скачать книгу бесплатно
Нацизм на оккупированных территориях Советского Союза
Егор Яковлев
Майкл Джабара Карлей
Владимир Владимирович Симиндей
Александр Решидеович Дюков
«Речь о борьбе на уничтожение… Эта война будет резко отличаться от воины на Западе. На Востоке сама жестокость – благо для будущего». Эти слова за три месяца до нападения на Советский Союз произнес Адольф Гитлер. Многие аспекты нацистской истребительной политики на оккупированных территориях СССР до сих пор являются предметом научных дискуссий.
Были ли совершенные на Востоке преступления результатом последовательно осуществлявшегося плана?
Чем руководствовались нацисты – расовыми предрассудками или казавшимися рациональными экономическими и военными соображениями?
Какие категории населения СССР становились целью преступных действий нацистов п почему?
Ответы на эти и другие вопросы дают историки из России, Германии, Великобритании, Канады, Латвии и Белоруссии.
В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Егор Яковлев, Александр Дюков, М. Джабара Карлей, Владимир Симиндей
Нацизм на оккупированных территориях Советского Союза
© ООО Издательство "Питер", 2023
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
Истребительная политика: от идеологии к планированию
Нацистская идеология и планирование «войны на уничтожение» против Советского Союза[1 - Работа над публикацией выполнена в рамках проекта Института российской истории РАН по созданию многотомной «Истории России с древнейших времен до наших дней».]
Александр Дюков
«РЕЧЬ ИДЕТ о борьбе на уничтожение… Эта война будет резко отличаться от войны на Западе. На Востоке сама жестокость – благо для будущего» (Гальдер, 1969: 430–431). Эти слова за три месяца до нападения на Советский Союз произнес Адольф Гитлер, фюрер и рейхсканцлер Третьего рейха, глава Национал-социалистической рабочей партии Германии (НСДАП). Воскресным днем 30 марта 1941 г. он выступил на проходившем в Берлине секретном совещании; в огромном зале перед ним сидели 250 германских генералов. Это было высшее командование вермахта, командующие и начальники штабов армий и армейских групп, воздушных флотов и корпусов, бронетанковых и пехотных соединений – те, кому предстояло возглавить германские войска в походе на Восток. Среди них был и начальник генерального штаба сухопутных войск генерал Франц Гальдер, законспектировавший в своем рабочем дневнике речь фюрера.
Пять лет спустя, в марте 1946 г., Гитлер уже был мертв, Третий рейх разгромлен, НСДАП распущена, а на проходившем в Нюрнберге Международном военном трибунале зачитывались многочисленные свидетельства о преступлениях, совершенных нацистами в ходе «войны на уничтожение» против Советского Союза. Предъявленные доказательства неоспоримо свидетельствовали о том, что преступления, совершенные нацистами на территории СССР, носили беспрецедентный по своим масштабам и жестокости характер; их было более чем достаточно для вынесения приговора в отношении представших перед трибуналом главных преступников.
Однако даже спустя десятилетия после завершения работы Международного военного трибунала в Нюрнберге многие вопросы, связанные с «войной на уничтожение», оставались не вполне понятными для общества. Были ли совершенные на Востоке преступления результатом последовательно осуществлявшегося плана? Был ли этот план исключительно продуктом извращенного сознания Гитлера, или он был результатом сотрудничества различных элитных групп? Какова была динамика нацистских преступлений? Чем руководствовались нацисты – расовыми предрассудками или казавшимися рациональными экономическими и военными соображениями? Какие категории населения СССР становились целью преступных действий нацистов и почему? Кто участвовал в преступлениях: только айнзацгруппы и другие формирования полиции и СД или также представители вермахта?
Для того чтобы сначала поставить эти (а также многие другие) вопросы, а затем попытаться дать на них аргументированные ответы, историкам понадобились многие десятилетия. Нацистская «война на уничтожение» оказалась весьма сложным и многоплановым явлением, а потому исследователи, как правило, сосредотачивались на изучении его отдельных аспектов. Немецкие историки по понятным причинам внесли наибольший вклад в историографию, детально исследовав нацистскую политику в отношении евреев (Моммзен, 2018; Aly, 2013) и советских военнопленных (Штрайт, 2009; R?mer, 2008), место блокады Ленинграда в «войне на уничтожение» (Ганценмюллер, 2019), а также роль вермахта в планировании и осуществлении преступлений на оккупированной территории СССР (Ветте, 1999; Мюллер Н., 1974; Мюллер Р.-Д., 2012; Мюллер Р.-Д., 2016; Gerlach, 1999; M?ller R.-D., Uebersch?r, 1997; Wette, 2006)[2 - Чрезвычайно важным событием в историографии стала документальная выставка о преступлениях вермахта (см. Война Германии… 2002).]. Англо-американская историография, помимо изучения Холокоста (Вахсман, 2017; Рис, 2018; Холокост… 2005; Browning, 2004), сосредоточилась прежде всего на изучении экономической составляющей «войны на уничтожение» (Туз, 2018; Aly, 2007; Kay, 2011), а также выявлении ее идеологических основ, связанных с идеями социал-дарвинизма и колониализма (Bergman, 2012; Kakel, 2013а; Olusoga, Erichsen, 2010; Weikart, 2005; Westermann, 2016). К сожалению, уровень разработки темы «войны на уничтожение» в отечественной историографии остается довольно низким (Альтман, 2002; Загорулько, Юденков, 1980; Нацистская Германия против Советского Союза… 2015; Яковлев, 2017) и не находит практически никакого отражения в массовых общественных представлениях. То, что для современных западных исследователей давно является «общим местом», в нашей стране зачастую рассматривается как необычные и даже сомнительные идеи.
В настоящей статье предпринята попытка с учетом современной западной историографии описать процесс планирования нацистской «войны на уничтожение» против Советского Союза, обозначить его идеологические основы и принимавшие участие в планировании элитные группы. Нашей задачей является описание планов, имевшихся у нацистов, по состоянию на 22 июня 1941 г.; процесс их реализации и последовательной радикализации (см. Манн, 2016: 329–380)[3 - Вслед за британским социологом Майклом Манном мы исходим из того, что планы нацистов не были неизменными; они проходили фазы последовательной радикализации, причем радикализация шла не только «сверху вниз» (от лидеров к исполнителям), но и одновременно «снизу вверх» (от исполнителей к лидерам).] остается за рамками данной статьи.
I. Идеологические основы «войны на уничтожение»
Мысль о том, что «война на уничтожение» против СССР была в первую очередь войной идеологической, уже давно утвердилась в историографии (см. M?ller R.-D., Uebersch?r, 1997: 211–280). Массовые фашистские движения 1920–1930-х гг. (к каковым, вслед за классиком современной макросоциологии Майклом Манном, мы причисляем и национал-социализм) были радикальным воплощением в жизнь идей органического национализма и этатизма при помощи парамилитарного насилия (Манн, 2019). Неудивительно, что все фашистские движения были изначально склонны к насилию против врагов «нации»; идеология национал-социалистов, однако, содержала дополнительные опасные компоненты, развитие и взаимодействие которых породило идею «войны на уничтожение».
