скачать книгу бесплатно
Даже если человеку после такого удара удастся откатиться вбок, подняться на ноги и слинять, проживет он все равно недолго. Царапины от ногтей мертвецов практически не заживают, со временем превращаясь в гноящиеся язвы. А если тебя укусил зомбак, то пиши пропало, если сразу откушенную конечность не отрубишь на дециметр выше укуса. Если не сделать этого или укус пришелся в лицо, шею или тело, то пиши пропало. Вариантов немного: или в течение суток сдохнешь в адских муках, разлагаясь на глазах, или сам превратишься в ходячий труп. Это уж у кого к чему организм больше расположен.
Исходя из чего многие сталкеры, окруженные стаей зомби, предпочитали самоубиться, нежели принять страшную смерть – либо не менее страшную жизнь после жизни. И я их вполне понимаю. Только как-то в падлу мне заканчивать жизнь самоубийством, словно несчастно влюбленная гимназистка. В бою, с двумя ножами в руках, мне оно и ближе, и понятнее.
Ну, я и врубился в толпу живых трупов, ревя, как буйвол, но при этом не теряя головы, стараясь держаться подальше от гнилых зубов, и при этом рубить по когтистым лапам.
И даже первые секунд сорок у меня это получалось.
Р-раз! – и отрубленная кисть летит по воздуху, судорожно сжимая пальцы, словно пытаясь воткнуть их в низко летящие тучи…
Два! – и зомбак, разинувший пасть слишком широко, получает продольный разрез по ее центру, после чего нижняя челюсть трупа безвольно падает на грудь. Вряд ли у мертвеца получится теперь укусить кого-то, если, конечно, Зона не излечит свое порождение…
Три! – и лапа очередного зомби, отсеченная возле локтя, падает на землю. Моя «Бритва» с золотым сверкающим клинком, выпившая энергию «Ногтя Мидаса», теперь проходила сквозь плоть вообще без какого-либо сопротивления. Еще бы она так же границы между мирами рубила, цены б ей не было…
С «Бритвой» все понятно, она из артефакта откована и артефактом усилена. А вот мой «Сталкер» был самым обычным ножом. Хорошее боевое пырялово, но не более того. Короче, воткнул я его в пасть какому-то зомбаку, сунувшему раззявленную харю ближе остальных, – а выдернуть не смог. Мертвец пасть захлопнул, лишившись при этом нескольких зубов, и застрял «Сталкер» в той пасти. Труп же, не выпуская клинок, замахнулся – и полоснул, сука такая, своими когтями по бронеперчатке, наполовину сорвав ее с моей руки… вместе с кожей. Тыльную сторону кисти прям как огнем ошпарило. Т-твою душу…
А зомбак снова замахнулся, тварина такая…
Короче, хочешь-не хочешь, а пришлось «Сталкер» оставить в пасти трупа. Коготок увязнет – всей птичке кирдык. Пока я боролся бы за нож, мертвяки б по-любому разорвали меня, выковыряв из бронекостюма, как черепаху из панциря. Мертвяк с ножом, зажатым в пасти, отшатнулся назад – и тут же затерялся в толпе желающих отведать свежатинки.
Я кромсал «Бритвой» направо и налево, а на меня все равно со всех сторон наседали голодные трупы. Забрало шлема забрызгало гнойно-желтой кровью, и, чтобы видеть, куда бить, мне пришлось его откинуть…
И тут же чья-то пятерня разодрала мне щеку. Твари, м-мля…
Я ударил ножом раз, другой – и почувствовал, что мои движения становятся все более неуклюжими. В бронекостюм со всех сторон вцепились когтистые лапы зомби, захочешь – не вырвешься. Еще немного – и в лицо, и в расцарапанную руку вонзятся гнилые зубы…
– Ну, с-суки! – выдохнул я. Рванулся со всей силы раз, другой, освободил руку и сделал два движения – ударил по пряжке встроенного пояса и сразу следом – по горлу, где меж бронепластинами, защищающими сонные артерии, находилась еще одна специальная пластина, помимо своей защитной функции реагирующая именно на такого рода комбинацию ударов, обеспечивающую экстренное освобождение от брони… Ценная штука, скажем, если упал в воду и начал тонуть. Или как, например, сейчас, когда скорость движений важнее защиты.
