скачать книгу бесплатно
– А вы у Гоголя что делали? Друг, ты на каком языке с товарищами говоришь? Почему объяснял украинские слова?
– Потому что мы говорим по-русски, и, наверно, это не есть хорошо. Надо знать украинский, даже непонятный, девятнадцатого века.
– Чем вы отличаетесь от русских?
– Всем, Гастон, абсолютно всем. И не от русских. От рашистов! Мы: я, Серёга да почти все, кого ты здесь видишь, – русские. Киевские русские. То есть настоящие. А они не русские, они рашисты, мокша и орда.
– «Мокша» – это кто?
– Мокша, мордва, чудь белоглазая. Дикие племена. Зародились на финских болотах. Из ядовитых испарений. К нам, славянам, не имеют никакого отношения. Но лезут в русичи. А ведь это мы – русичи. Они – духи болотные, кикиморы, блуждающие огни. Выморочные. Вообще не люди.
– У меня был финский инструктор по стрельбе Пекка Макконен, серьёзный человек.
– Я не хотел обижать финнов. Мало ли что у них на болотах завелось. Они действительно тут ни при чём.
– Славик, ты опасно рассуждаешь.
– Да, и свастончик у меня на запястье. Гастон, я шучу. Мне хочется всех уважать, но не получается. Я бабусю потерял. За жену переживаю. Теперь, как Дракула у Стокера, кровью готов заливать моё несчастье.
– Где твоя Лесенка?
– Как обычно, возится со старухами. Мягкой силой перемещает в безопасное место. Хотя где сейчас безопасно? Старухи сопротивляются, цепляются за живность свою, за банки с вареньем. Смотри! – Славик показал селфи красавицы-жены за рулём микроавтобуса, забитого клетчатыми сумками, на фоне – взволнованная бабулька, чёрный кот, собачка и петух. – Я нервничаю, я, можно сказать, в ярости, так что отнесись ко мне снисходительно. Ты же знаешь, я добрый. Просто пытаюсь сказать, что мы по всем параметрам отличаемся от врага. Думаю, у тебя будет случай в этом убедиться. Что там дальше? «Русь, куда ж несёшься ты, дай ответ? Не даёт ответа». Мы несёмся к светлому будущему, я так считаю. «…Косясь постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства». Ливерная колбаса пусть посторанивается, все эти Шольцы. Скоро Украина будет главной страной в Европе, светом в мировом окошке.
Закрыв книжку, Славик задумался. В камышах стояла луна, выли собаки, погромыхивало.
Сквозь дрёму Гастон услышал всхлипы и матерное шипение.
– Славик?
– Мы для них мёртвые души. Не имеем права на существование. Они говорят, что наше государство выдумано, и не Господом Богом, Гастон, а большевиками, Хрущёвым и Ельциным. А мы уже всему миру доказали, что Украина – это сверхгосударство, не просто территория, земля, святая для нас земля, но некая высшая идея и даже философская величина.
– Так я и говорю, что вы как русские имперцы.
– Гастон, ты за путиноидов или за своего дедушку?
– За дедушку.
– Правильно. Гнилую русню уважать не за что. Они называют Украину недогосударством. Ну-ну. Дело в том, что у них государство – большой мыльный пузырь, который оторвался от земли. Государство есть, а страны нет, она где-то там, далеко осталась. Они страну свою потеряли. Страна – это люди. Где их люди, где народ с его волей, с его открытыми глазами? Нету. А у нас всё сварено без дефектов и клеймом божественного сварщика промаркировано. Надо от мокши откреститься. У меня козёл выбит и «волчий крюк», мощная защита от оборотней, но вообще-то я православный христианин. На орков – дунуть и плюнуть. Они рабы и разрушители, выросли как белена за гаражом. Всё советское – боль и патология. Чудики, совки. Нас с ними ничего не связывает. Но есть одна проблема.
– Какая?
– Существенная. Подрывная деятельность «Союзмультфильма» и Одесской киностудии. Ты «Маугли» читал?
– Это русский писатель?
