скачать книгу бесплатно
Моя любовь сладка, как плод запретный,
Как ночь благоуханная, нежна,
Чиста, как день, омытый солнца светом.
Она – как сердца радостный полет!
Она дороже мне сокровищ мира
И даже Замка Горного красот.
О ней поет, не умолкая, лира.
– Красивая песня, – задохнулся Валентин, – и твой голос так прекрасен…
– А ты поешь? – спросила она.
– Ну, наверное.
Она протянула ему арфу:
– Спой что-нибудь твое любимое.
Он растерянно повертел в руках маленький инструмент.
– Я не знаю песен.
– Никаких? Ну хоть несколько ты должен знать!
– Похоже, я все забыл.
Она улыбнулась и взяла арфу.
– Хорошо, я научу тебя, только не сейчас.
– Нет, не сейчас.
Валентин нежно поцеловал ее. Она улыбнулась и крепче прижалась к нему. Глаза его привыкли к темноте, и он довольно ясно видел ее маленькое чистое личико с яркими озорными глазами, блестящие растрепанные волосы, трепещущие в ожидании ноздри. Он попытался взять себя в руки, избежать того, что должно вот-вот произойти, не желая брать на себя никаких обязательств, но тут же отбросил эти страхи. Была фестивальная ночь, и они хотели друг друга. Руки Валентина скользнули по спине девушки, переместились вперед, сжали грудь. Он вспомнил, как она стояла обнаженная под очистителем: сильная, стройная, полная внутренней энергии. Он чувствовал, как она дрожит, и понимал, что это не от холода, не от ночной сырости, – казалось, она находится во власти какой-то странной, чуть ли не пугающей силы. Он гладил ее руки, лицо, плечи, с трепетом касался маленьких грудей. Рука скользнула по гладкой коже внутренней стороны ее бедра. Карабелла резко выдохнула и привлекла его к себе.
Они без слов понимали друг друга, каждое движение, каждый жест были настолько ясны и знакомы, как будто они давно уже были любовниками. Стройные ноги обхватили его талию, и они все перекатывались и перекатывались, пока не оказались на берегу ручья и своей разгоряченной кожей не почувствовали его прохладную свежесть.
Потом он в полудреме лежал в ее объятиях, слушая, как бьется ее сердце.
– Мы останемся ночевать здесь, – прошептала Карабелла. – В эту ночь нас никто не потревожит.
Она погладила его лоб, убрала с глаз прядь мягких желтых волос и легонько поцеловала в кончик носа. Она была ласкова и игрива, как котенок, владевшее ею темное возбуждение ушло, сгорело в пламени страсти. Валентин был потрясен, оглушен и растерян. Он пережил внезапный, острый экстаз и в миг этого экстаза будто заглянул через ворота ярчайшего света в таинственную область без цвета, формы и субстанции, едва успел замереть на самом краю этого неведомого – и его резко отбросило назад, в реальный мир.
Он не мог говорить, не было подходящих слов. Карабелла, видимо, чувствовала его состояние и тоже молчала, только обнимала его, нежно покачивала, положив его голову к себе на грудь, и тихонько напевала. В тепле ночи он незаметно для себя заснул. И вновь к нему явились сны-образы, грубые и страшные.
Он опять очутился на знакомой унылой пурпурной равнине. Те же насмешливые лица смотрели на него с багрового неба, но на этот раз он был не один. Перед ним маячило темное лицо, и чье-то присутствие физически давило на него. В недобром сиянии янтарного солнца Валентин не мог разглядеть черты этого лица, но знал, что это его брат. Где-то звучала печальная, тихая музыка, в которой слышалось рыдание. Значит, сон был опасный, угрожающий, смертельный.
Двое мужчин сошлись в страшной дуэли, из которой только один должен выйти живым.
– Брат! – закричал Валентин в ужасе и смятении. – Нет! – Он дергался и извивался и как бы плыл по поверхности сна. На миг ему даже удалось воспарить над ней. Но то, чему обучали с рождения, засело в нем слишком глубоко: он знал, что никому не позволено спасаться бегством от снов или в испуге отбрасывать их от себя; он должен полностью входить в них и подчиняться их приказам. Во сне он встречается с немыслимым, и уклониться от этого означает противопоставить себя сну и погибнуть наяву.
