banner banner banner
Мы из Бреста. Путь на запад
Мы из Бреста. Путь на запад
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Мы из Бреста. Путь на запад

скачать книгу бесплатно


– Согласен с вами, Павел Анатольевич. Когда вы можете быть готовы к проведению операции? – спросил у меня представитель Генштаба.

– В течение суток можем выслать группу разведки и корректировки. К исходу вторых суток начать переброску подразделений бригады.

– Участие в операции примет вся ваша часть?

– Нет. Мы не сможем быстро сменить подразделения на заставах в горах и снять батальоны, задействованные в обороне Орджоникидзе, а также самоходно-артиллерийские и бронетанковые подразделения.

– То есть у вас будет всего один-два батальона?

– Если говорить точно, то я бы хотел задействовать следующие свои подразделения – два штурмовых батальона, те, что стоят сейчас в Орджоникидзе. Батальон автоматчиков из Грозного, отдельный минометный дивизион[34 - 16 минометов калибра 82 мм и 8 минометов калибра 120 мм.]. Плюс разведрота, рота противотанковых ружей, взвод ПВО[35 - 8 пулеметов калибра 12,7 мм.], отдельный батальон связи, саперная рота, медико-санитарная рота, комендантский взвод, подразделения боевого и материального обеспечения. Было бы неплохо забросить к нам наши артиллерийские подразделения – истребительно-противотанковый[36 - 12 пушек калибра 57 мм.] и артиллерийский[37 - Восемь 76-мм орудий.] дивизионы, батальонные батареи 45-мм орудий[38 - По 4 единицы на батальон.] и минометные роты[39 - По 9 минометов калибра 82 мм на батальон.].

– Запросы у тебя, Седов. Как у Наполеона.

– Уж какие есть. Без тяжелого вооружения и значительного запаса боеприпасов мы не сможем долго удержать город в своих руках.

– Придется задействовать всю транспортную и бомбардировочную авиацию 4-й и 5-й воздушных армий для доставки личного состава и необходимых грузов. В Невинномысске есть аэродром, построенный для приема наших бомбардировщиков. По сообщению разведки, аэродром врагом не используется. Если это так, то значительную часть бригады можно будет высадить посадочным способом, – задумчиво склонив голову над листом бумаги и что-то там чиркая, сказал генерал-майор Штеменко. – Где вы собираетесь собрать личный состав бригады?

– В Грозном. Там уже стоит один из моих батальонов, есть группа авианаводчиков и егерей, способных провести необходимую разведку.

– Что ж, место действительно удобное. Тем более что на авиаузле «Грозный» сейчас находится 219-я бомбардировочная авиадивизия. У нее на вооружении «Пе-2» в 366-й бап и «Бостоны» в 244-м и 859-м бапах, – просматривая свои записи, сказал Штеменко.

– Насколько я знаю, использовать «Пе-2» и «А-20» «Бостоны» в качестве транспортных смысла нет. Нам бы лучше подошли «ТБ-3» или «ПС-84». Первый может взлетать с перепаханных полей, садиться в снег глубиной до метра. Возит на внешней подвеске тяжелые негабаритные грузы, в том числе грузовики «ГАЗ-АА», артиллерию, танкетки. Между стойками шасси в собранном виде могли уместиться зенитное орудие. Второй берет несколько большее количество бойцов и груза.

– Понятно. Я этого не учел. Самолетами «ПС-84» оснащен 325-й полк авиации дальнего действия.

– По опыту прошлого года, для того чтобы высадить все подразделения, потребуется около 40 «ПС-84» и 22 «ТБ-3». На переброску личного состава и вооружения им потребуется четверо суток при двух-трех вылетах в день. Для доставки остальных грузов можно использовать «Бостоны» и СБ. Парашюты потом можно будет возвращать с транспортниками.

– Вы сможете столько времени удерживать город?

– Постараемся. Все будет зависеть от того, кто на нас навалится – пехота или танки. И главное – будет ли для нас воздушное прикрытие. Кубань прикроет нас с юга, ну а атаки с севера постараемся отразить. В любом случае, уничтожив автомобильный и железнодорожные мосты через Кубань и Большой Зеленчук, мы минимум на месяц сорвем поставки войскам врага. Нам желательно иметь проводников, хорошо знающих город и окрестности, а также подробные карты местности.

– Проводников мы вам найдем. В том районе Ставрополья действует небольшой партизанский отряд. В городе есть наши люди. Кроме того, часть бойцов 66-го полка НКВД, державшего оборону города, сейчас находится в Орджоникидзе. Их тоже можно использовать в качестве проводников. Картами, я надеюсь, вас снабдит товарищ генерал-майор.

