скачать книгу бесплатно
– Отец Тацуо, то есть ваш дедушка, Тосия-сан, оставив семью, уехал работать в Токио[30 - По-японски «тансин фунин» – длительная командировка в другой город с оставлением семьи в месте постоянного проживания.]. Там он сблизился с группой местных студентов, часть которых принадлежала к так называемому радикальному движению «новых левых»[31 - Японские новые левые включали в себя наиболее радикальных представителей студенческого движения, выступавших против империалистической политики Японии и США, и поддерживали национально-освободительные движения стран третьего мира.]. Тосия-сан, вам знакомо выражение «внутренняя вражда»?
Тосия неопределенно кивнул, а Хорита кратко пояснил:
– В особенности начиная с семьдесят второго – семьдесят третьего годов, противостоящие группировки повсеместно стали воевать между собой, и взаимные убийства превратились в обычное дело.
– Да, торжественное линчевание. Уже одно это слово заставляет вздрагивать… Разве это нормально: совершить убийство, а потом давать интервью, словно хвастаясь своими военными успехами? К тому же пострадавшие не всегда были членами этих группировок.
– Вы хотите сказать, что люди, не имевшие к ним никакого отношения, оказывались вовлеченными?
– Да, то есть «случайно попавшими под пулю».
Слушая Фудзисаки, Тосия в определенной степени уже мог предположить, что тот скажет дальше.
– Получается, что дедушка оказался вовлечен в эту «внутреннюю вражду», не так ли?
Фудзисаки утвердительно кивнул. Тосия был взволнован. Конечно, он знал, что дедушка умер еще до его рождения. Но ему не приходилось слышать, когда это произошло и при каких обстоятельствах.
– Это случилось в конце семьдесят четвертого года. На улице в Токио на Сонэ Сэйтаро напала радикальная группировка. Я не знаю подробностей, но его избили железной трубой; причина смерти – черепно-мозговая травма. Ему было сорок пять лет.
Тосия был поражен, каким молодым умер дед, и в то же время он ужасно разозлился на себя за то, что даже не видел его фотографии. Как же так, почему в его жизни существование деда до сих пор было настолько незначительным? Возможно, основная причина в том, что родители почти не говорили о нем. Да нет, даже не почти, а совсем. У Тосии защемило сердце, когда он услышал обстоятельства ужасной смерти деда; но он чувствовал скорее растерянность, чем печаль.
– Поскольку газеты сообщили о том, что смерть Сэйтаро была связана с «внутренней враждой», похороны прошли тайно, в Токио, где он работал. В компании тоже решили, что Сэйтаро был связан с ультраправой группировкой, поэтому прислали минимальное количество людей. Насколько я слышал, выходное пособие они заплатили, но их отношение к трагедии было довольно прохладным. Через какое-то время одного из нападавших задержали, и доброе имя Сэйтаро было восстановлено, но ни один из сотрудников компании ни разу не пришел зажечь хотя бы одну курительную палочку[32 - Ритуал курения ладана за упокой души умершего.], и Тацуо был ужасно разъярен.
– Отец никогда не рассказывал об этом.
– С моей точки зрения, Тацуо и Мицуо мыслили абсолютно по-разному. По сравнению со студентом Тацуо, думающий о будущем и посещающий колледж кройки и шитья Мицуо был более уравновешенным. Он не выказывал ни гнева, ни печали и полностью погрузился в равнодушный мир пошива одежды.
Слушая рассказ Фудзисаки, Тосия подумал, что очень хорошо понимает отца и что, если б оказался в такой ситуации, вел бы себя похожим образом.
– Тацуо же, наоборот, был не в состоянии контролировать себя. Пойманный преступник повесился в камере предварительного заключения, поэтому, лишившись объекта для вымещения своего гнева, Тацуо возненавидел компанию, категорично объяснив это тем, что «отца использовали и выбросили». В это самое время группа студентов, с которыми общался Сэйтаро, приехала навестить их в дом в Киото. По мере того как Тацуо сближался с ними, неожиданно для всех его врагом стала противостоящая левая группировка. С тех пор он заговорил об антимонархизме и антикапитализме.
