынок Анатолий утащил у мамы и долбил по ней, унижая саунд Deep Purple. Далее была педаль с колотушкой, которую Толян видел в первый раз в жизни и сразу примерил к какой-то картонной коробке. Мой друг вселил в меня долю оптимизма, когда, испробовав свои штучки, мудро изрёк:
– Ну ладненько. Ничего. Возьмём в «пионерской» пару барабанов, и можно играть.
Чего-чего, а пионерских барабанов в школе было навалом. Ими заведовала очень симпатичная главная пионервожатая Светлана. Она нам точно не откажет.
К швабре изолентой был примотан микрофон МД-200 с болтающимся полутораметровым шнурком. Я ещё подумал: как можно петь-то так близко к усилителю? Ладно, разберёмся. Из так называемых «музыкальных инструментов» – всё.
Усилитель УМ-50А впечатлял своим весом и железной мощью. Жаль, что мощь эта была только во внешнем виде, а не в громкости звука. Сегодня 50 Ватт выдаст любая «детская» колонка. Но тогда, в 77-м, нам показалось, что это была настоящая «моща?». Когда подсоединили к усилителю кинаповскую колонку, воткнули в панель микрофон, а вилку в розетку, щёлкнули тумблером и увидели разгорающийся «зелёный глаз» железного «дракона», мы с Толькой заорали от восторга битловскую «Help!». Мы стали настоящим вокально-инструментальным ансамблем школы № 55 города Казани.
Глава двенадцатая
Последние два года учёбы в средней школе были перенасыщены всевозможными чемпионатами, тренировками, музыкой, какими-то КВНами, мероприятиями, первыми любовями и ещё много чем интересным и не очень, чего сейчас и не вспомнишь. Ах, да – забыл саму учёбу, которая «мешала» такой стремительной жизни. По-моему, дома тогда я только ночевал. Да и то не всегда. Чаще был на соревнованиях в других городах. Но особых конфликтов с родителями у меня никогда не было. Учился я хорошо. Родных старался не расстраивать. Был достаточно послушным и дисциплинированным юношей. Отец с матерью никогда не пытались контролировать меня по мелочам и навязывать свою волю.
В 78-м и 79-м годах случился ряд событий, которые сильно повлияли на мою дальнейшую судьбу. Они очень разные по значимости, но это никак не умаляет их роли в определении моих жизненных приоритетов.
Начнём с музыки. Мы с Толяном «достали» всех со своим ВИА. Вроде и струны поставили, и песен знали кучу, и орали громко, но на сцену нас не выпускали. Тогда на экраны кинотеатров Советского Союза вышел фильм Владимира Меньшова «Розыгрыш» с юным Дмитрием Харатьяном в главной роли. С верным Семёновым мы посмотрели этот фильм раз десять, безумно завидуя ребятам – нашим ровесникам, у которых был свой ансамбль. Кстати, песни из этой кинокартины нам не понравились. Кроме одной – «Когда уйдём со школьного двора». Остальные были явно не для школьного ВИА. Их исполнял ансамбль «Добры молодцы». Мой Толян ворчал:
– Никогда у нас не будет такой аппаратуры!
А я ему вторил:
– Никогда мы не сможем так играть!
И вдруг нам очень повезло. Как-то раз на издаваемый нами «грохот» в «музыкалке» заглянул сын нашего школьного физрука – Дмитрий Козлов. Он учился на втором курсе мединститута. Репетирующих тогда было уже трое: на бас-гитаре пытался играть Серёга Логинов. Дима высоко оценил нашу любовь к хорошей музыке, но обозвал полным говном наше музицирование. Мы ещё только хотели глубоко обидеться, как гость сел за пианино на школьной сцене и начал играть. Обида тут же улетучилась, но моментально прилетучилась жгучая зависть. Дмитрий играл потрясающе. Он не просто изобразил что-то на клавишах. Старенькое, плохо настроенное фортепиано выдавало такую энергетику, что мы молчали в изумлении. Будущий врач наиграл в одной композиции со своей импровизацией сразу несколько популярнейших тогда песен. В том числе и западных. Мы были в восторге. Дмитрий предложил нам прийти на репетицию их студенческого ансамбля. И вот как-то вечером в четверг мы зашли в одну из аудиторий нашего казанского мединститута на улице Бутлерова. Нас встретил студент Козлов. Когда он показал нам аппаратуру и инструменты местной группы, в том числе полностью укомплектованную ударную установку, мы почувствовали себя представителями нищих кварталов Гарлема. Мы рассматривали всё, как будто находились в музее или на выставке. Сейчас, вспоминая свои тогдашние эмоции, мне хочется только улыбнуться. Это были самодельные огромные колонки, ламповые усилители, не очень дорогие инструменты. Но после нашей «музыкалки» с тарелкой за 12 рублей и гитарой с гордым названием «Аэлита» всё казалось просто волшебным.