Ключевыми характеристиками национал-социализма являлись:
радикальныйрасизм, то есть рассмотрение «расы» как биологического феномена и представление о существовании иерархии «высших» и «низших» рас;
радикальный антисемитизм и неразрывно связанный с ним радикальный антикоммунизм, то есть представление о необходимости борьбы с «еврейством» и «еврейским большевизмом», якобы угрожающими существованию германского государства и всей германской «расы»;
радикальный антиславянизм, то есть представление о славянских народах как о неспособных к самостоятельному созидательному развитию;
колониальный экспансионизм, то есть представление о необходимости территориальной экспансии для приобретения германской «расой» так называемого жизненного пространства (Lebensraum).
Все эти элементы нацистской идеологии были неразрывно связаны между собою; каждый из них являлся «объяснением» и «оправданием» остальных.
1. Радикальный расизм
Расизм германских нацистов был радикальным, но органичным развитием идей, характерных для европейских мыслителей XIX в. Еще в 1853 г. французский писатель и дипломат Жозеф Артюр де Гобино опубликовал книгу «Эссе о неравенстве человеческих рас». Существует иерархия рас, писал Гобино, на самом верху которой стоит «белая раса», которая превосходит все остальные в физической силе, красоте и интеллекте. Внутри «белой расы» самыми совершенными являются «арийцы», сохранившие чистоту крови и не смешивавшиеся с представителями других «рас» (Гобино, 2001; Тагиефф, 2009).
Идеи расового неравенства не были, разумеется, изобретены Гобино; их распространению в немалой степени способствовала колониальная экспансия европейских стран. Восприятие «туземных» народов как «низших» и «примитивных» было характерно для европейских колонизаторов (Манн, 2016: 166; Саркисянц, 2003; Empire, Colony, Genocide… 2008). Гобино лишь придал порожденным колониализмом расистским идеям стройную систему, оказавшуюся весьма востребованной, причем не только в колониях.
Расистские идеи Гобино были восприняты и развиты германскими нацистами. Рихард Вальтер Дарре, один из идеологов нацистского движения, в 1933 г. возглавивший министерство продовольствия Третьего рейха, констатировал: «Если мировоззрение национал-социализма свести к его ядру, то таковым окажется расизм; можно сказать, что признание факта наследования человеческих свойств составляет суть национал-социализма» (Пленков, 2017: 221). Современные исследователи отмечают, что традиционный для европейцев второй половины XIX – начала XX века колониальный расизм нацисты дополнили радикальным антисемитизмом и антиславянизмом (Prusin, 2012: 74).
Радикальный антиславянизм
Для Гитлера и его сторонников по НСДАП не было никаких сомнений: раса – это не культурное, а биологическое понятие. Они также были уверены, что представители германской «расы» находятся на вершине расовой иерархии, воплощая в себе «арийские» идеалы. На низших ступенях иерархии стояли славянские народы; идея об их принадлежности к «низшим расам» была сформулирована еще Гобино (Гобино, 2001: 604–608).
Однако у нацистов отношение к различным славянским народам на практике различалось довольно сильно. В трудах Гитлера и других нацистских идеологов не уделялось хоть сколь-нибудь значительного внимания южным и западным славянам, включая поляков (Connelly, 1999: 10–11). А вот в отношении восточнославянских народов (по выражению Гитлера, «славян русской национальности») (Hitlers zweites Buch… 1961: 158–159) подход был совершенно определенным. В полном соответствии с мнением, некогда высказанным Гобино, эти народы считались неспособными к созданию собственной государственности и вообще созидательному развитию. «Не государственные дарования славянства дали силу и крепость русскому государству, – писал Гитлер в 1924 г. – Всем этим Россия обязана была германским элементам – превосходнейший пример той громадной государственной роли, которую способны играть германские элементы, действуя внутри более низкой расы… В течение столетий Россия жила за счет именно германского ядра в ее высших слоях населения» (Hitler, 1943: 742).
Наиболее неполноценным из всех славянских народов в рамках данного мировоззрения оказывались русские, о расовых дефектах которых, с точки зрения нацистов, свидетельствовало установление в России «большевистского» режима. Как отмечал в свой книге «Миф ХХ века» один из ведущих нацистских идеологов Альфред Розенберг, «большевизм мог добиться власти лишь благодаря расовой и психологической болезни народного тела» (Rosenberg, 1942: 214). В рамках этой перспективы русские оказывались не просто принадлежащими к «низшей расе»; для нацистов это был наименее ценный из всех славянских народов. Впрочем, стоит отметить, что нацистские представления о русских в основе своей не слишком отличались от представлений среднего немецкого обывателя. К тому времени, как отмечают современные исследователи, «среди немцев, даже образованных, сложились определенные стереотипы русских: русские – нецивилизованные (Naturmenschen), коллективные существа (Kollektivwesen) и лишены индивидуальности (vermasst)» (За рамками тоталитаризма… 2011: 551).
Украинцы (не в последнюю очередь благодаря усилиям того же Розенберга, характеризовавшего украинских националистов как «наиболее мощную антимосковитскую группировку») (Политический дневник Альфреда Розенберга… 2015: 196) воспринимались как немного более ценный с расовой точки зрения элемент, превосходящий не только русских и белорусов, но даже и поляков (Lower, 2005: 27; Connelly, 1999: 14–15). С точки зрения нацистов, украинцы были миролюбивой, работящей и послушной национальной группой – идеальными рабами в будущем мире победившей расовой утопии, в которой существование «низших» народов имело, по словам Гитлера, «одно-единственное оправдание – быть полезными для нас в экономическом отношении» (Hitler’s Table Talk… 2000: 424).
Радикальный антисемитизм
Если восточные славяне воспринимались нацистами как представители «низших рас», то евреи были из расовой иерархии исключены вовсе и рассматривались как «недочеловеки».
Представления о евреях как «недочеловеках» были заимствованы нацистами уже не у Гобино, а у необычайно популярного в Германии начала ХХ в. британского публициста Хьюстона Стюарта Чемберлена. Вслед за ним нацистские идеологи рассматривали «еврейство» как антитезу «арийству». По мнению Чемберлена, «арийцы» были творцами и носителями цивилизации, а евреи – негативной расовой силой, разрушительной и вырождающейся. Германские нацисты полностью разделяли эти воззрения (Рис, 2018: 18). Именно на евреев Гитлер и его соратники возлагали ответственность за политическую и экономическую нестабильность в мире, за поражение Германии в Первой мировой войне и послевоенную экономическую разруху. Именно евреи, с точки зрения нацистов, стояли и за западными парламентскими «плутократиями», и за советским «большевизмом»[4 - Существенный вклад в подобное мнение внесли бежавшие из России белоэмигранты (см. Kellogg, 2005).]. Этнический враг в нацистской идеологии сплетался с врагом политическим.
