скачать книгу бесплатно
– На всё, богиня.
– Не кощунствуй. Боги мстительны. Они могут наказать смертью, если девушек называют богинями.
– И пусть, и пусть. Я готов умереть за тебя, божественная Фабия!
– Вот слова настоящего мужчины, – похвалила я.
Я подвинулась вплотную.
– Никто мне не говорил этого. Обними же меня, славный Гней.
Он вытянул руку и с силой прижал меня.
– О, какое объятие. Но умей сдерживать свою страсть, Гней…
Он, часто дыша, ослабил объятие.
– Ты умеешь хранить секреты? – сказала я и таинственно посмотрела ему в глаза.
Он закивал.
Вздохнув, я прошептала ему на ухо:
– Признаюсь тебе, я очень порочна. Я участвовала в оргиях Волупии. Да будет тебе известно, Гней, Волупия наделила меня даром неуёмной любовной страсти. Мне нужен не просто любовник, мне нужен самый пылкий любовник в Риме. Готов ли ты быть им? Готов ли утолить мою страсть, Гней, хватит ли у тебя сил?
Я видела, как слыша мой шёпот, он прерывисто дышит, лицо его краснеет, а глаза блестят похотливым блеском. Он сглотнул слюну и пробормотал:
– Клянусь всеми фавнами земли… смогу, царица. Смогу, прекраснейшая Фабия. Я приму снадобье, которое увеличит мою мужскую силу вдвое.
Я одобрительно кивнула.
– Это славно. Но ни одно снадобье не сравнится с Дарами Сатира. Это семена мне привезли из Каппадокии. Сила их огромна, мужчина съевший их получит похоть Луперка и мощь Приапа.
Я взяла со стола мешочек, и развязала его:
– Когда они начнут действовать, ты сам почувствуешь это. В доме лишь только мы, да пара слуг. Родителей нет. Мы уединимся, чтобы сполна разделить нашу страсть.
Гней задрожал от восторга.
– С радостью. C радостью, божественная Фабия. Ты увидишь, я не подведу тебя.
– Дай же мне свою ладонь, славный Гней.
Он вытянул руку и я высыпала в неё все семена мешочка:
– Съешь эти семена. Одной пригоршни будет довольно.
– Ты сводишь меня с ума… – бормотал он, набив щёки и жуя. – Я готов на всё. Скажи – и я умру за тебя, богиня.
И тут мрачная догадка мелькнула на моём лице…
– Стой, стой… ты уже проглотил это? – Я выпучила глаза.
– Да, да, о чудная Фабия.
Я ахнула.
– О, Гней, Гней. Прости меня, я вспомнила, но не успела тебя предупредить… О, боги, – возопила я громко, закрыв лицо. – Горе мне! Я всё перепутала! Я взяла Слёзы Стикса вместо Даров Сатира.
– Что такое Слёзы Стикса? – поморщился он.
– Яд! – произнесла я шепотом с ужасом на лице. Сначала у того, кто это ест, гниют внутренности, потом мутнеет разум.
Он оторопел.
– Значит… я умру?
– Да, – произнесла я обречённо. – Но прими это с достоинством, славный Гней. Да будет твой путь в Мир Теней лёгок. И горе мне, я буду до конца вымаливать у богов прощение за свою ошибку! – Я вскинула руки вверх и всхлипнула.
Испарина появилась у него на лбу. Он надул щёки и сплюнул на пол остатки.
– Что же ты наделала! – вскричал он чуть не плача. – Дай мне гусиное перо, чтобы я мог пощекотать глотку и исторгнуть это вон!
– Поздно, Гней, поздно. Это действует очень быстро. Мне так жаль! Но будь мужественным. Не ты ли мне сказал, что готов умереть за меня?
– Но я не хочу умирать за тебя! – заорал он так что, что задрожала ваза с цветами, а у меня чуть не лопнули перепонки.
И тут Гней испустил смрадный запах.
– Вот, это начинают гнить твои внутренности, – погрозила я пальцем. – Немедленно выпей воды, чтобы замедлить действие.
И он тут же выпил воды, от которой слабительное действует лишь сильнее…»
После её рассказа я хохотал до коликов в животе. Были у Фабии в запасе другие истории, с которыми она делилась со мной, не скупясь на подробности. Но, думаю, о разговорах с действительно достойными юношами, Фабия предпочитала умалчивать.