Что касается 1974 года, Тосии было известно лишь то, что студенческое движение тогда стало затухать, и начало этому положил инцидент Асама Сансо, за которым стояла «Объединенная Красная армия»[33 - Инцидент с Асама Сансо был захватом заложников японской ультралевой организацией «Объединенная Красная армия» и осадой полицией горной хижины возле Каруидзавы в префектуре Нагано, которая длилась с 19 по 28 февраля 1972 г.].
– Когда Тацуо провозглашал идеи антикапитализма, думаю, что он, скорее всего, имел в виду компанию, где работал Сэйтаро-сан.
– Но ведь деда же убили члены радикальной группировки, поэтому мне кажется, что это неоправданная ненависть.
– Да, действительно, как же еще может рассуждать сын Мицуо-сана… – рассмеялся Фудзисаки, а Хорита, подхватив шутку, подлил Тосии пива. – Я ведь говорил о некоторых «фрагментах», имеющих отношение к этому делу.
Другими словами, речь шла о фрагментах, которые указывали на связь дяди и дела «Гин-Ман». Первое – это то, что он был как-то связан с Англией, о втором Хорита сказать не успел. После того как Тосия налил ему пива, Хорита заговорил об этом.
– Компания, в которой работал Сэйтаро-сан, называлась «Гинга».
– Что?
Тосия посмотрел на Хориту и потом перевел взгляд на Фудзисаки, с лица которого мгновенно исчезла улыбка, и оно превратилось в подобие маски.
– Фудзисаки-сан, мы позвали вас сегодня, поскольку думаем, что есть связь между Тацуо и одним делом.
Фудзисаки молча смотрел на тарелку со свежими юба[34 - Юба – густая пенка кипяченого соевого молока с шелковистой структурой и мягким сладковатым вкусом; один из знаковых ингредиентов японской кухни.]. Казалось, что он понимает, о чем идет речь.
– Пока Тацуо-сан жил в Киото, вы всегда были вместе, со времен средней школы и до университета. Судя по собранной мной информации, если кто-то и знает про это, то только вы.
В глаза Тосии бросился висевший над почетным местом пейзаж Киото – похоже, вид сверху на каменные ступени склона Нинэн-дзака[35 - Улица Нинэн-дзака (букв. «двухлетний склон») и прилегающая к ней Саннэн-дзака (букв. «трехлетний склон») образуют часть оживленного квартала, прямо напротив ворот храма Киёмидзу в Киото.]. Прекрасная, цветущая бледным цветом сидарэдзакура[36 - Сидарэдзакура – плакучая сакура; ее тонкие ветки, усыпанные цветами, свисают вниз наподобие ветвей плакучей ивы.] в окружении черепичных крыш торговых лавок. Но Фудзисаки сидел под этой красивой картиной с совершенно каменным лицом.
– Когда вы последний раз виделись с Тацуо? – нисколько не смущаясь, начал наступление Хорита, но Фудзисаки, вздохнув, упорно молчал.
Тосия приготовился к тому, что все-таки придется рассказать всю правду. Пытаясь заглушить набат, начавший бить в его груди, он обратился к Фудзисаки:
– На днях я обнаружил дома странные вещи. Старую кассету и черную кожаную тетрадь. Большая часть текста написана на английском языке, а в конце в общих чертах описан инцидент с кондитерскими компаниями «Гинга» и «Мандо»…
Тосия рассказал и о том, что на кассете записан его детский голос, и эта запись совершенно идентична той, что использовали преступники. Однако хотя, по его мнению, этот рассказ должен был взволновать любого человека, Фудзисаки практически не отреагировал. Глядя на его лицо, не выражавшее почти никаких эмоций, Тосия с ужасом подумал, что, наверное, его единственный козырь не сработал. Откровенно рассказав обо всем, он не только не почувствовал никакого облегчения, а, наоборот, испугался того, не открыл ли он ящик Пандоры.