После прихода к власти в Германии нацистов проживавшие в стране евреи были лишены гражданских прав, подвергались дискриминации и «уголовным» преследованиям в рамках установленного нацистами законодательства, становились жертвами парамилитарного насилия, принуждались к эмиграции (Моммзен, 2018: 55–112). Системная дискриминация и принуждение к эмиграции – такими были первоначальные планы нацистов по отношению к проживавшим в Германии евреям.
В глазах нацистов подавление внутреннего расового врага было, впрочем, лишь частичным решением проблемы. Ведь существование продолжал главный, по мнению нацистов, внешний враг Германии и «арийской расы» – государство «еврейского большевизма», именуемое Советским Союзом. Евреи воспринимались нацистами как системообразующий элемент советского строя, одновременно и как правящая элита, и как «биологический корень» советской системы (Штрайт, 2009: 25). Эта точка зрения была четко озвучена рейхсфюрером СС Гиммлером уже после вторжения в СССР: «На другой стороне стоит 180-миллионный народ, смесь рас и народов, чьи имена непроизносимы и чья физическая сущность такова, что единственное, что с ними можно сделать – это расстреливать без всякой жалости и милосердия… Этих людей объединили евреи одной религией, одной идеологией, именуемой большевизмом» (Stein, 1984: 126–127).
Современные исследователи признают, что в нацистской идеологии антисемитизм был самым тесным образом переплетен с антикоммунизмом (Рюруп, 1996: 363; Ферстер, 2009: 95); борьба против СССР означала борьбу с «еврейством» – и наоборот. Эту борьбу нацисты воспринимали как своего рода «последнюю битву». Еще в 1922 г. Альфред Розенберг, один из нацистских идеологов, заявлял, что в борьбе против «еврейского большевизма» существует «только один выбор – быть уничтоженным или победить» (Айххольц, 2002: 67). Аналогичные по своему содержанию высказывания озвучивались нацистским руководством и после нападения на Советский Союз. «Эта война – большая война рас. Будет ли здесь находиться германец и ариец или миром будет править еврей – вот о чем идет речь в конечном итоге, вот почему мы боремся», – говорил рейхсмаршал Герман Геринг, второй человек в нацистской Германии (Дюльффер, 2005: 8).
2. Колониальный экспансионизм
Однако необходимость борьбы с «еврейской угрозой» во имя защиты «арийской расы» была не единственной составляющей идеологии «войны на уничтожение» против Советского Союза. Своей целью нацисты объявляли создание расово чистого государства, которое на столетия вперед обеспечит благополучное существование «арийской расы». По мнению нацистов, для создания такого государства было необходимо расширить «жизненное пространство». Территории, занимаемые «низшими расами» (в первую очередь восточными славянами), следовало поставить на службу Третьему рейху. «Растущее население требует большего жизненного пространства, – разъяснял свою позицию Гитлер, выступая перед германскими генералами в ноябре 1939 г. – Борьба должна вестись за это. Ни один народ не может избежать этой задачи, иначе он обречен на постепенную гибель. Отказ от применения насилия означает величайшую трусость, уменьшение численности народонаселения и деградацию» (IMT 1947. Vol. XXVI: 329).
Еще в самом начале своей политической карьеры Гитлер разъяснял, что «жизненное пространство» германской нации лежит на Востоке. «Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены», – писал он (Hitler, 1943: 742). Впоследствии фюрер неоднократно возвращался к этой идее. «Если Урал с его неизмеримыми сырьевыми ресурсами, Сибирь с ее богатыми лесами и Украина с ее необъятными полями окажутся в руках Германии, то Германия, ведомая национал-социалистами, ни в чем не будет знать недостатка», – говорил Гитлер в 1936 г. (Мюллер Р.-Д., 2016: 54).
В основе идеи о необходимости расширения «жизненного пространства» лежали традиционные для того времени рассуждения. Как отмечает современный исследователь экономической истории Адам Туз, «поглощенность Гитлера и его подручных проблемами “жизненного пространства”, продовольствия и сельского хозяйства воспринимается какprima facieсвидетельство атавистичности и отсталости нацистов. Трудно представить себе более ошибочное суждение. Приобретение территорий и естественных ресурсов не было нелепой манией идеологов расизма. К тому же самому стремилась вся Европа на протяжении по крайней мере последних двухсот лет» (Туз, 2018: 231). Многие исследователи согласны с тем, что экономика Германии в то время действительно испытывала серьезные проблемы (Фолькманн, 1997: 74–86; Нацистская Германия против Советского Союза… 2015: 145–152); неудивительно, что идея завоевания «жизненного пространства» воспринималась как вполне рациональная стратегия далеко не только нацистами.
К тому же идеи колониального «натиска на Восток» не были чем-то новым и необычным для германского общества. Эти идеи озвучивались еще в кайзеровской Германии; первые же попытки реализации германской колонизационной кампании на Востоке относятся к периоду Первой мировой войны (Фишер, 2017: 278–287; Heinemann, Oberkrome, Schleiermacher, Wagne, 2006: 7–8). «После 1915 г., когда германская армия оккупировала Литву и некоторые районы Белоруссии, военная администрация стала реализовывать комплексный проект колонизации этих территорий, выселяя коренное население (которое, согласно этническому происхождению, было разделено на категории)», – отмечает историк Александр Прусин (Prusin, 2012: 75–76). Использовавшийся кайзеровскими военными язык был очень характерен: восточные территории рассматривались ими не как «сложное переплетение земель и людей (Land und Leute)», а как «пространство и расы (Raum und Volk), которые должны быть подчинены германской власти и организации» (Lower, 2005: 21). Как отмечают современные исследователи, этот семантический сдвиг открывал путь к этническим чисткам (За рамками тоталитаризма… 2011: 238).
Нацисты, унаследовавшие идейный и практический опыт кайзеровских военных, радикализировали его и сделали одним из компонентов своей идеологии. Однако для нацистов были важны далеко не только идеи германского «натиска на Восток». Будущий «Остланд» родился из духа европейского колониализма XIX в., причем, как показывают новейшие исследования, важным образцом для подражания для нацистов был не столько германский опыт локального геноцида племен гереро и нама в Юго-Западной Африке, сколько британский опыт покорения Индии и опыт колонизации американского Дикого Запада (Lower, 2005: 19; Guettel, 2013; Kakel, 2013а; K?hne, 2013; Olusoga, Erichsen, 2010; Westermann, 2016; Zimmerer, 2005).
