Мы из Бреста. Рейд выживших

скачать книгу бесплатно

Третий летчик, младший лейтенант Соловьев, был из 41-го истребительного полка 9-й авиадивизии. В полк прибыл за месяц до войны. Летал на «МиГ-3». Войну встретил на полевом аэродроме Себурчин вблизи Белостока. В первом же бою, погнавшись за «Юнкерсом», был сбит на немецкой стороне Буга. На земле от погони ему удалось скрыться в болотах. Кругом были немецкие части, ждавшие переправы на наш берег. Поэтому ему не удалось переправиться через Буг. Из болота выполз только через сутки, когда немцев стало меньше. Ища место для переправы, пошел вдоль берега реки на юг. Днем 24 июня встретился с тремя бежавшими из плена бойцами 119-го стрелкового полка: младшим сержантом Соболевым и красноармейцами Михайловым и Сазоновым. Решили вместе прорываться к нашим. Ночью 26-го удалось вплавь переправиться на наш берег. Скрываясь от немцев, шли краем дороги на восток. Голодали. Местное население отказывалось кормить. Вчера их, ослабевших от голода, захватили поляки. Избили, а затем сдали немецкому патрулю. Тот вечером привез сюда. О бойцах, выходивших вместе с ним, Николай отзывался хорошо.

Пехотные мамлеи были только из училища. Оба окончили Смоленское пехотное. По распределению были направлены в 62-е УР и вечером 21 июня прибыли в Брест. Ночью на попутке их доставили на место. В бой вступили в недоделанном доте у деревни Ставы. Оружия, кроме нескольких винтовок с десятком патронов, никакого не было. Связи с командованием тоже. О том, что немцы у них уже глубоко в тылу, узнали на следующий день, увидев колонны немцев, двигавшихся по дороге. До дота немцы не дошли. Просидев в доте еще день, решили уходить к своим. Шли по полям ржи на восток. Во всех населенных пунктах были немцы. Двигались только в темное время суток. Не спешили, считая, что наши скоро немцев назад погонят. Позавчера ночью из их группы трое потерялись. Ища пропавших бойцов, сами заблудились и влетели в засаду. Так оказались здесь, на хуторе. Вместе с ними попали в плен и трое их бойцов.

Верил ли я рассказам парней? Верил! Что мне еще оставалось делать? На войне всякое случается. Тем более что показания пехотинцев и Соловьева подтвердили отступавшие вместе с ними бойцы. Меня их показания пока устраивают. Придем в лагерь, пусть с ними Акимов более подробно занимается. Особист он или кто?! Так что первичную проверку в отношении комсостава можно было считать законченной. Среди вещей вахмистра нашлись их документы и рапорта о взятии в плен. Вот только возвращать удостоверения владельцам я не стал. Пусть пока походят рядовыми и докажут свою лояльность. О чем им и сообщил. Надо было видеть недовольные лица летунов. Смесь благородной ярости и злости. Особенно у летной молодежи. Старлей оказался умным, молчал и не возмущался. Пришлось разъяснять командирам политику партии и правительства в моем лице. Да, они сражались с врагом, получили ранения, но были в плену, утратили свое оружие и документы. А раз так, то и отношение к ним будет пока соответствующее, пока не докажут своей преданности Родине. Осаженным такими доводами товарищам командирам пришлось соглашаться с моим решением.

Поинтересовавшись, кто из командиров умеет управлять мотоциклом, получил просто сногсшибательный ответ – все. Летуны понятное дело – люди технически грамотные, а вот пехотинцы удивили. Оказывается, в училище они прошли техническую подготовку – изучали в том числе и вождение авто- и мототехники. А я все думал, где мне водил на мотоциклы найти. Бросать или уничтожать такие ценные трофеи не хотелось. Так что пришлось товарищам командирам временно переквалифироваться в военных мотоциклистов. Жаль только, что немецким языком никто не владеет. Я с чистой совестью отдал им в пользование трофеи. Правда, членами экипажа сделал еще своих бойцов, на всякий случай…