– Сделаем. Приготовьте список всего, что вам необходимо, и выезжайте к себе в часть. Начинайте сбор личного состава и готовьте разведгруппу к заброске. Я доложу ваши предложения Военному Совету фронта и Генштабу…

Глава 6

Из дневника ефрейтора Вилли Вольфзангера (реал. ист.)

…В начале декабря 1942 года рота прибыла на Кавказ. Так началось наше боевое крещение. Впервые мы услышали свист снарядов, треск пулеметов, рев минометных установок и разрывы гранат. И это уже была не игра. До этих пор, кроме сожженных деревень, подбитой техники, могил и пожаров на нашем пути, мы не видели настоящей войны. Правда, она уже тогда показала нам свое лицо. Однако теперь на наших глазах атакующие солдаты, сраженные пулями, падали на сырую землю. Лилась кровь, и брели по дорогам раненые. И если ранее мы не сделали из наших винтовок ни одного выстрела, то сейчас они уже пошли в дело.

В первый же день, выйдя на линию фронта, мы атаковали одну из деревень. Защищавшие ее русские быстро оставили свои позиции и бежали. Впрочем, и я потерял мою роту. Когда мы выходили из грузовиков, которые оставались в укрытии, я увидел плачущего солдата, который сидел в снегу. Он отморозил ноги и был не в силах идти дальше. Лошадь, которую он вел, упала. Я с трудом поднял ее, вывел на улицу и по следам добрался до деревни. Замерзший, постучался в первый же дом и попросил дать мне чего-нибудь поесть. Я не знал, что несколькими домами дальше ночевали русские солдаты, которых разбудили выстрелы нашей атакующей роты.

На следующее утро я присоединился к своим. Вскоре нас обстрелял показавшийся у станции бронепоезд, и мы зарылись по шеи в снег. Ничего другого не оставалось, как только молиться. Но мы не молились о спасении своей жизни, мы просили у Бога только того, чтобы он придал нам мужества, которое позволило бы нам сохранить гордость мужчины, а не труса. Трусость была хуже смерти, и даже я, мирный человек, презирал каждого, который дрожал за жизнь и хотел избежать своей судьбы. Я был готов к любым испытаниям. Таков был смысл нашего существования в то время. И в душе среди всего этого ужаса и хаоса продолжало оставаться чувство какой-то детской бравады.

Наши орудия ничего не могли сделать с этим стальным чудовищем, которое, однако, вечером ушло вслед за отступающими русскими войсками. В полночь мы уже шли по улицам занятой деревни мимо горящих домов и изб, нарушив мирный сон местных жителей. Голодные солдаты входили в уцелевшие дома, и крестьяне выносили им хлеб и молоко. Но этого военным было недостаточно. Солдаты хотели меда – и находили его, разоряя ульи, – муки и сала. Крестьяне умоляли оставить им хоть что-нибудь на пропитание, женщины плакали. В страхе перед голодной смертью один из крестьян попытался отнять у солдата награбленное, но тот размозжил ему череп прикладом винтовки, застрелил женщину и в ярости поджег дом. Шальной пулей он был убит в ту же ночь. Впрочем, мы не искали божьего суда на войне.

На второй день русские упорно оборонялись. Только шаг за шагом наши части продвигались вперед. Я оставался в обозе с пулеметом, защищая машины с боеприпасами. Бесконечные часы стояли мы в снегу и ледяной каше на сильном ветру и ели замерзший сотовый мед. Хлеба и воды нам не хватало. Я уже не чувствовал ног. Солдаты отморозили пальцы ног, уши и руки, когда носили ящики с боеприпасами. Они порой не замечали, как кровь застывала в конечностях. Часами должны были они лежать неподвижно в снегу, в то время как снаряды противника со свистом пролетали над ними. Сначала мы были злы и чрезмерно раздражительны, но потом становились безразличными ко всему и тупыми. Наконец нашим войскам удалось продвинуться. Был захвачен небольшой хутор, но русские сожгли его перед своим отступлением. Мы нашли солому, расстелили ее в овражке, положили плащ-палатки и заснули, прижавшись друг к другу. Ноги были ледяными, но сон оказался сильнее холода. Но те, кто приходил с передовых позиций, не решались ложиться. Они видели наши побелевшие лбы и справедливо опасались тотального обморожения. В конце концов они растолкали нас. Зажгли костры, сгрудились вокруг и время от времени бегали, не отходя от огня, ожидая наступления дня. Тьму ночи прорезывали кроваво-красные огни горящих вокруг деревень, лишь холмы оставались невидимыми. Над ними звучал беспрерывный гром разрывающихся снарядов. Эта обстановка приводила меня к какому-то странному безразличию.

