banner banner banner
Знаменитые мудрецы
Знаменитые мудрецы
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Знаменитые мудрецы

скачать книгу бесплатно


Он не выходит из дому,
Знает, однако, весь мир.
Он не смотрит в окно,
Видит, однако, весь Путь.

У Лао-цзы можно встретить немало парадоксальных изречений, например: «Путь, что может быть Путь, не есть вечный путь»; «Кривое – значит прямое»; «Великое остроумие похоже на глупость»; «Правдивые слова напоминают ложь»; «Кто говорит, тот не знает».

Чтобы по достоинству оценить такую мудрость, надо понять тонкость мышления древнекитайских философов. Их целью являлась естественная жизнь, то есть жизнь, согласная с природой. Все искусственное, «сделанное людьми», не имело цены. Поэтому идеал мудреца – не совершенный, а истинный человек (чжэньжэнь). Описывался он так:

«Истинный человек древности:

Не радуется жизни, не отвращается от смерти.

Равнодушно уходит, равнодушно приходит.

Не забывает о том, чем все начинается, не стремится к тому, чем все заканчивается.

Следует естественному ходу вещей и не восстает против него.

Не нарушает Дао чувством любви или ненависти.

Своими действиями не стремится помогать росту Неба».

Выражение «помогать росту» во времена древнего Китая было равнозначно выражению «совершать ненужное дело» и хорошо объяснялось следующей притчей. Одному человеку, возделывавшему поле и с нетерпением ожидавшему всходов, казалось, что ростки слишком медленно поднимаются над землей. Тогда он решил им помочь и подтянуть растение вверх. Когда сыновья пришли на поле, было уже поздно: все всходы погибли.

Древнекитайский мудрец говорил в таком случае, что владелец поля «помог росту», то есть нарушил естественный ход вещей.

Другая особенность древнекитайского мышления касалась видимых вещей. Какие они на самом деле – не знает никто. Поэтому мудрец говорил: «Всякий предмет является и тем, и этим, и ни тем, и ни этим».

Ведь и палка, опущенная в воду, кажется кривой, а путь, по которому идет толпа, может оказаться ложным.

В отличие от обычного человека мудрец видит в парадоксах естественную гармонию мира. В этом отношении смелость Лао-цзы беспрецедентна, чему могут служить такие, к примеру, высказывания: «Высшая добродетель – недобродетель. И поэтому она – добродетель»; «Низшая добродетель не перестает быть добродетелью. И поэтому она – недобродетель»; «Тяжелое – основа легкого»; «Истинные слова не бывают приятны. Приятные слова не бывают истинны»; «Добрые не бывают спорщиками, спорщики не бывают добрыми».

Путь, или Дао, как его понимал Лао-цзы, надолго определил становление и развитие китайской философии. Учение даосизма, возникшее после V в. до н. э., провозгласило автономность, независимость человеческой личности, стихийность ее природы. Получалось, что никаких твердых норм поведения для Дао не существует. Такая «антиэтика» предполагала полное отрицание общественных институтов – государства, общества, принятой в нем морали. Для последователей даосизма эти институты, их принципы являлись только средством для подавления свободы личности.

Собственно, и само понятие «ценности» утрачивало всякий смысл. На первый взгляд такая философия делала шаг назад по сравнению, например, с конфуцианством или европейскими идеалами, воплощенными Платоном, Эпиктетом, Сенекой. На самом же деле Дао, параллельно с античной мудростью, закладывало краеугольный камень того фундамента, на котором впоследствии была построена вся европейская, и не только европейская, цивилизация. Во всяком случае, идеи свободного творчества, независимых искусств обнаружили прямую генетическую связь с идеями Дао – пути раскрепощения творческих сил, вольного парения фантазии художника.

Математически выверенная логика Дао переплавилась, как ни удивительно, в сферу эмоционального, чувственного, восприимчивого ко всем проявлениям иррационального сознания. Дао обозначило путь не столько прагматически мыслящего политика, сколько судьбу художника, не связанного с условностями общества.

И если сегодня кто-то из начинающих талантов, возмутителей эстетических канонов заявляет о себе без всякого страха, то не в последнюю очередь он обязан своей свободой китайскому мудрецу Лао-цзы. Мыслителю, разрушившему незыблемые границы творческой личности: «Высшее добро подобно воде. Добро, которое оказывает вода, приносит пользу всем существам, и она не борется с ними. Вода находится в тех местах, которыми гнушаются люди, поэтому она похожа на Дао».