Так или иначе, все эти встречи-смотрины ни к чему не привели. Она так и не выбрала себе жениха, а её кавалеры не получали того, что ожидали. Её родители всё больше и больше злились на неё, но Фабия оставалась Фабией…
Когда она узнала о Плинии, то подумала, что я переменил к ней отношение, так как расценил её поведение как лицемерное: делая всё, чтобы распалить во мне страсть, она оставалась неприступной – из чего Фабия сделала вывод, что у меня просто лопнуло терпение и я пошёл искать девицу посговорчивей. Так она решила. Узнав же о моих встречах с Плинией, она приревновала к ней – и именно через это чувство ревности обнаружила, что на самом деле сильно любила меня. Плиния, обычная незнатная девушка из плебейского рода, которой далеко до её красоты, изысканности и ума сумела переманить меня, полагала она. Для таких, как Фабия, осознать это было крайне унизительно. Если бы всё это произошло, когда у Фабии была уйма женихов, из которых ей было что выбрать, а со мной была неопределённость, она бы не придала значения. Но слухи про её характер быстро разносились по Риму, и молодые люди уже думали дважды, прежде чем посвататься за неё. Фабия поняла, что ей либо нужно переменить себя, чтобы найти супруга, либо определиться в отношениях со мной. Первое для неё оказалось труднее второго, ибо для этого ей бы пришлось подстраиваться, а со мной она была самой собой. Я же, как я сказал раньше, стоял на месте и «балансировал на канате».
… Но вот я встретил Плинию. Фабия, узнав о ней и сопоставив с собой, решила, что та не идёт ни в какое сравнение с ней, и если уж Луций позарился на неё, значит было только одно: эта девица затащила его в постель. Луций будет обязан взять её в жёны, чтобы избежать скандала. Такая мысль о, якобы, низости Плинии не давала ей покоя; при том, Фабия, считая себя благородной, думала, что сама давно бы могла сто раз соблазнить меня, но не пользовалась этим. Ревность, которую она обнаружила в себе, распаляла её всё больше и больше. Вскоре она решила положить конец неопределённости. Она сама отправилась к Плинии для разговора.
Об этом я случайно узнал от её брата. Децим стоял поодаль, всё видел и слышал. Он рассказал, что Фабия приходила к ним в дом. И по тому как он это описал, я понял, что Фабия сделала это нарочито, выказывая своё происхождение и состоятельность: четверо рабов несли её лектику, в которой она возлежала как знатная матрона, пятой была рабыня с опахалом; пеплум Фабии был расшит золотом и схвачен на плечах двумя персидскими фибулами, инкрустированных изумрудами по полторы тысячи денариев каждый. Весь её надменный вид говорил о том, что она делает честь посещая их скромный дом, в котором она никого не считает себе за ровню.
Известие, что Фабия заявилась в дом Орестиллов было неприятно мне. В тот же день от Фабии пришёл раб с запиской для меня. Фабия в записке призналась, что пришла к Плинии чтобы «прояснить вещи» и заодно «открыть ей глаза на себя». Открыть глаза на себя! Кто-то другой мог бы принять это за несколько ничего не значащих фраз. Но я-то знал как это переводилось с её языка. Это означало поток желчи и насмешек, запас которых в Фабии был неисчерпаем. Я только мог представить что чувствовала бедняжка Плиния! Самое же скверное было то, что Фабия всё перевернула. Это я уже узнал позже. Она сказала Плинии, что мы давно уже любовники, и у нас вот-вот будет свадьба. После этого разговора Плиния ушла в слезах. Она поверила этой лжи.
Я пришёл к ней, чтобы расставить точки раз и навсегда. Я пришёл, также, – неважно что она сама хотела мне сказать – услышать зачем она явилась туда, чтобы унизить Плинию; а то, что это было намерение именно унизить и ни что больше, мне было совершенно ясно. И прежде Фабия делала поступки от которых мне было не по себе, но этот перешёл всякие рамки, и теперь у меня совершенно изменилось мнение о ней.
***
Она догадалась что было причиной моего плохого настроения, но не подала виду, как будто ничего и не произошло. В этот вечер она была изысканно одета и умащена, словно это было назначенное свидание. Её левое плечо стягивал серебряный браслет в виде змеи с крохотными глазами-изумрудами, который служил ей талисманом. Дом был пуст. Я узнал, что родители, забрав почти всех рабов, уехали на виллу.
В этот раз я демонстративно сел напротив, а не рядом как раньше.
Фабия сквозь силу улыбнулась.
– Мне казалось, что мы всегда были друзьями, Луций. И даже больше, чем друзьями. Но ты скрыл это, хотя у меня не было тайн от тебя. Я рассказывала тебе о всех, с кем я встречалась… – начала она.
– Ты рассказывала уже зная, что они не годятся тебе, – перебил я. – Ты говорила это после того, как всё заканчивалось. Найди ты себе пару – и ты не сказала бы мне ни слова. Потому что то, что было между вами, было бы слишком лично для чужих ушей.
