скачать книгу бесплатно
М а р и я. Мне надо с ним увидеться.
С и д о р о в. Вернется к вечеру и встретитесь. А сейчас иди отдыхай. Мне-то не до отдыха: песок надо поднять на чердак. Авдей, не убегай, нам блок до вечера дали, надо управиться. (Уходит)
Е в г е н и я П. Отца хлебом не корми, дай только поговорить о своих походах. Так что Данилу Андреича он непременно к нам приведет.
М а р и я. Мне нужно встретиться с ним без свидетелей.
Е в г е н и я П. Что задумала? Обидел он тебя? Так скандалом делу не поможешь. Да и не время сейчас…
М а р и я. Ты не поняла.
Е в г е н и я П. Вот и объясни матери непонятливой.
М а р и я. Я хочу сына от него иметь.
Е в г е н и я П. Ты думаешь, что говоришь?
М а р и я. Давно думаю. А теперь времени на раздумье не осталось.
Е в г е н и я П. Думы твои я знаю. Может быть, встретишь другого…
М а р и я. Ты говоришь, не зная того, что видела я. А мне снятся окопы, которые стали братскими могилами для женатых и женихов, и поля, усеянные их трупами. И когда мы возместим эти потери, и возместим ли, не знаю. Но я хоть рожу по любви.
Е в г е н и я П. Позор-то какой! Отец убьет тебя!
М а р и я. Убивать пусть идет на передовую, враги – там. А воевать с родными и близкими сейчас не время.
Е в г е н и я П. Ладно, еще не вечер. Идем домой, приляжешь хоть, отдохнешь.
Мария видит идущего к дому Петрова.
М а р и я. Я здесь немного посижу, воздухом нормальным подышу, не больничным.
Е в г е н и я П. Ну, переведи дух, пока я постель тебе приготовлю.
Евгения П. уходит. Мария садится на скамейку в сквере. Подходит Петров, оба не скрывают радости.
П е т р о в. Здравствуй, Машенька… Вот о ком меня расспрашива-ли родители…
М а р и я. Здравствуйте, Даниил Андреевич…
П е т р о в. Как ты себя чувствуешь?
М а р и я. Почти здорова. А как вы выбрались оттуда?
П е т р о в. Как и другие: на своих двоих.
М а р и я. Сколько вернулось, не знаете.
П е т р о в. Со мной вышло семь человек. Об остальных ничего не знаю.
М а р и я. Значит…
П е т р о в. Пока это ничего не значит. Но…
М а р и я. Печально.
П е т р о в. После выздоровления куда пойдешь?
М а р и я. Как врачи решат…
П е т р о в. Не в окопы же?
М а р и я. Не хотелось бы… Я там чувствую себя такой беззащитной, а немцы – безнаказанными.
П е т р о в. Ты же прекрасно стреляешь – подучись на снайпера.
М а р и я. Я подумаю. Не мое это дело – убивать. Мечта у меня совсем другая.
П е т р о в. Какая же, если не секрет?
М а р и я. Не секрет. Но вам-то я не скажу.
П е т р о в. Да я не любопытный…
М а р и я. А вы где намерены воевать?
П е т р о в. Судя по обстановке, далеко не отправят. Завтра получу пополнение и на передовую.
М а р и я. Так сразу? И задержаться никак нельзя?
П е т р о в. Задержки на войне дорого обходятся.
М а р и я. Я, пожалуй, открою вам свою мечту… если в гости пригласите…
П е т р о в. Приглашаю… хоть сейчас…
Мария обнимает и целует Петрова. Из подъезда выходит Сидоров.
С и д о р о в. Ты, Мария, кланяться должна Даниле Андреичу, а не на шею ему вешаться. И в церкви не одну молитву вознести за его здравие.
М а р и я. Папа, что ты говоришь?
С и д о р о в. Дело говорю, а ты слушай!
М а р и я. Я же комсомолка, а Даниил Андреевич – член партии!
С и д о р о в. И ты думаешь, билеты ваши вас спасли? Нет, на то Божья милость была. И теперь все зависит от воли его… Данила Андреич, ты теперь один. Зашел бы к нам, отужинали вместе. Крестницу свою порадуешь.
М а р и я. Ну я же и приглашала Даниила Андреевича…
С и д о р о в. Вот это правильно…
П е т р о в. Мне же с утра на сборном пункте надо быть…
С и д о р о в. Ну, ужин – не ахти какое застолье, полчаса-час, не более.
М а р и я. Приходите, пожалуйста!
П е т р о в. Спасибо, зайду.
С и д о р о в. Вот и договорились. (Марии) А ты иди домой, приляг. Мать зовет.
Петров, Мария, Сидоров расходятся по подъездам. Возле жилконторы остаются Мохов и Курашова.
М о х о в (Курашовой). Вы что же, так весь день и будете дежурить?
К у р а ш о в а. Да я Евгению Павловну подменяю. Она в госпиталь за дочерью ходила. Теперь вернулась и сменит меня.