Поступил приказ к дальнейшему продвижению. Мы вышли и вскоре заняли первые высоты без какого-либо сопротивления русских. Я, нагруженный пулеметом, отстал вместе с двумя приятелями, так как мы очень ослабли во время ночевки в деревне и не могли выдержать темпа марша. С холмов был виден маленький город в долине и ряды домов на высотах вокруг него.

Мы лежали в снегу среди группы пехотинцев из другой части. Русские вели беспорядочный стрелковый огонь, который в любой момент мог накрыть нас. Мы вынуждены были лежать неподвижно, не предпринимая никаких действий, и были совершенно беззащитны. Не что иное, как пушечное мясо.

Внезапно один из нас поднялся. Никто не давал такой команды, но мы вскочили вслед за ним, облегченно вздохнув. Этот поступок был совершенно неосознанным и вовсе не свидетельствовал о нашей храбрости. Просто мы уже не могли лежать в снегу, измотанными от холода и безделья, в каком-то напрасном ожидании. Нас охватило безумие, радость от возможности двигаться, какое-то воодушевление и скорее даже опьянение. Мы не боялись ни смерти, ни опасности, хотя действия наши были бессмысленными.

Некоторые из нас падали, сраженные пулями. Раздавались крики раненых. Но мы ни на что не обращали внимания и как одержимые бросились в атаку на врага. В конце концов, несмотря на пулеметный огонь и снаряды, ложившиеся вокруг нас, достигли окраины города и вломились в первые же дома. Безжалостно расстреливали жителей и спешно нагружали вещевые мешки легкой добычей: медом, салом, сахаром, свежим хлебом. В это же время в соседнем доме русские оказали решительное сопротивление нашим солдатам и не оставили никого в живых.

В конце концов русские оставили город. Наступила ночь. Наши части занимали горящие фабрики и элеваторы. Мосты взлетали на воздух, минометы еще продолжали обстреливать нас, но мы уже не заботились об этом.

Мы заходили в дома и погружались в сон, даже не выставляя часовых.

На следующий день мы увидели руины горевших домов. Улицы были покрыты мусором, битым кирпичом, осколками стекла и обугленными балками. Мы наслаждались днями отдыха.

В первую ночь простые люди отнеслись к нам радушно. Они угощали нас, стирали мундиры, одалживали свои подушки и одеяла, как в хорошем лагере. Мы относились к этому с пониманием и безгранично доверяли им. Эти дни проходили как во сне. Если мы и вспоминали о боях, то чувствовали какую-то смесь ужаса и разочарования. Борьба, опасности и близость смерти теперь уже не пугали нас, и мы не думали об ужасах войны. Она не потрясала и, пожалуй, даже увлекала, хотя ужас преследовал нас повсюду. Мы не знали, ожидали ли нас жестокие сражения, разочаровала ли быстрая победа. И все же какой-то внутренний голос утверждал, что для нас было бы лучше попасть в плен или получить ранение. Не бои заставляли нас страдать, а морозы и ожидание чего-то неизвестного. Лишь после того, как мы долго пробыли на войне, ужас стал охватывать нас при виде множества убитых и умирающих вокруг.

В то время я сумел быстро преодолеть себя. Старался по возможности оставаться в одиночестве, пребывал в бескрайней апатии и старался, чтобы меня ничего не задевало…

Мы остановились в доме, где жили две молодые женщины, которых мы называли дочерьми мировой революции. Их гордость вопреки простоте обращения производила на нас большое впечатление. Они как будто бы чувствовали союз, который связывал их ровесников, в то время как война разделяла их. У нас с ними было много сходного в их желаниях, настроениях и умении находить с чужими людьми общий язык. Некоторая таинственность не мешала нам жить с ними в мире. Мне даже хотелось бы встретить их в конце войны.

С нашим реквизированным медом, хлебом и картофелем мы готовили с ними совместный праздничный обед, весело болтая о чем попало.

Последний вечер в Стешигри мы провели в семье землевладельца, которая всю свою жизнь занималась жилищным строительством. Хозяин показывал нам альбом фотографий дореволюционного времени. Сильный здоровый старик дворянского происхождения и патриархальных взглядов представил своих дочерей, нежных, простых девушек, которых он держал в своих руках, как будто бы они все вместе нашли убежище в этом чуждом для них мире и старательно оберегали свое прошлое, свою ушедшую молодость. Он сначала насмешливо спел «Интернационал», а затем сквозь слезы Царский гимн, песню о Стеньке Разине и духовные песнопения.

С его женой я говорил на французском языке. Знала она его неважно и говорила с робостью. Ее лицо все еще было прекрасно, однако сильно увяло от пережитого горя. От нее я узнал об экспроприации в Советской России, нелюбимой работе и растущей нужде. Сына ее сослали в Сибирь, об участи своей дочери в Одессе, состоящей там в браке, она не знала. Фотографии, сохранившиеся от лучшего для этой семьи времени, вызвали наше любопытство. Мы выражали свое сочувствие этой семье. Мы еще не понимали, как с установлением нового порядка и новой жизни Россия могла отказаться от такого ценного прошлого.