Конфуций

(551 г. – 479 г. до н. э.)

Древнекитайский философ, политик. Основные сочинения: «Книга песен»; «Книга перемен»; «Беседы и суждения» («Лунь юй»).

У каждого народа есть свой «золотой век», период истории, которым гордятся все последующие поколения. В Египте это царствование первых Рамзесов, у шумеров – время героя Гильгамеша, в Вавилонии – царство Навуходоносора, в Древней Греции – века расцвета афинского государства.

В Китае золотой век относят к эпохе царства Чжоу (XII в. до н. э.). По представлению древних китайцев, это было время всеобщего благоденствия, порядка, справедливости, развития наук и культуры. Так, во всяком случае, виделось потомкам – мудрецам VI, V вв. до н. э., того самого времени, когда жил и творил Конфуций, основатель классического китайского учения – конфуцианства.

Конфуций принадлежал к старинному аристократическому роду, начало которому было положено династией Шань-Инь, правившей в Китае до XI в. до н. э. Дальним предком Конфуция якобы был правитель по имени Кун, который претерпел немало жизненных испытаний и погиб в результате дворцовых интриг. Спасшиеся члены его клана бежали в царство Лу, где и родился Конфуций, получивший при рождении имя Кун-фу-цзы, что означало «учитель Кун». На Западе это имя приобрело латинизированное звучание Конфуций и стало общеупотребительным.

Отец Конфуция Шу-лян-хэ был храбрым солдатом, ставшим позже комендантом крепости Цзоу. Легенда изображает его человеком огромного роста и необычайной силы, славным в боях и неутомимым в службе. От своей жены он имел девять дочерей. Только на восьмом десятке лет, после того как старый комендант женился на юной девушке из рода Янь, у него родился мальчик, прославившийся в веках как родоначальник китайской философии.

О детстве Куна почти не сохранилось документальных свидетельств. По-видимому, он рос мальчиком сообразительным и способным, о чем можно судить по словам, сказанным самим Конфуцием в зрелом возрасте: «В 15 лет я ощутил потребность в учебе». Из-за бедственного положения семьи Кун эту потребность удовлетворял, главным образом, путем самообразования. Самостоятельно овладел письмом, стал изучать литературу и философию. 19-летним юношей он женился на девушке из семьи Ци. А через год у молодых супругов родился сын, получивший имя Ли.

И все же отнюдь не семейная жизнь была средоточием интересов и забот Конфуция. Большую часть своего времени он посвящал книгам и ученикам, предпочитая чаще находиться в одиночестве или со своими последователями. Но не уклонялся и от общественных обязанностей: Конфуций служил хранителем амбаров, заведовал полями и фермами, осуществлял надзор над продовольственными поставками. Чиновником он был честным, добросовестным, но при этом не считал службу главным делом. Изучив до тонкостей свод китайских церемониальных обрядов, правил и предписаний, 30-летний Конфуций уже мог позволить себе иметь более широкий круг учеников. Плату с них брал умеренную, хотя впоследствии жил на средства, предоставляемые состоятельными последователями.

Молва о молодом ученом и знатоке древних китайских традиций распространялась все шире. Существует предание, что в период составления «Книги песен», в которую вошли стихи, песни и фольклор X–V вв. до н. э., Конфуций встречался с Лао-цзы, своим старшим современником. Во время этой знаменательной встречи престарелый философ якобы выразил сомнение относительно ученых занятий Конфуция, посчитав их пустыми мечтаниями. Конфуция тем не менее такая оценка не смутила, как до этого не очень беспокоила критика аскетов-проповедников, считавших его популярность слишком преувеличенной. В эти годы Конфуций немало ездил по стране, стремясь не столько распространять знания, сколько найти мудрого правителя, которому мог бы принести пользу. Наконец в 497 г. до н. э. после долгих странствий он прибыл в родное царство Лу, которым правил тогда достойный, по его мнению, государь. Конфуций был назначен губернатором города Чжун-Ду, что позволяло ему на практике осуществлять идеи разумного управления. Однако при исполнении обязанностей новоиспеченный губернатор неожиданно столкнулся с политической оппозицией, не желавшей никаких перемен.