– С тобой всё ясно. Рассказ Киплинга не так прекрасен, как советский мультик. Меня сделали питон Каа и пантера Багира. Без них я был бы не я. «„Так они называли меня жёлтой рыбой?..“ – „Да! Да! И ещё червяком! Земляным червяком!“». Бессмысленно переводить на английский, ты всё равно не поймёшь. Моё поколение выросло на советских мультфильмах, как теперь выдавить из себя Акелу? А «Остров сокровищ»? «„Там, у бушприта, из воды вынырнул морской дьявол…“ Через полчаса Сэнди помер. А море сразу успокоилось». Роман Стивенсона замечательный, но советский фильм – просто шедевр. Племянников сделали «Ёжик в тумане» и «Простоквашино». Сестра им всё это с рождения показывала. Близнецы. Кусаться начали, решила отнять от груди, они орали. Знаешь, кто спас? Капитан Врунгель. Поставила им нон-стоп все серии. И подсунула жареную сосиску. Это отличный мультик. Они про материнскую грудь забыли, через день стали куриную ногу грызть. Их первая любимая песня не колыбельная какая-нибудь, а «Постоянно пьём „Чинзано“, Постоянно сыто-пьяно». Как ты это на украинский переведёшь? Никак. «Тайна третьей планеты» – это очень круто. А Штирлиц? А «Щит и меч»? Я Любшину и Тихонову всем обязан. И Золотухину. «Бумбараш» меня в детстве поразил. А «Белое солнце пустыни»? А Жеглов с Шараповым? Иду воевать с руснёй, а в душе играет музыка Артемьева, ты же фанат Тарковского, я знаю… «Мосфильм» с «Ленфильмом» как в душе своей отменить? Мы с бабусей смотрели «Москва слезам не верит» и ели молочный кисель. Грецкий орех выше крыши и жёлтая черешня, самая сладкая. Москва бабусю осколками посекла.
– Мне очень жаль твою бабушку. Не совсем понятно про кино и мультфильмы. Но это у тебя личное, твоя травма, не буду комментировать.
– Не комментируй. Что ты можешь понять? Я не знаю, на каких ты стихах рос. Вот я – на советских, и как мне их забыть? А надо забыть, всё советское несло нам горе, но вот это, моё любимое, я тебе по-русски прочитаю, про девочку, которой не спится. Знаю, что ты поэт, я не могу оценить твои стихи, но верю, что они хорошие, вот и ты поверь мне на слово – это удивительная поэзия, образы, врастающие в сознание ребёнка:
Ветры к югу повернули,
В переулках – ни души.
Сонно на реке Амуре
Шевельнулись камыши,
Тонкие качнулись травы,
Лес как вкопанный стоит…
У далёкой
У заставы
Часовой в лесу не спит.
Он стоит,
Над ним зарницы,
Он глядит на облака:
Над его ружьём границу
Переходят облака.
На зверей они похожи,
Только их нельзя поймать…
Спи. Тебя не потревожат,
Ты спокойно можешь спать[5 - Сергей Михалков «Светлана».].
Мне это дед читал. Я представлял себе волков, бегущих по небу, и защитника – советского часового. Это был мой главный воображаемый друг. А весной советский часовой угробил бабусю, дед от горя умер. Это ужасное предательство, не знаю, как с этим жить. Часовой занял огневую позицию на Воробьиной горе и целится в нас. Подожди, отолью. Главное, с мысли не сбиться.
Славик пошёл в кусты. Гастон смотрел на ветки акаций, волнующихся в ночном небе, и вспоминал сухую природу Лангедока: «У нас нет этой трогательной нежности – только колючки, сосновые иголки или тёмная зелень платанов».
Вернулся Славик, на ходу застёгивая штаны.
– Наша молодёжь понимает, что французом, уж ты прости меня, Гастон, или немцем можно родиться, а украинцем надо стать. Мы особый народ, особая нация, именно сейчас мы выковываем себя как этнос на глазах у всего изумлённого мира. Только вот проблема с языком. Не все говорят по-украински. Мои племянники выросли на советских мультиках, впитали «великий и могучий» во младенчестве. Стали подростками, и тут русский язык в них вбил окончательно Оксимирон. Они не мыслят себя без русского рэпа. Я понимаю, что Оксимирон топит за Украину, спасибо ему, но вот русский… Пел бы по-английски. Хотя он поэт, ему, наверно, важны все эти русские рифмы, ассонансы, аллитерации. Талантливый парень. Ты слушал Оксимирона? Прости, перевести его не смогу. Вот у него интересное, в этих словах я слышу что-то важное о становлении нации:
Те, кто в серости выросли,
Яркими снами, таинственным вирусом
Мечены с юности – эти родимые пятна
Этнической чисткой не вывести[6 - Оксимирон «Организация». В РФ признан иностранным агентом.].