Затем двинулись дальше на исходные рубежи…

Глава 7

Невинномысск

…День придет, решительным ударом
В бой пойдет народ в последний раз.
И тогда мы скажем, что недаром
Мы стояли насмерть за Кавказ…

    (Из «Баксанской песни»)

Из газеты «Комсомольская правда» (реал. ист.)

…Братья-близнецы Иван и Дмитрий Остапенко были родом из Луганской области. В начале войны их призвали в РККА, но отправили не на фронт, а на курсы бронебойщиков, после чего определили служить в мирное еще тогда Закавказье, где, правда, в любой момент могла начаться война с турками. Лишь осенью 1942 г. настала очередь отправляться на фронт и 10-й гвардейской стрелковой бригаде, где служили братья.

Бригаду включили в состав 9-й армии генерала Коротеева и направили в Северную Осетию. В те дни немецкому командованию удалось скрытно произвести перегруппировку 1-й танковой армии группы армий «А» и сосредоточить ее основные силы (2 танковые и 1 моторизованную дивизии) на Нальчикском направлении для захвата Орджоникидзе, чтобы затем развить удар на Грозный и Баку и по Военно-Грузинской дороге на Тбилиси. На шестикилометровом участке прорыва враг создал трехкратное превосходство в людях, одиннадцатикратное превосходство в орудиях, десятикратное в минометах и абсолютное превосходство в танках. Последнее означает, что танков 37-я армия, противостоявшая немцам на этом участке, вообще не имела.

Прорвав фронт, немцы и румыны… вышли на подступы к городу Орджоникидзе (Владикавказу). Это была самая восточная точка, до которой дошло немецкое военное соединение. Однако… наступление противника было остановлено, а на следующий день начались контрудары советских войск.

Благодаря успешному продвижению 11-го гвардейского стрелкового корпуса основные силы 23-й танковой дивизии немцев оказались почти полностью окруженными. У них оставался лишь узкий коридор в районе Майрамадага шириной в три километра. Танки устремились в этот коридор, но на их пути встали бойцы 10-й гвардейской стрелковой бригады, в которой и служили братья-бронебойщики. Ни танков, ни противотанковых орудий в бригаде не было. Вся тяжесть борьбы с танками легла на наших бронебойщиков.

Как только немецкие танки подошли на стометровое расстояние, бронебойщики ударили из своих ружей. Дмитрий Остапенко первой же пулей угодил в башню ведущего танка. Танк клюнул носом и окутался облаком черного дыма. Открылся люк. Из него вырвалось пламя, и сноп искр взлетел к небу. Это рвались немецкие боеприпасы. Горящий танк преградил путь другим машинам. У немцев возникло замешательство. Этим умело воспользовался Дмитрий. Он стрелял то по одному, то по другому танку. Пуля Дмитрия перебила гусеницу одного из танков, и машина завертелась на месте. Еще один танк Дмитрий поджег, всадив пулю в моторную группу. На выскакивающих из люков солдат и офицеров Дмитрий не обращал внимания: беглецов, так же как и автоматчиков, сидевших на броне, уничтожал пулеметчик Портянкин. С другого конца окопа доносились выстрелы из бронебойки другого брата – Ивана. С каждой минутой подбитых танков становилось все больше и больше. Немецких танкистов объял животный страх. Они повернули назад.

В этом трудном бою Дмитрий истребил восемь танков противника, но прошло немного времени, и вдали снова загрохотали вражеские танки. Против наших войск двигалась новая большая группа немецких танков.

На этот раз Дмитрий действовал с еще большим искусством. Подпуская танки на пристрелянную дистанцию, он бил, как снайпер. Ни одна его пуля не прошла мимо цели. Однако в самый ответственный момент боя патроны закончились. На окоп Дмитрия наполз Pz.Kpfw.IV и начал его утюжить. Дмитрий успел перебраться в соседнюю ячейку и оттуда открыл огонь из ППШ[40 - Пистолет-пулемет Шпагина.] по немецкой пехоте. Тут его заметили немецкие танкисты, и в Дмитрия полетел 75-миллиметровый снаряд. Взрывом Дмитрий был контужен и после боя попал в плен.

Иван же вместе с поредевшим подразделением отошел на новые позиции, где немецкие танки были окончательно остановлены.

Отрезанные под Орджоникидзе немецкие части были полностью разгромлены. Нашими войсками было захвачено 140 танков, 70 орудий разных калибров и другие трофеи. Немецко-румынские части потеряли только убитыми свыше 5000 солдат и офицеров.