Убедившись в том, что князья не нуждаются в его наставлениях, Конфуций отказался от должности, чтобы служить своему народу иным способом. Наступили годы скитаний. Кочуя по городам и селениям вместе с учениками, Конфуций учил их старинным китайским обрядам, беседовал о литературе и древнекитайской мудрости. Именно из этих бесед был составлен главный трактат Конфуция – «Лунь юй» («Беседы и суждения»), который, несомненно, опирался на древние памятники, рассказывавшие и о мифических царях Поднебесной Яо, Шуне, Юе и об основателях царства Чжоу – Вэнь-ване, У-ване, Чжоу-гуне. В трактате Конфуций предпринял попытку восславить золотой век своей страны и призвать к восстановлению древних традиций. Создавая картину наилучшего общественного строя и стремясь придать ей убедительность, философ постоянно ссылался на то, что такой строй уже когда-то был. Эпоха Чжоу, словно маяк, должна была освещать жизнь всего народа.

Говоря об истоках сочинения «Лунь юй», следует иметь в виду, что оно опиралось прежде всего на знаменитую древнекитайскую «Ицзин» («Книгу перемен»), о которой Конфуций говорил: «Если бы мне прибавилось годов жизни, я еще лет пятьдесят изучал бы «Ицзин» и, возможно, избежал бы многих ошибок». Конфуций не случайно так высоко оценивал древнейший поэтический и философский памятник. «Книга перемен» давала ключ к основным началам бытия, причем самым оригинальным, с современной точки зрения, способом – с помощью гадательных триграмм (чертежей) – гуа.

Своеобразие системы заключалось в том, что она строилась на противоположных символах – положительного Ян и отрицательного Инь. Оба слова составляют образ горы – освещенная часть горы – Ян, теневая сторона – Инь. В этом образе заключался целый ряд противопоставлений – небо и земля, день и ночь, жар и голод, мужчина и женщина.

В итоге триграммы стали символами перемен, сопровождающими не только человеческое, но и вселенское бытие. К каждой триграмме прилагались словесные формулы, напоминающие загадочные афоризмы, которые не так-то просто расшифровать.

Как пример можно привести изречение, украшающее одну из триграмм: «Выйдешь, войдешь – не будет вреда. Друзья придут – хулы не будет. Вернешься обратно на свой путь. Через семь дней возврат. Благоприятно иметь куда выступать» и т. д.

Ученые позднего времени отмечали необычность и точность афоризмов Ицзин. Афоризмы прямо, непосредственно и сразу действовали и на разум, и на чувство, мгновенно создавая определенный образ.

Был здесь и особый свод «Правил» (ли), которым Конфуций давал такую оценку:

«С песен начинают, на Правилах утверждаются, музыкой завершают.

На то, что не Правила, не смотри!

Того, что не Правила, не слушай!

Того, что не Правила, не говори!»

Правила представляют собой предписания, определяющие поведение людей, их общественные обязанности и законы управления государством. Их можно назвать и нормами обычного права и государственного закона, выработанными жизненным опытом.

Правила различали два качества в человеке – чжи и вэнь. Под чжи понималась человеческая натура, природные качества личности. А вот вэнь – нечто приобретенное, усвоенное человеком и, несомненно, его улучшающее.

Конфуций так определял сферу вэнь: «Когда молодой человек почтителен к родителям, привязан к братьям; когда он скромен, правдив; когда он с любовью относится к людям – он этим всем приближается к человеческому началу в себе. И если у него еще останутся силы, он изучает вэнь».

Следовательно, вэнь – не обычное свойство человеческой натуры, а приобретаемые моральные качества. Вэнь – то, что изучают, то, чем человек обогащает себя, свой внутренний мир.

В целом главная тема «Бесед и суждений» – проповедь идеального общества, прославление совершенного человека и его гуманистической сущности. Пример у Конфуция всегда перед глазами: «золотой век» с его героизированными правителями.

В те времена, по свидетельству философа, людьми правил только достойный, каким бы ни было его происхождение. Поэтому престол древнего царства передавался не по наследству, а по достоинству. Такой порядок установил еще первый правитель «золотого века», легендарный император Яо. Наставляя своего преемника, он говорил: «О Шунь! Судьба пала на тебя. Твердо придерживайся во всем середины. Когда страна страдает, блага неба кончаются навсегда».

Перечень обязанностей правителя был прост и понятен древнему китайцу так же, как он понятен и современному жителю земли: пища для людей; оплакивание для умерших; служение для живущих. Моральный кодекс правителя и любого благородного человека так же краток, как и вся китайская философия:

«Когда широки душою – приобретаются сердца людей.