Усилием воли Валентин вновь вернул себя на зыбкую границу между сном и бодрствованием и опять почувствовал злобное присутствие брата-врага. Оба были вооружены, но не одинаково: Валентин держал в руке плохонькую рапиру, его брат – массивную саблю. Со всей своей ловкостью и проворством Валентин отчаянно пытался найти рапирой брешь в защите брата, но это было невозможно. Тот все время парировал его уколы медленными, тяжелыми ударами. Слабое лезвие Валентина отскакивало в сторону и неумолимо тянуло его самого назад по грубой, изрытой земле. Над головой кружились стервятники. С неба лилась клекочущая песня смерти. Скоро должна пролиться кровь, и жизнь вернется к Источнику. Шаг за шагом Валентин отступал, зная, что позади овраг и скоро дальше отступать будет некуда. Рука его болела, глаза слезились от напряжения, во рту скрипел песок, силы были на исходе. Назад… назад…
– Брат! – в отчаянии крикнул он. – Во имя Божества…
Ответом на его мольбу были грубый смех и непристойная ругань. Сабля взвилась и опустилась. Валентин выставил свое оружие. Тело его онемело, он задрожал, когда раздался скрежет металла, и его легкая рапира переломилась. В ту же минуту он попал ногой в торчащую из песка корягу и тяжело упал на землю в переплетенные колючие ветки. Гигантский человек с саблей встал над ним, заслонив солнце и закрыв собой небо. Песня смерти зазвучала убийственно визгливо, стервятники устремились вниз.
Спящий Валентин стонал и вздрагивал. Он повернулся и прижался к Карабелле, набираясь от нее тепла, потому что его окутал страшный холод смертельного сна. Так легко было бы проснуться, уйти от ужаса этих образов, выплыть в безопасность на берега сознания. Но нет. Подчиняясь правилу, он снова и снова бросал себя в кошмар. Огромный человек захохотал. Сабля поднялась. Мир вокруг упавшего тела Валентина качался и рушился. Он направил свой дух к Повелительнице Снов и ждал смертельного удара. Но удар сабли оказался неловким и неудачным: оружие его брата с глухим стуком вонзилось глубоко в песок. Сон тут же изменился. Валентин не слышал больше пронзительной песни смерти, все перевернулось. В него неожиданно влились потоки энергии, и он вскочил на ноги. Брат рывками пытался выдернуть саблю, но Валентин каблуком загнал ее еще глубже и бросился на противника с голыми руками. Теперь уже Валентин одерживал победу, а испуганный брат, отступая под градом ударов, упал на колени и, качая окровавленной головой из стороны в сторону, рычал, как раненый медведь. Он принимал удары, не пытаясь защищаться, и только бормотал: «Брат… брат…» – когда Валентин опрокинул его на песок. Он лежал неподвижно у ног вышедшего победителем в борьбе Валентина. «Пусть скорее настанет утро и освободит меня от сна», – молился он. Было еще темно. Валентин опустил руки и вздрогнул. Безумные образы, разрозненные, но впечатляющие, проплывали в его смятенном мозгу.
Карабелла задумчиво смотрела на него.
– С тобой все в порядке? – спросила она.
– Я видел сон.
– Ты три раза кричал. Я подумала, что тебе надо проснуться. Тяжелый сон?
– Да.
– А как ты сейчас?
– Растерян, ошеломлен.
– Расскажи мне свой сон.
Это была очень интимная просьба. Но разве они не любовники? Разве они не вместе ушли в мир сна, как партнеры в ночных поисках?
– Я видел, что дрался со своим братом, – хрипло ответил он. – Мы сражались на шпагах в жаркой голой пустыне, и он уже готов был убить меня, но в последнюю минуту я поднялся с земли и… и убил его голыми руками.
Ее глаза горели в темноте, как у зверя.
– Ты всегда видишь такие жестокие сны? – спустя мгновение спросила Карабелла.
– Не думаю. Но…
– Да?
– Дело не только в насилии. Карабелла, у меня нет брата!
Она засмеялась:
– А ты хочешь, чтобы во сне все было, как наяву? Валентин, Валентин, где ты учился? В снах истина всегда спрятана очень глубоко. Брат в твоем сне может быть кем угодно или никем: Залзаном Каволом, Слитом, твоим отцом, лордом Валентином, понтифексом Тиеверасом, Шанамиром или даже мной. Ты же знаешь, что сны, кроме специально посланных, все преобразуют.
– Знаю. Но что означает этот сон, Карабелла? Дуэль с братом… почти убит им… и вдруг убил его…
– Ты хочешь, чтобы я истолковала твой сон за тебя? – удивилась она.
– Он для меня ничего не означает, кроме страха и тайны.
