скачать книгу бесплатно
– А что?
– Я увидела в твоей сумке пистолет…
– А почему ты рылась в моих вещах?! – взвился неожиданно Грек. Он раньше никогда не позволял со мной подобного тона. Но все когда-нибудь происходит в первый раз. От неожиданности я отшатнулась к стене, не в силах вымолвить и слово… Только от обиды слезы брызнули из глаз. Увидев мою реакцию, он перемахнул через кровать, обнял, зашептал на ушко:
– Татка, девочка моя, прости-прости… Я испугал тебя? Прости! Слышишь? Неприятности у меня большие. Не хотел я тебя с Алисой впутывать…
– Но ты уже впутал!
– Мне обещали через пару недель все уладить, так что к первому сентября вернемся в город.
– Саш, а что случилось-то?
– Не собирался тебе говорить, но нужно, чтобы ты тоже была настороже. Наехали на нас серьезно: бизнес отжимают. Представляешь, у одного моего компаньона джип отняли прямо в центре Москвы, на Кутузовском проспекте? Просто резко сели в машину на перекрестке перед светофором с двух сторон и выкинули его самого на проезжую часть. У нас же офис на Кутузовском, вот и выследили. Хорошо хоть в живых оставили! Зато у другого компаньона родную сестру убили: сбросили на ходу из электрички…
– И ты молчал?!! Как же нам с Алисой дальше жить?
– Говорю тебе – все уладится. Обычный передел собственности. Такое случалось не раз, но уж больно сейчас наглые попались, беспредельщики. Мы к своим браткам обратились, которые нас крышуют, чтобы перетерли с захватчиками…
– Да, зря я тебя спросила. Лучше бы мне этого всего не знать.
– Боишься?
– Конечно, боюсь… Теперь вообще спать не буду. А ты не мог бы пистолет в сейф класть, который в шкафу?
– Нет. Мне нужно, чтобы оружие было под рукой.
Так и закончился наш странный разговор, из которого я поняла, что спокойной жизни с Сашкой-Греком, о которой мечталось, не получится. Хотя о какой спокойной жизни с любимым человеком я мечтала, если из-за Алисы у меня земля под ногами горела? А тут – из огня да в полымя. И заодно – стало понятно нежелание Грека приобщить меня к риэлторскому бизнесу, хотя подобные разговоры я начинала не раз. Он берег меня!
Через неделю мы вернулись в город.
Ну, вот и оно – первое сентября. В санатории Алиса нам показывала полное послушание, а что будет, когда я опять выйду на работу? Сдается мне – Алискины похождения просто так не закончатся! Не могу же я запирать ее дома, как на каникулах, ведь Алисе нужно ходить в школу. За ручку водить на занятия и обратно бесполезно, так как остальное время она все равно предоставлена сама себе. Не сидеть же с ней за одной партой, пристегнув к себе наручниками!
Я пропадала целый день на работе. Что творилось с дочерью в мое отсутствие?
Я перешла в одиннадцатый класс. Если бы я нормально общалась с матерью и не боялась, что меня снова обзовут шлюхой, я бы рассказала о летнем происшествии, и Вову бы посадили. Но отношения у нас в семье были всегда напряженными…
Как только мы вернулись из санатория, куда меня увезла мать со своим гражданским мужем Греком чуть ли не насильно, я продолжила встречи с Вовой. Какую паиньку я им изобразила на отдыхе. Сама себе была противна! Нате теперь! Получите!
Не было ни одного дня, чтобы я не думала о Вове, не мечтала о встрече с ним. У меня случилась жуткая депрессия, на гране суицида. Я не понимала смысла своего существования. Мне стало неинтересно учиться, меня не трогали отношения с окружающими людьми.