Мертвяки, тянущие добычу в разные стороны, вдруг почуяли слабину и удвоили усилия…
И были вознаграждены за свои труды.
Грамотно продуманный костюм ВС-4, уважительно прозванный сталкерами «Всеволодом», вдруг перестал быть единым целым и распался на фрагменты. Кому-то из мертвецов часть рукава досталась, кому-то половина грудной пластины, а кто-то кусок бронештанов урвал. Только в результате этого алчные зомби, тянущие добычу каждый на себя, по инерции разлетелись в разные стороны, сжимая в лапах несъедобные трофеи. А вкусный сталкер, то есть я, на мгновение оказался в центре относительно свободного пространства.
И, само собой, не преминул этим воспользоваться.
Прыгать я умею знатно, способность у меня такая. Раньше думал, что от цирковых родителей мне навык достался. Но потом оказалось, что мое цирковое прошлое есть не что иное, как наложенные воспоминания тех, кто решил сделать из меня машину для убийства. Специальными препаратами и программами, вживленными в мозг, те ученые сделали мои мышцы более мощными, чем у других людей. Не так, конечно, как у дружинников мира Кремля, у которых за силищу специальный ген отвечает, но тоже кое-что могу. Например, с короткого разбега, оттолкнувшись ногой от упавшего зомби, взлететь над толпой мертвяков и пробежаться по их головам – благо трупы стояли практически сплошной стеной и с мгновенной реакцией у них было не очень. Проще говоря, не ожидали зомбаки, что кто-то решит бежать по их осклизлым тыквам, балансируя и очень стараясь не поскользнуться.
Идеально, конечно, не получилось. Разок сорвался, оторвав каблуком берца гнилое ухо. Но, к счастью, не упал, оттолкнулся от плеча трупа и побежал снова – благо бежать оказалось не особенно далеко. Сразу за толпой кадавров туман становился намного реже, и уже можно было разглядеть знаменитые колья «Янова», на которых гнили головы тех, кто рискнул затеять дебош в знаменитом баре.
Я оттолкнулся от лысины крайнего зомби, сделал сальто в воздухе, приземлился на ноги и побежал, еще не веря, что смог вырваться из смертельной ловушки. То, что это ловушка, приготовленная именно для меня, сомнений не было – достаточно посмотреть на странный туман, окутывающий толпу зомби. Сразу приходит на ум тактика шамов из мира Кремля, которые напускают похожий туман, дабы скрыть от врагов войска союзников, идущих в атаку. Искусственный туман, нереально агрессивные и организованные зомби – все это не случайно. И если я хочу жить, нужно бежать, бежать изо всех сил подальше от места, где на меня открыта охота.
За Фыфа я не боялся. Как только я бросился на зомби, вся толпа тут же сосредоточилась на мне. Надеюсь, что шаму удалось ускользнуть от того, кто так страстно желал превратить меня в корм для ходячих мертвецов. В любом случае, я ничем не мог ему помочь – как и он мне, кстати. Его ментальные силы были на исходе, а «Кедр» против целой кучи зомби – это не оружие. Хороший парень этот шам, и дай Зона ему удачи. Глядишь, найдет он способ пробиться в мир Кремля, спасет свою Настю, и будет у них все замечательно. Во всяком случае, я очень хотел в это верить.
А вот со мной все гораздо хуже.