Когда искренни и правдивы – приобретается доверие людей.

Когда усердны и сообразительны – дело делается.

Когда беспристрастны и справедливы – все кругом довольны».

Список добродетелей Конфуций продолжил в диалоге с учеником, определив пять прекрасных вещей, которые следует чтить:

«Быть добрым, но не излишествовать.

Заставлять работать, но так, чтобы не было ропота.

Желать, но не жадничать.

Иметь силу, но не быть жестоким.

Обладать широтой духа, но не знать гордыни».

Назвал Конфуций и качества, которые следует искоренять:

«Не наставлять, а убивать – жестокость.

Не предостерегать, а судить только по тому, что получилось, – беззаконие.

Не давать указаний, а только гнать к сроку – разбой.

Давать людям и при том скупиться – худшее из качеств представителей власти».

Первопричину зла Конфуций видел в несовершенстве человека. Улучшить его можно с помощью чжи (человеческое начало), того, что составляет саму суть нашей природы. А средство для совершенствования заключается в том же качестве вэнь – стремлении к знанию, образованности, просвещению, интеллектуальной культуре и высокой морали. Такую задачу Конфуций определил как Дао (путь).

Время странствий не всегда было счастливым для Конфуция. Он считал, что, несмотря на преданность учеников, его «суждения» все еще мало распространены в стране. «Дни мои на исходе, – говорил он, – а я все еще неизвестен». И добавлял: «Но я не ропщу. Небо знает меня».

О неизбежности кончины философу напомнила и потеря близких людей. Сначала умерла жена, затем скончался сын, а за ним любимый ученик Янь-юань. Это повергло Конфуция в тягостные размышления о мимолетности жизни и неотвратимости конца. «Все преходяще, – замечал мыслитель, – подобно течению, жизнь не останавливается ни днем, ни ночью». Не раз Конфуцию грозила смертельная опасность. В смутные времена вражды и междоусобиц любой путник мог легко стать жертвой грабителей. Однажды дом, где пребывал философ с учениками, окружила злобная толпа фанатиков, и только чудом ему удалось избежать расправы.

Умер Конфуций в 479 г. до н. э. в возрасте 72 лет, сказав перед смертью с горечью: «Кто после меня возьмет на себя труд продолжить мое учение?»

Философ сомневался напрасно: таких людей очень скоро в Китае оказалось немало. Вторым после Конфуция столпом его учения был философ Мэн-цзы (370–289 гг. до н. э.), полностью принявший положение о «человеческом начале» и понявший его точно так же, как и учитель, то есть как «любовь к людям». Эти прекрасные качества, свойственные человеческой природе, исходят от «неба» – высшей направляющей силы мира.

Сюнь-цзы (298–238 гг. до н. э.), представитель следующего поколения конфуцианства, существенно скорректировал идеи своих предшественников и учителей. Он объявил, что в основе человеческой природы лежит зло. И только неустанным самосовершенствованием можно преодолеть это негативное природное начало. А в качестве средств преодоления первичного зла он назвал так любезные сердцу Конфуция Правила и музыку – лучшие духовные гармонизаторы человеческой личности.

В XI–XII вв. в лице Чжу-си неоконфуцианство обрело новые импульсы. Философ эпохи Сун определил два начала вещей: ли (разумная творческая сила) и ци (пассивная материя). Первая сила образует в человеке стремление к добру, а вторая подчиняет его чувственным соблазнам. Ли – идеальная субстанция, не имеющая формы и качества, она недоступна чувственному восприятию, но определяет идеальную форму существования личности.

И все же, несмотря на попытки ясно и последовательно изложить суть конфуцианских идей, система выдающегося китайского мыслителя и его последователей так и осталась непроясненной для европейского ума. Древняя самобытная мудрость Китая оставила наследство великое и скрытное, каким был и сам народ, стоявший у истоков мировой цивилизации.

Пифагор

(ок. 580 г. – ок. 500 г. до н. э.)

Древнегреческий философ, политический деятель, религиозно-нравственный реформатор, математик. Основные сочинения: «О природе»; «О государстве»; «О воспитании»; «О душе»; «О мире»; «Священное слово».