Я замкнулась в себе, но при этом – искала отдушину в тусовках, научилась курить, думая, что сигареты «успокаивают душу», как говорили мои типа продвинутые одноклассницы, сдружилась с самой отвязной телкой в классе – новенькой Викой, которая с легкостью рассказывала похабные анекдоты, круто играла на гитаре и пела жалостные тюремные песни с папироской во рту. Откуда она этого понахваталась? Видимо, от собственной мамаши – бывшей зечки, которая находила с местными братками общий язык, поэтому могла себе позволить заниматься любым бизнесом. Да-да! Викуша была более чем уверена в себе.
Мне всегда хотелось иметь рядом старшую сестру, или хотя бы – сильную подругу. Только маленькие глупенькие девочки, не имеющие жизненного опыта, не могут отличить человека от недочеловека. О том, кто ее мамаша и почему Вика учится в нашем классе, я узнала намного позже. Очень низкий голос, излишне пышный бюст делали ее взрослее меня и остальных одноклассниц. Эта взрослость меня и привлекла. Вика, конечно же, была уже не девочкой, а взрослой мадам, хабалистого вида. Ее мозг напрягался только тогда, когда можно на чем-то заработать бабло.
Парни из театрального кружка, куда мы изредка забредали вдвоем с Викой, замирали, когда она брала в руки гитару и исполняла очень популярную песню рок-группы «ДДТ»:
А не спеть ли мне песню о любви,
А не выдумать ли новый жанр…
Вика была очень похожа внешне на свою мамашу – бизнес-вумен: зеленые глазищи, обрамленные темными густыми ресницами, и светлые волосы. Недостаток тоже имелся – короткие кривые ножки, но его уравновешивал бюст четвертого размера, на который все парни и пялились. А описание можно закончить странным выражением лица, в котором не читалось ни страха, ни жалости, ни грусти, ни злости, ни глупой похоти, хотя была бл. дь бл. дью. Вероятно, это взгляд будущей идеальной авантюристки, а может и преступницы. Глаза светились каким-то жутким блеском одинокой волчицы. В нашем случае – одинокая козочка (это – я) и одинокая волчица (это – Вичка) нашли друг друга. Сама наивность и сама нахальность притянулись мгновенно.
В ту осень одиннадцатого класса мы поехали в московский «Малый театр» смотреть программную пьесу «Вишневый сад». С самого начала спектакля я абсолютно ничего не понимала:
– Что я тут делаю? О чем говорят люди на сцене?
Я даже не пыталась вникнуть в этот бред. Хотелось встать и крикнуть:
– Люди! Мы в Москве! Это же круто! А вы сидите в этом скучном месте с умными лицами и делаете вид, что вам это интересно, и что это самый лучший спектакль в мире! А главный спектакль там – за пределами театра!
После антракта я, не думая о последствиях, не выдержала и вышла погулять по центру Москвы. Самое удивительное: не нашлось ни единого человека из тех, с кем я приехала в театр, который бы спросил:
– А куда это ты направилась? – поэтому у меня не возникло никаких угрызений совести.
Когда я шла по Лубянке в неизвестность, меня окликнул элегантный мужчина на BMW. Это был привлекательный харизматичный мэн с карими глазами, как потом выяснилось – тридцати семи лет от роду, представившийся Аркадием. И тогда я подумала: «Может, он мне даст то, что не дал Вова, тем более, что этот много старше, значит должен быть более ответственен и мудр». Из разговора выяснилось, что у него есть собственный ресторан в центре Москвы.
1996 год
(Из дневника Алисы)
Сентябрь и октябрь пролетели, как один день. Все, чего я так опасалась в отношении Алисы, вроде бы прошло. Она стала дружить с новенькой девочкой из их класса – Викой, хотя та мне категорически не понравилась сразу: уж слишком прожженный взгляд опытной шлюхи. Я пыталась воспрепятствовать их общению с дочерью, но – ничего не вышло. Алиска в слезах и соплях защищала новую подругу.
– Мама, со мной в классе никто не дружит! Только Вика! Ты хочешь, чтобы у меня совсем не было подруг? Ты этого хочешь?!