Глубокие царапины от когтей зомби горели огнем, причем огонь этот медленно и неотвратимо проникал внутрь меня. Похоже, перед тем, как царапать меня, ходячие трупы вдумчиво ковыряли в зубах ногтями, и на них остался токсичный яд. Если бы только одну лишь мою руку зацепили мертвяки, теоретически можно было б ее отрубить «Бритвой», и дело с концом. Случалось, выживали сталкеры после такого – и жили дальше инвалидами, побираясь возле сталкерских баров…
Но в моем случае это не вариант. Я так жить не смогу, да и не получится у меня ничего в моем конкретном случае: если руку еще можно отрубить, то харю с черепушки точно не соскоблишь. А проклятый огонь уже охватил всю щеку, проник внутрь. Теперь пламенем горели и десны слева, и по горлу уже медленно, но неуклонно тек расплавленный свинец – во всяком случае, ощущение было именно таким.
И это значило только одно.
Пройдет совсем немного времени, и в этом пламени сгорит все, что делало меня человеком. Мысли, чувства, воспоминания, способность думать и принимать разумные решения… И моя любовь к Марии тоже исчезнет… Останется только первобытный инстинкт – жрать, жрать, жрать… И, может, какие-то обрывки воспоминаний, похожие на пепел от страниц сгоревшей книги, где различимы какие-то буквы, но цельного текста уже никогда не восстановить…
В принципе, еще реально было самоубиться. Ножом в сердце, поворот клинка – и привет. «Бритва» войдет как в масло, икнуть не успеешь, как пойдешь по Серой тропе – причем, пока что человеком.
Но, блин, это тоже не по мне… Ну вот натура у меня такая паскудная, привык бороться до конца, не ища легких путей, и ничего с этим не поделать. Хотя, в данном случае финал уже близок и очевиден. Как только пламя коснется мозга, это уже по-любому буду не я, и никакая «Бритва» мне не поможет.
– Валяешься? – раздался у меня над головой чей-то голос.
Судя по тону вопроса, за мной с того света прислали какого-то на редкость циничного демона. А как же Край Вечной войны? Или теперь не Сестра за своими братьями ходит, а посылает вместо себя какого-то наглого подручного?
Я с усилием разлепил веки.
Надо же, получается, последние несколько минут я валялся на спине, прям вот честно собираясь бороться до последнего. На самом же деле меня просто срубил зомбитоксин, имеющий, говорят, свойство генерировать перед переходом нехилые глюки. Так, может, этот силуэт, нависший надо мной, тоже глюк, которому нужно плюнуть в размытый контур головы и бороться, блин, бороться до последнего…
Я рассмеялся – вернее, невнятно хмыкнул. Борец, ёксель, ага. Ни рукой, ни ногой не пошевелить, а туда же.
– Валяешься, – констатировал голос, так и не услышав ответа на свой риторический вопрос. – Зашибись. Стало быть, ждешь перехода. Ну, жди, жди. Скоро тебя накроет, и будешь как все. В смысле, что люди, что зомби – они ж, сука, одинаковые в своей основной массе. Жрут, гадят, живут на инстинктах. Отличие – где? Лично я не вижу. Ладно, чего трепаться зазря. Помню я тебя, духовитым ты сталкером был в свое время. Поэтому если боевой дух в тебе остался, помоги себе сам. Вон там, за смотровой вышкой, обосновался «веселый призрак». Сумеешь добраться – просто входи в него. Это твое спасение.
Я с усилием разлепил спекшиеся губы.
– Вот спасибо… добрый человек, – вытолкнул я из себя. Говорить было трудно, язык еле ворочался во рту – зомбитоксин уже охватил почти все горло и ротовую полость. – Мне намного проще… ножом по горлу… чем тащиться туда.
– Твой выбор, – кивнул силуэт, за которым нимбом мерцало заходящее солнце. Лица я рассмотреть не мог и все силился вспомнить, где я слышал этот голос. Хотя, если вдуматься, на хрена мне голос какого-то придурка на пороге смерти? Но такая уж противоречивая у людей натура – вот-вот сдохнет, а все равно пытается вытащить из умирающего мозга совершенно ненужную информацию.