«Тем, чем Индия была для Англии, для нас будут территории России», – заявлял Гитлер уже после нападения на Советский Союз (Hitler’s Table Talk… 2000: 24). В речах, посвященных освоению «жизненного пространства» на Востоке, он также неоднократно сравнивал население Советского Союза с индейцами. Перед нами, говорил он, «стоит лишь одна задача: осуществить германизацию путем ввоза немцев, а с коренным населением обойтись как с индейцами» (Саркисянц, 2003: 179). В другом выступлении Гитлер заявлял: «Нам придется прочесывать территорию, квадратный километр за квадратным километром, и постоянно вешать! Это будет настоящая индейская война» (Саркисянц, 2003: 179). Идея освоения «жизненного пространства» для нацистов была неразрывно связана с безжалостностью в отношении коренного населения. Уникальность этого подхода заключалась в том, что традиционные европейские колониальные практики нацисты собирались применить не в заморских землях, а в Восточной Европе.
3. Идеологический консенсус элит
Все основные компоненты нацистской идеологии: расизм, антисемитизм/антикоммунизм, антиславянизм и колониальный экспансионизм – были тесно переплетены между собой. Экстремальный антисемитизм нацистов мог отторгаться некоторыми консервативными представителями германских элит, считавших достаточной политику частичной сегрегации евреев (Манн, 2016: 350–351), однако более привычные и казавшиеся вполне рациональными идеи расизма, антикоммунизма и колониализма делали национал-социалистическую идеологию в основном приемлемой далеко не только для пламенных нацистов. Представления о русских как о представителях «низшей расы» также не были чисто нацистскими; как отмечают современные исследователи, «такое восприятие России и россиян стало своеобразным мостом, соединившим в одно целое предубеждения и психологию мелкой буржуазии с агрессивным расизмом» (За рамками тоталитаризма… 2011: 540).
Свою установочную речь о «борьбе на уничтожение» 30 марта 1941 г. Гитлер произнес перед высшим военным руководством. Как отмечают современные исследователи, на том совещании присутствовали «обыкновенные немецкие генералы»: для войны на Восточном фронте не отбирались особо надежные в идеологическом отношении командные кадры (Wette, 2006: 91). Несмотря на это, призыв Гитлера к «войне на уничтожение» не вызвал у германского генералитета хоть сколь-нибудь масштабного протеста. Напротив, как показывают современные исследования, германские военные были напрямую вовлечены в процесс подготовки провозглашенной Гитлером «войны на уничтожение»[5 - Обзор современной германской историографии по данному вопросу см.: Ветте, 2005.]. Среди германских военных, разумеется, имелись радикальные нацисты[6 - Содержательный обзор процесса нацификации вермахта представлен в: Ермаков, 2006.]; однако и те, кто нацистами не были, в большинстве своем разделяли расистские и экспансионистские взгляды (Рюруп, 1996: 363)[7 - О расистском мировоззрении германских генералов см.: Хюртер, 2005; 2013. Весьма показательным свидетельством этих расистских взглядов является недавно опубликованный в русском переводе дневник генерала Готхарда Хейнрици (Заметки о войне на уничтожение…, 2018).]. Чрезвычайно показательно, что к массовым убийствам на Востоке были напрямую причастны даже те германские военные, которые ближе к концу войны оказались вовлечены в заговор против Гитлера (Gerlach, 2000: 126–145).
Свой вклад в подготовку «войны на уничтожение» внесли не только военные. Подчинявшиеся рейхсфюреру СС Генриху Гиммлеру Главное управление имперской безопасности (РСХА) и созданное в октябре 1939 г. ведомство рейхскомиссара по вопросам консолидации немецкого народа (РКФ) также были вовлечены в подготовку «войны на уничтожение»; не остались в стороне и подчиненные рейхсмаршалу Герману Герингу высокопоставленные хозяйственники и представители экономических элит, так же, как и Гитлер, видевшие решение проблем германской экономики в завоевании «жизненного пространства» на Востоке.
Историки характеризуют нацистскую политико-административную систему как весьма разобщенную (За рамками тоталитаризма… 2011: 106) и даже хаотичную (Пленков, 2017: 445); однако принадлежность ответственных за разработку планов «войны на уничтожение» чиновников к различным ведомствам не препятствовала активному обмену идеями и налаживанию практического сотрудничества. Общие идеологические представления помогали межведомственному взаимодействию; в конечном счете военные, эсэсовцы и хозяйственники говорили на одном языке, языке национал-социалистической идеологии.
II. От идей к практике: оккупация Польши, 1939–1941
Первым полигоном практического воплощения в жизнь нацистской идеологии стали оккупированные в 1939 г. польские территории. Отношение к Польше у нацистов было не столь однозначным, как к СССР: вплоть до весны 1939 г. руководство Третьего рейха рассматривало это государство как возможного (и весьма важного) союзника в войне против Советского Союза (Мюллер Р.-Д., 2016: 63–87, 139–150; Rak, 2019). В этой ситуации идея о расовой «неполноценности» поляков, разумеется, официально не продвигалась (Connelly, 1999: 11). Однако когда надежды на совместные действия рухнули и в Берлине приняли решение о нападении на Польшу, именно идеологические представления нацистов предопределили судьбу захваченных территорий и их населения.
Как бы то ни было, поляки были славянами. Еще расовые идеологи XIX в. приписывали полякам те же отрицательные качества, что и русским: примитивность, жизнь в грязи, непреодолимые эмоции (Ян, 2014: 44). Нацисты, безусловно, разделяли эти стереотипы, но этим дело не ограничивалось. Поляки рассматривались ими как представители «низшей расы», занимающие необходимое для выживания немцев и подлежащее колонизации «жизненное пространство». Кроме того, в Польше проживало значительное количество евреев. С точки зрения нацистов, это создавало серьезную опасность, с которой необходимо было активно бороться.
10 февраля 1939 г., выступая перед германскими военачальниками, Гитлер определил будущую войну за жизненное пространство как «чисто идеологическую войну, иными словами, абсолютно национальную и расовую войну» (Ферстер, 2009: 98). Как отмечает британский историк Николаус Вахсман, «Гитлер видел в войне с Польшей нечто большее, чем обычную военную кампанию. Его представление о поляках как о расовых противниках… способствовало превращению Польской кампании в первую расовую войну нацистов» (Вахсман, 2017: 191).
Для уничтожения «враждебных элементов» населения Польши рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером были созданы специальные подразделения – айнзацгруппы (оперативные группы). Их задачи были определены еще до нападения на Польшу, в июле 1939 г.: «бороться со всеми элементами, враждебными рейху и немцам» (Wildt, 2002: 426; Gladysiak, 2012). 19 сентября 1939 г. генерал Гальдер зафиксировал в рабочем дневнике перечень подлежавших «чистке» категорий населения Польши: «евреи, интеллигенция, духовенство, дворянство» (Гальдер, 1968: 125).