Они стали вдвоем ходить на так раньше не нравившийся Алисе театральный кружок, и моя бдительность притупилась.
В ноябре дочь с классом поехала в московский театр. Если бы я знала, что они едут не со своим классным руководителем, а с обычным учителем литературы – ни за что бы не отпустила! Ведь их классная училка – бой баба! Если ученик из Алискиного класса пропускал урок – об этом сразу же становилось известно его родителям, которым Анна Петровна перезванивала вечером:
– А почему вашего сына (или дочери) не было сегодня в школе?
Ближе к ночи выяснилось, что из Москвы Алиса не вернулась вместе с другими учениками. Причем – никто даже не чухнулся! Уроды! Хоть бы мне перезвонили! Так, мол, и так, ваша дочь потерялась. А мне пришлось обзвонить полшколы в двенадцать часов ночи, так что теперь все в курсе Алискиного загула.
Конечно, я не спала всю ночь. Конечно, рыдала от безысходности, хватаясь то и дело за корвалол. Сашка-Грек успокаивал, как мог. Но заявление о пропаже ребенка принимают только на третьи – третьи! – сутки, как мне сказали в дежурной части, куда я позвонила часа в четыре ночи.
– Ждите дома, мамаша! Сама найдется. Вот увидите. Тем более, что ночью электрички из Москвы не ходят. У нас таких потеряшек – по десятку каждый день. Вернее – ночь. Ничего! Есть захочет – придет, – «успокоила» доблестная милиция.
Под утро Алиса появилась. Видимо, действительно приехала с первой электричкой. Я ее чуть не прибила на месте, надавав пощечин от души. Вот так всегда: не троньте моего ребенка – сама прибью. Но меня тоже можно понять: то, что я пережила в эту ночь не подходило ни под какие описания. Хотя это было только начало…
Теперь загулы дочери стали нормой жизни. Это в последнем классе общеобразовательной школы, когда пишут характеристику для поступления в вуз! Кошмар наяву! Смириться с этим положением вещей я не могла! А еще приходилось скрывать все от друзей, соседей, от собственных родителей, для которых подобный позор был бы невыносим. Ведь Алиса не представляет, что с ней могут делать озверевшие пьяные мужики. Или уже представляет?
Аркадий мне очень нравился. В постели он научил меня всему, что в жизни мне не раз пригодилось. Мы проводили много времени у него в ресторане или на квартире его друга Николая. В один прекрасный момент я имела счастье познакомиться ближе и с этим другом Аркадия, который оказался полковником МВД Москвы.
Однажды мы сидели вчетвером: я, Аркадий, Николай, четвертой была любовница полковника Юля – лейтенант милиции, не блистающая красотой, но темпераментная черноокая брюнетка. Несмотря на свои двадцать два года, она обладала жестким характером. А других в милиции и не держат. Туда вообще идет только соответствующий контингент. По-моему они с полковником друг друга стоили.
Потом мой Аркадий с Юлей неожиданно куда-то исчезли. Сговорились что ли? А престарелый уродливый полковник Николай начал на меня набрасываться. Это было противно, потому что у него толстый живот и отвратительная морда. Оттолкнув его, я выскочила на балкон шестнадцатого этажа и прокричала:
– Не смей ко мне приближаться! Подойдешь ближе – выпрыгну!
– Убирайся из моей квартиры! – взревел отвергнутый полковник. Я не заставила себя упрашивать, подхватила курточку, на ходу надевая сапожки. Даже не застегнула как следует, чтобы хозяин квартиры не передумал.
Было два часа ночи, метро не работало, а я уверенно вышагивала по улице неизвестно куда, почему-то не боясь, что со мной может что-нибудь случиться. Но ушла недалеко. Буквально через двести метров от подъезда Николай подкатил ко мне на своем шестисотом черном мерсе и предложил вернуться обратно при условии, что он до меня не дотронется. Скорее всего, он подумал, что со мной может случиться что-то страшное, и ему за это придется отвечать.
