скачать книгу бесплатно
– В России такое возможно разве что в элективной форме и в предельно гомеопатических дозах, да и то чисто теоретически. Как вы себе это представляете, в рамках нынешнего образовательного стандарта?
Жора никак себе не представлял и самого образовательного стандарта, но в общем и целом догадывался. Однако после ста пятидесяти у него возникла хулиганская мысль.
– Так вдруг они там в Кремле с Ильичом или с Иосифом Виссарионовичем захотят посоветоваться? – стрельнув глазами в небо, весело предположил он.
– Они и так советуются, – серьезно ответил Зайцев. – По-старинке работают, ретрограды. А между тем мы тут кой в чем преуспели, – выдержав небольшую паузу, не без удовольствия сообщил он.
Пеликанов догадался, что под «нами» Иван Михайлович имел в виду почти наверняка исключительно себя.
– Я про вас статью напишу, хотите? – предложил Жора.
– Не напишете, – немного подумав, ответил профессор.
– Это почему?
– Когда я расскажу вам, сами поймете.
Иван Михайлович как-то странно насупился и стал смотреть исподлобья. «Как вепрь», – пронеслось в голове у Жоры. В профессорском взгляде ему даже почудилась некая скрытая угроза. Но он догадался, что Иван Михайлович здесь ни при чем. Сквозь него проступала какая-то иная мрачная, нечеловеческая сила.
– Расскажите, там видно будет, – пожал плечами Жора.
Зайцев еще какое-то время мялся и ерзал, будто прикидывал, стоит ли, в самом деле. Потом, по всей видимости, задумался, с чего лучше начать.
– В особенности после смерти отца, мне не давал покоя один вопрос, – начал наконец он, став едва заметно раскачиваться. – Где находятся мертвые? Откуда, из какого места они приходят, чтобы общаться с живыми? Надеюсь, вы понимаете, дорогой Горгий Павлович, что если существует так называемый «тот свет», то он непременно существует где-то, а стало быть, находится в определенном пространственном положении относительно мира живых, каким бы диким, на первый взгляд, ни казалось это утверждение. К примеру, еще ваш знаменитый тезка Горгий Леонтийский считал существование «нигде» полнейшей нелепицей и внутренне противоречивой невозможностью.
Пеликанов кивнул, хотя такая постановка вопроса и в самом деле показалась ему диковатой.
– Пока мне все кажется логичным, – согласился Жора. – Но разве о местонахождении того света нельзя напрямую спросить, допустим, у тех же мертвых?
– Я спрашивал, – мгновенно откликнулся Зайцев, – много раз. Все, к кому я обращался с данным вопросом, либо молчали, либо отвечали предельно иносказательно и расплывчато.
– И какой вы сделали из этого вывод?
Профессор с сомнением скривил рот.
– Я допускаю, что они не хотели говорить об этом. Но мне показалось, что, скорее всего, имело место другое: грамматика человеческого языка просто не приспособлена для выражения ответов на подобные вопросы, – он коротко взглянул на Жору с тем, чтобы оценить, насколько тот его понимает.
– В общем, Людвиг Витгенштейн, – откликнулся Пеликанов.
– Да, что-то вроде того, – согласился профессор.
– Но ведь у вас есть ответ, Иван Михайлович, – улыбнулся Жора.
Пеликанов был почти уверен, иначе профессор не стал бы затевать с ним этот разговор.
– Примерно через год после смерти мне приснился отец. Выглядел он весьма странно, в каком-то мешковатом рубище, с густой черной бородой. Он стоял на идеально ровной геометрической плоскости. На его голове виднелся острый кожаный колпак, сшитый из лоскутов звериных шкур. Он был бос, и я с удивлением смотрел на его длинные скрючивающиеся ногти. Воздев к небу палец, отец произнес, обращаясь ко мне: зри в точку! – Иван Михайлович с живым артистизмом продемонстрировал, как это все было.
– Занятно. И больше ничего?
– Ничего. Сначала я подумал, что он советует мне погрузиться в глубокую медитацию. Многим мудрецам прошлого после долгого глядения в одну точку открывалась истина. Почти месяц я каждое утро садился в падмасану и сосредотачивал все свое внимание на едва заметном пятнышке, которое специально для этого нанес на стену черным фломастером, пока не осознал свою ошибку.
– Ошибку?
– Разумеется. Это называется ошибкой культурного человека. Она заключается в том, что культурный человек уже ничего не способен воспринимать непосредственно и буквально. Отец ведь не сказал мне: смотри на точку. Он сказал: смотри в точку. То есть внутрь. Замечаете разницу?
