скачать книгу бесплатно
– Ага, за этим. У нас она так и называется – кормушкой, – синхронно разевая пасть, отозвался Афанасий. Видимо, ему тоже порядком надоело сидеть на одном месте и учить салагу премудростям тюремной жизни.
Запихнув в себя кашу и залив это дело стаканом подкрашенной воды, гордо именуемой чаем, Витек почти мгновенно вырубился. «Только бы не проспать, – мелькнула последняя мысль. – В четыре подъем. Максимум в пять. Только бы…»
* * *
Он проснулся от того, что тусклый солнечный луч, чудом пробившись сквозь грязный плексиглас маленького окошка, перекрещенного вдобавок решеткой из толстенной арматуры, забрался под ресницы и начал назойливо ковыряться в глазу.
Витек с трудом разлепил веки.
«Проспал! Идиот… А как же?.. Афанасий же обещал…»
Соседние нары были пусты. Лежала на них только худая подушка и смятый бычок «Примы», похожий на дохлую гусеницу.
Загрохотала и откинулась дверца «кормушки», в образовавшееся прямоугольное окно всунулась суровая физиономия раза в три шире Мартынюковой. В «кормушке» поместился только хмурый волчий взгляд и козырек фуражки.
– С вещами на выход, – сказала физиономия, захлопнула дверцу «кормушки» и принялась отпирать дверь.
«Это вот это „вглухую конченый лох”?! Ну, спасибо, Афоня, насоветовал, разбудил, – горько думал Витек, идя вдоль коридора. – Такого „лоха» вырубать, пожалуй, ноги отвалятся. Вместе с руками и головой в придачу… Будешь как эта… как ее… Ника Самофакийская?.. Ну и черт с вами со всеми. Не отсюда, так с тюрьмы или с зоны дерну. Отовсюду люди бегут. Мы еще посмотрим, кто кого. А на будущее таким Афанасиям с их советами буду прям в грызло бить, чтоб голова не шаталась».
У знакомой фанерной двери с облезлой ручкой его аккуратно тормознули и легко поставили лицом к стене – Витек не успел и «ох» сказать.
«Надо ж, как мешок с дерьмом валяет. Туда-сюда. Ну, кабан! А чего ж он наручники-то не одел? – запоздало удивился Витек. – Хотя на фига ему наручники. Поди сбеги от такого. Блин, качаться, что ли, начать? Вон в фильмах американских все зэки там только и делают, что железо тягают. Интересно, как у нас на зонах с этим? Похоже, скоро узнаю… А Афоня все-таки сука…»
У двери «кабан» повторил вчерашние манипуляции Мартынюка, только гораздо более солидно – мощно, плавно и без суеты. Открыл дверь, просунул голову.
– Товарищ капитан, арестованного доставил.
– Заводи.
Его завели – ладонью, словно железным поршнем, между лопаток надавили. Не обидно, но и так, чтоб задержанный заодно понял, проникся и не рыпался. Хотя Витек проникся уже давно и рыпаться даже и не думал.
Он перешагнул порог.
И снова дежавю.
Десять квадратных метров, два стула, стол, шкаф и следователь. Хотя нет. Дежавю – это когда картина или событие повторяются один в один. На этот раз капитан сидел за столом лицом к вошедшему, и на этом самом непроницаемом лице проступили какие-то человеческие эмоции. Пожалуй, можно было сказать, что каменный гость в милицейской форме выглядит слегка удивленным.
И еще. На этот раз листок, лежавший на столе перед следователем, был заполнен машинописным текстом и украшен синими гербовыми печатями.
Следователь оторвался от листка и поднял глаза на Витька. С минуту он внимательно рассматривал его, словно видел впервые, потом перевернул листок и ткнул в него авторучкой.
– Распишись здесь и здесь.
Витек расписался не читая.
«Какая разница, что он там нацарапал. Сейчас тот кабан сцапает за цугундер – и чеши-ка ты, Витя, в тундру. Но ничего…»
– А теперь можешь идти.
– В тундру? – спросил Витек.
– А куда хочешь, туда и иди, – сказал следователь. – Можно и в тундру. А лучше – домой.
На Витька напал ступор. Теперь он не отрываясь смотрел на следователя. Хотелось спросить: «Как так домой?» – но почему-то не спрашивалось. Ступор, он и есть ступор.
– Да что я тебе, красна девица, – рассердился Макаренко. – Чего уставился? Сказано, домой иди.
– К-как домой?
– Ногами. Вообще-то перед тем, как подписывать документы, их читать рекомендуется. Ты только что расписался под постановлением о твоем освобождении. Сегодня утром генеральный прокурор лично звонил. Приказано тебя освободить за отсутствием состава преступления. Прикинь, а? За отсутствием состава! При том, что тебя с поличным взяли у машины с килограммом травы у ног и кучей теплых трупов рядышком. Ну, трава твоя не твоя, может, и под вопросом, но трупы-то точно твои! Нет, ну убей меня Бог, ничего не понимаю. Что у вас тут на периферии делается? Неужели на свете хоть здесь справедливость появилась? Как думаешь, Витек?
А вот думать сейчас для Витька было проблематично. Ну не было мыслей в голове – хоть убей. Одна вертелась – так себе мыслишка, сейчас уже неважная совсем. Но все ж вертелась, проклятая. И так как других мыслей не было, Витек ее и озвучил.
– Гражданин следователь.
Следователь хмыкнул, дернув уголком рта.
– А?
– А Афанасий где?
Макаренко вздохнул.
– Какой тебе «Афанасий»? Нашел благотворителя. Может, тебе еще «Блэк лейбл» подать прикажешь? Выйдешь наружу – пивной ларек за углом налево.
– Да не. Я не про пиво. Мужик со мной в камере сидел, Афанасий. А сегодня утром пропал. Его тоже освободили или как?
Макаренко нахмурился.
– С тобой? В камере? Мужик? Что за бред. В ИВСе навалом свободных камер, но даже когда свободных нет, для таких, как ты, они сразу находятся. Тех, кто проходит по сто пятой статье, а уж тем более по второй ее части, положено в строгой изоляции держать. Поэтому что-то ты, парень, попутал.
– За идиота держите, да? – обиделся Витек. Его немного отпустило после неожиданного шока, но и радости особой почему-то не было. Как и новых мыслей, кстати. – Ну, тогда я пойду, пожалуй?
– Ну, иди, пожалуй. Личные вещи получишь у дежурного. Только уж не обессудь, но наркоту мы изъяли, – сказал следователь, собирая в кучу складки на лбу. Похоже, у него мыслей было побольше, чем у Витька, и сейчас ему было явно не до него.
Витек вышел за дверь. Конвоир отпер замок на решетке, перегораживающей коридор, дежурный вернул сумку, и Витек, окинув на прощание взглядом мрачные стены ИВСа, шагнул навстречу свободе…
Макаренко посидел немного за столом, подумал, погипнотизировал постановление, подписанное Витьком, потом поднял голову и зычно позвал:
– Кузнецов!
– А? – почти немедленно всунул голову в дверной проем шкафообразный Кузнецов.
– Ты не в курсе, что за кекс сидел вместе с этим парнем? И сидел ли вообще?
– Это с тем, который только что откинулся? Да никто не сидел.
– Точно?
– Обижаете, товарищ капитан. Я только что журнал заполнял.
– Так. Ты сегодня с Мартынюком сменился?
– Ага.
– А когда он снова заступает?
Кузнецов удивленно вскинул мохнатые брови.
– Теперь уж никогда. А зачем он вам?
Макаренко нахмурился.
– То есть «никогда»?
– Так он уволился сегодня утром. По собственному.
– Как уволился?
Кузнецов пожал громадными плечами.
– Ну, как люди увольняются? Написал заявление – и ходу. Поди проживи на нашу зарплату. Может, чего лучше нашел.
– И так вот прям сразу отпустили?
– Ну. Да он тут всех достал, вот начальник сразу заявление и подписал.
– Понятно.
Макаренко задумчиво хрустнул пальцами. Вместе с пальцами хрустнула авторучка. Макаренко раздраженно бросил на стол треснувшую посередине многострадальную писалку, так что она завертелась юлой, свалилась на пол и укатилась в угол.
– Свободен, Кузнецов.
Кузнецов закрыл дверь.
– Хотя, если честно, ни черта непонятно, – тихо про себя пробормотал Макаренко.
* * *
Витьку тоже было ни черта непонятно, но и понимать ему ничего не хотелось.
Когда-то давно кто-то сильно умный – то ли доармейский подвальный тренер по карате, то ли афганский волчара в армии (теперь уж и не вспомнишь, кто конкретно, да оно и надо ли?) – учили принимать жизнь такой, какая она есть, и не заморачиваться по поводу, почему что-то произошло или, наоборот, не произошло, хотя должно было бы. Кажется, это называлось дзен, и его придумали в лохматые годы какие-то монахи. У монахов были, бесспорно, светлые головы, потому что когда мыслей по поводу чего-либо случившегося (или не случившегося) нет вообще – оно гораздо легче.
Вот и сейчас Витьку было относительно неплохо. Долгов немереных больше не было, перспектива отправиться далеко и надолго самоликвидировалась, обещанные следователем мстительные земляки и родичи почившего Саида почему-то не слишком пугали, и вообще – жизнь продолжалась. А по поводу жизни – смотри выше – заморачиваться не стоило.
Правда, одна проблема все-таки была. Надо было вызволять из плена иноземного единоутробную сестру. Но вот бы узнать – где тот плен находится? О своем месте жительства в прежние мирные времена Саид с Витьком не откровенничал, а сейчас на откровенность вызывать было уже некого.
«Может, по Саидовым палаткам пробежаться? Глядишь, знает кто? Или на оптовом складе народ потрясти?..»
Случаи в жизни бывают разные. И это был как раз тот самый случай, выпадающий из дзена лохматых монахов. Витек на заданном следователем автомате шел домой, погруженный в мысли по уши, хотя дома ему, в общем-то, делать было тоже нечего.
«Дзен – это, конечно, круто. Но, небось, когда на родню тех монахов наезжали, они там не сидели, свернув ножки калачиком, а сразу за нунчаки хватались. А может, обратно к следаку обратиться? Он, вроде, мужик нормальный, сразу не пошлет. Тем более что по идее это ихняя прямая обязанность…»
Он поднялся на свой этаж и повернул ключ в замке. Перешагнул порог – и тут же подпрыгнул на месте от жуткого крика, раздавшегося из комнаты.
– А-а-а!!!
Темная фигура метнулась на него из неосвещенного пространства комнаты, занеся для удара руку с ножом. Он инстинктивно отпрянул в сторону, зацепился за что-то каблуком, потерял равновесие и…
Большой кухонный нож упал на пол.
– Витенька-а-а! Родненьк-и-и-й! Ты верну-у-улся-я-я!!!
В следующую секунду он уже сидел на полу, обнимая бьющуюся в истерике сестру.
– Они… они сказали… что те могут вернуться… зе… земляки ихние… Так я тебя чуть не зарезала-а-а! Витеньк-а-а-а…
– Галька! Ну, е-мое, а! И дома! Ну ладно, ладно тебе, не реви ты уж так. Ну, все хорошо, все вернулись, все кончилось.
– Витя-я-я-я…
– Ну хорош тебе, в самом деле! Как дите, ей-богу. Пошли в комнату, что ль, а то сидим в темноте, как незнамо кто.
Он поднял с пола рыдающую сестру и отнес ее в комнату, сам при этом чуть пару раз не рухнув по пути. Многократно побитое тело настоятельно требовало покоя, а не таскания упитанных сестер по квартире. Хотя за эти несколько дней Галина похудела существенно – он почувствовал это сразу, как взял ее на руки.
Витек положил сестру на кровать и включил свет. И закусил незажившую как следует губу так, что на подбородок брызнула кровь.
Лицо сестры было сплошным синяком. Из надорванного уголка рта сочилась сукровица, перемешиваясь со слезами, струящимися из заплывших щелочек глаз.
– Кто это тебя? – замороженно спросил Витек.
Сестра прикрыла лицо ладонями. На тыльной стороне правой ладони из-под намокшего красным бактерицидного пластыря виднелся край глубокого разреза.
– Не смотри.
– Кто!!! – не своим голосом заорал Витек.
– Саид. И… и Ибрагим, – глухо простонала Галина, сотрясаясь в рыданиях. – Не кричи.
– Не буду, – сказал Витек. – Тебе в больницу надо.
– Я никуда не поеду.
Витек стоял на коленях у кровати сестры бледный, как мертвец, не в силах оторвать глаз от разреза на руке сестры, похожего на край чьей-то дьявольской улыбки, выглядывающей из-за пластыря.
– Они тебя?..
– Да, насиловали… Все время…