Мы вернулись в квартиру. Он закрыл дверь снаружи на ключ, и я осталась одна. Изнутри открыть замок было невозможно. Забавно. От нечего делать я стала внимательно осматривать квартиру и заметила видеокамеру в углу спальни, направленную на кровать. Правда, сейчас она была выключена. Обшаривая каждый угол, я заглянула в огромный встроенный шкаф и обнаружила там кучу видеокассет. На каждой коробке было написано женское имя. Компру, что ли, жучара готовил? Но заинтересовала меня лишь надпись «воровка». Я вставила ее в видеомагнитофон и начала смотреть.
Сначала было неинтересно, нудно, но потом я поняла суть записи. Дело происходит здесь, в этой квартире, где гуляла компания из четырех человек, двое из которых мне хорошо знакомы: Аркадий и полковник Николай. А с ними две проститутки. Рыжеволосая разбитная девица, улучив момент, когда осталась в комнате одна, взяла из чьих-то брюк деньги и засунула себе в лифчик, а потом сказала вошедшим в дверь мужикам, что ей срочно надо домой. Но Николай уложил ее на кровать и стал лапать за грудь. Естественно, он обнаружил спрятанные деньги и с удивлением спросил:
– Откуда?
– Это мои, – попыталась выкрутиться воровка.
Но выяснилось, что деньги – Аркадия. Он узнал купюры, потому что на одной из них был ручкой поставлен крестик. Потом они запугали рыжую, изнасиловали вдвоем и отправили домой, не оплатив сексуслуги. Все это записано на видеокассету, вплоть до изнасилования. Зачем компромат на самих себя хранить, да еще меня запирать в квартире с этим компроматом? Осталось для меня неразрешимой загадкой. Или Николай думал, что я буду сидеть паинькой, не трогая ничего? Или забыл камеру включить, чтобы за мной проследить?
Именно в тот момент в моей юной голове возникли очень интересные мысли, с учетом того, что мать меня не слишком-то баловала дорогой одеждой. А если откровенно – совсем не баловала, поскольку оказалась не у дел. Да еще и развелась с отцом некстати. Нет, чтобы челночным бизнесом заняться, как умные люди делают, или еще чем прибыльным, чтобы деньги были, как у Викиной матери. Нет! Мои предки, видишь ли, слишком гордые! Ну и черт с вами! Я сама денег раздобуду!
После просмотра кассеты еще раз я сделала вывод, что у Аркадия и полковника по карманам постоянно распиханы деньги, которые они не считают. Далее следует – у Аркадия лучше не брать, так как у него денег меньше, чем у полковника Николая. Ни в коем случае в лифчик украденное нельзя прятать. Мои мысли заработали, как часы, просчитывая возможные варианты: можно положить в сумочку, или в куртку, а потом сказать, что это мои. И главное – убедиться, что тебя в этот момент не снимают, то есть видеокамера не включена.
Чтобы было не так скучно и одиноко в пустой квартире, перед сном я послушала песню рок-группы «Наутилус Помпилиус»:
В комнате с белым потолком,
с правом на надежду,
В комнате с белым потолком,
с верою в любовь…
На следующий день, когда Николай с Юлей приехали и подвезли меня до метро, я сказала, что обязательно еще приеду, а сама подумала: «Я зашла в эту квартиру наивной девочкой, а вышла воровкой, но уж такова жизнь. Посеешь ветер – пожнешь бурю!»
В следующий раз я приехала в гости к Николаю и Аркадию с подружкой Викой, которая одна знала о моих московских похождениях и не раз просила взять с собой. Но я не ожидала, что Вика настолько шлюхастая, что будет спать со всеми подряд, то есть с обоими мужиками. Хорошо хоть – не одновременно! Для меня это нонсенс. Вот что значит Викуля – незамороченная бабища из Воронежа!