– Твой выбор, – повторил силуэт. – Но меня в свое время цапнул зомби. Глубоко, аж кусок мяса выдрал. Ну я и решил не ждать, пока перекинусь в ходячего мертвяка. Шагнул в «веселый призрак» – и, как видишь, живой и здоровый. Только учти, это очень больно. И да, чуть не забыл. Ты все должен сделать сам, помощи не жди. Иначе на хрена тебе жить, если ты за свою жизнь бороться не хочешь? Логично? Логично. Ну и вот. Короче, бывай. Вижу я, что боевой дух в тебе кончился, а мне такие персонажи неинтересны. Перекинешься в зомбака – лучше мне не попадайся. Не люблю я эту публику.
И ушел. Падла такая… Я ж реально ни рукой, ни ногой… И вслед ему проорать все, что о нем думаю, уже не могу, зомбитоксин полностью парализовал и язык, и мышцы нижней челюсти. Только промычать получилось что-то нечленораздельное, удаляющийся силуэт нисколько не впечатлившее. Ну и хрен с ним… Мало ли уродов по Зоне шастает. Только где ж, блин, я его голос слышал?
Эта мысль не давала мне покоя. Как и еще одна, обеспокоившая меня не меньше.
«Веселый призрак» – смертоносная аномалия, порой встречающаяся в некоторых районах Зоны. С виду напоминает смерч высотой метра два, практически невидимый, когда эта опасная турбуленция охотится. Как нажрется, так успокаивается, стоит себе, отдыхает, покачиваясь и лениво вращая вокруг себя всякий мусор. Видимая вполне, спокойная, выдохшаяся. Пока снова не оголодает и не направится на охоту.
Название аномалии объясняется ее свойством менять форму перед атакой, становясь карикатурно похожей на силуэт жертвы. Про этот странный эффект всякие легенды ходят. Кто-то говорит, что внутри нее и вправду виден призрак предыдущей жертвы аномалии, но, скорее всего, это просто эффект зеркала. Аномалии так удобнее поглощать жертву. Настигла, обволокла, словно в чехол упаковала, – и размазала своими вихрями по прозрачной оболочке. Жуткое зрелище, кстати. Только что стоял человек внутри «веселого призрака», трясясь, будто от хохота, – и вот уже вместо него кровавый силуэт, контурами напоминающий несчастную жертву.
Но, в то же время, тот урод сказал, что он, будучи укушенным зомби, сумел выжить внутри «веселого призрака» и излечиться. Конечно, придурков везде хватает, и в Зоне в том числе, но такими вещами даже вообще конченые не шутят. Потому, что Зона сто пудов услышит и отомстит, причем как всегда с выдумкой, про которую потом в сталкерских барах будут легенды рассказывать. Не любит Зона, когда в адрес ее порождений прикалываются. Хотя все объяснимо – какой матери понравится, когда на ее детей поклеп возводят? А Зона – заботливая мать. Что для аномалий, что для нас, сталкеров. Порой даже на самом краю последний шанс дает. И если ты им не воспользовался – это уж, брат, твои проблемы.
Я замычал, словно контуженный буйвол, рванулся – и сел, тяжело привалившись спиной к какой-то гнилой коряге. Угу. Урод со знакомым голосом, получается, говорил вон о той смотровой железнодорожной вышке, похожей на толстую кирпичную колонну, сверху которой водрузили небольшую деревенскую избушку. Неплохо, кстати, сохранилась постройка, даже вон стекла в одном из окон поблескивают. И расстояние до той вышки – метров сто, не более. Только не пройти мне те метры. Сил нет, организм частично парализован. Да и надо ли идти? Сейчас вот спокойно стану зомбаком, и…
– Хрррррен тте!.. – выплюнул я то ли хрип, то ли стон, то ли рёв. В моем состоянии и не поймешь, что получилось проорать не пойми кому – а, скорее всего, самому себе, своему слабому человеческому телу, твердо вознамерившемуся сдохнуть. Одновременно с выкриком собрал я все оставшиеся силы, поднял правую руку с зажатым в ней ножом – и воткнул золотой клинок прямо в левое распухшее запястье, которое расцарапал зомби. Теперь оно было похоже на кусок красного, воспаленного мяса, в которое клинок легко вошел на четверть своей длины. При этом я почти ничего не почувствовал – ножевое ранение вообще зачастую особой боли не вызывает, так, словно слабый разряд тока ударил в руку. Ладно.