Когда подсчитали танки, подбитые в этом бою, то оказалось, что Дмитрий подбил 12 танков, а Иван – восемь. Ивану за этот бой дали орден Ленина. Эту же награду получил и пулеметчик Портянкин. Дмитрию же посмертно присвоили звание Героя Советского Союза.

Однако вскоре Дмитрий Остапенко бежал из плена и оказался в расположении наших войск. Свою звезду Героя Дмитрий Остапенко получил в Кремле из рук Михаила Ивановича Калинина. Пожимая руку герою, Михаил Иванович улыбнулся и сказал: «Дважды рожденный, поздравляю!»

* * *

Отправили нас в тыл к немцам в ночь на пятый день немецкого наступления. Когда уже было точно установлено направление главного удара врага – Ардон – Чикола – Алагир – Гизель – Орджоникидзе, а также введение им в бой 5-й СС-панцергренадерской дивизии «Викинг»[41 - 5. SS-Panzergrenadier-Division «Wiking».]. К этому времени 23-я тд вермахта после тяжелого боя взяла штурмом Алагир и Салугардон. 13-я тд захватила Фиагдон. Противник, наступая силами до 100 танков и мотопехотой, прорвал внешний обвод Владикавказского укрепленного района на участке Фиагдон, Дзуарикау, а его передовые части переправились через р. Гизель-Дон (Архонка) и вышли в район Гизель.

Я уж думал, что мы так и останемся стоять в резерве фронта и что зря выдернул из Орджо 2-й штурмовой батальон, остальные подразделения, запланированные мной для участия в операции, провел смену егерей с горных застав на бойцов Грозненского полка НКВД. Провел с командирами подразделений игру на картах и заставил их отрабатывать с бойцами бой в городе. Вместе с начальником инженерной службы прикинули планы минирования и прикрытия, восстановления старых оборонительных укреплений… Ан нет!

Судоплатов приехал в Грозный вместе со Штеменко во второй половине дня 8 декабря, дал команду на сбор и сразу же повез меня на аэродром на встречу с командиром бомбардировочной авиадивизии и командиром транспортного авиаполка. Где взяли быка за рога – что меня, что летунов, сообщив всем собравшимся о начале операции.

Мое предложение по захвату Невинномысска было одобрено на всех уровнях. А раз так, то нам нечего сидеть в Грозном – сегодня же в дорогу. Бойцы, сидевшие в автобусе, прибывшем вместе с комиссаром ГБ, были нашими проводниками.

Оказывается, сразу же после обсуждения моего предложения в Тбилиси, не ожидая одобрения высшего командования, в район Невинномысска была заброшена разведгруппа. Несколько партизанских отрядов было выдвинуто к Минводам, Ворошиловску (Ставрополю), Майкопу и Горячему Ключу с задачей контроля за перемещением войск противника и организации диверсий на дорогах. А на аэродромы Грозненского авиаузла были собраны все транспортные борта, имевшиеся в распоряжении фронта и Черноморского флота. Для нас сняли даже те самолеты, что работали на обеспечении Севастополя.

Летуны в наше распоряжение предоставили 3 трофейных «Ю-52», 24 транспортных «ПС-84» и 5 «ТБ-3», два бомбардировочных полка[42 - 859-й бап и 244-й бап.] на «Бостонах» и 926 иап на самолетах «ЛаГГ-3» для истребительного сопровождения.

Планировалось, что под прикрытием истребителей один из бомбардировочных полков нанесет удар по железнодорожной станции Минвод, второй по Ставрополю. Ну а мы под этот шумок должны были посадочным способом высадиться на аэродроме в Невинномысске и захватить городок. Разведка подтверждала возможность посадки самолетов на аэродром и должна была его подсветить. Именно для захвата аэродрома и высадки боевой группы выделялись трофейные «Юнкерсы». Летный и штурманский состав для операции подобрали из числа тех, кто хоть раз, но бывал на аэродроме в Невинномысске.

С наступлением сумерек все и началось.

Первыми на «Юнкерсах» ушла одетая под немецких десантников группа Дорохова и авианаводчики. Через полчаса следом за ними поднялись «ТБ-3», несущие противотанковые орудия и их расчеты; еще через 10 минут стартовали первая волна десанта и бомбардировщики. Следующая волна должна была вылететь через час. Остальные по графику и возвращению бортов.

Захват аэродрома и высадка десанта прошли более чем успешно.

«Юнкерсы», неся положенные бортовые огни, прошли над городком, развернулись и спокойно с включенными фарами сели на заснеженном аэродроме. Не выключая двигатели, разгрузились и тут же вылетели в обратном направлении.