Когда ночью все заснули, я взяла несколько сотенных долларовых купюр из брюк Николая и положила к себе в сумочку. Утром он ничего не заметил. Первый улов шестнадцатилетней девочки.
И так было каждый приезд. Николай и не догадывался, что неопытная на его взгляд школьница будет у него бабки таскать. А он как думал? Общаться с молоденькими несовершеннолетними девчонками и ничего не давать за это? Старый козел! Он глубоко ошибался, думая, что его общество так уж приятно выносить. Вонючая, пьяная, мусорная скотина с зеркальной болезнью, считающая себя Аленом Делоном и не думающая даже дарить подарки. Такое положение вещей его, видимо, устраивало, и полковник был уверен, что я с ним вожусь только из-за его природного обаяния. В сорок три года этот урод так ничего и не понял. В собственных глазах он был настолько крутым, что все должны смотреть ему в рот и кланяться в ножки.
Полковник Николай часто напивался, и в один из таких вечеров разругался со своей любовницей Юлей.
– Ну, все. Костюма от Тома Клайма мне не видать, – сокрушенно произнесла она довольно громко, одеваясь в прихожей.
В пьяном угаре Николай побежал на кухню, открыл встроенный в стену сейф, замаскированный под дешевую репродукцию с натюрмортом, и выгреб оттуда всю наличность. Там было около трехсот тысяч долларов! Я потом посчитала. Таких огромных денег я никогда не видела. (В 1996-м году на них можно было купить тридцать однокомнатных квартир в Подмосковье!) Потом Николай кинул все эти деньги в Юлю и заорал:
– Вот! Это все тебе! Оставайся!
А у меня промелькнула мыслишка: «Знать бы, чем эта чертовка ему мозги свинтила, что он такими деньжищами швыряется». Ее же реакция была бесподобна. С высокомерным видом Юля расшвыряла доллары в разные стороны и прошлась по ним тонкими каблучками своих туфе лек:
– Трах…ся со своей Алисой! – и гордо удалилась.
До меня тогда так и не дошло, что поссорились они из-за меня, поскольку все внимание поглотила куча бабла, разбросанная по квартире.
Расстроенный и отвергнутый Николай, осознав, что его еще и унизили, упал своей пьяной харей на кровать и мертвецки уснул. Обо мне он забыл, а я продолжала сидеть в углу комнаты, тупо уставившись на разбросанные по ковру доллары. Конечно, хотелось взять все и уйти, но такой вариант сразу отпал, потому что они знали мое имя, адрес и даже школу, в которой я училась: Аркадий часто довозил меня до дома в Подмосковье, а однажды даже заехал за мной в школу. Недолго думая, я взяла из какой-то пачки три тысячи баксов и спрятала их за подкладку сумки… Почему именно три? Не знаю.
В тот год я была самой модной и крутой девчонкой в школе! Сбылась мечта идиотки! Я покупала все, что хотела и не хотела.
Все думали, что меня одевают родители. Конечно, такие мелочи, как школьный театральный кружок и какие-то там фестивали меня больше не интересовали. Главное было – выглядеть круче, чем любые маме-папины дочки или сыночки, которые тогда, в начале перестройки, уже летали в Лондон так же часто, как мы с матерью ездили на зачуханную подмосковную дачу. Но на меня хотя бы перестали смотреть с пренебрежением мои сверстники! Помню, как я кому-то врала, что только недавно вернулась из Европы, вовсе не для того, чтобы выглядеть в их глазах круче, а потому что искренне хотела туда попасть.
1996–1997 гг.
(Из дневника Алисы)
Глава 3
Что такое смерть?
К тому времени домашняя обстановка становилась все напряженнее. Амплитуда непонимания между мной и матерью стремительно возрастала. Она была занята своей личной жизнью, я – своей. Она не знала обо мне ничего, а я НЕ ХОТЕЛА о ней ничего знать. Да и что ей рассказывать, если и так понятно, что она меня и слушать не станет, а возьмет и прибьет.