Я резко выдохнул, выхаркнув то ли сгусток слизи, то ли кусок разложившегося горла, и резко повернул нож в ране раз… другой… третий…
Есть!
Адская боль пронзила руку до локтя, стрельнула выше, в плечо. В глазах помутнело. Ага, я все-таки достал до нервного узла, которые даже у зомби частично сохраняют свои функции – когда в них попадают пули, ходячие мертвецы по-любому непроизвольно дергаются.
Я же пока еще в зомби не превратился, поэтому прострелило меня нехило. А боль – это в любой сложной ситуации лучший стимулятор. Только что сил не было ни на что, и вдруг – на тебе. Дернулся я, и даже смог встать на ноги… И тут же упал… И поднялся снова.
Нож остался торчать в ране, кончик лезвия был виден с другой стороны руки, и с него на землю капало что-то зеленовато-желтое. Но главное – рука болела. Адски. Чуть не до потери сознания. Человеческого сознания. Пока еще человеческого…
Эта боль не давала мне погрузиться в пучину блаженного беспамятства, которое дарил зомбитоксин, и я шел вперед, с титаническим усилием переставляя непослушные ноги. Шел ковыляющей походкой живого трупа к цели, которую мне указал какой-то урод, не пожелавший пройти мимо и дать мне спокойно сдохнуть…
Я ударился об стену смотровой вышки всем телом, не рассчитав очередного шага. «Бритва» звякнула кончиком лезвия о кирпич, новая порция боли пронзила мою руку.
Но это было уже не важно.
Я дошел до вышки и уже видел, что да, правда, за ней метрах в полутора от выщербленного угла действительно покачивается некая прозрачная субстанция, лишь чуть-чуть, совсем немного визуально изменяющая контуры кустов, расположенных за ней. Будет такое торчать на пустынной дороге, и сам войдешь в него, не заметив и не почувствовав ничего – до тех пор, пока двухметровый смерч не начнет размазывать тебя по своим внутренним стенкам.
«Да и похрену», – хотел я сказать. Но не смог. Вместо слов изо рта потек густой гной – первый признак начинающегося перехода. Все живые блюют гноем перед тем, как стать живыми трупами. Значит, осталось мне быть человеком не больше минуты…
Взгляд уже стремительно заволакивала белесая пелена. Это мутнела роговица глаза – естественный процесс перехода, результатом которого являются характерно-белые глаза зомби. Но, прежде чем этот молочный занавес опустился мне на глаза, я рванулся всем телом навстречу аномалии – которая, в свою очередь, двинулась было ко мне, в процессе перемещения принимая форму человеческого тела… и остановилась, словно в нерешительности, будто задумалась, надо оно ей или ну его на фиг.
Но было уже поздно.
Я перешагнул невидимую черту, окунулся в этот полупрозрачный манекен… и тут же в мое тело впились тысячи, миллионы невидимых рыболовных крючков, которые принялись раздирать его на части. Я попытался закричать, рванулся вперед, рефлекторно уходя от немыслимой боли…
Но уйти от нее было невозможно. Проклятые крючки пластали меня по живому, рвали кожу, мышцы, сухожилия, ломали ногти и фаланги пальцев, дробя их в пыль… На какое-то мгновение я увидел, как аномалия, в центре которой я оказался, окрасилась моей кровью – причем окрасилась странно. Не превратилась в сыто покачивающуюся алую фигуру-призрак, о которой так много ходит сталкерских легенд, а стала какого-то нездорового, красно-желто-зеленого цвета, словно в чашку с вишневым киселем от души харкнули тягучими, гнойными, гайморитными соплями, а после хорошенько это все размешали.