Стоило мне слегка освободиться и выйти на улицу, как крик, поднятый поляками и вроде бы затихший, поднялся вновь. Особенно напирал давешний старик. Пришлось идти с ними беседовать. Дед требовал вернуть им «награбленное» бойцами, в том числе повозки и ГСМ. Бабы кричали о белье и продовольствии. И вообще они требовали! Долго, минуты три. Я терпеливо их выслушивал. Потом меня прорвало. Нет, я не стрелял и не бил. Мой взгляд зацепился за неубранные и раздетые трупы немцев и поляков. Вот я и приказал местным жителям похоронить погибших. Их немного, всего двадцать семь. По два на каждого жителя. Можно даже в одной могиле, но быстро, за час. В случае если не успеют, то будут приобщены к ним как пособники врага. Надо было видеть, как эти вроде бы «больные» и «немощные» мужчины и женщины бросились выполнять указание. Значительно опережая своих конвоиров. Благо кладбище было неподалеку. Своих погибших мы заберем с собой. Пусть и трудно это будет сделать, но вернее и правильнее. Не хотел я их здесь, на хуторе, хоронить.

Засаду на немцев решил устроить на въезде на хутор. Пока было время, саперы изготовили и установили из подручных средств на обоих выездах что-то похожее на шлагбаумы и блокпосты. Конечно, не произведение искусства, но главное – дорогу преграждает. Бойцы, переодевшись в немецкую форму, будут изображать стоящих на посту часовых. Ну а мы с Дороховым, как знающие немецкий язык, вполне за своих сойдем. Расчет строился на том, что, увидев шлагбаум, немцы обязательно остановятся в нескольких метрах от него. Тут в дело с двух сторон вступят снайперы и егеря. При необходимости им помогут пулеметчики. Главное было – особо не повредить машины. Именно для этого и требовалось их остановить.

Фильтр пленных продолжался. Ребята старались. Разведя по комнатам бывших пленных, они опрашивали и записывали показания. Хоть и не очень хорошо у них получалось, но главное – они делали дело. Сергей пятерку тех, на кого показывали бойцы и командиры, уже отделил и приставил к ним охрану. Сюда же были приведены и еще трое пытавшихся скрыться с хутора. Неужели думали, что мы настолько глупы, что не выставили охрану? Эти трое вообще отличались от остальных. Одеты были в военную форму со споротыми петлицами, гражданские пиджаки и кепки явно с чужого плеча. Но тратить сейчас на них время я не собирался. Надо было срочно отправлять колонну с трофеями в лагерь. Поведет ее Петрищев.

Повозки и мотоциклы, формируя колонну, вывели на улицу. Комсостав не подвел, с машинами освоился быстро. На мотоциклы с колясками установили трофейные «МГ», прицепили пушку и прицепы, набитые грузом до отказа. Что делать со вторым орудием, так и не решили.

Для повозок реквизировали лошадей с пастбища. По две на каждую повозку и еще две нагрузили вьюками. Среди бойцов нашелся специалист, как это правильно сделать. Полякам оставили двух самых старых лошадей. Не звери же мы, им детей кормить надо. Ездовых искать не потребовалось. Почти все бойцы были деревенскими и с лошадьми справились без проблем. Эти ухари даже двух коров решили с собой увести.

– Раненых молоком поить, – был ответ на мой вопрос «зачем?». Но, честно говоря, я в это не сильно поверил. Почувствовалось мне, что это была своеобразная месть полякам. Ну да я не против. Раненых действительно надо на ноги ставить, а то у нас их количество все растет в геометрической пропорции. Если немцы не захватили раненых, что оставались в лесу, то скоро отряд пополнится ими.