Фудзисаки, смотревший прямо в глаза Тосии, отвел взгляд и со словами «Вот как…» провел рукой по редким волосам.
– Прошу прощения.
Хозяйка пришла убрать тарелки. Они ели только легкие закуски и напоследок решили заказать рис.
Мужчины опять остались втроем. Хорита и Тосия молчали, ожидая того, что скажет сидевший напротив человек.
– Вообще-то…Тацуо однажды возвращался в Японию.
Тосия почувствовал, как Хорита затаил дыхание. Опередив его, он задал вопрос Фудзисаки:
– Когда это было?
– В феврале восемьдесят четвертого года. И я хорошо это помню. Тацуо позвонил мне домой. Я удивился, поскольку был в полной уверенности, что он в Англии, но обрадовался тому, что наконец-то после долгого перерыва мы сможем выпить вместе. Однако, когда мы встретились, он показался мне каким-то опустившимся…
Фудзисаки нахмурился, и Тосия, почувствовав, что сейчас должен открыться важный факт, касающийся его дяди, напрягся.
– Было совсем не похоже, что в жизни у него все хорошо, поэтому я полушутя предложил ему: «Может, тебе денег одолжить?». На что он ответил: «Деньги мне не нужны, но я хочу кое-что у тебя узнать».
Фудзисаки поднял глаза, чтобы убедиться, что Тосия и Хорита внимательно смотрят на него.
– Тацуо назвал пять компаний и спрашивал об их акциях. Да, я действительно работал в компании, имевшей отношение к финансам, но это не означало, что я располагал информацией обо всех этих фирмах. Я так четко помню этот момент, поскольку среди упомянутых Тацуо названий были производители продуктов питания «Матаити сёкухин», кондитерских изделий «Мандо сэйка» и «Хоуп сёкухин». Хотя, конечно, я обратил на это внимание лишь спустя время…
– Еще две компании – это «Гинга» и «Хатоя»? Или «Сэццуя»?
– Нет.
Хотя на вопрос, заданный Хоритой, был тут же дан отрицательный ответ, Тосия знал, что эти две компании также связаны с производством продуктов питания. Но наиболее активно преступная группировка из дела «Гин-Ман» действовала именно в первых четырех случаях. Дядя выяснял информацию об акциях трех из этих фирм. К тому же это было за месяц до похищения главы «Гинга» Кикути.
Выходит, что во время преступных актов дядя находился в Японии…
– Потом он назвал четырех людей и спросил, не знаю ли я кого-то из них. Два имени оказались мне знакомы. Но, откровенно говоря, это были люди, к которым я не хотел иметь никакого отношения.
– Все четверо – мужчины?
– Да.
– Кто же эти двое, о которых вы слышали?
Услышав прямой вопрос Хориты, Фудзисаки снял очки, заморгал и уклончиво произнес:
– Простите, но я не готов ответить…
– Но ведь речь идет о событиях более чем тридцатилетней давности, не так ли?
– Да нет… Поймите, дело не в том, что я вам не доверяю, но неизвестно, кто с кем и где может быть связан. К тому же оба уже покойники, поэтому найти их вряд ли удастся.
– Дело очень запутанное, поэтому ваше нежелание рассказывать хорошо понятно. Однако, раз их уже нет в живых, может быть, ничего страшного? Клянусь, это останется только между нами.
Чувствуя неловкость за дерзость Хориты, Тосия, подавшись вперед, опустил голову. Фудзисаки поправил очки и опять провел рукой по волосам.
– Один – член мафиозной группировки, второй – концессионер.
– Концессионер? – переспросил Тосия.