А потом я перестал видеть что-либо – вероятно, призрак уничтожил мой глаза, как и все остальное тело…
Но странно…
Я все равно продолжал осознавать себя в этом абсолютном мраке.
Мое «я» никуда не исчезло, просто освободилось от боли и всех остальных ощущений заодно. И это было прекрасное ощущение. Меня больше не связывало ничто. Ни тело с его ограниченными возможностями, ни эмоции, результатом которых являются взлеты и падения настроения, ни воспоминания… Прекрасное, неповторимое ощущение свободы от всего земного, бренного – и откровенно ненужного. Если это и есть смерть, то что может быть прекраснее нее? Это ж как из тюрьмы откинуться, где ты столько лет пребывал в заключении, ограниченный в движениях, связанный обязательствами, законами общества, страхом сделать что-то не так и понести за это наказание… Зона меня побери, да сама жизнь – это и есть наказание за что-то очень жуткое, что ты совершил в этом прекрасном мире полной свободы от всего совершенно тебе не нужного! Жизнь – это не прекрасный подарок, а мучительный срок заключения, который ты получаешь за какую-то немыслимо страшную провинность…
Однако маленький червячок все-таки шевелился в самом дальнем уголке этого царства восторга. Ворочался там, нарушая идиллию, отвлекал от наслаждения. Эдакая незначительная помеха-мыслишка, на которую бы плюнуть и забыть, как не обращают внимания люди на мелкое насекомое, бьющееся об оконное стекло со стороны улицы.
Но это шевеление раздражало все больше, и я – так и быть – позволил себе обратить на него внимание.
И тут же понял, что сделал это зря. Но было поздно…
«А как же твоя жена, которая сейчас в мире Кремля ждет твоей помощи? Что будет с Фыфом, которого в том мире ждет любимая? И друзья твои в Кремле, на которых сейчас прёт неисчислимая орда Пятиглазого? Кто их предупредит о напасти, кто им поможет, если не ты?»
Ну, и всё… В мгновение ока вся эта свобода-благодать стала для меня неважной. Курьерским поездом ворвалась в мое кайфующее «я» моя прошлая жизнь, которую нужно было теперь вернуть во что бы то ни стало. Ибо не время умирать, когда твои близкие ждут от тебя помощи…
И вернулась боль…
Она пронзила меня тысячью ледяных клинков, свернула в дугу – и швырнула куда-то, как выбрасывает хозяйка в мусорное ведро старую, ненужную тряпку. Я даже почувствовал удар, правда, на фоне всепоглощающей боли он показался чем-то очень и очень незначительным. Хотя сознание за него зацепилось и даже послало сигнал:
«Упал… На что-то твердое…»
И тут же следом:
«Вонь… Зона меня побери, какая же вонь!»
Смердело мертвечиной. Концентрированной, какая встречается порой на дне раскопанных могил в гробах, прогнивших сверху, но еще целых снизу. Эдакая жижа гнойного цвета, в которой лежит скелет, облепленный лоскутами почерневшей кожи.
Любой нормальный человек поспешит от такого отвернуться, и я – не исключение. Чисто автоматически я повернул голову… и невольно застонал от боли в шее.
Вот оно что! Значит, у меня есть шея, а стало быть, и голова имеется! А как же «веселый призрак» и слишком явственное ощущение смерти, которое я теперь вряд ли когда забуду?
Я с некоторой опаской попытался разлепить веки – и у меня это получилось на удивление легко. Вообще во всем теле чувствовалась какая-то небывалая легкость. Теперь я был полностью уверен: у меня снова есть тело! Я лежу на земле в позе эмбриона, обхватив ладонями колени, совершенно голый, и уже начинаю помаленьку покрываться гусиной кожей – осень в Зоне сырая и холодная, как прикосновение неупокоенного трупа.