Жора чувствовал, что ему внезапно приспичило и необходимо срочно прогуляться до туалета. Но Иван Михайлович, похоже, налился вдохновением.
– Ведь точка, если вдуматься, является самой загадочной мысленной сущностью. Именно мысленной! Находясь в пространстве, она не имеет размеров и не занимает места. Точка предельно самодостаточна и располагает собственным внутренним пространством, на вход в которое она и указывает как чистый маркер места: здесь! – Зайцев воткнул в столешницу указательный палец. – Не допустив этого, мы никогда бы не смогли объяснить…
– Ради бога, извините, Иван Михайлович, что прерываю на самом интересном месте. Мне необходимо на минуточку. – Пеликанов изобразил на лице крайнюю степень надобности.
– Валяйте, – разочарованно согласился Зайцев.
Вагон плавно раскачивало из стороны в сторону. Жора двинулся по коридору, держась за поручень, чтобы ненароком не швырнуло. Навстречу ему попался похожий на гнома глухонемой разносчик газет. Дойдя до туалета, Жора заметил дожидающуюся очереди мамашу с ребенком, мальчуганом лет четырех-пяти, понял, что их ему не переждать, и решил попытать счастья в соседнем вагоне. Там оказалось свободно и даже относительно чисто.
Вакуумный ватерклозет издал характерный засасывающий звук, целостный и законченный, как афоризм. Так было теперь, а в поездах его мятежной юности можно было, нажав ногой на механическую педаль, увидеть вращающуюся с бешеной скоростью землю. Однажды, гипнотически завороженный этим видом, Жора стоял так, потеряв счет времени, пока в дверь не стали требовательно стучать железным ключом «гранкой».
Пеликанов сложил ладони ковшиком, будто просил у автоматического умывальника благословления, и взглянул в зеркало. На шее он заметил маленький красный прыщик. По опыту знал: стоило ему только сесть в поезд, как прыщик мог выскочить неизвестно откуда в самом неподходящем месте. Ему казалось, что во всех случаях прыщик был один и тот же. Он осторожно потрогал его пальцем и решил, что давить пока рано.
Выйдя из уборной, Жора направился не в купе, а в сторону вагона-ресторана. Зачем – он и сам не до конца понимал. Просто хотелось взглянуть и убедиться, что маленькая проводница сказала правду.
Переход, соединяющий вагоны, оглушал грохотом колесной канонады. Только с третьей попытки Жоре удалось отгородиться от шумного тамбура, захлопнув за собой дверь, стремящуюся, как пьяный в новогоднюю ночь, распахнуться настежь.
– Извините, закрыто на обслуживание.
Дорогу ему преградил официант с черной шелковой бабочкой под кадыком. Он будто бы вынырнул откуда-то прямо из середины 80-х: модельная стрижка, аккуратные халдейские усы, рубашка с коротким рукавом. Его бутафорский облик венчал дешевый пластиковый бейджик с надписью от руки: Жека. Столы, покрытые белыми льняными скатертями, за спиной официанта уставлялись солениями и холодными закусками. В центре каждого стола виднелась чебурашка «Столичной» в окружении минеральной свиты.
– То есть?
– То и есть, – лапидарно парировал Жека, нагловато щурясь.
– По какому случаю торжество, если не секрет? – глядя ему прямо в глаза, спросил Пеликанов.
У него все еще оставалась надежда, что он присутствует при репетиции какой-то историко-гастрономической реконструкции.
– Свадьба. Дочь начальника поезда выходит замуж. Так что извините, – слегка развел руками Жека.
– Да ничего, пусть… выходит.
– Что-нибудь еще?
Внимание Жоры привлек работающий в глубине буфета телевизор. На экране между бутылками шампанского маячил еще молодой и стройный Юрий Антонов.
– Да, пожалуй, нет.
– Тогда прощайте.
– Куда деваться, прощаю.
Пеликанов развернулся и пошел восвояси.
– Принимаем заказы на проведение детских праздников, дней рождения, поминок, – крикнул ему вдогонку официант.
Поминок… Издевается, гаденыш, подумал Жора.
Вернувшись назад в купе, он не застал на месте Зайцева.
Из темноты через приоткрытое окно внутрь врывалась мглистая осенняя сырость с запахом прелых листьев и жженой резины. Ветер теребил и высоко вздымал атласную занавеску. Мимо неслись бетонные столбы фонарей. У Жоры возникло подозрение, что Зайцев мог, неожиданно уменьшившись в размерах, выпрыгнуть в окно. И это несмотря на то, что его куртка по-прежнему висела у изголовья, а чуть приоткрытый портфель стоял, покачиваясь, на нижней полке.