В повозки загрузили найденное продовольствие и боеприпасы. Сюда же на откидные борта разместили шестерых раненых. Еще по двое раненых сели на облучки. Остальные могут передвигаться на своих двоих. Дойдут. В крайнем случае им остальные помогут или будут меняться. Часть оружия и найденных вещей выдали на руки прошедшим проверку бойцам. Остальное паковалось для перевозки. Тяжелое вооружение и крупногабаритные трофеи останутся здесь до захвата грузовиков.

Времени до расчетного часа оставалось немного, но мы должны были уложиться. Ознакомившись с показаниями бывших пленных, решил им оружие пока не выдавать. То, что они рассказали, требовало дополнительной проверки. Пусть до лагеря доберутся, а там с ними более подробно переговорим и решим, что делать дальше.

С Сергеем уходили все бывшие пленные, раненые, мотоциклисты, обоз и задержанные. Его отряд должен будет имитировать наш уход в сторону Беловежской пущи, пуская возможное преследование по ложному следу.

К выходу колонны поляки выполнили мое указание и похоронили убитых. Мы их заперли в сарай, где раньше содержались пленные, чтобы не мешали, пока мы с остальными воевать будем. Посидят, подумают о смысле жизни. Дети вернутся из леса, выпустят из сарая. Не убивать же их на самом-то деле! Пусть пока поживут…

Премьера нашего спектакля случилась раньше, чем я предполагал. Актеры только начали переодеваться и занимать свои места.

Не успела скрыться в лесу колонна, как с противоположной стороны появились невольные зрители на велосипедах. Хорошо, снайперы успели сообразить, что к чему. И у нас появилось два неплохих велосипеда, пара катушек с телефонным кабелем и телефоны. Жаль, что связистов допросить не успели. Слишком хорошо ребята стреляют.

Это все, конечно, хорошо, но звоночек для меня прозвенел. Если связисты прибыли сюда для проверки связи, то почему я нигде не видел телефона? Если для установления связи с командованием, то почему у связистов только несколько катушек провода? Или командование находится так близко, что для этого хватит несколько сот метров кабеля? Да и вообще, как жандармы связывались со своими шефами? Рации я не видел. Возможно, она установлена на одной из машин? То, что здесь стоял взвод полевой жандармерии, я разобрал, когда искал себе мундир по размеру и изучал солдатские книжки. Но почему отсюда Акимова и остальных вели пехотинцы? Здесь мы уложили двадцать пять солдат. Еще двенадцать плюс два водителя выехали на грузовиках. Итого тридцать семь и водители. Насколько я помню, моторизованные батальоны полевой жандармерии, по три роты в каждом, приписывались к полевым армиям с тем, чтобы на пехотную дивизию приходилась команда (Trupp) из тридцати трех человек, на танковую или моторизованную дивизию – из сорока семи человек, а на часть военного округа – команда из тридцати двух человек. А тут итоговая цифра не сходится! Или мы их не видели, или тут стоял кто-то еще, кроме жандармов. Если судить по количеству собранного оружия, то, возможно, трофейщики. На мотоциклах, что здесь стояли, можно увести тринадцать человек. На чем тогда передвигались остальные жандармы? На грузовиках? Но тут были лишь наши трофейные, а они могли появиться у них только после 22 июня. Значит, где-то должен быть еще и их собственный транспорт или пара грузовиков или броневиков, или минимум пять – семь мотоциклов. Не могут моторизованные части быть без колес. Война только началась, не могли они всю свою технику в бою потерять. Да и не участвовали жандармы пока в боях. Одни вопросы и все без ответа. И спросить не у кого.

