скачать книгу бесплатно
На плите стояла высоченная стопка блинов, и бабушка допекала последние.
– Баба, давай помогу!
– Садитесь, садитесь, касатки. Ешьте, пока горячие. Я уж допеку.
Спорить было бесполезно, поэтому Верка с Маринкой с удовольствием стали уплетать бабушкины румяные блины – с малиновым вареньем и домашней сметаной.
– Да ну их, этих мужиков! – с аппетитом лопая очередной только что испечённый блин, осторожно подбадривала Верка подружку! – Помнишь стихотворение:
Сегодня воскресенье – девочкам варенье,
А мальчишкам-дуракам – толстой палкой по бокам!
– Ага, Вера, умеешь ты найти нужные слова поддержки, – едва не давясь от смеха, прошептала Маринка.
И девчонки начали безудержно хохотать, выплёскивая наружу напряжение последних дней. И так легко им стало друг с другом, как будто этот нелепый роман с историком и связанные с ним неприятности – вчерашний сон.
– Ну почему, Верка, ты родилась девчонкой, а не пацаном? Из тебя бы такой парень получился. У тебя характер – ух какой боевой. Вон ты какая смелая и сильная. Представь, как бы классно было. Мы б с тобой влюбились в друг друга, поженились и жили долго и счастливо, – перестала наконец смеяться и мечтательно предположила Маринка.
– Ну уж, дудки! Ты со своей влюбчивостью назавтра втюрилась бы в другого. Я тебя знаю! И что бы мне оставалось бы делать? Пришлось бы убить и тебя, и соперника?
Вера взяла пучок своих густых волос сделала себе экспромтом «усы» и «набросилась» на Марину.
– Молилась ли ты на ночь, Дездемона?
«Дездемона» сложила руки в мольбе и стала просить пощады.
Девчонки схватились за животы и начали кататься по полу от смеха.
– Да, Маринка, какая нам любовь-морковь?! Детский сад. Младшая группа.
***
Верка и сама влюблялась не в тех. Пушкинский закон «чем меньше женщину мы любим» работал на ней безотказно.
И, наоборот, в неё влюблялись те, на кого она не обращала никакого внимания. Попадались среди ухажёров вполне симпатичные экземпляры. Но они были из такой глубокой френд-зоны, что выбраться оттуда не представлялось ни единого шанса.
Верные оруженосцы по очереди провожали Верку до калитки, усердно тащили тяжеленный портфель. Верка как прилежная ученица носила в школу все учебники и тетрадки, разбавляя их библиотечными книжками.
– Ты что туда кирпичей наклала! – пыхтел Тимка Быстрочёв.
– Не «наклала», а «положила»! – поправляла Верка друга.
Это ему, спортсмену, тяжело, а как такой портфелище тащила бы Верка – переживал Тимка о своей тайной возлюбленной.
Ну как тайной – о его любви знала вся округа. Несколько раз он даже пытался чистосердечно признаться: писал на заборе: «Он любит Веру». На Веркином заборе. Пацаны сразу рассказали, кто этот влюбленный донжуан. Но Верка сделала вид, что не догадалась.
– Опять какой-то мудак на заборе в любви признаётся! – подкалывала она приятеля, поправляя бейсболку, надетую задом наперед и демонстративно кидая ножичек в землю.
Через несколько дней ее ждала ответка. Надпись с признанием закрасили… сырым яйцом.
– Разозлился! – хихикала Верка про себя.
Жил Тимка по соседству и Верку знал с песочницы. В буквальном смысле. В четыре годика Верка кормила его щами из мёрзлой квашеной капусты, талой воды из бочки, щедро приправленными песком вместо специй. Товарищ ел угощения взаправду. Ел, да как добропорядочный муж, нахваливал.
Но дальше этого романтические отношения не развивались. В какой момент что пошло не так – трудно сказать.
Верка и Тимка попали в один класс. Она постоянно по-соседски помогала ему делать уроки по немецкому, подтягивала по математике. Она отличница. Он перебивался с двойки на тройку.
С другой стороны, в обаянии ему не откажешь, и спортивный.
Но как жениха Верка соседа никак не воспринимала. А потом и вовсе стала сватать ему своих подружек.
– Смотри, какая Катька симпатичная. Ты ей, между прочим, нравишься. Чего её гулять не зовёшь?