Дорохов со своими парнями занял аэродром без боя. Воевать было не с кем! Немецко-румынский гарнизон аэродромом не интересовался, охраны тут не держал, пост был лишь на выезде из городка в нескольких кварталах от аэродрома. Разведчики, встретив моих парней, сразу же повели их к позициям зенитчиков, прикрывавших жд станцию «Невинномысская» и мосты через Кубань. Действуя «безшумками», «дороховцы» смогли уничтожить дежурные расчеты батареи у жд станции, охрану у бараков с военнопленными и два патруля вспомогательной полиции, прогуливавшиеся по станции. Без шума и крика удалось захватить капитана коменданта, командира зенитного дивизиона и майора – командира железнодорожного батальона, прибывших на аэродром выяснить причину происходящего. Поэтому посадка десятка транспортников прошла в спокойной обстановке.

Ну а дальше был бой с охраной мостов через Кубань и постов на выезде из городка, захват казарм гарнизона и железнодорожников, отделения гестапо и вспомогательной полиции, эшелонов, стоящих на путях, складов, господствующей над городом горы Невинской с расположенной там зенитной батареей и наблюдательным пунктом. В основном это удалось сделать быстро и тихо. Только и пошумели, когда брали охрану мостов и зенитчиков на западном берегу. Очень уж там были бдительные часовые и дежурные у орудий, даже стрелять собирались. Правда, это им не сильно помогло. Все там полегли.

Не помогло врагу правильное несение караульной службы и часовым у склада артиллерийских боеприпасов. Мои парни оказались лучше подготовленными, да и против крупнокалиберных пулеметов не все стены помогают. Саперам и остальным не занятым в истреблении врага бойцам сразу же нашлось дело – использовать хранящиеся на складе снаряды для минирования подходов к городку.

В качестве трофеев на жд станции «Невинномысская» нам досталось восемь паровозов, два десятка пустых вагонов, несколько эшелонов с топливом, продовольствием и бронетехникой. Все это тоже пошло в дело.

Еще два жд состава мы взяли на станции «Зеленчук». Один был с эвакуируемым имуществом 1-й танковой армии, второй с тяжелоранеными. Имущество-то, понятное дело, нам пригодилось, а вот эшелон с ранеными доставил хлопот. Куда их девать? Не было у меня возможности заниматься их отправкой к нам в тыл. Со своими ранеными бы разобраться!

Вроде и боя как такового не было, а шесть убитых и два десятка раненых набралось. Хорошо, что хоть половина раненых была с легкими осколочными ранениями, остались в строю и занялись фильтром бывших военнопленных. Остальных пришлось отправлять в госпиталь Грозного. Вместе с ранеными отправили и часть захваченных пленных.

Тем не менее решать вопрос с находящимися в поезде ранеными надо было по-любому, но и сообщать врагу о том, что мы заняли станцию, было еще рано. Поэтому приняли решение пока подержать эшелон под охраной на станции, а там посмотрим.

Перечень захваченных бронетрофеев очень обрадовал. У нас в распоряжении оказались: пять САУ «Marder II»[43 - Нем. «куница», 7,5 см Рак 40 AUF PZ.KPFW.II A-F, «Marder» II (sd.kfz.131), истребитель танков на шасси танков «Pz.Kpfw.II» Ausf, «A-F», вооруженный 75-мм противотанковой пушкой «Рак 40».], шесть «троечек», оснащенные длинноствольной пушкой 5 cm KwK39 L/60[44 - PzKpfw «III Ausf. J».] и две «четверки» с длинноствольной пушкой 7,5 cm KwK 40 L/43 (48), бортовыми экранами и грушевидным дульным тормозом[45 - «Pz Kpfw IV Ausf F2».]. Эти машины шли на укомплектование моторизованной дивизии «Викинг» и 4-го танкового полка 13-й танковой дивизии. Классные трофеи. Тем более что среди моих бойцов хватало прошедших обучение на них (зря мы, что ли, их обучали пользоваться трофейным вооружением), пусть и более ранних моделей.

Пришлось срочно собирать экипажи и ставить им боевые задачи на Минводовском направлении.

Нашлась работа и для моего почти что штатного специалиста по бронепоездам – Сафонова. Вагоны и паровозы есть, орудия, пулеметы и пара свободных танков тоже. Освобожденные из плена бойцы и командиры, а также железнодорожники из местного депо тоже присутствуют. Так что вперед формироваться и в бой, а то у меня тут три неприкрытые жд ветки и столько же крупных железнодорожных мостов имеется.

Всего кроме вышеперечисленного в качестве трофеев нам досталось 16 зенитных орудий, 9 бронетранспортеров, 63 автомашины, 20 мотоциклов, 34 пулемета, около 800 автоматов и винтовок, 4 склада с продовольствием, боеприпасами и топливом.