Следующих зрителей мы встречали более подготовленными. На «Опель-Блице» с опознавательными знаками люфтваффе приехали четверо молодцов. Тут сработали как по маслу. Даже старшего команды – унтера живым взяли. Мы стали богаче на грузовик, три винтовки и пистолет. Допрос унтера показал, что они прибыли за пленными летчиками, членами экипажей и техническим персоналом авиации для доставки в люфтлаг – лагерь для военнопленных люфтваффе. Сообщение об их задержании в штаб 2-го авиакорпуса поступило вчера. Унтер был так добр, что показал на карте известные ему объекты люфтваффе. Рассказал о командном составе, системе охраны и бодро отвечал на все вопросы. А что ему играть в молчанку – больно же…

Наш хуторок пользовался популярностью. Не успели мы как следует допросить унтера, как к нам снова попросились в гости. Два «Опель-Блица». Один из «Блицев» был ремонтным автомобилем и тянул на прицепе наш «ГАЗ-АА». Второй тянул с собой прицеп. Водители шлагбауму не удивились и восприняли его как естественный элемент окружающей среды. Живыми нам удалось взять двух водил. Правда, залили кабины кровью. Ну да отмоется. «Газон» и прицеп были загружены 76-мм снарядами. В грузовом «Блице» стояли двухсотлитровые бочки с топливом и автомобильные шины. По маркировке – наши.

По показаниям пленных выходило следующее. На хуторе квартировали сразу две команды: трофейщиков и взвода полевой полиции. Утром мы видели отъезд трофейщиков. Кроме тех, кого мы видели и захватили, у них есть еще одна группа солдат и грузовики. Водители на трофейных машинах из числа пленных, выразивших желание помочь вермахту. Одного из таких мы убили. Команда сейчас работает неподалеку. Собирает оружие и технику нашей разгромленной еще 22 июня артиллерийской колонны. Колонна состояла из десятка грузовых автомобилей, легковой машины и штабного автобуса. Грузовик и топливо как раз были оттуда. Большинство автомобилей в неисправном состоянии. Ремонтники пытаются часть из них восстановить. Все орудия должны быть доставлены на сборный пункт. К трем часам сюда приедут еще машины, которые как раз и будут буксировать орудия. Водилы должны были их дождаться, и после обеда они все вместе повезут трофеи в Брест. Возвращаться назад будут уже к новому месту расположения команды – в поселок на два десятка километров восточнее. Нужно спешить вслед за фронтом. Они и так сильно задержались, собирая по окрестностям трофеи. Дальше этим будут заниматься местные комендатуры. На ночь для охраны разбитой колонны от растаскивания останется шесть человек. Они же будут охранять похоронную команду из двадцати пленных русских. Часть жандармов еще до восхода солнца уехала по своим делам. Кроме пяти мотоциклов, находившихся здесь, у них еще три мотоцикла с коляской и три автомашины – техпомощь, бензовоз и грузовик. Кроме того, где сейчас находится их команда, сборный пункт техники и вооружения в Бресте, некоторые немецкие части, водилы ничего не знали. За то, что сообщили, спасибо. Пленные мне были больше не нужны…

Вопросы, так мучавшие меня, наконец нашли свои ответы. Все стало на свои места. Хорошо, когда есть люди, готовые ответить на вопросы страждущему. Наибольшую опасность для нас представляют жандармы. Они где-то тут по округе катаются и могут появиться, подняв ненужный шум. А нам трофеи отсюда нужно вытащить. Помню, что фраера жадность сгубит, но хочется поиметь еще чуть-чуть. Хоть я до конца и не понял, что за пушки захватили немцы. По описанию очень похоже на 76-мм дивизионную пушку образца 1939 года. Проще сказать, Ф-22-УСВ. Немцам она так пришлась по душе, что они ее приняли на вооружение как 7,62 см F.K. 297(r). Так что оставлять им даже несколько орудий считаю полной глупостью. Они же их против нас и применят. Если сами не сможем утащить, так взорвем их, к чертям собачьим.

Пленные не обманули. В указанное время действительно появились четыре грузовика с орудиями на прицепе. Три «газона» и очередной «Опель». Рядом с водителями сидело еще по одному солдату. Бой и захват автомашин прошли ожидаемо. Охрана сопротивления оказать не успела, и кладбище пополнилось еще одной общей могилой. Куда побросали и немцев, и остальных, предварительно сняв с них форму. Не обошлось и без ЧП. Водитель двигавшегося последним грузовика, получив свою пулю, умирая, нажал на педаль газа. Машина налетела на стоявшее перед ней орудие. Да так, что ни автомобиль, ни орудие восстановлению не подлежали. Пришлось бросить, сняв запаски и предварительно заминировав все вокруг для прощального фейерверка. В грузовиках оказались боеприпасы, небольшой запас военной формы, немного стрелкового вооружения. На этом сбор трофеев решили прекратить, а то точно влетим. На прощание мы сделали подарок местному населению. Часть немецкой формы, что по тем или иным причинам нам не могла пригодиться, оставили местным жителям. На тряпки. В домах. В подполье. Сюда же легли и совсем изношенные «мосинки» и револьверы.

Колонна уже выстраивалась, когда снова пришлось отвлекаться. Из леса вылетели два мотоциклиста. Хорошо, что снайперы оставались на позиции. Вот только пополнять свои запасы техники мы не стали. Забрав оружие, боеприпасы и форму, приведя аппараты в негодность, под аккомпанемент начавшегося дождя мы покинули хутор. Двигаться решили по дороге в открытую. Для этого водители и часть бойцов переоделись в немецкую форму, а остальные попрятались в кузовах или изображали пленных.

Глава 8

Новые встречи

Путь до лагеря не занял много времени. Хотя и двигались мы не торопясь. Машины были тяжелогружеными, с прицепами, да и водители малоопытные. По пути встретили колонны немецкой техники и пехоты, двигавшиеся в обратном направлении, но внимания на нас никто не обратил. На перекрестке к радиоцентру пристроились к колонне из бронетранспортера и пары грузовиков с солдатами, двигавшейся в сторону Бреста. Вскоре она от нас убежала. Естественно, догонять ее мы не стали. Повернув к себе в лес, остановились переодеться и перевести дух. Заодно отправить вперед разведку предупредить о себе. А дождь все лил…

В лагерь вошли триумфаторами. Нашему возвращению все были рады, а Ермаков, наверное, больше всех. В его распоряжении теперь была настоящая полевая кухня. Вместе с найденным помощником он лично ее отмыл, привел в рабочее состояние и к ночи обещал сварганить ужин – лапшу с мясом и чай.

Обоз Сергея добрался до лагеря практически вместе с нами, опередив всего на полчаса. И тоже благополучно. Правда, уклоняясь от нежелательных встреч, попереживать им пришлось прилично. Колонны немцев шли непрекращающимся потоком. Все были на пределе. Лишь к обеду удалось пробраться в более безопасный район. Акимов, не дожидаясь меня, занялся проверкой бывших пленных. Тем более что у Петрищева с собой были опросные листы.

Рады были и бывшие пленные, оказавшиеся среди своих. Рады были летные мамлеи тому, что их бортстрелок и бойцы, с кем они пробирались на хутор, оказались живы и на свободе.

Все это было хорошо, и даже отлично, но оставался нерешенным еще один вопрос – раненые в лесу. Теперь с наличием трофейной техники его можно было решить значительно быстрее. Вызвав экипаж Савушкина и красноармейцев, что попали вместе с ним в плен, еще раз опросил их. Прикинули маршрут движения. В принципе ничего особо сложного я не видел. Нужно было вернуться по дороге на хутор, проехать еще километров восемь, затем съехать в лес. От съезда с трассы по лесной дороге проехать еще метров триста. Дальше через лес пешком примерно с километр. Как добраться до лагеря по лесу от дороги, помнили и могли показать. Ну а раз так, то нечего откладывать в долгий ящик. Тем более что до конца светового дня времени еще много. Ехать решили на «Опеле» люфтваффе и двух мотоциклах. Документы на транспорт и перевозку пленных подлинные, форма имеется. Натянуть тент и переодеться в уже высохшую трофейную форму – плевое дело. Группа Савушкина поедет в своей форме. Они будут изображать пленных и поедут в кузове под охраной нескольких егерей и снайперов. Погранцы с Дороховым во главе изобразят жандармов на мотоциклах и будут нашей разведкой…

Вообще для меня было странным, что на дорогах не было жесткого контроля за движением транспорта и войсковых колонн врага. Ни тебе постов полевой полиции, ни просто проверки документов. Пристроились в хвост колонны снабжения на таких же «Блицах». На наше присоединение к колонне никто не отреагировал, словно так и надо. Ехали себе спокойно по дороге до нужного нам поворота и дышали свежим воздухом, тем более что дождь прибил пыль.

Карта, как всегда, была неправа. Пришлось еще несколько раз выезжать на трассу и искать съезды, двигаться по лесной дороге и высылать поисковые группы, вполголоса костеря штурмана и его экипаж, пока наконец не нашли нужного нам места. Отъехав от трассы вглубь леса, мы остановились на небольшом пятачке. Дождя тут словно и не было. Осмотревшись и выставив охранение, отправили группу Савушкина за ранеными. С ними пошли и егеря, вновь переодевшись в камуфляж. Вскоре из леса в сопровождении штурмана, опираясь на вырезанные из дерева костыли и палки, пришло четверо раненых. Большинству из них требовалась срочная помощь, и не только медицинская. Худые, изможденные, с дрожащими пальцами и подгибающимися ногами, они тем не менее оставались бойцами. Видя наш «прикид», бойцы сначала шуганулись и явно были настроены вломить Смирнову за предательство. Пришлось их успокаивать, выдав коленце «соленых» словечек. Вроде пришли в себя. Михаил принес неутешительные новости. Из четырнадцати раненых в живых осталось только двенадцать. Двое скончались от ран. Все ходячие были здесь, остальные требовали переноски. Позавчера днем к группе присоединилось несколько скрывавшихся в лесу «восточников». Председатель колхоза, девушка-студентка, санитарка областной больницы и трое красноармейцев. Не дождавшись возвращения летчиков, сегодня днем гражданские и двое красноармейцев ушли на хутора искать продукты и до сих пор не вернулись.

Оставив несколько человек для охраны техники, мы на самодельных носилках принялись таскать раненых. Вообще-то это смотрелось сюром. Увешанные оружием люди в советской и немецкой форме сообща перетаскивали по лесу носилки, сделанные из тонких сосен, шинелей и накидок. Когда все раненые были размещены в грузовике, в глубине леса раздался винтовочный выстрел, а затем еще несколько. Стреляли из «мосинки». Колонна ощетинилась стволами, даже раненые подтянули к себе ближе свои костыли. Кто его знает, что там происходит и не прутся ли по дороге враги.

Перед тем как тронуться в обратный путь, нужно было посмотреть, что там происходит. На разведку отправились мы с егерями и снайперами. Бежать пришлось недолго. Всего-то метров двести, когда услышали голоса.

На небольшой полянке разворачивалась драма. Тут находился десяток человек. Шестеро одетых в штатское беспредельничали. Трое, разложив на земле женщину, насиловали ее. Еще двое рылись в нескольких холщовых мешках. Тут же лежала еще небольшая кучка кое-как сложенных вещмешков. Последний, с винтовкой в руках, больше наблюдал за сотоварищами, чем охранял двух гражданских – высокого мужчину и девушку, сидевших, прислонившись к дереву, со связанными сзади руками. Кроме охранника, оружие было еще у троих. У двух насильников, освободивших свои руки и прислонивших винтари к сосне, и «бугая», смотревшего мешки. Под кустом, чуть в стороне, лежали двое в красноармейском обмундировании. Помощь им уже не требовалась. Бандиты чувствовали себя уверенно, даже караул не выставили. Не считать же таковым «лоха» с винтовкой. В том, что это бандиты, я не сомневался. Не верю, что обычный среднестатистический человек способен на такое. Не верю в благородных преступников, с началом войны в один миг ставших правильными, как это любило в мое время показывать телевидение. Наоборот, эта шваль повылазила из всех щелей и стала с еще большим ожесточением заниматься преступным бизнесом. Что мы сейчас и видели, а раз так, то и нам пора отметиться.