Уже в первые недели после германского вторжения айнзацгруппами было убито около 16 тыс. представителей польской интеллигенции и евреев; к концу 1939 г. общее число убитых достигло 60 тыс. человек (Рис, 2018: 174; Matth?us, 2015: 168). Уничтожение польской интеллигенции должно было облегчить нацистам освоение «жизненного пространства»; убийства, начатые айнзацгруппами, были продолжены в рамках так называемой чрезвычайной акции по умиротворению (известной в историографии как «акция АБ») (Wardzynska, 2009; Madajczyk, 1988). На встрече с функционерами НСДАП 29 февраля 1940 г. рейхсфюрер СС Гиммлер оправдывал эти убийства, признавая их ужасный характер. «Присутствовать при этом ужасе было страшным и отвратительным опытом для немца. Это так, и если бы это было иначе, он больше не был бы представителем германского народа», – говорил Гиммлер (Леви, 2019: 269–271). Массовые убийства были еще непривычны даже эсэсовцам.
Рейхсфюрер СС был ответственен не только за уничтожение «враждебных элементов». Фанатичный сторонник идеи освоения «жизненного пространства» на Востоке, в октябре 1939 г. он был назначен рейхскомиссаром по вопросам консолидации немецкого народа. В этой должности Гиммлер стал архитектором этнических чисток и колонизации оккупированных польских территорий (Kakel, 2013b: 48–49).
На части оккупированных польских территорий было создано так называемое генерал-губернаторство, другая часть была присоединена непосредственно к Германии в качестве административного образования Вартегау. И в Вартегау, и в генерал-губернаторстве поляки быстро поняли, что, как представители «низшей расы», они обречены на системную дискриминацию и тяжелый труд во имя процветания Третьего рейха. «Отныне политическая роль польского народа закончена. Он объявляется рабочей силой, больше ничем, – заявил глава генерал-губернаторства Ганс Франк. – Мы добьемся того, чтобы стерлось навеки само понятие Польша» (Польша в ХХ веке…, 2012: 286). В свою очередь, главнокомандующий сухопутными войсками фельдмаршал Вальтер фон Браухич констатировал: «Этнополитические меры, которые принимаются по распоряжению фюрера для обеспечения безопасности немецкого жизненного пространства в Польше… неизбежно должны привести к тому, что в ином случае могло бы считаться необычными, жестокими мерами в отношении польского населения на оккупированной территории» (Рис, 2018: 175).
В начале 1940 г. в Берлине планировали депортировать из Вартегау в генерал-губернаторство до 600 тыс. представителей «низших рас». В мае 1940 г. плановая служба РКФ уточнила: в ходе колонизации Вартегау необходимо было вывезти из региона 560 тыс. евреев (100 % населения области этой национальности) и 3,4 млн поляков (44 % населения области этой национальности). Выселение коренного населения Вартегау должно было растянуться на долгое время; по состоянию на конец 1940 г. число депортированных составило всего лишь 305 тыс., примерно половину из которых составляли евреи, а половину – поляки (Vom Generalplan Ost zum Generalsiedlungsplan…, 1994; Wasser, 1994; Prusin, 2012: 77–80; Туз, 2018: 593). Судя по записям рабочего дневника генерала Гальдера, в 1941 г. планировалась депортация не менее 560 тыс. евреев и поляков (Гальдер, 1969: 323).
Проживавшие на территории генерал-губернаторства евреи также оказались под ударом. Политика нацистов в отношении «еврейского вопроса» кардинально радикализировалась по сравнению с довоенным временем. Речь уже не шла об узаконенной дискриминации и принуждении к эмиграции. За осуществлявшимися айнзацгруппами и военнослужащими вермахта массовыми убийствами последовало создание гетто – своего рода резерваций для евреев. Гетто рассматривались как временное решение «еврейского вопроса» (Рис, 2018: 181), однако каким будет окончательное решение, в Берлине еще не знали. Начиная с лета 1940 г. в РСХА раздумывали над возможностью отправки евреев на Мадагаскар (Моммзен, 2018: 127–130; Browning, 2004: 81–89), однако этот химерический проект (заимствованный, кстати говоря, у французских и польских националистов) (Шмидт, 2018) был явно невыполним. В качестве другого варианта «окончательного решения» рассматривалась возможность сосредоточения евреев в резервации под Люблином. Как отмечалось в одном из отчетов, «эта территория с ее крайне болотистой природой может… служить еврейской резервацией», которая «может привести к значительному сокращению еврейского населения» (Browning, 2004: 45).
Пока в Берлине обсуждали эти планы, в уже созданных еврейских гетто на территории Польши начался голод. «Быстрое вымирание евреев для нас не имеет никакого значения, если не сказать, что оно желательно», – писал заместитель начальника гетто в Лодзи (Браунинг, 2010: 82). Впрочем, идею уничтожения голодом разделяли не все; некоторые оккупационные чиновники говорили о необходимости организации трудового использования заключенных в гетто евреев. В конечном итоге прагматики взяли верх; после этого, как отмечает Кристофер Браунинг, «смертность в гетто стабилизировалась и даже несколько уменьшилась, однако угроза голода висела над гетто всегда» (Браунинг, 2010: 83).
Все применявшиеся на территории оккупированной Польши практики: уничтожение «враждебных категорий» населения айнзацгруппами, выселение местных жителей и замена их германскими колонистами, дискриминация поляков и геттоизация евреев, последовательное пренебрежение вопросами продовольственного снабжения представителей «низших рас» – впоследствии в значительно радикализированном виде были использованы в «войне на уничтожение» против СССР. Использование этих практик в Польше не вызвало каких-либо значительных протестов у представителей германских политических, экономических и военных элит. Отдельные германские военные возражали против массовых убийств во время «польской кампании» в сентябре 1939 г., однако таких людей было немного. Как отмечает современный германский исследователь, «уже в 1939 г. генералы вермахта были готовы принять идеологически обоснованное насилие против гражданского населения как характерную черту этой войны» (За рамками тоталитаризма…, 2011: 246). Экономисты же, как и представители РСХА и РКФ, были прямо вовлечены в процесс нацистского освоения «жизненного пространства» в Польше.