В ответ Фудзисаки, тщательно подбирая слова, заговорил:
– Ну, в мире существуют деньги, взявшиеся неизвестно откуда. Большая их часть связана с концессиями. Люди ведь робеют перед призраками… Сейчас эти призраки не имеют силы, но во времена Сёва они превращались в деньги.
Хотя Фудзисаки говорил так, будто пытался обойти минное поле, Тосия тем не менее смог в целом понять его. Когда ты живешь на свете 36 лет, иногда приходится сталкиваться с вещами, которые невозможно понять.
– Поскольку акции были привязаны к этим двоим, я посоветовал Тацуо забыть об этом. Хотя я не знал подробностей его замысла, но чувствовал, что ему не следует ввязываться в такое.
Тосия пытался вспомнить дядю, но в памяти не всплывал даже его силуэт. И тем не менее сквозь полный мрак вот-вот должен был пробиться луч света. Он ощутил сильное волнение, почувствовав, что еще немного, и перед ним возникнет образ преступника, замешанного в деле «Гин-Ман».
По крайней мере, Фудзисаки что-то знал. Знал, но в течение всех этих тридцати с лишним лет молчал.
– Каков же был ответ дяди?
– Он ничего не сказал, лишь рассмеялся.
Как тетрадь, принадлежащая дяде, оказалась в их доме? Неужели отец был сообщником преступников?
Известно, что к делу «Гин-Ман» имели отношение три ребенка. Кассеты, на которых были записаны голоса каждого из них, использовались для совершения преступления. Что за дети были остальные двое? Где они сейчас и чем занимаются? Если допустить, что дядя и отец втянули их в это дело, то, возможно, на Тосии, как на их родственнике, тоже лежит ответственность… Волнение, которое он ощущал до этого, сменилось страхом.
– Я очень прошу вас назвать имена этих двух людей, – прервал мрачные размышления Тосии голос Хориты.
– Нет, не могу. Простите…
События, к которым имели отношение люди, уже покинувшие этот свет, произошли более тридцати лет назад. Что же так пугает 63-летнего здравомыслящего мужчину? Внутренний голос удерживал Тосию, предупреждая об опасности, которая может грозить ему, если он узнает что-то еще. Но с другой стороны, Тосия чувствовал, что нужно выяснить все до конца.
– Фудзисаки-сан, мы видим друг друга впервые, и мне ужасно неловко за свою наглость… Но мне просто необходимо узнать, почему эта кассета находится в моем доме. И почему мой голос был использован для совершения преступления.
Тосия почтительно склонил голову, а Фудзисаки, нахмурившись, скрестил руки на груди. Некоторое время он беспокойно покачивался из стороны в сторону, потом вздохнул и опустил руки. Тосия и Хорита сидели молча.
Наконец, словно приняв решение, Фудзисаки кивнул и, опустив взгляд, монотонным голосом заговорил:
– Я больше не собираюсь иметь к этому никакого отношения, но расскажу лишь одно. Один мой знакомый был свидетелем встречи преступной группы…
Глава 2
1
Раздавался неприятный монотонный звук.
Мужчина, сидевший скрестив ноги на стуле с красным сиденьем, тыкал кончиком ручки с логотипом газеты в бумажную коробку. Комната для совещаний отдела городских новостей редакции газеты «Дайнити», как всегда, выглядела очень прозаично. В центре стоял белый длинный прямоугольный стол, по углам были расставлены дополнительные стулья.
«Я не против однообразия, – подумал Акуцу Эйдзи. – Меня больше беспокоит отсутствие окон».
Когда-то, будучи новичком, он отвечал за освещение в газете работы полиции. Однажды на месте пожара один нетрезвый гражданин из толпы зевак напал на него и был арестован по подозрению в совершении хулиганских действий. Тогда, в качестве потерпевшего, в течение трех часов Акуцу давал свидетельские показания в полиции. Протокол в то время составлялся от руки, и молодой следователь вел с ним неспешный диалог, переписывая все заново каждый раз, когда делал ошибку. Акуцу не был подозреваемым, но комната размером в три татами, где имелась только входная дверь, а остальные три стены были глухими, психологически сильно давила на него.