Не могу точно сказать, кого имел в виду Мирон, но, мне кажется, это про нас, про украинцев. «Инакость не выкосить, накоси-выкуси». И ещё мне нравится про связь времён:
Городской сумасшедший,
Непрошеный гость из эпохи, лет сто
как прошедшей,
Под рубищем, ветошью будущим дервишам
В тубусе спешно несущий депешу…[7 - Там же.]
В общем, проблема с русским языком, в наших головах его непросто упразднить. Одними словами думаем с москалями, это же неправильно.
– Языки надо уважать, у нас бретонский прессовали, так теперь местные говорят, что Бретань – центр мира. На всякое действие будет противодействие, третий закон Ньютона помнишь?
– Помню. Я жертва этого закона. Какой бы добрый был и спокойный, если бы меня не душили, всех бы любил, ни на чём бы не заморачивался… Гастон, на мне полно глупых татуировок, но я не нацист, конечно. Просто усталый сорокапятилетний мужик, который понимает, что скоро увядание и смерть, а зло бесконечно. Ты «Твин Пикс» смотрел? Нет? Ну и правильно, ничего интересного, но там главная мысль очень здравая – что зло неизбывно. Оно неизбывно, я это понимаю и готов прощать всех, кто им заражён, – после пары метких выстрелов, конечно. А вот молодёжь, которая выросла под куполом этого цирка, не всегда способна посмотреть на вещи с высоты птичьего полёта, она во власти серьёзных страстей и отличается некоторой, как бы помягче сказать, категоричностью, нежеланием идти на компромисс. Многие историю не знают, их не интересует, как создавались и жили украинские города. Они в них выросли и чувствуют себя хозяевами. Им очень странно, что соседи на наши заводики и выходы к морю зарятся и своими называют. Для них, двадцатилетних, Советский Союз – это Атлантида, то, чего нет, то, что давно развеялось, испарилось. Вот дом, вот огород, вот клуб и кафе, это наше, уйдите отсюда…
Прости мой поток сознания, Серёга-командир давно бы уже меня заткнул. Он сам немногословный и разговоры любит по существу. У меня в Харькове дружок был – реконструктор, знаток и любитель Третьего рейха, весь в тематической татухе: и свастика, и орёл, и руны. А умер вместе со своим соседом по лестничной площадке Лёвой Кофманом, они плечом к плечу держали оборону на Сапёрной улице, из пэтээра танк подбили, но потом их прошило автоматной очередью. Это мне Лёвина мама рассказала, она им бутерброды носила на баррикады. Или не было там баррикад, может, в домах прятались. Это я всё к чему? Да – не смотри на татуировки, они на самом деле ни о чём не говорят. Помнишь Квикега из «Моби Дика»? Он был раскрашен, как чёрт, и торговал бальзамированными головами, а оказался милейшим человеком. Мало ли какая мода у молодёжи. Хотя есть у нас и злые, совсем злые, Гастон. Знаю тётку одну, снайпершу, она говорит, что русских надо бы всех того, даже малых детей. Просто ведьма. Но ведь это Россия её такой сделала. Если б не война, сидела бы перед теликом, лепила вареники, тесто бы месила. Боже, как галушек хочется. Я похудел в два раза. Ты знаешь, что такое галушки? Это как итальянские ньокки, только без картошки.
– Славик, не надо.
– Нет, ты послушай. Они же не просто горкой в тарелке, сверху ведь жареное сало с луком, понимаешь?
– Понимаю, мон фрер. Когда закончится война, мы пойдём на рынок, купим хлеба, чесночной колбасы, килограмм гусиного паштета, четыре бутылки вина. Навестим дядю Жо-Жо, выпьем и закусим на ступенях моего фамильного склепа.
– Хорошо, Гастон. Через полгодика. Надо потерпеть. До сих пор не могу поверить, что эта война мне не снится. Не знаю, как вас в школе воспитывали, а нас всё время войной пугали. И бабуся с дедом повторяли: «Лишь бы не было войны». У меня был часто повторяющийся страшный сон – немцы окружили дом бабусин, всех расстреляли, я один прячусь на крыше, и сейчас меня найдут. Просыпался в страхе и беспамятстве, думал: слава богу, только сон. А теперь дома нет – его разбила Москва. Одна печка осталась…
– Славик, почему ты сравниваешь нынешнюю Россию с Советским Союзом, это же совсем разные величины и явления?
