скачать книгу бесплатно
– Все довольно милые, – заметила Джоселин, помахав девушке на другом конце ресторана. – Когда растешь с одними и теми же людьми с детского садика, сложновато вести себя стервозно.
Нэш улыбнулся мне.
– Если тебе известно, что королева бала выпускников ела мел, то у нее практически нет рычагов давления.
– И все равно они могут постараться украсть тебя у нас, – сказала Энджи. – Ты такая блестящая и новая.
– Украсть меня откуда? – спросила я.
Энджи обменялась взглядом с Нэшем.
– Возможно, у меня были скрытые мотивы созвать нашу банду. Мотивы, не имеющие ничего общего с греческой трагедией.
– Она хочет, чтобы ты помогала с ежегодным альбомом, – сказал Нэш и дернулся, когда Энджи пихнула его локтем в бок.
– Ты не дал мне возможности прорекламировать эту должность, – заметила она.
– Пьеса начинается в сорок пять минут, – сказал Нэш. – У нас нет столько времени.
Энджи закатила глаза и порылась в сумке.
– Отлично, – она достала ежегодный альбом прошлого года и передала через стол. – Как мы уже раньше обсудили, заявки в колледж теперь на первом месте и тебе нужны внеклассные занятия, так?
Я кивнула, открывая блестящий альбом с фотографиями.
– Мой папа так приказал, так и будет.
– Итак? – Энджи хлопнула в ладоши. – Перефразирую «Клуб “Завтрак”», разве мы не особенные в этом смысле?
– Возможно, – ответила я, пролистывая странички.
Мне совершенно не была интересна перспектива стать помощником составителя ежегодного альбома. Или опять же чирлидером. Или подчиняться отцовским правилам. Я посмотрела на лица на фотографиях – ученики смеются, работают над проектами, поют в шоу талантов и выигрывают ленты на выставках научных ярмарок. Вся книга посвящена нормальным детям, занимающимся нормальными вещами. Я знала, что многим из них – возможно, большему числу, чем я догадывалась – приходилась справляться с каким-то своим дерьмом, но, казалось, у них намного лучше получалось оставлять все это позади.
Я совсем не двигалась вперед.
Официантка приняла наш заказ, я снова стала листать ежегодный альбом, остальные беседовали. Я открыла страницу общественной деятельности Хармони. Там была фотография Айзека Пирса на сцене. Застывшего на драматичном черно-белом снимке. Я наклонилась поближе.
– О, мисс Холлоуэй, – заметила Энджи. – Вы особенно любопытны в случае мистера Пирса, не так ли?
Я проигнорировала ее и просмотрела фотографии Айзека с подписями под каждой: «Ангелы в Америке», «Утраченное дитя»[17 - «Утраченное дитя» – пьеса американского драматурга Сэма Шепарда.], «Все мои сыновья»[18 - «Все мои сыновья» – драма американского писателя Артура Миллера.].
– Он занимается этим уже давно? – спросила я.
– С начальной школы, – ответила Энджи.
– О, понятно, – сказал Нэш, закатив глаза. – Сегодня не вечер наслаждения искусством, а инициация нового члена фан-клуба Айзека Пирса, – он посмотрел на Энджи. – Надеюсь, ты сказала новенькой, что она напрасно надеется.
– Я ни на что не надеюсь, – ответила я, а мое сердце сжалось от боли. Мысль о том, чтобы снова оказаться с парнем, была отталкивающей. Чтобы стоять близко к нему. Находиться в тесной машине на свидании. Целоваться. Касаться друг друга. Чувствовать, как его тело прижимается ко мне, и не знать его намерений. Или его силы.
Я с хлопком закрыла ежегодный альбом, одновременно прогоняя образ Айзека из мыслей, которые могут привести к панической атаке десятого уровня.
– На него приятно смотреть, – сказала Джоселин, – но серийный соблазнитель учениц колледжа даже не взглянет на нас, детишек.
– Детишек? – спросила я. – Он же нашего возраста.
Они все покачали головами.
– Нет?
– Нет. Его мама умерла, когда ему было восемь, – сказала Энджи. – Он перестал говорить месяцев на шесть или типа того, и ему пришлось оставаться на второй год.