М о х о в. Погода-то сказочная стоит… живи да радуйся. А люди убивают друг друга.
К у р а ш о в а. Война, ничего не поделаешь.
М о х о в. И город стал каким-то другим. В центре маскировочные сети натягивают, окна мешками с песком закладывают, в бойницы их превращают.
К у р а ш о в а. Неужели в городе воевать будут?
М о х о в. Похоже. На работу когда ходил, удивлялся: народу на улицах мало. Только на Смоленском кладбище – оживление. Престольный праздник, видно, отмечался.
К у р а ш о в а. Был такой на днях.
М о х о в. Так верующие пришли поминать своих с выпивкой, с закусками. А их не пустили, там теперь ополченцев обучают: лечь, встать, коли, шагом марш и прочее.
Так наши верующие и неверующие на лютеранском расположились, благо рядом. На чужих могилах своих почивших поминали.
К у р а ш о в а. Грустно это, да и кощунственно, по-моему.
М о х о в. Я тоже подумал, что нехорошо. А что мы понимаем в этом? Я вот своих отправил, а теперь извелся весь, не зная, что с ними? Поехал бы вслед, да меня к охране склада приписали, и никуда не денешься.
К у р а ш о в а. Да, в чужие края к чужим людям ехать – не приведи господь. Мы для себя решили: из Ленинграда – ни ногой! Пусть увозят матерей с детьми, это правильно. И хорошо, что вы своих отправили.
Из подъезда выходят Сидоров и Евгения Павловна.
С и д о р о в. Передохнул, Авдей Игнатьич? Продолжим?
М о х о в. Да надо сегодня закончить, не оставлять на завтра.
Мохов и Сидоров продолжают работать.
Е в г е н и я П. Спасибо тебе, Соня. Теперь уж я никуда. И дочь дома, и душа на месте. Отдыхай. (Садится рядом с Курашовой).
К у р а ш о в а. Маша-то как себя чувствует?
Е в г е н и я П. Не жалуется. Но вы же видели ее. Сейчас вот прилегла, отдыхает.
К у р а ш о в а. У меня тоже от сердца отлегло: мои в Новосибирск эвакуируются.
Е в г е н и я П. А что им в Москве-то не живется? Москву-то уж точно не сдадут.
К у р а ш о в а. Да неспокойно там. Люди уже устали от воздушных тревог. Ночи проводят на станциях метро да в бомбоубежищах. И как по расписанию: с 10 вечера до 4 утра. Тревоги эти да светозатемнения все нервы выматывают.
Подходит Архипова, садится рядом с женщинами.
Е в г е н и я П. У нас хоть этого нет. А как там с продуктами?
К у р а ш о в а. Александр Николаевич говорит, мясные продукты отпускают по нормам. Но можно все купить в коммерческих магазинах. Норм на хлеб нет.
Е в г е н и я П. А у нас уже и на хлеб нормы ввели.
А р х и п о в а. На эти нормы грех жаловаться. И в коммерческих можно всегда прикупить, если понадобится.
Е в г е н и я П. Я и не жалуюсь. Ленинград, говорят, запасся продуктами на двадцать лет. Где только такую прорву продуктов хранят?
К у р а ш о в а. Город большой, складов хватает. Николай Федорович говорит, мы уже не принимаем те составы с продуктами, что нам предлагают.
А р х и п о в а. Говорите, и Москва эвакуируется?
Е в г е н и я П. Софья говорит. Видать, там порядка больше. А у нас все со скрипом: не хотят люди уезжать. С каждым приходится спорить и чуть ли не ссориться.
А р х и п о в а. Вам-то зачем ссориться? Пусть облеченные властью доказывают свою правоту. И все-таки уезжают, хотя такой переезд равен пожару.
Е в г е н и я П. Выезжают, но в магазинах толчея не уменьшается.
А р х и п о в а. Так это беженцы из пригородов. Возле вокзалов их масса. И что с ними будет? Где и как они устроятся, не имея прописки, трудно даже представить.
К у р а ш о в а. Что и говорить… Из Москвы сколько дорог расходится, а у нас одна осталась, и та ненадежная. Сосед наш, Александр Николаевич, трое суток из Москвы в объезд добирался по какой-то Северной дороге. Но и на ней, говорит, все насыпи изрыты воронками от бомб, особенно он называл Мгу. И разбитых поездов много…
А р х и п о в а. Дороги бомбят и обстреливают в первую очередь.
К у р а ш о в а. И как выезжать людям? Это же опасно!
Е в г е н и я П. А если Ленинград бомбить будут, куда деваться?
К у р а ш о в а. До этого не дойдет, не позволят. Вон аэростатов сколько поднимают. И кем надо быть, чтобы красоту разрушать?
А р х и п о в а. Фашистов это не остановит. У них идеология вандалов. Я это прочувствовала, прячась по лесам.
Е в г е н и я П. Но в городе мирные жители!