– Российская Федерация – наследница Союза.
– Ты с любовью и горечью говоришь о советских фильмах, стихах и героях. В той России, которая возникла после крушения страны, появилось что-нибудь столь же прекрасное?
– Ничегошеньки. В Советском Союзе были плюсы и минусы. Современная Россия – это Советский Союз без плюсов. Разложившийся, протухший. Вообще без плюсов. Она наследница всего плохого. Хорошее испарилось, улетело вместе с Гагариным.
– Ну как испарилось, такого быть не может. Украина была большой частью Советского Союза. Может, она какие-то плюсы унаследовала?
– Гастон, ты мой любимый собеседник, с тобой приятно размышлять. Вот ты сказал, и у меня тут же сложилось впечатление, что если поискать, то советские плюсы найдутся именно здесь, в Незалежной. Искать с металлоискателем. Железная воля к победе. Железная сплочённость народа. Железный характер командующих. Я во сне поищу. Всё, вырубаюсь. Спи, Гастон. Не буду больше тебя грузить. Бон нюи!
Глава 3
Каждый из нас – сын своих добрых дел.
М. де Сервантес. Дон Кихот
У героической группы, которой командовал Сергей Иванович Кондратюк, была невозможная задача Б: выбить врага с Воробьиной горы, вернуть посёлок Сироткино. И насущная А: привезти продукты, потому что, кроме соли и невкусного «Липтона» с бергамотом, из еды ничего не осталось. Надо было ехать в тыловое Щебёнкино: часть пути – по открытой, простреливаемой дороге среди полей. «Туда, потом обратно, – бормотал Кондратюк. – Очень опасно. Либо ночью пешком без фонарика. За рулём будет кто-то один рисковать. Забьёт багажник крупой, консервой и поедет. Пешком втроём или вчетвером надо идти. Не так заметно, но долго, с тяжестью. Тоже непросто».
Уже несколько суток была тишина. Никакого движения со стороны Сироткино не наблюдалось, видимо, там готовились к наступлению – подгоняли «хорошие ништячки» и «дополнительные прибамбасы», эвакуировали, хоронили, пили кофе «три в одном», проходили путь Ведьмака в Белом саду. Но на Воробьиной горе в охотничьих засидках не теряли бдительность снайперы с древними винтовками Мосина и миномётчики. Внимательно следили за происходящим и были готовы в любую минуту открыть огонь.
Проклиная какого-то Лёху, Сергей Иванович разглядывал своих бойцов, казалось, мысленно взвешивал каждого, прощупывал, проверял на прочность и удачливость. Кого послать за едой?
Пустой желудок и поэтическая, тонко чувствующая душа Гастона подсказали, о чём думает командир. Он выкатил из кустов велосипед и сказал, что съездит за продуктами.
Сергей Иванович согласился при условии, что Гастон, если возьмут в плен, покончит с собой: «Я не хочу, чтобы эту глисту меняли на генерала». Француз велел не волноваться, вынул из кармана швейцарский ножик и театрально взмахнул им около шеи. Он находился в состоянии эйфории, чувствовал себя прекрасно – похоже, Чёрная Сибирь ослабила хватку, выпустила его из объятий.
– Меня тренировал хороший инструктор, финн, майор запаса. Старый, но очень толковый. Он занимался такими лохами, как я. Со мной в группе были бухгалтер, электрик, продавец и сантехник. И все они стали образцовыми солдатами. Финн учил действовать хитро. Да я и сам хитрый. Не надо брать силой и числом. Только ум, только интуиция. Поставь себя на место врага, влезь в его голову, перевоплотись, проведи разведку в извилинах мозга и лабиринтах души, аккуратно распутай гордиев узел его чувств, познай его, сделай выводы и лишь после этого действуй. Вот моя стратегия. Завтра привезу тушёнку.
Сергею Ивановичу не было жалко француза, тот с утра до вечера раздражал болтовнёй, уверенностью в своих силах и самолюбованием, которые сменялись вздохами и хандрой. Крутил во все стороны башкой с горбатым носом, смотрел свысока, потом вдруг прятался под куст, пялился в одну точку и раскачивался, обхватив колени. Сергей Иванович за глаза звал его Гиньоль – в отряде это прозвище закрепилось за французским волонтёром Мушабьером.