О своем чудесном происхождении Пифагор поведал сам. Будто бы божественный Гермес предложил своему сыну Эфалиду выбрать любой дар, кроме бессмертия. Эфалид попросил оставить ему живому и мертвому воспоминания о собственных человеческих воплощениях. Гермес даровал сыну скипетр, знание магии, чисел и память о его перевоплощениях. Так Эфалид узнал, в каких растениях и животных пребывал ранее, что претерпела его душа в подземном царстве Аида и что испытывают там остальные умершие. Когда Эфалид умер, душа его воплотилась в героя Троянской войны Евфорба, раненного Менелаем, о чем повествует Гомер в XVI песне «Илиады».

После смерти Евфорба его сущность перешла к легендарному философу и колдуну Гермотиму, который в подтверждение своей связи с Евфорбом точно указал место, где находился щит Менелая.

После Гермотима душа сына Гермеса переселилась в делосского рыбака Пирра, по-прежнему помнившего все, что с ним было ранее. После Пирра сущность Гермесова сына воплотилась в Пифагоре…

Нельзя сказать, что современники Пифагора вовсе не верили этой легенде, но и всерьез к ней относились немногие. Можно и сегодня отнестись к преданию о божественном происхождении Пифагора с улыбкой. Но невозможно усомниться в том, что природа наделила его чрезвычайными дарованиями: он был математиком, философом, астрономом, законодателем, теоретиком музыки, врачевателем, аскетом, мистиком и прорицателем. Столько талантов, кажется, не обнаружил никто из выдающихся афинян.

Что же касается подлинной биографии Пифагора, то она известна, главным образом, в изложении учеников и последователей, которых у него было так много, как ни у кого другого из античных философов. Согласно этим сведениям Пифагор родился примерно ок. 580 (576) г. до н. э. в городе Самосе, поэтому к его имени добавляют уточнение Самосский. Отец его Менесахр, по одной версии, был торговцем, по другой – камнерезом и художником, будто бы изготовившим необычайной красоты перстень, который носил самосский тиран Поликрат. В книгах о Пифагоре упоминается также мать по имени Пифана «из потомства Аннея, основателя Самоса». Там же говорится и о том, что у Пифагора был сын Аримнест, наставник Демокрита.

Поскольку с детских лет Пифагор проявил удивительные способности к наукам, Менесахр отправил сына в город Тир к халдеям, где юный ученик постигал первые азы грамоты и математики. Вернувшись в Ионию, он продолжил занятия у философа Ференида Сиросского, а затем у Гермадаманта, который учил мальчика музыке, живописи, заставлял заучивать фрагменты песен из «Илиады» и «Одиссеи». Кроме этих наук, Пифагор изучал астрологию, медицину, то есть те предметы, которые были обязательными для того, чтобы курс обучения молодых самосцев считался завершенным.

Примерно в 547 г. Пифагор приехал в малоазийский город Милет, где стал учеником одного из семи греческих мудрецов Фалеса и философа Анаксимандра, который обучал его основам геометрии и астрономии. Фалес в молодости жил в Египте и, видимо, рассказал ученику о высоком уровне культуры этой восточной страны. Пифагор, с детства стремившийся к знаниям, не задумываясь отправился в далекое путешествие, которое продлилось не одно десятилетие. В Египте он жил у жрецов, овладевая их мудростью. В совершенстве изучил египетский язык с его тремя азбуками – письменной, священной и символической. Первая обозначала повседневный язык, а две другие – иносказательный, символический. У арабов он жил при царском дворе, а в Вавилонии у халдейских жрецов, которые научили Пифагора толкованиям снов и предсказаниям.

В те времена «скрытые знания» еще существовали среди жрецов Вавилона и Египта, но далеко не всех посвящали в эти знания. Пифагору их открыли, подтвердив тем самым его избранничество. Впрочем, к тайнам священнослужителей Пифагор был допущен не сразу. Ему пришлось выдержать немало трудных испытаний, которые, к тому же, противоречили эллинским обычаям. Однако Пифагор, поразив жрецов своими знаниями, был допущен даже к богослужению и жертвоприношениям, что было немыслимо для чужеземцев.

Следует также отметить, что Пифагор первым из эллинов познакомился и с учением Заратустры. Он принял очищение от последователей пророка и получил важные сведения о таинстве смерти, странствующих душах, воскресении и вечной жизни после божественного суда над человечеством.