В итоге мы с Викой внаглую зависли в Москве у мужиков на три дня. Я-то не волновалась, потому что подготовилась основательно: в это время проходил театральный фестиваль в школе с выездом из города. Я же умнее всех! Я все просчитала! Но не учла самую малость: Вика ни на какие кружки не ходила, и у нее алиби, соответственно, не было. Поэтому ее мать подняла тревогу по всему городу, запугивая своими знакомыми друганами-бандитами. Если бы не Вика – все прошло бы гладко, как и всегда, и никто бы ни о чем не догадался.
Но!.. Без Вики же никуда! Все-таки подруга… Когда я вернулась домой после трехдневного отсутствия, мать избила меня за то, что нашла у меня на столе визитку с номером сотового телефона Николая, и за то, что Викина мамаша угрожала бандитскими разборками не только моей матери – чего с нее взять-то! – но и ее любимому Саше-Греку. Самое интересное, что Викина мать после того, как узнала, с кем спит ее дочь, не только успокоилась, но стала даже ей гордиться. А вот у меня было все гораздо сложнее. Ее-то не били! В общем, как я чувствовала себя забитой овцой всю жизнь, так ей и осталась, несмотря на деньги, которыми могла теперь с легкостью распоряжаться.
1997 год
(Из дневника Алисы)
То, что Алиса вернулась именно в этот день, было исключительно моей заслугой. Она, видимо, запамятовала. После звонка мне на квартиру Викиной матери с угрозами, а потом – ее триумфального прихода, когда она меня чуть за волосы не оттаскала – Грек спас! – я перерыла в Алискиной комнате каждую щель, каждый карман, перетряхнула каждую книгу… И я нашла то, что искала! Я нашла визитку этого урода, этого поганого мента, который совратил моего ребенка. Я позвонила по указанному телефону и – нет, я не кричала, потому что у меня уже не было голоса от рыданий – я прошипела:
– Николай Петрович?
– Да.
– Если ты, козел вонючий, не отпустишь мою дочь с подругой, я звоню в уголовный розыск и сдаю тебя с потрохами! Если ты думаешь, что сможешь отмазаться – даже не мечтай! Мой муж работает с фээсбэшниками, так что на тебя управа найдется! У тебя ровно два часа. Дальше я звоню, кому надо.
Я блефовала по-крупному, но мои угрозы возымели действие: упускать доходное место гребаный полковник МВД не хотел из-за каких-то сопливых малолеток. Ровно через два часа после звонка моя дочь и Вика были на пороге нашей квартиры. Это из центра Москвы! Не иначе, как на машине с мигалками привезли.
…Почему Алисины отлучки долго оставались мне неизвестны? Почему я не звонила во все колокола раньше ее глобального трехдневного загула с мужиками? Как вам это не покажется абсурдным: я верила дочери. ВЕРИЛА! Или изо всех сил ХОТЕЛА ВЕРИТЬ. Или это была своего рода терапия, чтобы не сойти с ума? Я заставляла себя верить, как только может верить дочери мать, считающая своего ребенка самым-самым. Самым лучшим, самым добрым, самым красивым. А моя дочь мне безжалостно врала, что они уезжают с театральным школьным кружком или с танцевальным ансамблем «Атлантида» на выступления в другие города, на двухдневные фестивали…
Ее вранье всплыло бы и раньше, но Алису прикрывали друзья-приятели. Особенно в этом преуспел некий Женя. Хороший мальчик, танцор из ансамбля «Атлантида»: забавный такой плотненький пацанчик с огненно-рыжими волосами и смешными детскими конопушками на носу. Внешне он совершенно не соответствовал утонченным танцорам, но Алиса уверяла, что он занят в ведущих партиях.
Я подумала, что с ним моя дочь будет, как за каменной стеной, настолько Женя показался с первой же встречи честным и открытым. Поэтому я и отпускала Алису с ним везде, даже на двух- и трехдневные выезды в другие города. А потом оказалось, что поездки с «Атлантидой» – сплошной обман. Паренек любил мою непутевую Алиску, а та, пользуясь его чувствами, прикрывала свои московские похождения.