Операция шла по графику. Транспортные самолеты все прибывали и, не задерживаясь, выгружались.

Прибывшие с первой волной противотанкисты с группой прикрытия сразу же после захвата города на трофейных немецких гусеничных бронетранспортерах ушли в сторону станицы Барсуковской, чтобы в районе Закубанского леса оседлать перекресток дорог на Ворошиловск (Ставрополь) и Армавир. Именно оттуда я ждал первые отряды противника, направленные для помощи гарнизону города.

Следующая батарея заняла позиции в Красной Деревне, прикрывая дорогу на Черкесск.

До утра мы приняли три волны десанта и волну «Бостонов», сбросивших нам на гору Невинскую, где теперь располагался мой штаб, боеприпасы и продовольствие.

Сообщение о первом бое пришло с рассветом. Как я и ожидал, со стороны Ставрополя противник выдвинул разведку – до роты пехоты на БТРах и грузовиках, усиленной двумя легкими танками. Встретили. Накостыляли. Сожгли оба танка и пять грузовиков с пехотой, остальные отступили. Преследовать врага я запретил, а вот трофеи собрали. Особенно боеприпасы и продовольствие. Нам неизвестно, сколько тут куковать и что будет с нашим снабжением, а раз так, то, что попало нам на глаза, должно быть оприходовано.

Следующая попытка пробы сил была со стороны Армавира. Ничего не скажу. Хорошая была попытка, умная, с использованием импровизированного бронепоезда из четырех площадок с танками и ротой десанта из числа румынских егерей. Ну, да и мы не лыком шиты. Ждали их. Сафонов успел один артпоезд (по уже установленной традиции названный «Брест») из пары площадок с «Ахт-Ахтами»[46 - Нем. «Acht-acht», «восемь-восемь», 8,8-cm Flugabwehrkanone 18/36/37, буквально 8,8-см зенитная пушка образца 18/36/37.] и двумя «троечками»[47 - «PzKpfw III Ausf. J».] собрать. Так что смог своим огнем не только поддержать штурмовиков в отражении атаки, но и подбить две площадки с танками, заставив врага отцепить поврежденные вагоны и отступить.

Пока была возможность, личный состав врывался в землю, восстанавливая окопы, доты, дзоты на высотах Великокняжеской и Ивановской горе, готовя каменные здания станций к обороне. Все прекрасно понимали, что бой за городок будет жестоким.

Почему немцам он был так важен? Что такого в этом небольшом десятитысячном городе районного подчинения? Вот что о нем писал в своей книге «Марш на Кавказ. Битва за нефть» немецкий историк Вильгельм Тике: «…Невинномысск имел особое значение. Через него наряду с важной железной дорогой, ведущей с запада на восток, проходит нефтепровод Грозный – Ростов. Здесь начинается Военно-Сухумская дорога, это – отправной пункт коммуникаций с Закавказьем…»

Именно поэтому я и настаивал на том, чтобы провести операцию именно здесь, и теперь врагу придется напрячь все свои силы, чтобы нас отсюда выбить.

После небольшого раздумья эшелон с ранеными немцами пришлось отправить по назначению – на Армавир. Поступил я так далеко не из гуманных побуждений. Мало нас. Очень мало, и не дай бог враг узнает об этом! Пусть уж немецкий комендант Армавира голову поломает – почему и для чего мы после разгрома его десантной партии отправили по назначению эшелон с ранеными. По-моему, он обязательно этим вопросом озаботит свое начальство, а оно тоже будет «чесать репу» – в чем подвох? Будут пытать медперсонал поезда и раненых о событиях ночи. А как известно, у страха глаза велики – вот опрашиваемые и расскажут о массовой высадке русского десанта в Невинномысске, раз всю ночь над городом кружили самолеты и страшные русские в штурмовом снаряжении их охраняли и пугали… Рассказ «пассажиров» дополнят сведения «армавирского десанта» и «ставропольских разведчиков». Никто же не отменял «проявление героизма на поле боя» перед превосходящими силами противника. Одна противотанковая батарея в рапорте офицерского состава превратится минимум в артиллерийский полк, а штурмовая рота в батальон. Очень надеюсь, что совместными усилиями немецкое командование придет к выводу – что нас тут не горстка диверсантов, а минимум дивизия. И, отправив к ним раненых, мы поступили «по-рыцарски», стараясь не брать на себя ответственность за их гибель под бомбами в ходе сражения.