– Ну что, в итоге все безрезультатно? – Тории печально покачал головой и нарочито вздохнул.
Акуцу выпрямился.
– Я только одно хочу уточнить… – Тории, продолжавший невозмутимо тыкать в коробку с йоркширским чаем – сувениром из Англии, – был для Акуцу не живым человеком, а скорее призраком, на установление взаимопонимания с которым можно и не рассчитывать. – Ты в Англию ездил материал собрать или чаю купить?
Акуцу сидел не шелохнувшись и молчал. Глядя на стену, на которой не было ни одной приличной картины, он опять подумал, что если б было хоть одно маленькое окно, он чувствовал бы себя спокойнее.
– Ну так что, за материалом или за чаем?
Акуцу в отчаянии подумал, что, может быть, следует ответить Тории, который, вращая глазами, смотрел на подчиненного: «За чаем», но не мог пошевелить губами, они как будто покрылись льдом.
– За материалом, – выдавил он, на что Тории пренебрежительно произнес:
– Неужели? Что ж, в таком случае ты готов что-то написать?
Не прекращая движений левой рукой, державшей ручку, правой он швырнул на белый стол тонкую пачку бумаги, состоящую из пяти листов формата А4. Это был представленный Акуцу отчет о командировке. Большую часть составляли краткое изложение истории похищения иностранного предпринимателя, которую он услышал в пабе в Сохо, и описание техники ведения переговоров по освобождению заложников. Как ни старайся, все это было сложно привязать к делу «Гин-Ман».
Встреча с Софи Морис не принесла никаких результатов, и Акуцу с вокзала Шеффилда позвонил Колину, выразив ему свое негодование. Однако тот сначала пустил ему пыль в глаза, сказав: «Я буду и дальше собирать информацию, так что ты можешь рассчитывать на меня, – а потом продолжил: – Я собираюсь поехать в Японию, ты будешь моим гидом?». От такой наглости Акуцу растерялся, но, несмотря на это, ничего не возразив, согласился – и был поражен собственной добротой.
Днем следующего дня после возвращения из Шеффилда Акуцу отправился в аэропорт Хитроу, и когда, проделав такой же длинный путь с пересадкой в Дохе, наконец-то вернулся в Японию, он был совершенно опустошен. Несмотря на тяжелую командировку, он не только не нашел загадочного азиата, но даже не напал на его след. Для профессионала важно предоставить результат, а единственным его подарком оказалась пачка чая, что было ужасно стыдно.
– Ну, из всего этого получится выжать пять-шесть строчек, самое большее. Столько расходов!.. Сколько стоит одна твоя строчка? Ты что, возомнил себя Отиаем перед завершением карьеры?
Акуцу вспомнил, как подтрунивали над Отиаем Хиромицу[37 - Отиай Хиромицу – профессиональный бейсболист, тренер, комментатор.], когда тот был игроком «Ниппон-Хэм файтерс»: «100 миллионов иен за один хоум-ран»[38 - Хоум-ран (home run) – разновидность игровой ситуации в бейсболе, представляющая собой отбивание мяча (хит), во время которого мяч улетает за пределы игрового поля, а отбивающий и бегущие, находящиеся на базах, успевают совершить полный круг по базам и попасть в дом. Хоум-раны являются одними из самых зрелищных и популярных моментов в бейсболе.], и, оценив юмор Тории, чуть не рассмеялся.
– И каковы дальнейшие перспективы?
– Что? Дальнейшие?
– Ты что, действительно думаешь, что отделаешься таким ни на что не годным отчетом?
Глядя на Тории, поменявшего перекрест тонких ног, Акуцу пробубнил:
