скачать книгу бесплатно
– Сложно объяснить…
Меня это поразило, потому что на тот момент я был куплен их всесторонней улыбчивой фальшью. Эти паштетообразные бойцы против дискриминации, оказывается, засмеяли Сансию, потому что она была свободной женщиной.
– Пример приведи. Что говорят?
– Ничего, в том и дело. Но знаешь, смотрят, обсуждают мои свидания.
– Твои свидания?
– Да. Считают меня шлюхой.
– Я тоже тебя считаю…
Сансия засмеялась, пихнула меня в плечо. Мы постоянно обменивались шуточками на грани.
– Нет. Ты знаешь, о чём я.
– О чём?
– Ты понимаешь…
– Нет.
– Ну ты же меня не осуждаешь, на самом деле.
– Fuck, Сансия, за что я тебя не осуждаю? Я понять не могу, о чём ты.
С другой стороны стола пошли разговоры про кокаин, и Хуан заметно помрачнел. К сожалению, Виктория тоже знала о его стране только один факт: Колумбия = кокаин. Хуан жутко не любил эту тему. Я с ним даже не заговаривал о Пабло Эскобаре и наркотиках, у нас в Купчино своих хватало. Мне всегда было интересней узнать про поэтов, писателей из его страны, а вот Виктории был интересен кокаин. Хуану пришлось рассказывать китаянке подробности, немного оправдываясь. Я понимал мужичка, особенно когда услышал фразу: «Колумбийцы не все нюхают кокаин». Отвечая на вопросы про Путина, подобную же фразу приходилось добавлять и мне, иначе относились с подозрением.
– Есть разница, Юджин. Когда ты говоришь и когда они так говорят.
– Слушай, но они же тебе лично этого не говорят.
– Между собой говорят!
– Пока тебе ничего не говорят, то и пофиг.
– Не пофиг. Устала от этого. Fucking Indians.
– Знаешь на сколько странно это звучит от тебя?
– Я правда устала от этого. Они мне не говорят, но за глаза всем рассказывают, какая я шлюха, раз встречаюсь с белыми парнями.
– Может, их бесит, что ты к себе парней водишь?
– Нет, говорю тебе, просто Fucking Indians.
– Да какое им дело, с кем ты ходишь на свидание? Этот парень даже не встречается с тобой. Или встречается?
– Боже, конечно нет. Ты его видел? Чтобы я встречалась с парнем из Индии?!
– Слушай, у меня для тебя один только совет – забей. Если тебе ничего не говорят лично, то пусть сплетничают, как бабы.
– А если скажут?
– Тогда ты ему так и передай, что я сказал, что это не его собачье дело, с кем ты спишь, и пусть идет на хуй.
Сансия заулыбалась и обняла меня.
– Видишь, ты меня не осуждаешь, а для них, если я встречалась с парнем из Tinder, то уже шлюха. Потому что они – Fucking Indians.
– Ты тоже из Индии, Сансия, не обобщай всех. И чего ты ждёшь? Съезжай от них. Тебе не обязательно спрашивать одобрения у идиотов.
– Согласна, блин. Согласна. Я так устала от всего этого в Мумбаи, тут тоже самое.
– Да съезжай от них, тебе говорю. Ты до сих пор живёшь в Мумбаи, в этом проблема. Решай сама за себя. Ты за сколько снимаешь?
– За сто восемьдесят в неделю.
– Shit my pants, Сансия, да чтобы жить с людьми, которые говорят, с кем тебе можно спать, а с кем нет, тебе должны приплачивать сто восемьдесят в неделю.
– Согласна, Юджин. Круто, что ты поддерживаешь меня.
Сансия пошла за кофе. Я обратил внимание, как ребята из Керала, с одним из которых она и делила дом, проводили её взглядом и реально зашушукались. Хуан в это время уже закончил оправдываться за кокаиновую республику. Жалкий инфантильный старичок. Виктория стала рассказывать про свою семью. Неожиданно, без всякой паузы. Про родителей, которые скоро приезжают, про отношения с мужем, про детей. Про то, как отец и муж (которого ей выбрал отец), обсуждают, куда и как ей дальше идти по жизни.