Еще не совсем веря в произошедшее, я медленно разогнулся, при этом периодически прикусывая себя за губу от боли. Тело ныло, словно его долго и увлеченно дубасили палками, но это уже была терпимая боль, от которой нормальные мужики сознание не теряют и не орут благим матом.
Примерно через минуту мне удалось полностью разогнуться и даже сесть. Угу. Интересное кино.
Получается, аномалия меня поглотила, как ей и положено по рангу, но переварить не смогла. Подавилась – и выплюнула несъедобную пищу, при этом блеванув ядовитой ее составляющей. Вот в метре от меня растеклась по земле нехилая гнойная лужа, поверхность которой еще слегка пузырится. Видимо, это тот самый зомбитоксин, благодаря которому я почти превратился в ходячий труп.
Но ни в Зоне, ни в остальном мире «почти» не считается. Ага, а еще по земле тут и там разбросаны лоскуты ткани и кусочки кожи, которые словно гигантские кошки когтями драли. Стало быть, это то, что осталось от моего камуфляжа и берцев. Грустно. Потому что голый сталкер в Зоне и без оружия – это мертвый сталкер. Ну, может, еще не совсем мертвый, но по-любому, это лишь вопрос времени.
Интересно, конечно, зачем после того, как «веселый призрак» разобрал меня на атомы, он снова вернул меня в первоначальное состояние перед тем, как выплюнуть. Вернее, здоровое тело в одну сторону, а вся гадость, что была во мне, – в другую. Не проще было просто блевануть пакостью, которую по ошибке проглотил?
Ну да, в нашем человеческом понимании, несомненно, проще. Никогда не понять нам, зачем аномалиям держать на весу перевернутые грузовики или, скажем, плющить в лепешки все, что в них попадает. В нашем, человеческом понимании, это просто трата колоссальной энергии впустую.
Но это – в нашем. У Зоны же понимание совершенно другое, над логикой которого вот уже много лет бьются лучшие умы планеты, при этом не продвинувшись в своих исследованиях ни на миллиметр. Все, что мы можем, – это собирать дары Зоны, удивляться и строить теории, одна другой хлеще, при этом теория про «мусорщиков» – не исключение. И ведь строя такие теории, все понимают: скорее всего, чушь это крысособачья. Никогда не понять нам Зоны до конца. Не из нашего мира она, другая она, совершенно другая. И сколько ни подгоняй нашу человеческую логику к тому, что происходит в Зонах, все равно ни хрена не поймем мы. Ничего. И никогда.
Такие вот мысли бродили у меня в голове, пока сам я бродил вокруг «веселого призрака», собирая драные тряпки, дабы связать из них нечто вроде набедренной повязки, – все-таки бродить по Зоне в чем мать родила как-то несолидно. Кстати, помимо тряпок нашел в серой траве заляпанные зеленоватой слизью кайдексовые ножны от моей «Бритвы» с выдавленной на них загадочной надписью «SSCH». Не понравился аномалии пластик, отрыгнула она его вместе со мной. Лучше б нож вернула, сволочь. На кой мне теперь ножны без ножа?
Кстати, сам «веселый призрак» сейчас был хорошо видим и напоминал сильно уставшее карликовое торнадо, наглотавшееся всякой дряни. Внутри него медленно, нехотя так вращались кусочки жухлых листьев, серые травинки, обрывки моего камуфляжа, и длинные, тягучие нити гнойного цвета – видать, не всю гадость отрыгнула аномалия, что-то еще в ней осталось от столь неудачно проглоченной добычи. Так и вертелось в голове некогда слышанное «необходимо экстренное промывание желудка», «жадность фраера сгубила» и «мертвый сталкер опаснее живого лоха». Наверно, тот, кто придумал последнюю поговорку, имел в виду радиационную опасность мертвых тел, вынесенных из Зоны, но к сегодняшней ситуации она подходила как нельзя кстати…
Впрочем, «веселый призрак» недолго мучился отравлением. По вялому смерчу прошла нездоровая дрожь, что-то внутри него напряглось – и из недр аномалии с характерным рвотным звуком вывалился на траву неаппетитный комок зеленоватой дряни величиной с человеческую голову, из которого торчала… рукоять моей «Бритвы»! Надо же, значит, мой нож тоже пришелся аномалии не по вкусу!