Когда ребята оглушительно жахнули «Just A Little Bit» из Slade и, как мне показалось, сам Нодди Холдер запел в Казанском мединституте, я испытал ни с чем не сравнимое чувство восторга. Можно сказать – экстаза. А может, это был мой первый оргазм, ибо настоящего я ещё не знал. Короче, я был в шоке! Настоящая мощь, сыгранность, живой, тутошний, совсем рядышком звук потрясли меня. Хотелось быть рядом и играть с этими парнями. И совсем не хотелось возвращаться в нашу аскетичную келью в школе. Мои друзья сидели рядом, и каждый испытывал свои чувства, но в одном мы сошлись сразу: нам так никогда не сыграть! Надо заканчивать мучать наши «Аэлиты» и усилитель УМ, блин, 50! Играть себе в баскетбол и слушать хорошую музыку в магнитофоне.
– Ну, как вам? – прокричал от своего электрооргана Дима Козлов.
Мы синхронно показали ему большой палец руки и радостно закачали головами, как китайские болванчики. Медики для распевки сыграли «Лестницу в небо» Led Zeppelin, чем «добили» нас окончательно. После этого приступили к рабочей репетиции, разучивая какую-то комсомольскую советскую песню. Мы с удовольствием «впитали» в себя и это. По окончании всего действа к нам подошёл Дмитрий и предложил ехать домой всем вместе. Он тоже жил в районе Декабристов. Мы, конечно, согласились и по пути, в трамвае, высказав нашему старшему другу кучу комплиментов по поводу его группы, сообщили, что свою музыкальную карьеру заканчиваем. Дима Козлов назвал нас «козлами», как бы объединив в одно стадо, и пообещал приехать к нам порепетировать вместе. Своё обещание он исполнил. И каковы же были наши удивление и восторг, когда результатом наших совместных музыкальных тренировок стало исполнение вместе с Дмитрием на сцене школы песни «Nie Spochniemy» группы «Червоны гитары»! Ансамбль, который её пел по телевизору, был из Польши. Соответственно, и я пел на польском языке. Пригодились мои луцкие навыки. Почему мы взяли именно эту композицию, я не помню. Но никогда не забуду шквал аплодисментов наших однокашников и учителей. Играли мы на приличной аппаратуре, взятой напрокат в соседнем ПТУ. После этого, можно сказать, триумфального дебюта ещё раза два-три мы отыграли полную двухчасовую программу на школьных танцах-дискотеках. Такое малое количество выступлений объяснялось отсутствием в школе хорошей аппаратуры. Кроме того, времени на репетиции катастрофически не хватало, ибо соревнований становилось всё больше. Но именно тогда в меня и попала эта «заразная бацилла» – играть в группе. Вместе сочинять и «рожать» новые песни. Да, я точно командный игрок!
Спорт. Баскетбол стал частью меня. Он не раздражал, как плавание. Не выдавливал последние силы. Дарил кучу эмоций, как любая азартная игра. Соревнования давали возможность путешествовать по стране вместе с командой. Товарищи по игре, они же одноклассники стали почти родственниками. У меня не было спортивного фанатизма достичь каких-то особых высот. Но когда весной 1978 года, по итогам зональных соревнований первенства Поволжья по баскетболу среди юношей 62–63 годов рождения, меня пригласили на две недели тренироваться на базу сборной команды РСФСР, я на какое-то время почувствовал себя крутым. Нас и так знали пофамильно тренеры лучших студенческих команд Казани. А после этих сборов мне стали настырно «дуть» в уши, что все вузы готовы принять меня практически без экзаменов. Но тут пришёл день, который, как бомба, взорвался в моей, казалось бы, уже понятной и предсказуемой жизни.
Глава тринадцатая