Жалеть я никого не собирался. Распределив цели, мы открыли огонь. Все шесть бандитов остались лежать на земле. Выдвинувшись на поляну, освободили пленных и проконтролировали бандитов. Один, тот, что был без оружия и досматривал мешки, оказался живучим. Пуля попала ему в шею по касательной. Правда, не такой он уж оказался безоружный. Этот «фраер» носил револьвер за спиной под пиджаком, засунув ствол за ремень, а нож – за голенище сапога. Невысокого роста, худощавый, коротко подстриженный, с глазами волка, готовый ко всему, он сидел напротив меня и пытался остановить кровь. Допрос был прост и жесток. Я не ошибся. Это действительно были преступники, привлеченные к работам на строительстве аэродрома в Каменце. С началом войны, вырвавшись на свободу, они занялись привычным делом. Грабили местное население и уничтожали одиночных красноармейцев и немцев. Один из напарников был местным и предложил пробраться в Брест. Ничего ценного он мне больше сообщить не мог, а раз так, то и разговор с ним был короткий.

Ни истерик, ни плача от женщин с момента их освобождения я не услышал. Обнявшись, они стояли в сторонке, пока мы зачищали поляну и собирали трофеи. Закусив губы, молчал и гражданский. Не знаю, что на них подействовало – наше неожиданное нападение, освобождение, форма, экспресс-допрос или смерть бандитов. Но они молча выполняли все, что мы говорили. Нагрузив освобожденных вещами убитых, подобрав трофейное оружие и боеприпасы, мы растворились в лесу. Если выстрелы слышали мы, то их мог услышать еще кто-то. Следовало срочно делать ноги. До машин долетели как на крыльях и сразу же завели технику. На выезде с дороги, подобрав егерей, прикрывавших отход, мы рванули в обратный путь.

Наступление ночи встречали дома, в лагере. Тут царило приподнятое настроение. Хоть слегка и приправленное горечью скорби о павших. Их похоронили, как положено, даже салют был, хоть и всухую.

Гражданские были зачислены в санчасть, ухаживать за ранеными. Разговор с ними мы отложили до утра. Надо было дать людям отойти от случившегося.

Уже в темноте состоялось заседание военного трибунала. Его состав слегка изменился. В него вошел старший лейтенант Паршин. Акимов не зря ел свой хлеб. Во время моего отсутствия он организовал дополнительную проверку прибывшего личного состава. К восьми задержанным на хуторе добавилось еще двое. Суду пришлось рассматривать их дела. Сергей зачитывал показания и обвинение, а уж мы принимали решение.

С первыми пятью вопрос был решен сразу. Согласно показаниям остальных бывших пленных, они вели антисоветскую пропаганду и агитацию. То есть нарушили ст. 58 Уголовного кодекса РСФСР в редакции от 8 июня 1934 года:

58-1. Определение контрреволюционной деятельности.

«Контрреволюционным признается всякое действие, направленное к свержению, подрыву или ослаблению власти рабоче-крестьянских советов и… правительств Союза ССР, союзных и автономных республик или к подрыву или ослаблению внешней безопасности Союза ССР и основных хозяйственных, политических и национальных завоеваний пролетарской революции.»

58-1б. Измена Родине со стороны военного персонала: расстрел с конфискацией имущества.

58-10. Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (ст. 58-2—58-9), а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания влекут за собой – лишение свободы на срок не ниже шести месяцев.

Те же действия при массовых волнениях, или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс, или в военной обстановке, или в местностях, объявленных на военном положении: наказание аналогично статье 58-2».

Следующие пятеро шли уже по ст. 193.14 УК РСФСР в редакции от 05.03.1926: «Самовольное оставление поля сражения во время боя или преднамеренная, не вызывавшаяся боевой обстановкой сдача в плен или отказ во время боя действовать оружием».