* * *
Рано утром, на восходе, когда птицы уже проснулись и перещёлкивались, а насекомые ещё спали в своих тайных убежищах среди капель росы, Гастон сел на велик и, как был, в футболке с черепушкой в сомбреро и надписью Noir desir, без каски, без броника, пригибаясь к рулю, погнал в Щебёнкино. Безопаснее ехать было ночью, но он плохо представлял себе дорогу и боялся заплутать. На Воробьиной горе была хорошая Сеть, снайперы сидели в «телеге» и не заметили передвижения сил противника.
На дверях и окнах продуктового магазина было написано: «Рыба», «Сыр», «Хлеб», «Молоко», «Колбасы», «Бакалея», «Добро пожаловать!», «Всегда свежее», «Всегда лучшее».
Людей на улице было немного, на француза с велосипедом никто не обращал внимания, все смотрели, как мужчина в одеже цвета хаки лупит проводом парня, прикрученного к дереву липкой лентой. Парень стонал и скороговоркой по-украински просил у всех прощения. Народ безмолвствовал, кое-кто снимал происходящее на телефон. Парень был маленького роста, щуплый, Гастону сначала показалось, что это школьник. Его лицо было красное и мокрое от слёз и соплей. Подошёл полупьяный мужичок, просил пожалеть парня, схватил за руку бьющего, попытался удержать, но получил по морде. Упал, из носа хлынула кровь.
– Ты кто такой? – кричали местные.
– Анатолий Петрович Чугунков!
Причитая и пачкая руки в юшке, Анатолий Петрович пошёл прочь.
Гастон вступился за парня. Ему пытались объяснить, что это мародёр: когда завыла сирена и все кинулись в подвалы, он покрал в магазе чипсы и колбасу.
На своём иностранном языке Гастон обратился к населению Щебёнкино с речью о человеколюбии и европейских ценностях и попросил положить конец издевательству и унижению. Парня отвязали, но, когда француз, наевшись в столовой, забив рюкзак рисом, тушёнкой и сахаром, двинулся восвояси, подобрали, снова привязали к дереву и избили до потери сознания.
Обратный путь Гастон держал поздним вечером и ночью, теперь он неплохо представлял себе долгую, но, в общем-то, несложную дорогу из Щебёнкино к Воробьиной горе, под которой на руинах Фёдоровки в засаде ждали пехоту врага бойцы теробороны. Полная луна обливала таинственным светом поля и рощи, по траве пробегал ветер, в кущах хрустело, скрипело, вздыхало: Гастону казалось, что это фавны щекочут нежных бледно-зелёных нимф.
За деревьями слышался переступ медленных копыт, он прекращался, когда Гастон останавливался.
Велосипед начал жалобно визжать, Гастон обозвал его старым пердуном, открыл бутылку «Щедрого дара», смазал больные суставы. В темноте ехать было сложно, боялся наткнуться на камень или засохшую грязь, спешился, толкал своего старика, стараясь удержать от падения пирамиду продуктов, уложенных в мешок из-под картошки. На завтрак бойцы получили кофе и рис со сгущёнкой. Днём Гастон отдохнул, отоспался, не обращая внимания на мух, которые лезли в открытый рот, словно в выгребную яму, а на рассвете снова поехал в Щебёнкино.
Глава 4
Пища нам не только средство к жизни, но и средство к смерти.
Плутарх
В течение недели Гастон на велосипеде совершал регулярные поездки за едой, можно сказать, кормил весь отряд, расплачиваясь в магазинах банковской картой «Сосьете Женераль», которую, ко всеобщей радости, бесперебойно принимала шайтан-коробочка.
Командир Кондратюк был уверен, что француза прикончит снайпер – хозяин Воробьиной горы, однако ничего плохого не происходило. Проделав нелёгкий путь, Гиньоль возвращался с сахаром и тушёнкой живой и невредимый. Судя по всему, он был чрезвычайно вынослив, анемичный вид был обманчив.