III. Планирование «войны на уничтожение» против СССР
Когда 30 марта 1941 г. Гитлер заявил о том, что война против СССР будет «войной на уничтожение», он не встретил возражений. И военные, и эсэсовцы, и экономисты уже имели специфический практический опыт и готовность его использовать. Каждая из перечисленных групп внесла свой существенный вклад сначала в планирование, а затем и в осуществление «войны на уничтожение». О распределении между ними сфер ответственности незадолго до нападения на Советский Союз написал немецкий офицер генерального штаба: «Вермахт: уничтожение врагов; рейхсфюрер СС [Гиммлер]: политическая и полицейская борьба с врагами; рейхсмаршал [Геринг]: экономика; Розенберг: полит[ическая] реорганизация» (Hartmann, 2013: 180). Упомянутый офицером нацистский идеолог Розенберг не участвовал в организации нацистского режима на оккупированных территориях Польши, однако успел присоединиться к планированию войны на Востоке.
Германский историк Кристиан Хартманн справедливо назвал перечисленные элитные группы «“четырьмя опорными столбами” нацистской оккупационной политики на Востоке» (Hartmann, 2013: 180); ниже мы попытаемся показать, какой вклад они внесли в планирование «войны на уничтожение».
1. Высшее военное руководство: преступные приказы
Стартом к военному планированию войны против СССР послужило состоявшееся 31 июля 1940 г. выступление Гитлера перед представителями высшего военного командования. «Россия должна быть ликвидирована. Срок – весна 1941 года», – зафиксировал слова фюрера начальник Генерального штаба сухопутных войск Гальдер (Гальдер, 1969: 80–81). Последовавший за этим процесс разработки плана нападения на Советский Союз детально описан исследователями (Мюллер Р.-Д., 2016: 287–306). 18 декабря 1940 г. директива № 21 «План “Барбаросса”» была подписана Гитлером. Согласно этому документу, Советский Союз планировалось разбить в ходе кратковременной кампании, к концу которой германские войска должны были выйти на линию Архангельск – Волга – Астрахань. Поскольку Советский Союз в рамках нацистской идеологии рассматривался как государство, в котором евреи управляют неполноценными «низшими расами», в Берлине были уверены, что одержать победу будет не слишком сложно.
После утверждения Директивы № 21 военное командование приступило к разработке планов организации управления захваченными восточными территориями. Первый вариант документа, известного как «Инструкция об особых областях», был разработан в штабе оперативного руководства верховного главнокомандования вооруженных сил Германии (ОКВ) и в первых числах марта 1941 г. был предоставлен на рассмотрение Гитлера. Однако фюрер вернул документ на доработку. Сформулированные военными предложения по введению на оккупированных территориях традиционного режима военно-административного управления противоречили концепции «войны на уничтожение» – и фюрер обратил на это внимание.
На основании полученных от Гитлера указаний начальник оперативного управления штаба ОКВ Альфред Йодль отдал распоряжение об изменении плана. Зона военного управления на Востоке (прифронтовая зона) должна была максимально сократиться; кроме того, в ней с целью уничтожения «враждебных» групп населения должны были действовать подчиненные рейхсфюреру СС подразделения, в чьи задачи входило «незамедлительное обезвреживание всех большевистских главарей и комиссаров» (Fall Barbarossa…, 1970: 285–287).
13 марта 1941 г. переработанный план был утвержден начальником штаба ОКВ фельдмаршалом Вильгельмом Кейтелем под названием «Инструкция об особых областях к Директиве № 21». Инструкция гласила: «На театре военных действий рейхсфюрер СС получает, по поручению фюрера, специальные задачи по подготовке политического управления, которые вытекают из окончательной и решительной борьбы двух противоположных политических систем. В рамках этих задач рейхсфюрер СС действует самостоятельно, на свою ответственность… Рейхсфюрер СС должен обеспечить, чтобы выполняемые им задачи не мешали ходу боевых действий» (IMT 1947. Vol. XXVI: 54). Исследователи отмечают, что результатом «Инструкции об особых областях» стало «планирование этой войны как войны на уничтожение» (Hartmann, 2013: 182).
В тот же день военные начали согласовывать с ведомством рейхсфюрера СС вопрос о порядке действий айнзацгрупп в прифронтовой зоне (Штрайт, 2009: 31). Опыт использования подобных подразделений в ходе «польской кампании» был хорошо известен. В более позднем документе официальные задачи айнзацгрупп были сформулированы следующим образом: «Задача полиции безопасности и СД заключается в выявлении всех противников империи и борьбе с ними в интересах безопасности армии. Помимо уничтожения активных противников, все остальные элементы, которые в силу своих убеждений либо своего прошлого при благоприятных условиях могут оказаться активными врагами, должны устраняться посредством превентивных мероприятий» (IMT 1947. Vol. XXXI: 493). Как и в Польше, уничтожению в первую очередь должны были быть подвергнуты представители элит. 17 марта 1941 г. генерал Гальдер записал рассуждения Гитлера: «Насажденная Сталиным интеллигенция должна быть уничтожена. Руководящий аппарат русского государства должен быть сломан. В Великороссии необходимо применить жесточайший террор. Специалисты по идеологии считают русский народ недостаточно прочным. После ликвидации активистов он расслоится» (Гальдер, 1969: 410).
К соглашению с СС военные пришли быстро. Уже 26 марта 1941 г. обер-квартирмейстер сухопутных сил генерал Эдуард Вагнер и глава РСХА Рейнхард Гейдрих подготовили согласованный документ, месяц спустя подписанный главнокомандующим сухопутных войск фельдмаршалом фон Браухичем и направленный в войска. Айнзацгруппы получили право «в рамках своих задач под собственную ответственность осуществлять карательные меры в отношении гражданского населения» (Штрайт, 2009: 32). Еще раньше главным командованием сухопутных сил был изданы «Специальные поручения для службы тыла», также посвященные вопросу взаимодействия с айнзацгруппами (Hartmann, 2013: 183).
Следующим шагом в сотрудничестве военных с ведомством рейхсфюрера СС стал подписанный 6 мая 1941 г. главой Верховного командования сухопутных сил (ОКХ) фельдмаршалом Вальтером фон Браухичем приказ «О комиссарах». В соответствии с этим приказом уничтожение политработников (комиссаров) во фронтовой зоне должно было осуществляться германскими войсками, а в тыловой зоне – айнзацгруппами. По справедливому замечанию Кристиана Штрайта, «подобным решением военное руководство изъявило готовность возложить на действующую армию задачу истребления целой категории политических противников. Это была задача, которой до тех пор занималась лишь полиция безопасности Гейдриха» (Штрайт, 1979: 35).
Приказом «О комиссарах» дело не ограничилось. 23 мая 1941 г. начальник штаба ОКВ фельдмаршал Кейтель утвердил приказ «О поведении войск в России». Согласно этому приказу, речь шла уже не только об уничтожении партийных работников и военнопленных, но об истреблении всех, кто оказывал сопротивление в какой бы то ни было форме. Приказ призывал войска к «беспощадной и энергичной борьбе против большевистских подстрекателей, сопротивляющихся, саботажников, евреев, а также безоговорочному подавлению любого активного и пассивного сопротивления» (Штрайт, 1979: 36). Как мы увидим дальше, даже ведомство рейхсфюрера СС проявляло больше осторожности в формулировке целей, чем верховное командование вермахта.