Что немцы сделают потом? Сначала дадут команду усилить оборону занимаемых населенных пунктов и вновь вышлют разведку – наземную и воздушную. Наземную мы постараемся встретить и на ноль помножить. А вот с воздушной поиграем. Если будет что-то типа «Шторьха»[48 - Самолет целеуказания и связи Fieseler Fi 156 Storch.] – собьем, а вот «раме»[49 - Тактический разведчик и корректировщик «Focke-Wulf Fw 189 Uhu».] дадим полетать и посмотреть. Особенно на аэродром и оставленные там следы посадок множества бортов, а также поврежденный ТБ. Пусть снимет и наши работы на высотах по подготовке обороны, а также составы с топливом на всех захваченных нами железнодорожных мостах через Кубань и Зеленчук.

Этим мы выиграем минимум полдня. Нужно же будет полученную информацию обработать штабам. А вот потом наступят тяжелые для нас часы ожидания немецко-румынских войск. Почему именно их? Есть же и другие? Действительно в распоряжении командования 44-го и 49-го корпусов есть словацкие и итальянские горные стрелки. Я, честно говоря, не верю, что их бросят в бой против нас. И вот почему: немцам срочно нужен результат – отбить город и железнодорожную станцию, иначе из-за отсутствия топлива и других видов снабжения их мехчасти и соединения 1-й танковой армии Клейста посетит «песец», что равносильно полному разгрому. Особенно с учетом нашего скорого наступления на Моздокско-Орджоникидзевском направлении. Именно поэтому генерал-полковник Рихард Руофф из имеющихся в его распоряжении 15 дивизий, пехотной и кавалерийской бригад, а также 7 дивизий 3-й румынской армии генерал-полковника Думитреску бросит против нас наиболее подготовленные и проверенные в боях части, которые смогут переломить ситуацию в свою пользу. Самым простым способом для него будет использовать немецких горных егерей из 49-го горного корпуса, тех, что расположились здесь у нас под боком в Черкесске и Минводах. А несколько позже, если мы, конечно, выдержим первый удар, к ним присоединятся их «комрады» из Майкопа – подразделения 44-го корпуса и румынский кавалерийский корпус[50 - В составе 5-й, 6-й и 9-й кавалерийских дивизий.] плюс 3-я румынская горнопехотная дивизия генерала Фильчинеску. Остальные союзнические же части оккупантов будут в резерве или останутся охранять перевалы в сторону Черного моря.

Реально? Вполне. Что мы имеем в итоге?

В 49-й корпус входят 1-я генерал-лейтенанта Губерта Ланца и 4-я генерала Эгельзеера горнопехотные дивизии и эскадрилья дальней разведки B/F 121. По сведениям разведки, часть сил этого корпуса была замечена на Орджоникидзевском (Владикавказском) направлении. Вроде как это были части 4-й горнопехотной дивизии[51 - 13-й, 91-й горнопехотные полки, 94-й горновьючный артполк и другие части.]. То есть против нас могут быть использованы части 1-й горнопехотной дивизии – 98-й, 99-й горнопехотные полки, 79-й горно-вьючный артиллерийский полк, саперный батальон, а также ряд вспомогательных частей: батальон снабжения, батальон связи, самокатный батальон, противотанковый дивизион, а также полевая жандармерия.

Насколько я помню, немецкий горнопехотный полк образца 1941 года состоит из трех батальонов, противотанковой и штабной рот. Батальон насчитывает около 900 человек и подразделяется на три роты по 150 человек каждая. Рота в свою очередь делится на взводы, секции и отделения (группы) наряду со стрелковым оружием, имеющим 12 ручных, 2 станковых пулемета, три 50-мм миномета, два 81-мм миномета, три ПТР Pz.B39[52 - Противотанковых ружья.]. Кроме линейных подразделений, в состав батальона входят рота тяжелых вооружений и пулеметная рота. В роте тяжелых вооружений есть артиллерийский взвод с двумя 75-мм горными пушками и минометный взвод[53 - Шесть 81-мм минометов.], а в пулеметной роте – пулеметный взвод с 12 пулеметами и саперный взвод. В противотанковой роте полка должны быть 9 37-мм и 2 50-мм орудия.

Самокатный батальон горнопехотной дивизии состоит из трех самокатных рот[54 - 12 ручных, 2 станковых пулемета, три 50-мм миномета в каждой.] и роты тяжелого оружия[55 - 8 станковых пулеметов, два 50-мм и шесть 81-мм минометов, два 75-мм пехотных и три 37-мм противотанковых орудия.].

В саперном батальоне – три саперные роты.

В артиллерийском полку – два легких (по две батареи с четырьмя 75-мм горными пушками в каждом) и тяжелый (две батареи по четыре 150-мм гаубицы) дивизионы.

В противотанковом дивизионе – три батальона.

В 44-й корпус входят 97-я и 101-я легкопехотные (егерские) дивизии. Каждое подобное соединение состоит из двух пехотных и одного артиллерийского полков, разведывательного и саперного батальонов, противотанкового дивизиона.