Я нахмурилась.
– Он перестал говорить на целых полгода?
Энджи кивнула.
– Может, и дольше. Он был с нами в третьем классе начальной школы. Прежде чем его забрали. Было странно видеть маленького мальчика… лет восьми? Не произносящего ни слова. – Она покачала головой. – Бедняга.
Мой разум нарисовал образ маленького светловолосого мальчика с дымчатыми зелеными глазами, из которого трагедия выбила слова.
– Почему он снова заговорил?
– Мисс Грант, учитель четвертого класса, ставила маленький спектакль и убедила его участвовать. – Энджи подняла руки. – Все остальное – история.
Я медленно кивнула. Она дала ему чужие слова.
– Но он потерял год школы, – сказал Нэш.
Кэролайн кивнула.
– Ему восемнадцать. Нет, подождите… – она посчитала на пальцах. – Ему, скорее всего, уже девятнадцать, правильно?
– Это, должно быть, сложно, – сказала я.
Джоселин пожала плечами и опустила картошку фри в кетчуп.
– Это принесло результат. Его игра сделает его знаменитым.
– Кстати, об этом, – сказал Нэш, глядя на часы. – Нам стоит собираться. Эдип сам себе глаза не выколет.
Энджи хлопнула его по руке.
– Эй? А предупреждать о спойлерах?
– Я знаю эту историю, – сказала я и, не удержавшись, улыбнулась. У меня не получалось не любить Энджи, которая взяла меня под руку, пока мы шли по улице. Сначала я вздрогнула. Я не была фанатом прикосновений, но Энджи казалась теплой по сравнению с моим льдом, и я позволила ей это сделать. Наше дыхание облачком струилось по мерцающим зимним улицам.
– Так есть мысли по поводу моего предложения? – спросила она. – Для ежегодного альбома наступает горячая пора, и мне бы действительно не помешала помощь.
– Не знаю, – ответила я. – Не думаю, что это мое.
Она надула губки.
– Уверена? Потому что…
– Да, уверена, – ответила я твердым голосом. Я заставила его снова стать мягче. – Мы переехали всего девять дней назад. Я все еще привыкаю.
– О боже, конечно, – ответила Энджи, широко улыбаясь. – Я ужасно навязчивая.
– Да неужели? – пробормотал Нэш себе по нос.
Энджи скорчила рожицу, глядя на него поверх плеча, и повернулась обратно ко мне.
– Занимайся своим делом, Холлоуэй, – сказала она. – Чем бы оно ни было. Но моя дверь всегда открыта. Всегда.
– Спасибо.
От слов Энджи мне стало теплее, и было тепло всю оставшуюся часть прогулки до Общественного театра Хармони.
Занимайся своим делом, чем бы оно ни было.
Глава четвертая
Уиллоу
По сравнению с другими магазинами центра Хармони, здание, в котором находился театр, было неприлично запущено. Колонны начала века у входа в театр были покрыты грязью от автомобильных выхлопных газов многих лет. Бетонные ступени, ведущие ко входу, потрескались. Внутри пылинки танцевали в мягком свете, льющемся из элегантных цветных стеклянных светильников на потолке.
Купив билеты в маленькой кассе, Энджи и ее друзья разговаривали между собой, пока я бродила по фойе, рассматривая галерею черно-белых фотографий. Некоторые из них были историческими снимками здания. Согласно снимкам, Общественный театр Хармони работал с 1981 года, когда Хармони был еще маленьким собранием далеко расположенных друг от друга зданий, разделенных широкими немощеными дорогами. Двуколки, запряженные лошадьми, женщины в платьях и больших шляпах с перьями пересекали широкие проспекты.
Одна длинная стена была завешана фотографиями последних спектаклей – словно покадровая съемка различных стилей, костюмов и пьес начиная с 1900-го и по настоящее время. Я замедлила шаг и стала внимательнее рассматривать снимки прошлых пяти лет. Почти на всех них был Айзек Пирс. Он не всегда играл главную роль, но участвовал в каждом спектакле.
«И в каждом он выглядит по-другому», – подумала я.