Преодолевая опасный участок открытой дороги у подножия Воробьиной горы, Гастон чувствовал, что за ним внимательно следят. Вспоминая урок финского инструктора, пытался наладить связь с противником, уловить «энергетические потоки», влезть в его голову, постичь, что он хочет, чему верит, что ждёт. В какой-то момент Гастон понял, что металл вот-вот разорвёт спину, и в ужасе заорал песню из любимого репертуара дядюшки Жо-Жо. Сначала был Брель – «В амстердамском порту моряки поют», потом Азнавур – «Уведи меня на край света в чудесную страну», потом Пиаф – «Я ни о чём не жалею». У француза был сильный, надтреснутый и каркающий от ужаса близкой смерти, но в целом неплохой голос. Хозяин горы внимательно слушал шансон, через оптический прицел провожая певца до спасительной зелёнки.
Каждое утро Гастон давал этот странный концерт. Снайпер смекнул, что певец ездит в обратную сторону по ночам – вероятно, с секретным предписанием, вероятно, помогает кому-то, сидящему в засаде и, конечно, мечтающему о его, Лёхиной, смерти, – однако стрелять не торопился: ему понравился Брель, и Лео Ферре, и Жан Ферра. Слов он не понимал, но надрывный мотив вызывал отклик в его душе, кроме того, он догадывался, что певец чует его, боится и просто хочет сделать что-нибудь приятное в обмен на жизнь.
Однажды, убыв на задачу, Гастон вернулся не один, а с тем самым парнишкой, которого колошматили в Щебёнкино. Паренёк тащил рюкзак с мукой и сушёной рыбой. Назвал себя Миколой, предъявил синий паспорт, попросился в отряд. В отличие от русскоязычного большинства бойцов теробороны говорил по-украински, жалобно протягивал «ни» вместо «нет», хныкал, сетовал на плохое зрение.
Микола прицепился к Гастону на выезде из Щебёнкино, француз угостил его сникерсом и взял под крыло. У Миколы были большие, широко расставленные и ничего не выражающие прозрачные глаза, рот левым углом поехал вбок и вниз, командир Кондратюк про себя назвал парня камбалой. Микола пару раз помог Гастону доставить продукты из Щебёнкино, в посёлок не заходил, ждал напарника в лесочке и внимательно следил за обстановкой. Потом, когда ненадолго проснулась вражеская артиллерия и прилетать под Воробьиную гору стало чаще, исчез, сквозь землю провалился.
Освоив маршрут, Гастон стал ездить за продуктами исключительно по ночам. Как-то на рассвете, вернувшись из похода, увидел несколько свежевырытых открытых могил. В теневой мгле покоились бойцы теробороны – бледные лбы, небритые подбородки, шеи с выпирающими кадыками. Крови не было, Гастон не мог понять, каким образом его товарищи внезапно и одновременно умерли, кто рыл эти могилы и укладывал покойников.
Спотыкаясь о выдранные корни и комья земли, француз с причитанием ходил среди могил, склонился над одной, под кустиком, и закричал – на дне лежал Славик с чёрным томом «Истории философии» на груди.
Славик разлепил глаза, из могил полезли завтракать голодные мужики. Пока Гастон ездил в Щебёнкино, бойцы приняли решение вырыть себе персональные «нычки», чтобы укрыться от огня. Хозяин горы, снайпер-миномётчик, активно работал, все ждали, что вражеская пехота пойдёт в наступление, но никого не было видно. Командир Сергей Иванович Кондратюк усмехался в усы: «Некому закрепить твой успех, с лохами ты, Лёха, связался, не убьёшь меня, не дождёшься звёздного часа». Видимо, силы противника не были приведены в состояние общей боевой готовности, не были согласованы для достижения высокой цели.
Вскоре «град» стал бить по жилым кварталам Щебёнкино, по площади с ромашками и памятником поэту, по рынку со свежей сметаной, картошкой, рыбой и за несколько дней разрушил бо?льшую часть посёлка. Щебёнкино обезлюдело: одни удрали, другие попрятались. Все ждали появления российских солдат, но никто не приходил, только прилетало.
Глава 5
Не бойся, попик, ещё побудь!
А ну, из Библии что-нибудь!
Ф. Шиллер. Лагерь Валленштейна
Гастон Мушабьер продолжал свои опаснейшие продуктовые рейсы в Щебёнкино. Почти все магазины закрылись, и он доставал еду у местных, стучался в заклеенные крест-накрест окна, просил «сала героям» и «водкю»: водкой с чаем умеренно согревались бойцы в своих «могилах».