Вернувшись после долгих странствий в Ионию, Пифагор устроил на родине училище, названное «Пифагоровой оградой», где самосцы собирались на совет по общественным делам. А за городом Пифагор приспособил для занятий философией пещеру и проводил там почти все время, беседуя с друзьями и учениками. Но вскоре 40-летний Пифагор увидел, что тирания правителя Поликрата слишком сурова, чтобы при ней человек мог чувствовать себя свободным. Тогда философ отправился в Италию. В первом же городе, Кротоне, Пифагор сразу привлек всеобщее внимание как человек много странствовавший, много знающий и одаренный природой и судьбой. Величавость, благородство, красота и обаяние Пифагора произвели на горожан неизгладимое впечатление. Сначала он покорил своими речами городских старейшин, затем по просьбе властей обратился к юношам и детям. Говорил философ о том, что душа человека бессмертна, что все рожденное вновь появляется на свет через определенные промежутки времени, что ничего нового нет на свете, а все живое должно считаться родственным друг другу.

Популярность Пифагора была настолько велика в Италии, что после одной из его речей сотни людей организовали огромное училище, чтобы изучать Пифагоровы законы и соблюдать все его предписания. Не удивительно, что италийцы причислили философа к богам и сочинили в его честь множество посвящений. Дело доходило до того, что тираны, под впечатлением от мудрости Пифагора, слагали с себя власть, а богатство раздавали бедным.

Облик божественности придавали Пифагору и его рассказы о посещении царства мертвых, о том, что происходит по ту сторону бытия. Слушатели немели от ужаса и восторга, когда узнавали, что мудрец долгое время пребывал под землей и вышел из пещеры весь иссохший.

По свидетельству античных историков, Пифагор великолепно понимал язык природы – животных, растений, птиц и даже стихий. Эти легенды передавались греками из поколения в поколение.

Кроме того, афинский мудрец, по рассказам современников, безошибочно предсказывал землетрясения, останавливал моровые болезни, отвращал град и ураганы, укрощал морские волны. Эти дарования дали повод философу Эмпедоклу для следующих стихов:

Жил Пифагор, умудренный безмерным познаньем,
Подлинно мыслей высоких владевший сокровищем ценным,
В разных искусствах премудрых свой ум глубоко изощривший.
Ибо, как скоро всю силу ума напрягал он к познанью,
То без труда созерцал все несчетные мира явленья,
За десять или за двадцать людских поколений провидя.

«Безмерные познания», «созерцание несчетных явлений мира», «сокровище мыслей» наглядно демонстрировали ни с чем не сравнимую остроту зрения, слуха и мыслей Пифагора. Необычными были и его представления о Космосе. Звуки семи планет, неподвижных звезд он отождествлял с Музами, а их согласие и созвучие представлял в едином сплетении, вечном и безначальном.

Легенды и мифы в древности сопровождали жизнь любой значительной личности, но Пифагора народная молва одарила таким числом реальных и фантастических качеств, что кажется, будто мы действительно имеем дело с человеком божественным. Возможно, все эти предания каким-то образом связаны с мистицизмом Пифагора, его посвящением в восточные мистерии. Известно, например, что оккультисты, магистры тайных наук всегда считали самосского мудреца Избранным, Посвященным. Но важно и то, что и древние историки, и философы нового времени одинаково сходились в признании Пифагора знаменитейшей и мудрейшей личностью всех эпох.

О повседневной жизни Пифагора известно из рассказов историков Диогена Лаэртского и Порфирия. По их словам, философ учил искоренять в себе корыстолюбие и тщеславие, так как корысть и слава возбуждают зависть. В шумных сборищах советовал не участвовать, а успокаивать душу рекомендовал игрой на старинных инструментах.

Жертвы богам Пифагор, бывший вегетарианцем, приносил исключительно мукой, лепешками, ладаном и миррой. И даже когда открыл, что в прямоугольном треугольнике квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов, то принес в жертву быка, сделанного из печеного пшеничного теста. Пифагореец математик Аполлодор сочинил об этом такую эпиграмму:

В день, когда Пифагор открыл свой чертеж знаменитый,
Славную он за него жертву быками воздвиг.

Здесь следует отметить, что вегетарианство хоть и не было для греков в диковинку, все же вызывало иронию по отношению к тем, кто соблюдал запрет на все мясное. Не избежал насмешек и Пифагор. Диоген Лаэртский приводит два шутливых четверостишья на тему вегетарианства Пифагора:

Был Пифагор такой уж мудрец, что пищу мясную
В рот принимать не желал – грех-де неправедный в том!