Я подошел к комку, пахнущему как дохлая собака, на которую долго и вдумчиво гадила злопамятная кошка, выдернул нож – и поспешил убраться подальше. «Веселый призрак», наконец избавившийся от отравы, начал стремительно терять непрозрачность. То есть, еще немного, и аномалия вновь станет опасной, готовой в случае чего захавать нерасторопное тело, которое сама же только что отрыгнула. Кстати, логика прослеживается. Пока была отравлена, кушать не хотелось. Подлечилась – ну и почему бы не позавтракать тем, что сама же только что очистила от токсинов?
Короче, я предпочел прибавить шагу, вложив вновь обретенный нож в ножны и подвесив их к набедренной повязке посредством специальной защелки. «Веселые призраки», конечно, неплохие охотники, но их козырь все-таки невидимость, а не скорость передвижения. При этом, когда я уходил вдоль проржавевших рельс подальше от смотровой башни, позади меня раздался вполне явственный, почти человеческий вздох разочарования. Впрочем, вполне возможно, что мне это только показалось, – скорее всего, то просто ветер гулял в окнах давно заброшенной постройки.
Кстати, пока «веселый призрак» меня кушал, а потом отрыгивал, прошла ни много ни мало целая ночь. Видать, небыстрый процесс получился, и времени миновало порядочно с момента гибели до моего возвращения в этот бренный мир. Удивительно, но сейчас на моем теле не было ни ран, ни следов недавнего воспаления. Даже в том месте, куда я вечером воткнул свой нож, а после ворочал им в ране, виднелся лишь едва заметный звездообразный шрам. Надо же, кто бы мог подумать, что «веселый призрак» способен не только убивать живых, но и излечивать полумертвых…
Между тем над Зоной занимался рассвет, словно над кривыми деревьями какой-то псих вывесил грязный, окровавленный бинт, позади которого разместил электрический фонарь с подсевшим аккумулятором. Удручающая картина, которую вынужден наблюдать каждый, кто имел несчастье провести ночь в этом проклятом месте.
Впрочем, несмотря на мрачную картину восхода в Зоне, мое настроение можно было назвать хорошим, даже в какой-то мере замечательным. Во-первых, я выжил. Во-вторых, у меня в руке лежал нож без малейших следов каких-либо повреждений – не по зубам он оказался «веселому призраку», что не могло не радовать. Ну, и в-третьих, у меня сейчас имелась вполне себе конкретная цель на ближайшие полчаса, весомая такая, видимая, можно сказать. Нет, конечно, цель вернуться в мир Кремля и спасти любимую никуда не делась, но в силу известных обстоятельств она была для меня сейчас недостижима.
В отличие от другой цели, расположенной совсем неподалеку.
Весомой.
Видимой.
Конкретной.
* * *
Станция «Янов» находилась сразу за убогой дубовой рощицей, искореженной радиацией. Вернее, бар «Янов», охранники которого бросили нас с Фыфом в беде, даже не попытавшись помочь. Хотя могли – более чем солидное вооружение охраны вполне позволяло расстрелять толпу зомби. Тем более, что живым танкам, запакованным в тяжелые экзоскелеты, ходячие трупы ничем навредить не могли. У экзо броня вдвое толще, чем у «Всеволода», и никакими зубами-когтями ее не пробить. Ходи себе, дави мертвяков и никуда себе не дуй при этом.
Но – не захотели. Закрыли двери, обрекая нас на смерть. Ладно.