Среди бывших военнопленных нашлось несколько однополчан, они-то и рассказали, как эти сдались в плен. Вина обвиняемых была доказана. Смягчающих обстоятельств во всех случаях найдено не было. Так что решение суда для всех было однозначным: применение высшей меры социальной защиты.

Приговор был тут же приведен в исполнение.

К этому времени в лагерь вернулись смены разведчиков и наблюдателей от радиоцентра. По их сообщению, около полудня на хутор в сопровождении нескольких единиц бронетехники и мотоциклистов прибыл легковой автомобиль, из которого вышло несколько офицеров и гражданский. Один из прибывших бронетранспортеров сразу остановился на въезде, перегораживая дорогу с хутора. Его пулеметчики развернули свое оружие на лес, усиливая блокпост. Один из офицеров нес левую руку на перевязи. Встречать их выстроилось все население хутора, порядка сотни человек, и это не считая тех, кто нес дежурство. (Где же они все это время прятались? Неужели по сараям и домам теснились? Или мы что-то просмотрели?) Поздоровавшись и отдав приветствие строю, прибывшие зашли в офицерский дом. При этом у парней сложилось впечатление, что главным был именно гражданский, а офицеры просто сопровождали его. Личный состав был распущен и смешался с вновь прибывшими. Пробыв в доме несколько часов, один из офицеров и гражданский в сопровождении охраны покинули хутор. Раненый остался в доме. После отъезда колонны распорядок дня на радиоцентре не изменился.

Все интереснее и интереснее. Не их ли мы видели на дороге, когда возвращались от жандармов? По числу техники совпадает. Кто это мог быть такой «крутой», что его так усиленно охраняли? Что за начальство посетило лесной объект? На все эти вопросы ответ мог дать только язык. Только вот не всполошится ли народ на хуторе? Я бы тревогу на всю округу поднял, если бы у меня кто пропал. Так что без вариантов. Придется искать ответ на хуторе, когда мы его возьмем.

Глава 9

Дела и заботы

Этот день я решил провести в лагере, решая накопившиеся вопросы и контролируя процесс подготовки отряда к штурму радиоцентра и лесоповала. За час до общего подъема разведчики и егеря, решая задачи, нарезанные мной вечером, убежали по своим делам. Среди них была задача совместно с Поповым посетить поляков, участвовавших в убийстве наших военнопленных. Прощать я этого не собирался.

Порядок в лагере поддерживался на должном уровне. На часах больше никто не спал. Службу несли по Уставу. Словно и войны нет. Об этом говорили и выстроенные в тени деревьев под масксетями автомашины, мотоциклы, повозки и орудия и вышагивающие около них часовые и бойцы, отдыхающие в трофейных палатках.

Завтрак был вкусен и горяч. По сообщению старшины, заслуга в этом была нашего вчерашнего «найденыша» из числа гражданских. Вот и повод побеседовать с ним, а то ходит человек по лагерю, еду готовит, а кто он такой, я и не знаю. Серега вон с ним парой слов перекинулся, а я так и не удосужился.

Женщины вроде бы чувствуют себя более или менее хорошо. Еще по дороге к стоянке я предупредил своих парней не распространяться о случившемся. Мои парни даже обиделись.

– Всякое в жизни бывает. Мы могила, – сказал Метелкин. – Вы, товарищ лейтенант, не беспокойтесь. Все понимаем. Если что, то мы голову оторвем тому, кто их обидит или хоть слово скажет.

Женщина, что постарше, до войны работала санитаркой в больнице и быстро нашла себе работу по специальности в санчасти. Молодая от нее не отставала. Оставив общение с ними на потом, попросил Никитина позвать ко мне «председателя колхоза».

Вскоре передо мной стоял высокий, средних лет, поджарый, с проседью в коротко стриженных волосах, с кучей синяков на лице и руках, с явно военной выправкой мужчина. Кто-то дал ему вместо порванной рубашки гимнастерку, сидевшую на нем хорошо и правильно. Ни одной ненужной складочки под ремнем.