И Тимка шел гулять с Катькой. Потом была Юлька, потом Светка…
Классе в седьмом дворовые мальчишки, и Тимка среди них, решили пригласить Верку с сестрой погулять. Были щедры: накупили сникерсов, жвачек и других сладостей. Но прогулка ни к чему романтическому не привела и закончилась догоняшками. Видя всю бесперспективность, пацаны переключили свое внимание на девчонок с другого двора.
А Верка с Тимкой так и остались друзьями. Ходили друг к другу на дни рождения, помогали по-соседски.
И вдруг в одиннадцатом классе Тимка отчебучил.
– После выпускного я тебя изнасилую! – ни с того, ни с сего сказал Тимка, провожая, как обычно, Верку до дома. Буднично так. Спокойно.
– Приехали! – изумлённо вытаращила Верка глаза на друга, и особого значения этим словам не придала.
Не может он такого сделать – Тимка, которого она знала с четырех лет, который играл с ней в войнушки, списывал домашку по математике.
Нет, он добрый.
***
Осень нагоняла на Верку тоску. Грязь, лывы, холодина, промозглый ветер. А ещё двадцать соток картошки, которую надо выкопать, стаскать в мешки, перебрать и спустить в подвал.
Картошку обычно копали в первых числах сентября. Два-три дня, и с ней покончено, зато вымотаешься так, что картофельная ботва ещё неделю снится.
Поле в нескольких километрах за посёлком. Надеваешь старые штаны, берешь вилы – и вперёд!
Привычка садить двадцать соток картошки осталась в наследство с тех времён, когда в семье было трое мужиков: дед, его взрослый сын от первого брака и папка.
Тогда садили и копали картошку быстро, дружно. Кроме картофельного поля за посёлком держали огород в Старой деревне. Верке с Асей нравилось туда ездить.
Неподалеку от их огорода поселилась кукушка. Весенне- и осенне-полевые работы проходили под ее однообразные песни, а девчонки то и дело спрашивали у птицы, сколько кому осталось жить, и бережно отсчитывали каждое «ку-ку».
Врала кукушка.
Но девочки этого не знали. Они беззаботно носились друг за дружкой. Весной наперегонки таскали маленькие ведёрки и помогали матери бросать клубни в лунки – обязательно ростками вверх. А мужики в три лопаты подкапывали – только успевай кидать!
Осенью с азартом рыли картофельные лунки самодельными «трехпалыми копалками». Особенно радовались девчонки диковинным клубням, похожим на что-нибудь эдакое.
– О, смотрите, у меня картофельный гном!
– А у меня шапка Мономаха!
– Я собачку откопала!
– У меня хоккейная шайба!
Такие находки откладывали в сторонку. Их можно было отнести на выставку в школу или, на худой конец, показать соседям.
Осеннего холода как будто и не чувствовалось. Солнце припекало макушки и отражалось в бабушкиной улыбке.
– Делу время – потехе час! – говорила баба Анна, расстилая на капоте машины скатёрку.
После работы аппетит у всех был зверский.
Бабушка резала копчёное сало, доставала варёные яйца, котлеты с пирогами, домашний хлеб. Наливала горячий чай из термоса.
Как же было вкусно!
Верка закрыла глаза от удовольствия и увидела струйку пара над эмалированной кружкой… И тут её, как ушатом воды, обдал крик матери.
– Верка, чё копаешься?! Одну тебя ждём! – крикнула мать сердито. Её голос жестоко вернул дочь в настоящее.
– Да иду я! – заворчала девочка, очнувшись от воспоминаний.
Верку в семье часто обзывали копушей. Собиралась она долго, переключая внимание с одного на другое. То вспомнит что-то, то ей надо срочно что-то записать.
А время-то идёт.
Мать с вилами наперевес и Ася в резиновых сапогах, держа вёдра с туго скрученными мешками под картошку, ждут в дверях.
Верка взяла ведро, надела рюкзак с провизией на плечо и все трое отправились на поле. Бабушка осталась дома – на хозяйстве. Рвалась с ними, помогать, но возраст уже не тот, да и здоровье. Чуть понервничает или от перенапряжения – давление поднимается.
До поля – километра два. По пути девчонки с матерью успевали поговорить обо всём и ни о чём, посмеяться и поссориться несколько раз из-за какой-нибудь ерунды.
Дойдя до своей картофельной плантации, тут же принимались за дело.
Обхватывая правой рукой раскидистый куст картошки, мать подкапывала лунку за лункой, выворачивая на поверхность ровные ярко-желтые клубни. Девчонки собирали их в вёдра и ссыпали в мешки.
Мать не щадила себя и такой же беспощадной была по отношению к детям. Работали без остановки, за весь день делая только пару перерывов, чтобы перекусить.
Картошки было много. Новый сорт. Веркина мать называла его «китайский». Папка сам развёл его из нескольких килограммов покупного.
Картошка была вкусная и хорошо хранилась до следующего урожая. Её хватало и на еду – забивали погреб в доме и подвал в гараже. Ей кормили скот: коров, поросят, куриц, гусей, коз.
Хозяйство держали большое. Тоже «имперские» замашки с прошлой жизни, когда в доме были крепкие мужские руки, и не одни.
С хозяйством бабий батальон во главе с бабушкой, Анной Александровной, научился справляться. Зато мясо, молоко, сметана с маслом, яйца и овощи были свои. В погребе стояли по двадцать банок маринованных огурцов, помидоров, всякого варенья. Даже в самые голодные девяностые годы, когда в магазинах ничего не продавалось и денег никому не выплачивали, их семья не жила впроголодь, и со своего хозяйства выручала небольшие деньги, продавая молоко, сметану или ту же картошку по весне. На рынке стоять не надо было. Покупатели сами приходили домой.
Работы Верка не боялась. Она успевала и помогать, и учиться на отлично, и на секцию по баскетболу сбегать три раза в неделю, да ещё и с друзьями во дворе поиграть. То же самое можно сказать и про Асю, только вместо баскетбола она ходила на кружок шитья и училась не так прилежно.
После смерти папки Верка и Ася быстро повзрослели.
Был ли у них другой выбор? Бабушка – немолодая, мать ушла в себя и стала холодной и отрешённой, и только изредка выныривала из этой своей отрешённости, чтобы потом опять в неё окунуться с головой. К этому ее состоянию девчонки тоже привыкли.
Нет, выбора у них не было.
***
– Соберитесь, тряпки! – кричала она девчонкам, передавая очередной пас.
Проигрывать Верка не умела.
Она не сдавалась, даже когда табло показывало 10:02 и до конца матча оставалось несколько минут. И тогда она играла так, будто у команды есть шанс изменить ход игры.
За волю к победе и бешеную энергию ее и любили в команде – не зря ж выбрали капитаном.
Верка заражала своим энтузиазмом, но и раздражала всех вокруг тоже. Она не могла сдержать своей досады и злилась, что игра не шла. Команда сделала всё, чтобы сравнять счёт. Но не всегда получается, даже если сильно стараешься.
Прозвучал финальный свисток.
Верка сжала кулаки – уже не от злости, а от обиды – ну не могла же она прямо здесь, на поле, взять и расплакаться, как маленькая девочка. Именно этого ей хотелось.
Верка помахала всем рукой и быстрым шагом пошла в раздевалку, сбросала вещи в рюкзак и, не переодеваясь, побежала на улицу.
– Вера, Вера, ты куда? Жди нас! – кричали девчонки.
А Верка не могла из себя выдавить даже «пока».
Только на крыльце осенний воздух, как пощёчина, немного привел её в себя. Но ком по-прежнему предательски подступал к горлу. Она не хотела, чтобы кто-то видел её слёзы, и уходила подальше от стадиона и своего проигрыша.
Когда отошла на безопасное расстояние, Верка выдохнула и, дав волю чувствам, заплакала навзрыд.
Она плакала от обиды, от злости на себя. Это она, Верка, не смогла. Не смогла забросить мяч в корзину. Не смогла собрать команду. Это она струсила, сломалась, дала слабину.
То, что она почти сравняла счёт и команда считала её молодцом – несчитово.
Она видела перед собой неудачницу Верку и табло со счетом 10:09.
Ей было обидно за себя, за свою команду, за своего тренера. Как будто это её последняя игра. И больше она никогда не выйдет на поле.
Проигрывать Верка категорически не умела.
– Вера, ну ты чего?! – услышала она строгий голос догонявшего ее тренера. – Ну-ка не раскисай!
Верка вытерла слёзы рукавом, высморкалась и остановилась. Тренер точно не отстанет – это понятно.