– Да, тебе было очень страшно. Ты обливался потом и несколько раз кричал. Но мучительные сны всегда являются наиболее вещими. Растолкуй его сам.
– У меня нет брата…
– Я же сказала тебе, это неважно.
– Что же, я воюю против самого себя? Не понимаю. И врагов у меня нет.
– Может, твой отец? – намекнула она.
Валентин задумался. Отец? Он попытался представить себе лицо, которое могло бы принадлежать человеку с саблей, но не смог.
– Я не помню его.
– Он умер, когда ты был маленьким?
– Наверное.
Валентин покачал головой и почувствовал, как в висках у него застучало.
– Не помню. Я вижу высокого человека с темной бородой, темноглазого…
– Как его звали? Когда он умер?
Валентин вновь покачал головой.
Карабелла наклонилась, взяла его за руки и тихо спросила:
– Где ты родился?
– На востоке.
– Да, ты говорил. Но где, в каком городе, в какой провинции?
– В Ни-мойе? – вопросительно произнес Валентин.
– Ты спрашиваешь или отвечаешь?
– В Ни-мойе, – повторил он. – Большой дом, сад, неподалеку река. Да, я вижу себя там, купаюсь в реке, охочусь в герцогском лесу. Может, я видел это во сне? Или читал что-то такое, или мне рассказывали?
– Как зовут твою мать?
Он открыл было рот, но промолчал.
– Она тоже умерла молодой?
– Галиара, – неуверенно сказал он. – Да, Галиара.
– Приятное имя. Расскажи, как она выглядела.
– Она… Она была… – Он запнулся. – Золотые волосы, как у меня, гладкая свежая кожа, глаза… ее голос… Это так трудно, Карабелла.
– Ты дрожишь.
– Да.
– Иди сюда.
Она притянула его к себе. Она была много меньше его, но казалась сейчас гораздо сильнее, и рядом с ней ему было так уютно.
– Ты ничего не помнишь, Валентин? – спросила она мягко.
– Ничего.
– Ты не помнишь, где родился, откуда пришел сюда, как выглядели твои родители, не помнишь даже, где ты был в прошлый Звездный день? Твои сны не могут служить тебе руководством, потому что ты ничего не можешь объяснить в них.
Ее пальцы осторожно, но твердо начали ощупывать его голову.
– Что ты делаешь? – спросил он.
– Смотрю, нет ли повреждений. Удар по голове может отбить память.
– Есть что-нибудь?
– Ни рубца, ни шишки. Но это еще ничего не значит. Это могло случиться месяц или два назад. Когда взойдет солнце, посмотрю еще раз.
– Мне нравится прикосновение твоих рук.
– А мне нравится касаться тебя.
Валентин спокойно лежал рядом с ней. То, о чем они говорили, растревожило его. «Другие люди, – думал он, – помнят свое детство и юность, знают, где они родились и как зовут их мать и отца, а у меня нет ничего, кроме неопределенных фрагментов, тумана тонких, ненадежных воспоминаний, покрывающего колодец пустоты». Он знал, что там пустота, и не хотел заглядывать в нее. Но Карабелла заставила его это сделать. Он недоумевал, почему так не похож на других, почему его воспоминания столь бессвязны. Может, он и вправду получил удар по голове или просто так глуп, что не в силах удержать в памяти даже отрывки пережитого? И пока он, Валентин, годами бродил по Маджипуру, наступавший новый день стирал воспоминания о прошедшем?
Они так и не уснули больше в эту ночь.
К утру они совершенно неожиданно снова занялись любовью, но уже молча, сосредоточенно, совсем не так, как прошлый раз. Затем они все так же молча поднялись, умылись в маленьком холодном ручье, оделись и направились через город в гостиницу. По улицам все еще шатались гуляки с затуманенными глазами, а над Пидруидом уже высоко поднялся яркий глаз солнца.
Глава 10
По совету Карабеллы Валентин доверительно рассказал Слиту про сон и про последовавший за ним разговор. Маленький седовласый жонглер внимательно слушал, не перебивая, и выглядел невероятно торжественно. Когда Валентин закончил, Слит сказал:
– Тебе надо бы поговорить с толкователем снов. Послание слишком сильно, чтобы им пренебречь.
– Значит, ты думаешь, что это послание?
– Скорее всего.
– От Короля?
Слит вытянул руки и принялся рассматривать кончики пальцев.
– Возможно. Жди и будь осторожен. Король никогда не посылает простых посланий.