Даже в ранних представлениях, когда юность крылась в его мягких, круглых чертах, он мог еле заметно изменить выражение лица или походку – уловки, которые превращали его в совершенно другого молодого человека в каждой новой роли.
– Отлепи глаза от этих фотографий, – сказала Энджи, потянув меня за рукав. – Пришло время полюбоваться настоящим.
Мы зашли в главный зал театра с двумя секциями мягких сидений. Когда-то бархат был ярко-красным, но теперь поблек до тусклого каштанового цвета. Красный занавес просцениума[19 - Просцениум – часть сцены перед занавесом.] тоже видал лучшие годы. Факелы посылали лучи света, взбирающиеся по стенам на пересекающиеся своды потолка.
«Царь Эдип» уже две недели шел в этом крошечном городке, но мне показалось, что театр, вмещающий 500 зрителей, был заполнен на три четверти.
– Разве еще не все в Хармони посмотрели эту пьесу? – спросила я Энджи, когда мы заняли свои места.
– И не раз, – ответила Энджи. – Завтра последний спектакль, и все билеты распроданы. Люди приезжают отовсюду. Из Брэкстона и Инди.
– Даже из Кентукки, – заметила Джоселин, сидящая по другую руку от меня. – Театр играет большую роль на Среднем Западе.
– В университетах Огайо и Айовы есть престижные факультеты театрального искусства, – сказал Нэш. – Наш маленький город притягивает и важных персон.
Энджи потерла костяшки о толстовку.
– Мы типа очень важные.
– Если это так важно, почему они не могут позволить себе ремонт? – спросила я, ерзая, потому что пружина в сиденье врезалась мне в зад.
Энджи пожала плечами.
– Более десяти лет назад Мартин Форд, владелец, занял место предыдущего парня, который угробил финансы театра. Почти обанкротил. Теперь Форд изо всех сил старается держать его на плаву.
– Они не могут получить грант или типа того? Какое-нибудь пожертвование?
– Уверена, мистер Форд делает все, что в его силах, – сказала Джоселин.
Кэролайн кивнула.
– Он любит это место. Он не просто владелец. Он еще и режиссер всех спектаклей.
– Большинство его актеров – наши горожане, – заметила Энджи. – Он хочет, чтобы все было органично, – она показала на мою программку. – Он тоже играет в спектаклях.
Я посмотрела на список состава и нашла имя Мартина Форда. Он играл Тиресия, слепого пророка.
– Так это он дает Айзеку все роли?
– Более того, – сказала Энджи. – Он выбирает пьесы, которые, по его мнению, лучше раскроют талант Айзека. Айзек его протеже.
– Думаю, ты пыталась вспомнить слово «источник доходов», – заметил Нэш, рассеянно и нежно накручивая локон Энджи на палец.
– Это два слова, – она наклонилась ко мне. – Нэш завидует, потому что в хитоне он так хорошо не смотрится. – Огни стали гаснуть. – Ну вот, легок на помине.
Огни потухли, и нас накрыла тьма, а когда они снова зажглись, нам открылся вид на черную пустую сцену. Огромные белые кубы и колонны обрамляли комнату. Белый пейзаж Фив был нарисован грубоватыми черными штрихами. Минималистические декорации, чтобы позволить словам захватить внимание зрителей.
На сцену вышел жрец, окруженный толпой мужчин и женщин в белых хитонах, которые олицетворяли страх, смятение и отчаяние.
Когда Айзек Пирс вышел на сцену, среди зрителей поднялся легкий шум – поток искрящегося предвкушения.
Вот он.
Его прекрасное лицо было частично скрыто фальшивой бородой, превратившей его из девятнадцатилетнего американского парня XXI века в могущественного и всезнающего царя. Я никогда не была религиозна, но в тот момент я готова была поклясться, что свет, посланный греческими богами, падал на него. Он был божественен. Словно из другого мира.
«Неприкасаемый».
Он поднял руки, и его громкий голос требовал, нет, повелевал, чтобы мы обратили внимание.
– Сыновья и дочери старого Кадмуса,
Город отяжелел от смеси стонов, гимнов и благовоний,
Я не считал, что должен услышать об этом от посланников, но сам пришел…