– Ты хочешь сказать, ты нашёл себе пару?
– Да.
– Ты в этом уверен?
– Да.
Она промолчала и опустила глаза.
– Даже если это так, – сказала она вздохнув, – я не заслужила, чтобы не знать этого. Ты прекратил всякое общение со мной, будто мы и не были знакомы.
– Если ты имеешь в виду только это, прими мои извинения. К тому же я две недели был болен. Теперь скажи, для чего ты пришла к ней?
Она промолчала. Встав с кушетки, она сделала несколько шагов и встала спиной ко мне, глядя в окно. Был вечер. Солнце клонилось к закату. Фабия умела хорошо делать скульптуры, но не лучше Гелиоса: лучи закатного солнца, бьющие из окна, идеально высекали её формы под полу-прозрачным платьем. Она не оборачивалась.
– Очевидно, я поступила дурно, – наконец произнесла она после паузы.
– Так оно и есть.
– Я прошу простить меня.
– Я постараюсь. Хотя намеренную ложь трудно простить, Фабия. Ты говоришь о дружбе, но ты солгала мне, солгав ей …
– Я солгала ей потому, что не могла лгать себе, – резко оборвала она меня и обернулась.
– Ты хочешь сказать… – Наши глаза встретились. В них я вдруг прочёл то, что подтвердило мою мысль. – Это так? Ты в этом уверена?
Она кивнула и, глубоко вздохнув, отвернулась.
Это было правдой. Это не было её игрой.
Я тоже вздохнул.
– Прости, мне очень жаль. Я этого не знал. Но теперь уже поздно. Теперь уже ничего не изменишь.
– Почему?
– Ты знаешь почему. Это не зависит от нас.
– Я знаю, у меня множество недостатков. Если боги сделали меня такой и хотят, чтобы я испытывала отвращение к себе, как мне быть? Но я знаю, что они дали мне и достоинства. Когда приходит чувство, ты не знаешь почему это так. Это просто происходит и всё. Скажи, чем она лучше меня?
Она обернулась и подошла ближе. Я продолжал сидеть.
– Ты сама только что сказала: это просто происходит и всё. Ты сказала: боги. Наверно, такова их воля.
Она усмехнулась.
– С каких это пор ты стал набожным, Луций Капитул? Это не боги, это ты. То есть, она…
– Послушай…
– Я недооценила её. Она совсем не простушка; она хитра и ловко использовала твои слабости…
Я было думал, она сожалеет. Но эти слова опровергли мои мысли. В её фразе, при всём, мог быть и пробный камень как я отвечу на её подозрение.
– Так вот оно что, – усмехнулся я. – Если у парня и девушки разного достатка и звания может быть что-то помимо ложа, это не укладывается в твоей голове?
Я вполне бы мог ей солгать. Но она знала, что я не стану лгать. По лицу Фабии было видно: моё хоть и косвенное признание, что я не спал Плинией, всё же возымело действие. Однако это не изменило отношения к ней в целом.
– Даже если это так, – задумчиво проговорила Фабия, – даже если это так, она – не то, что тебе нужно. Она совсем не для тебя.
Её назидательный тон лишь подлил масла в огонь.
– Не хочешь ли ты сказать, что мне следовало спросить тебя о своём выборе, или ты знаешь меня лучше, чем я сам?
– Я женщина, Луций. И когда одна женщина видит другую женщину, она видит то, что сокрыто от глаз мужчины.
– И что же ты увидела?
Фабия посмотрела на меня. В её взгляде сквозило недоумение: слишком искреннее, однако, чтобы принять его за подлинное даже по меркам патрицианского умения лицемерить.
– Только дочь винодельщика с большими глупыми глазами. Только это, – произнесла она, адресуя это не мне, а как бы всем – как актёр бросающий реплику публике.
Я с досадой вздохнул.
– У тебя все глупы кто добр, простодушен и имеет задних мыслей. Ей далеко до тебя. Ей не пришло бы голову так лгать…
– Счастье, которое ты ищешь с ней, обманчиво, Луций Капитул. Ты ищешь тепло и заботу. Но ты поймешь, что такая жизнь не будет твоей.
– Что ты несёшь?
– Ты пытаешься обмануть себя, ища семейное счастье. Но семейное счастье ещё не всё между женщиной и мужчиной. Между избранными женщиной и мужчиной, – многозначительно прибавила она.
Её туманные слова не столько запутали, сколько добавили раздражения.
– Не много ли ты на себя берёшь, предрекая мне судьбу?
Она изогнула брови: