скачать книгу бесплатно
– Благодарю за доверие, сихан.
– Не стоит благодарности. Иди.
* * *
Витек открыл глаза. Над его головой нависал квадратный черный потолок. С потолка стекали вниз такие же черные стены. Из центра каждой стены вылезали чешуйчатые металлические лапы, сжимающие в длинных острых когтях факелы с очагом тусклого света внутри.
В этой комнате не было статуи дракона. Да и вообще это было другое помещение – более маленькое и душное, чем-то похожее то ли на тесную кладовую, то ли на тюремную камеру.
Не особо приятно было бы проснуться в полной тишине и в эдакой обстановке, но Витьку было абсолютно все равно, где просыпаться. Сейчас ему было просто хорошо на душе. Хорошо и легко, независимо от того, где он, зачем он здесь и что его ждет в дальнейшем. Когда тебе действительно хорошо, ты не задаешься такими дурацкими вопросами. Ты воспринимаешь действительность такой, какая она есть, и единственное желание владеет тобой – чтобы это состояние продолжалось как можно дольше.
Прикрыв глаза, он уставился в чернильный потолок, и умиротворенно-плавные сцены потекли перед его глазами.
Вот он совсем маленьким на речке удит рыбу с отцом, а отец смеется и что-то рассказывает, размахивая руками.
От неловкого движения удочка падает в воду, отец бросается за ней, вылавливает за поплавок, вытаскивает на берег. А потом, когда он, продолжая смеяться без особых причин, просто от хорошего настроения, вытряхивает из сапог воду, на траву из широкого голенища вываливается приличных размеров щуренок. Кроме этого щуренка, кстати, они в тот день ничего не поймали. Да и эту случайную добычу отпустили домой, в реку. И от этого было тогда еще веселее.
«Странно, – лениво проплыла мысль. – Это ж сколько лет-то прошло? Я уж и забыл все давно. И с чего это вспомнилось?»
А в голове чередой всплывали новые воспоминания.
Вот он в парке смотрит на огромного гипсового медведя и не может понять, как это медведь так долго стоял неподвижно, чтобы с него могли слепить статую? А отец объясняет, что мишку могли сначала сфотографировать или вылепить по памяти. А как это «сфотографировать»? И отец объясняет, что есть такое устройство…
«Сколько же мне было тогда? Четыре года? Три? И с чего это я тут, как старый дед, в воспоминания ударился?»
Но вспоминать было приятно, и Витек не противился возникновению картин детства, возникающих в мозгу без каких-либо объективных на то причин.
«Так бы валялся и валялся…»
– Балдеем? – звонко спросили прямо в ухо.
Витек прищурился одним глазом и медленно повернул голову.
– Угу, – сказал он.
– Не надоело?
– А пофиг, – протянул Витек, снова переводя взгляд в потолок.
– Вставайте, граф, вас ждут великие дела, – сказала Александра, слегка пиная лежанку.
– А без меня никак?
– Никак.
В голосе Александры послышалось раздражение.
– Шурик, а как сделать, чтобы ты свалила, а? – мечтательно произнес Витек.
– Ч-е-г-о?
– Ну вот как, а?
– Каком кверху.
Мощный удар ногой пришелся в ножку лежанки. Деревянная ножка в толщину руки взрослого мужчины переломилась, словно спичка. Под весом Витька лежанка накренилась, и он скатился на пол. Вскочил на ноги, удивленно посмотрел на пучок щепы, оставшийся от ножки, и перевел взгляд на Александру.
– На гнилой койке спать уложили, да? – высказал он предположение. – Секонд-хенд времен татарского ига?
– Хочешь, тебе ногу сломаю? – спросила Александра.
Витек хмыкнул.
– Смотри, как бы ломалка не отвалилась.
Он с хрустом потянулся. Александра смотрела на него как-то зло и неприятно.
«Вот звереныш. Того гляди – вправду бросится. И чего с ней делать? В душу не дашь, у них ведь куда ни ткни, – везде детородные органы».
– Ладно уж, хватит собачиться, – сказал он примирительно. – Рассказывай, чего хочется.
– Хочется треснуть тебе между глаз, – честно призналась Александра. – Но это подождет.
Витек улыбнулся про себя, но промолчал.
– А как это я здесь оказался? – спросил он. – Приехали с Афанасием, вошли… а дальше ни черта не помню, как отрезало…
– Да, небось, в кабаке нажрался или там же в очередной раз по голове получил и здесь отрубился. Или и то и другое вместе. Пошли лучше в баре посидим, пошепчемся, чем ерундой страдать, – сказала Александра.
«Может, и получил, – подумал Витек. – А может, и не в баре. Только правды теперь все равно не узнаешь».
Он покрутил головой. Шея не болела. Почесал затылок. Свежих шишек на нем не обнаружилось.
«По голове не били – и на том спасибо. А может, я уже адаптировался? Набили череп как кентусы у каратилы – сколь не молоти, все как с гуся вода… Ну что ж, в бар – так в бар…»
Черная панель послушно отъехала в сторону, как только Александра подошла к стене. За ней шел такой же черный коридор, оканчивающийся дверьми лифта.
«Что у них здесь, пыточная, что ли? – подумал Витек, оглядываясь на свою спальню, если к месту его пребывания можно было применить это слово. – Или комната психологической загрузки?»
…Посетителей в баре не было. Вероятно, по случаю раннего утра. Через стеклянную стену было видно, что солнце еще только-только высунуло край лысой макушки из-за крыш далеких хрущоб.
За стойкой кемарил бармен с хвостом на макушке, косящий имиджем под Бандераса. Заслышав цоканье Александриных каблучков по полу, бармен проснулся и сделал стойку. В его воловьих глазах появилось масляное выражение «а-ля мачо-всегда-готов».
– Вроде у вас тут всегда за стойкой девчонки были? – спросил Витек. – Или я чего-то не догоняю?
– По Насте соскучился? – язвительно осведомилась Александра.
– А хоть бы и так.
– Свалила твоя Настя. Тогда, после вашего ресторана позвонила, сказала, что больше на работу не выйдет и ноги ее здесь не будет. Даже за расчетом не зашла. Думаю, что и тебе домой она вряд ли звонила с благодарностями за отлично проведенный вечер.
– Понятно.
Настю было, конечно, жалко. Процентов где-то на пятьдесят от возможного. Но… Почему-то на остальные пятьдесят крутилась мыслишки, типа «и хрен бы с ней» и чуть ли даже не «слава богу».
В последнее время Настя стала раздражать. Вечными «не так свистишь, не так летаешь», намеками на создание «ячейки общества», потерявшими прозрачность после приобретения машины и относительной финансовой стабильности. И слюнями на подушке в том числе. Которые почему-то стали резать глаза именно в это самое последнее время.
Потеря подруги переживалась легко еще и потому, что над противоположной частью стола под черным шелковым кимоно в такт движениям его обладательницы завораживающе колыхался роскошный бюст, не стесненный объятиями бюстгальтера. Потому что поддерживать там ничего было не надо. Все и так стояло дай боже каждой Евиной дочери такое. Незабываемая картина на кровати сестры тут же всплыла перед глазами Витька…
Всей своей спиной изображая «чего изволите», мелким бесом подъехал к столику хвостатый «мачо», неся на подносе потный стакан клубничного свежевыжатого сока. Расплылся в улыбке.
– Вам как всегда.
Поставил поднос на стол, трепетно, словно драгоценный алмаз, сгрузил стакан, скользнув масляными глазками за отворот кимоно Александры и, кисло показав Витьку ряд отбеленных зубов, вопросил:
– А вы что желаете?
«А мы желаем треснуть вам в грызло, – для самого себя неожиданно зло подумал Витек и сам себе удивился. – И чего это я на него окрысился? Красивая телка, понятно, что у мужиков слюнки капают. Мне-то чего? Один хрен, такую кобылицу на бэушном внедорожнике не объездишь. Пожалуй, такая сама кого хочешь объездит».
– На твое усмотрение, – небрежно бросил Витек.
Бармен удалился, недовольно поджав губы. Почему-то в голове Витька тут же нарисовалась картина – бармен, злорадно тряся свернутой в хвост гривой, мешает в блендере коктейль лимонного цвета, одновременно справляя туда малую нужду.
«Пожалуй, не буду я пить то, что он принесет», – подумал Витек.
– В общем, Вить, дело в следующем, – начала Александра. – Для начала немного истории. Тебе как, попроще или подетальнее?
– Да мне, Шур, веришь, как-то параллельно. Но если без этого никак, то лучше попроще.
– Еще раз назовешь меня Шурой – не обижайся. Договорились?
– А как? Сашей устроит? А то «Александра» – это на Македонского как-то очень похоже. Из кино.
Еще хотелось добавить про ориентацию киношного Македонского, но Витек пересилил себя и смолчал.
– Хммм… Из двух вариантов – кинолюбитель и начитанный – выбираем первое, так как второе невозможно по определению… Ох, достал ты меня, Витек! Ну ладно, потом разберемся, – сама себя осадила Александра. – Итак, для начала немного истории. Начнем с того, что к началу семнадцатого века в Японии в результате серьезных и кровопролитных разборок всех местных бандюков подмял под себя клан крутого японского братка Токугава Ияэсу. Так доступно?
– Вполне. А клан – это?..
– Бригада.
– Понято.
– В Японии воцарился мир, – продолжила Александра, – в результате которого около полумиллиона профессиональных воинов-самураев стали ронинами, то есть как бы безработными братками. Причем эту армию пополнили не только лишившиеся своих владений побежденные, но и победители.
В период войн, предшествующих миру, в провинции Ига и уезде Кога провинции Оми несколько десятков больших семей из очень низкого социального слоя, называемого хинин, что в переводе значит «не люди», разработали очень эффективную систему шпионажа и тренировки наемных убийц, которую назвали ниндзюцу. С помощью ниндзя пришедший к власти сегун Токугава после победы под страхом смерти запретил ниндзюцу, объявив на адептов этого искусства настоящую охоту.
Боялся за трон. Кое-кто из ниндзя поступили на службу сегуну в качестве тайных полицейских агентов, кто-то вошел в разведгруппы, которые по «У ложению о военной службе» предписывалось иметь всем дайме на случай войны.
– Дай кому?
Александра поморщилась.
– Дайме переводится с японского как «большое имя». Так называли удельных князей. Если хочешь дальше слушать, ты пока заткнись, ладно? А то бесишь. Потом спросишь, что непонятно.
Витек покорно кивнул. Да и правда, чего выеживаться? Сиди кайфуй, наслаждайся пейзажем напротив, выглядывающим из разреза кимоно, тренируй воображение. Насчет же японской терминологии – так еще с доармейских тренировок по карате кое-чего в голове осталось. А дурь свою показать – оно всегда успеется.
– Но в основном, – продолжала Александра, – так как в стране царил мир, убивать было больше некого и шпионить не за кем. Так что без работы остались и ниндзя тоже…
Странно, но слушать Александру было интересно. Девчонка явно знала тему и, увлекаясь, пересыпала речь многими не слышанными ранее Витьком японскими словами и терминами, сама «тащась» от собственного рассказа. Ее глаза горели, на щеках выступил румянец.
«И чего это ее так колбасит? – думал Витек, невольно восхищаясь девушкой. – Кстати, интересно, а сколько ей лет?»
Иногда Александре можно было дать и все тридцать, особенно когда она гордо и независимо шествовала по коридору в своем деловом костюме. Сейчас же она была похожа на двадцатилетнюю девчонку-фанатку, рассказывающую очередному «тормозу», с чего так крута ее любимая группа.
«Ну, двадцать один. Максимум – двадцать три…»
– Вместе с самураями и ниндзя третьей, достаточно многочисленной группой, пострадавшей от прекращения распрей в стране, стало духовенство. В те времена монахи занимались врачеванием ран, морально-религиозной поддержкой воинов до и после битвы и немного магией – в основном вызывали дождь на рисовые поля. С приходом к власти Токугава установил жесткий контроль над храмами и духовенством, положение которых было низведено до роли послушных чиновников аппарата власти. Главной функцией священников стало совершение заупокойных обрядов и поминок. А так как в мирное время число похорон и поминок по убиенным резко сократилось, то многие священники подались в нищие, став комусо – бродячими монахами, живущими подаянием. Остальные подались в горы и, посвятив себя магии и духовным практикам, стали продолжателями традиций монахов-ямабуси, которые по некоторым сведениям считаются основателями ниндзюцу. Возможно, такие легенды породило то, что одним из любимых способов маскировки ниндзя был костюм бродячего монаха, которые пользовались правом беспрепятственного передвижения по стране. Или же потому, что иной такой монах мог своим сякудзе в считаные секунды убить напавших на него шестерых разбойников, вооруженных мечами.
Но прошло несколько лет, и люди заметили, что нищих ронинов, безработных ниндзя и бродячих монахов стало намного меньше. И тогда же они услышали новое слово, пришедшее из жаргона бакуто – профессиональных карточных шулеров. Это слово было – Якудза. В переводе с японского – набор цифр: восемь, девять и три. В ойте-кабу, японской карточной игре – самая плохая комбинация, стопроцентный проигрыш. И вот уже на протяжении четырехсот последних лет это был верный проигрыш для того, кто становился на пути организации, носящей это имя…
Александра усмехнулась.
– Они объединились. И взяли друг у друга все самое лучшее. Самураи, ниндзя, ямабуси и бакуто. Кодекс чести и философия презрения смерти самураев, шпионские и боевые техники ниндзя, магические способности ямабуси и беспринципность уличных шулеров в достижении своих целей. Как тебе коктейльчик? Неудивительно, что Якудза безраздельно правит Японией и имеет огромное влияние во всех странах мира.
– И в России?
– Ты был в Москве? – вместо ответа спросила Александра.
– Ну… проездом.
В Москве Витек был дважды – когда призывался в армию и когда демобилизовывался. Из всех достопримечательностей столицы в обоих случаях он видел только площадь трех вокзалов.
– Там сейчас на каждом углу японский ресторан и реклама суши. Догадайся почему?
– Понятно, – сказал Витек. – Остается выяснить, для чего мне все это рассказывалось.
– Придется тебе потерпеть еще немного, – произнесла Александра, задумчиво вращая соломинкой в бокале с давленой клубникой.
– Пару десятков лет назад молодой, но тем не менее преуспевающий Чрезвычайный и Полномочный Посол Японии в России влюбился в русскую девушку. И поскольку практически все японские послы во все времена и во всех странах были одновременно шпионами якудзы, то получить от своего непосредственного настоящего начальника – кумите – разрешение на брак было весьма затруднительно. Но посол занимал достаточно высокое положение в Организации, и таковое разрешение, в конце концов, было получено. К тому времени девушка была уже беременна и при родах умерла, так и не успев стать первой женой-неяпонкой члена Нинкедан. Понятно, что убитому горем отцу было даровано разрешение считать дочь полноправной подданной Страны восходящего солнца и членом клана.
Девочку переправили в Японию, и до шести лет она росла в семье самого кумите под присмотром анэ-сан, очень редко видясь с отцом, который продолжал выполнять свой долг в России перед Японией и Организацией, что в принципе есть суть одно и то же. Практически с того момента, как сверток с грудным ребенком перенесли через порог дома кумите, началось обучение маленькой девочки навыкам шпионки-куноити. Не буду вдаваться в то, чему и как ее учили, но к шести годам она не только писала и читала по-японски, но и, помимо всего прочего, могла, метнув кансаси, пригвоздить к стене сидящую на ней муху.
В шесть лет ее отправили в Россию, где обучение продолжил ее отец. Она пошла в школу при посольстве, где в совершенстве выучила язык аборигенов и все, что требуется знать обыкновенной русской девочке, выросшей в России. А когда ей исполнилось восемь, с ней произошла одна неприятность…
К столику подошел хвостатый бармен без подноса и с угодливой улыбочкой поставил перед Витьком стакан с отпечатками пальцев на запотевшем боку. В стакане было что-то ядовито-желтое. Витек мизинцем отодвинул стакан подальше от себя.
– …Несмотря на воспитание, девочка была непоседливой и не в меру любопытной. Вероятно, сказывалась материнская кровь. Японские девочки обычно скромны и послушны. Но здесь был не тот случай.