Проводница самозабвенно подметала пол в тускло освещенном служебном купе.
– Ресторация-то того, закрыта на обслуживание, – издали начал Пеликанов.
– Да, я ведь совсем забыла, Леночка выходит замуж.
Она разогнулась и убрала запястьем со лба растрепавшиеся волосы.
– Я и не знал, что нынче для свадеб вагоны-рестораны арендуют, – усмехнулся Жора.
– Ну а что. Кто-то на полярной льдине справляет, кто-то на воздушном шаре. Олег, он ведь в РЖД служит.
– Олег?
– Ну да, жених.
– Тогда понятно, – соврал Пеликанов.
– Вы бы мне сразу сказали, чего нужно, я бы вам сама принесла.
– Сразу я не знал, – посетовал Жора.
– Так я могу сейчас сходить, только пол домету и руки помою. Сходить?
– Нет, спасибо, не нужно, я так…
– Ну как знаете. Вологда?
– Да.
– Видите, я помню, – проводница снова принялась за уборку.
Жора потоптался с ноги на ногу, рассматривая ее проступающий через форменную юбку четко очерченный муравьиный зад.
– Мой сосед по купе. Вы не знаете, куда он делся? Что-то давно его не видать.
На этот раз она распрямилась стремительно, как от змеиного укуса.
– Только этого мне не хватало!
– Чего? – не понял Пеликанов.
В расширившихся серых глазах проводницы застыл первобытный ужас.
– Чего – пропащих! Прошлой осенью прямо эпидемия какая-то была. Шестеро! В этом году, думали, слава богу, а оно, прости господи, опять началось.
Проводница начала судорожно стягивать с себя перчатки, а потом стала размашисто креститься на иконку Пресвятой Богородицы, висящую в углу над металлической раковиной.
Жора плохо понимал, о чем она и что вообще происходит.
– Подождите, вы хотите сказать, у вас это регулярно люди пропадают? – оторопел Пеликанов.
– Да никакие они не люди, говорю же – пропащие. На поездах северного направления такое уж сколько лет творится, никто и не помнит, когда началось. То у нас объявятся, то на Мурманском, то на Вятском, – начала быстро перечислять она. – Иногда, бывает, на Воркутинском, но это редко. Войдет такая нежить под видом обычного пассажира, посидит-посидит, чаю попьет, а потом, исчезает, поминай, как звали. Да еще и прихватит с собой что-нибудь, а нам – отчитывайся за недостачу. Лет двадцать тому назад, говорят, на «Карелии» повадились ездить, каждую неделю до Рождественского поста пропадали.
– Вы сейчас серьезно? – Жора всматривался в проводницу так, словно пытался разглядеть внутри нее какой-то удивительный механизм, заставляющий ее нести всю эту фантастическую чушь.
– Нам шутить на работе не положено. У нас с этим строго, – предупредила она.
– Куда они на поездах дальнего следования могут ездить? – изумился Пеликанов.
Он вспомнил, что в Средние века существовали «корабли дураков», на которых за пределы городов высылали душевнобольных, прокаженных и пьяниц, а ему в силу каких-то особых заслуг посчастливилось оказаться в поезде сумасшедших. По всей видимости, неспроста.
– Откуда мне знать? Я сама крещеная, и сына, как положено, на сороковой день окрестила, – зачем-то добавила проводница.
– И что, вещи вот так после себя оставляют? Куртки, портфели, зонты? – усомнился Жора.
– Да вроде нет, не было такого.
Пеликанов услышал в голосе проводницы затеплившуюся надежду.
– А ваш сосед без вещей пропал?
Когда они достигли восьмого купе, Иван Михайлович Зайцев сидел на своем месте, как ни в чем не бывало, закинув ногу на ногу, и всем видом выражал удовольствие от поедания шоколадной конфеты.
– Так здесь он, а вы говорите, – обиделась проводница.
– Иван Михайлович, я вас потерял, я уж было… – залепетал Жора.
Заметив стоящую на столе бутылку виски, проводница понимающе закачала головой.
– Я решил, что для вас будет лучше один раз увидеть, – объяснил Зайцев, когда они вновь остались одни. – Точнее сказать, наоборот, потерять меня из виду.
– Так вы говорите, что все время никуда не отлучались? – не мог поверить Пеликанов.
– Скажем так, я не совершал никаких пространственных перемещений, – уточнил профессор.
– Тогда как же?
Жоре казалось, что если это не гипноз, то какой-то хитроумный фокуснический трюк в стиле Дэвида Копперфильда, построенный на оптическом обмане.