Сначала он бывал у нас дома часто, но к концу Алискиного одиннадцатого класса стал появляться все реже и реже, а на выпускном вечере в школе к нам с дочерью не подошел, чем удивил меня чрезвычайно. Алиса сказала, что они с Женей недавно поссорились. «Еще помирятся», – подумала я, совершенно не представляя, во что может вылиться неразделенная подростковая любовь.
Выпускной вечер прошел скомкано. Накануне дочь в очередной раз загуляла, а потом, на бегу готовясь к вечеру, начала красить волосы, и они вдруг превратились из русых в смолянисто-черные. Как воронье крыло! И хотя за этот год ее волосы я видела-перевидела любых цветов и оттенков, но все же черный исключался, потому что Алиса сразу становилась похожа на армянку, как моя бывшая свекровь. Потом мне парикмахеры объяснили, что от частых окрашиваний продукцией различных, не всегда добросовестных, фирм произошел эффект наложения, непредвиденная химическая реакция. Почти как у Кисы Воробьянинова в «Двенадцати стульях». Короче, та девушка, которую я привела на получение аттестата, мало походила на Алису. На нас недоуменно поглядывали.
Впрочем, судя по дневнику, который я сейчас читаю, и ее внутренний мир мало походил на ту девочку, которую я считала своей дочерью. Вы сильно удивитесь, но такое пожирающее изнутри чудовище, как зависть, у меня отсутствует полностью. Я могу от души порадоваться за более удачливого человека, но не более того. А моя дочь, оказывается, завидовала черной завистью всем богатым сверстникам, что привело непутевую Алиску к воровству. К воровству! До чего же нужно докатиться, чтобы брать чужое? Это ведь неуважение к себе самой, прежде всего, но она этого не понимала, считая себя круче крутой.
Уговорить Алису поступить в институт после окончания школы не получилось. Да и аттестат был откровенно троечным. До учебы ли было моей дочери при постоянных гулянках! А я считаю, что высшее образование необходимо для общего повышения интеллекта. Просто – нужно окончить институт, и все. Кем ты будешь работать – второй вопрос. Но дочь уперлась рогом. Она буквально бредила пошивом модной одежды, и только на этом поприще видела свое дальнейшее существование.
Может, я и не противилась бы мечте дочери, ведь сама хорошо шью и Алису научила азам этого ремесла, так необходимого при тотальном советском дефиците… Но в перестройку все круто изменилось: ателье, с успехом просуществовавшие советский период, закрывались одно за другим из-за отсутствия работы. Балом ныне правили «челноки» – перевозчики тряпок из Европы, Китая и Индии. Зачем тратить время на пошив, если теперь на рынке можно приобрести все, что заблагорассудится? Можно съездить на Черкизон – Черкизовский рынок – и купить любую вещь от китайского пуховика и нижнего белья, до норковой шубы и цыганского золота. ВСЕ! Поэтому я не дала Алисе пойти в швейное училище, как она хотела.
Моя дочь будет пэтэушницей?! Такого позора для семьи я допустить не могла. Какие же глупые мысли меня тогда волновали! Позор… Разве может быть позорной любая учеба или работа? Гордыня! Вот что мной правило. И несусветная глупость. Теперь-то я понимаю. К сожалению, слишком поздно понимаю.
Оставался компромисс между институтом и ПТУ – техникум. После того, как вскрылись Алискины гулянки, разве я могла ее отправить учиться в Москву? Я затолкала дочь в противоположную от столицы сторону – в удаленное Подмосковье.
В этом году я оканчивала школу и «готовилась» к экзаменам. Почему в кавычках? А потому что мы с моим развеселым классом безжалостно прогуливали уроки. Перестроечное время было страшным для взрослых, а нам было пофиг!