Приказ «О поведении войск в России» был не единственным документом, санкционировавшим избыточное насилие в отношении населения оккупированных территорий СССР. Десятью днями ранее, 13 мая 1941 г., фельдмаршал фон Браухич утвердил приказ «О военной подсудности в районе “Барбаросса” и об особых действиях войск».
Если в приказе «О комиссарах» речь шла об уничтожении одной из категорий военнопленных, то в приказе «О военной подсудности» – об уничтожении гражданского населения. В документе отмечалось: «За действия против вражеских гражданских лиц, совершенных военнослужащими вермахта и вольнонаемными, не будет обязательного преследования, даже если деяние является военным преступлением или проступком» (IMT 1947. Vol. XXXIV: 254). Еще один пункт приказа касался подсудности уже не немецких военнослужащих, а советских мирных жителей, оказавшихся на оккупированной территории: «Преступления враждебных гражданских лиц вплоть до дальнейших распоряжений изымаются из подсудности военных и военно-полевых судов… В отношении населенных пунктов, в которых вооруженные силы подверглись коварному или предательскому нападению, должны быть немедленно применены распоряжением офицера, занимающего должность не ниже командира батальона, массовые насильственные меры, если обстоятельства не позволяют быстро установить конкретных виновников» (IMT 1947. Vol. XXXIV: 253).
Весьма емко о смысле этого приказа выразился германский историк Вольфрам Ветте: «Каждый участник Восточного похода вермахта знал, что ему все позволено и он не предстанет перед военным трибуналом» (Ветте, 1999). Отныне жителей СССР можно было убивать столь же безнаказанно, как некогда – австралийских аборигенов или американских индейцев. Гитлер не зря вспоминал об индейцах в своих речах; колониальные практики избыточного насилия как инструмента освобождения территории от «ненужного» туземного населения должны были найти применение в ходе «восточного похода». Современные исследователи отмечают: так же, как и приказ «О поведении войск в России», приказ «О военной подсудности» был направлен на воспитание в германских солдатах беспощадности и инициативы к убийствам, необходимых для ведения колониальной войны (За рамками тоталитаризма… 2011: 464). Это прекрасно понимали все заинтересованные лица; генерал Гальдер резюмировал смысл приказа «О военной подсудности» в своем рабочем дневнике: «Войска должны вести на Востоке также и идеологическую борьбу» (Гальдер, 1969: 507).
Опубликованные к настоящему времени документы показывают, что германские генералы не имели ничего против концепции «идеологической борьбы». Некоторые из них даже предвосхищали издаваемые ОКХ и ОКВ распоряжения. Начальник 4-й танковой группы генерал Эрих Гепнер 2 мая 1941 г. издал чрезвычайно показательный приказ, в котором неразрывно переплелись антикоммунизм, антисемитизм и антиславянизм. «Война против России является важнейшей частью борьбы за существование немецкого народа. Это – давняя борьба германцев против славян, защита европейской культуры от московско-азиатского нашествия, отпор еврейскому большевизму. Эта борьба должна преследовать цель превратить в руины сегодняшнюю Россию, и поэтому она должна вестись с неслыханной жестокостью. Каждый бой должен быть организован и проводиться с железной волей, направленной на безжалостное и полное уничтожение противника. Никакой пощады прежде всего представителям сегодняшней русской большевистской системы…» (Wilhelm, 1991: 140).
2. Ведомство рейсхфюрера СС: еврейский вопрос и колонизация
В то время как военные издавали приказы, впоследствии охарактеризованные историками как преступные (M?ller R.-D., Uebersch?r, 1997: 210–211), ведомство рейхсфюрера СС готовилось внести свой вклад в «войну на уничтожение». Договоренность о взаимодействии айнзацгрупп с вермахтом была достигнута. Со второй половины мая личный состав айнзацгрупп проходил подготовку в Пограничной полицейской школе под Лейпцигом, одновременно шел процесс отбора и назначения руководящего состава (Browning, 2004: 225). Для ведомства рейхсфюрера СС был крайне важен «еврейский вопрос». Во время встреч с руководящим составом айнзацгрупп глава РСХА Рейнхард Гейдрих неоднократно напоминал о роли евреев как вдохновителей большевизма. По утверждениям некоторых исследователей, именно тогда глава РСХА отдал устное распоряжение ликвидировать всех евреев, в том числе и не состоявших в партии, потому что «иудаизм стал источником большевизма и, следовательно, должен быть уничтожен» (Пэдфилд, 2002: 310).
Официально, однако, это распоряжение оформлено не было. В изданном Гейдрихом уже после вторжения в СССР специальном приказе указывалось, что уничтожению подлежат не все евреи, а лишь «члены партии и занятые на государственной службе, а также прочие радикальные элементы (диверсанты, саботажники, пропагандисты, снайперы, убийцы, поджигатели и т. п.)» (Альтман, 2002: 198; Шнеер, 2005: 410). Это была заметно более осторожная формулировка, чем использовавшаяся военными в приказе «О поведении войск в России». Как замечает в этой связи Юрген Маттойс, «изданные военными письменные приказы были более агрессивными и нацеленными на гражданских лиц, чем те, которые получили айнзацгруппы» (Matth?us, 2015: 172).
Одновременно руководству айнзацгрупп было поручено организовывать истребление евреев руками антисоветских националистов. В подписанном Гейдрихом вскоре после вторжения в СССР приказе отмечалось: «Стремлению к самоочищению антикоммунистических или антиеврейских кругов во вновь оккупированных областях не следует чинить никаких препятствий. Напротив, их следует – конечно, незаметно – вызывать, усиливать, если необходимо, и направлять по правильному пути, но так, чтобы эти местные “круги самообороны” позднее не могли сослаться на распоряжения или данные им политические гарантии. Такие действия по вполне понятным причинам возможны только в течение первого времени оккупации» (Альтман, 2002: 218).
Под упомянутыми в распоряжении главы РСХА «антикоммунистическими и антиеврейскими кругами» подразумевались две связанные с германскими спецслужбами крупные антисоветские организации – Фронт литовских активистов (ЛАФ) и Организация украинских националистов. Обе эти организации, имевшие разветвленные подпольные сети на советской территории, по своей идеологии были не только антисоветскими, но и антисемитскими. По справедливому замечанию американского исследователя, «в Прибалтике или на Западной Украине… антисемитские предрассудки националистов совпадали с предубеждениями германских чиновников» (Browning, 2004: 252).
К моменту нападения Германии на Советский Союз и ОУН, и ЛАФ имели собственные планы «решения еврейского вопроса», в соответствии с которыми евреев посредством убийств следовало вынудить к бегству с территории Украины и Литвы. В основе своей эти планы были разработаны еще до начала Второй мировой войны. Планы кровавых этнических чисток евреев и поляков были сформулированы в подготовленной в 1938 г. «Военной доктрине украинских националистов» члена Краевой экзекутивы ОУН М. Колодзинского (Diukow, 2017). Литовские националисты, входившие в состав созданного в конце 1938 г. Союза литовских активистов, в июле 1939 г. просили у нацистских спецслужб финансирование на организацию погромов евреев (IMT 1947. Vol. XXXI: 385–391). В Берлине организацию еврейских погромов в Литве тогда сочли несвоевременной, однако участники Союза литовских активистов составили костяк созданного в 1940 г. ЛАФ и продолжили разработку антисемитских планов. Планы решения «еврейского вопроса» литовскими националистами были окончательно сформулированы в датируемой мартом 1941 г. инструкции ЛАФ «Указания по освобождению Литвы», а также в ряде антисемитских листовок (Дюков, 2012: 140–157; Дюков, 2015: 52–65). Антисемитские планы украинских националистов весной 1941 г. были сформулированы в инструкции «Борьба и деятельность ОУН во время войны» и ряде других документов (Дюков, 2009; Djukow, 2016: 223–246).
Антиеврейские планы националистов были, безусловно, известны руководству РСХА – и приветствовались им. Впервые мысль о привлечении боевиков ОУН к уничтожению «враждебных элементов» – евреев и представителей польской интеллигенции – возникла у нацистского руководства еще в сентябре 1939 г. (IMT 1947. Vol. II: 448, 478). Летом 1941 г. она снова оказалась востребованной. Уничтожение евреев чужими руками казалось Гейдриху хорошей идей, позволяющей обойти все еще существовавшие моральные ограничения относительно массовых убийств по национальному принципу.
В ходе войны против Советского Союза убийства евреев должны были стать массовыми, однако «окончательное решение еврейского вопроса» ведомству рейхсфюрера СС виделось иначе. 26 марта 1941 г. во время встречи с Герингом Гиммлер представил план «окончательного решения». Проанализировав дошедшие до нашего времени документы, американский историк Кристофер Браунинг пришел к выводу, что на тот момент под «окончательным решением» подразумевалось принудительное переселение евреев из европейских стран на Восток – на территории бывшего Советского Союза (Browning, 2004: 104).
Переселение европейских евреев должно было стать одним из элементов преобразования завоеванного германским оружием «жизненного пространства». Подчиненное Гиммлеру РКФ, в 1940 г. уже разработавшее план колонизации оккупированных польских территорий, весной 1941 г. приступило к планированию освоения новых восточных территорий. Первый вариант документа, известного под названием «Генеральный план “Ост”», был завершен в июле 1941 г. К сожалению, он был утрачен во время войны, и потому его содержание остается неизвестным для историков (Туз, 2018: 597). Несомненно, однако, что в нем, как и в предыдущих, а также в последующих разработках РКФ, речь шла об изгнании с захваченных территорий миллионов представителей «низших рас» и о заселении на их место германских колонистов. Впрочем, вопреки распространенному в отечественной историографии мнению (Россия и СССР в войнах ХХ века…, 2001: 230), «Генеральный план “Ост”» не был нормативным документом, на основе которого осуществлялись нацистские преступления против населения Советского Союза. Он, безусловно, носил преступный характер, однако был обращен в довольно отдаленное будущее и касался проблемы послевоенной колонизации восточного пространства (Яковлев, 2017: 320). Не приходится отрицать, что о нацистском мышлении «Генеральный план» говорит очень многое; однако до практической его реализации дело не дошло.
3. Экономисты: план голода
Гораздо большее значение в рамках подготовки и проведения «войны на уничтожение» против СССР имела совокупность разработок и распоряжений, известная в современной историографии как «план голода» (Туз, 2018: 609; Gerlach, 1999: 46) или «политика голода» (Kay, 2011: 47). Их отцом стал статс-секретарь министерства продовольствия и сельского хозяйства Герберт Бакке. Подчиненный нацистского идеолога Рихарда Вальтера Дарре, Бакке и сам был ярым сторонником идеи «жизненного пространства». В середине 1940 г. он заявил о возникающих в рейхе проблемах с продовольствием: по его подсчетам, в текущем году около 17,2 млн жителей Германии должны были ощутить продовольственные затруднения из-за организованной Великобританией морской блокады. По мнению Бакке, покрыть недостатки продовольствия можно было только за счет Советского Союза, однако это возможно только в случае «сокращения потребления» (Kay, 2011: 38–39). Как показало дальнейшее, речь шла о сокращении потребления жителей советских территорий.
В январе 1941 г. Бакке был принят Гитлером; после этого он превратился в неформального лидера экономического планирования процесса колонизации оккупированных территорий СССР. Именно с ним, в частности, согласовывалось содержание подготовленной ОКВ «Инструкции об особых областях» (Fall Barbarossa…, 1970: 287).
Как и многие германские экономисты, Бакке понимал, что в СССР нет излишков продовольствия: сталинская индустриализация привела к быстрому росту городского населения, а следовательно – к росту пищевого потребления. Однако там, где остальные экономисты останавливались, констатируя, что даже в случае захвата плодородных земель Советской Украины Германия не получит существенных выгод, Бакке шел дальше. Его мысль была простой и, безусловно, импонирующей нацистскому руководству. Современный исследователь следующим образом излагает мысль Бакке: «Для того чтобы излишки зерна на Украине направлялись непосредственно на удовлетворение потребностей немцев, нужно было просто исключить советские города из этой пищевой цепочки. После десяти лет сталинской урбанизации городскому населению на западе СССР предстояло просто умереть от голода» (Туз, 2018: 610–611).
Идеи Бакке поддерживал генерал Георг Томас, начальник экономического управления ОКВ, считавший необходимым обеспечить снабжение участвующих в Восточном походе германских войск за счет ресурсов оккупированных территорий (Туз, 2018: 611). «Русский человек привык приноравливать свои потребности к плохому урожаю… при населении 160 млн чел. даже небольшое снижение норм выдачи освободит большие массы зерна», – писал генерал Томас в феврале 1941 г. (Штрайт, 2009: 64–65).
Хотя «план голода» еще не был официально утвержден, германские военные запланировали уничтожение голодом советских военнопленных. В марте 1941 г. начальник управления по делам военнопленных ОКВ генерал-лейтенант Герман Рейнеке вызвал из военных округов начальников отделов по делам военнопленных и под большим секретом сообщил, что ориентировочно в начале лета Германия вторгнется на территорию Советского Союза и что в обращении с советскими военнопленными необходимо исходить из общей концепции войны на Востоке как идеологической и расовой войны.