– Ты нашёл уже работу?
– Нет пока.
– Уверена, что скоро возьмут (Виктория все время говорила «for sure»).
– Не знаю. Слушай, можно задать провокационный вопрос?
– For sure!
Она говорила с отличным китайским акцентом, поэтому понять ее было достаточно сложно, но я мог.
– Мы только что с Сансией говорили, как круто решать за себя. Ну знаешь, без оглядки на мам, пап, общество. В Китае вообще есть люди, которые не следуют общим нормам?
– Нормы – это нормально. Все должны чему-то следовать, иначе жить не получится.
– Да, но я немного о другом, Виктория. Например, можешь взять и уйти от семьи, если тебя всё достало? Чисто в теории, может девушка сама выбирать, как жить и что делать?
– Все выбирают сами.
– Хорошо, давай другой пример. Если девушка не хочет жить, как ей предписано родителями, то она может сама выбрать за себя?
– Конечно, мы можем выбирать. Мой отец и муж не решают за меня, что я куплю или одену, я могу с друзьями, видишь, говорить вполне свободно.
– Да не. Я имею в виду, допустим, ты решила жить одна. Карьеру строить, без детей, со всеми вытекающими. Человек волен так делать? Или на него будет общество давить, родители. Я не знаю…
– Никто не давит, зачем? Вообще, зачем от семьи уходить? Это же традиция, мы всё вместе решаем. И зачем без детей? Дети должны быть.
– Понятно. Слушай, а ещё вопрос. Про интернет, свободу слова и прочее. Можно?
– For sure!
– Вы можете, допустим, власть ругать? В интернете или между собой. Вот вы встречаетесь, в гостях или в баре, вы обсуждаете политику?
– Обсуждаем, конечно.
– А сказать в разговоре, ну я не знаю, например: на хуй партию, на хуй правительство. Такое можно или не?
– Можно, наверное. Я таких людей не встречала никогда. Да и зачем так говорить?
– В смысле зачем? Если человек не согласен с политикой партии, если его достали, он может такое сказать или по закону преследуется?
– Интересный вопрос, никогда не задумывалась. Но я же тебе говорю, не встречала людей таких. Да и зачем такое говорить? Наверное, такие есть. Не знаю.
Мы с Хуаном, переглянувшись, сказали ей, что рядом нет агентов китайской полиции и ей за слова ничего не будет, но Виктория хихикнула и, щуря глаза (тут нет сарказма), продолжала отнекиваться:
– Нет-нет, у нас есть несогласные, конечно. Просто я никогда не встречала.
– О политике вообще говорите? Свободы, реформы?
– Не помню такого.
Позже я выяснил, что ровно так поступает не только моя выборка китайцев, а примерно 99 % их популяции. Стоит спросить что-либо о политике партии, как они тут же прикидываются мёртвыми. Рефлекс отточен, ящерицы дохлые.
Поэтому, дорогие читатели, даже не думайте сравнивать Россию и Азию. Дух бунта и анархии у нас в крови. Мы – не рабы, рабы – не мы. Азия – совсем другое.
Думая о Китае, нам кажется, что контроль интернета, суровые законы, цензура – это необходимость тоталитарного режима, чтобы удержать власть, но это не так. Мы опять-таки мыслим в рамках европейской морали. Это в Европе тоталитаризм боится свободы и обороняется от неё жестокими законами. Тоталитаризм в Азии совсем другой, тоталитаризм в Азии ничего не боится, а карает просто так, по привычке. Их тоталитаризм намного страшнее нашего. У нас всегда есть надежда, ожидание грядущей освободительной войны, тоска по бунту. В Азии же тоталитаризм просто, без жажды свободы, без ожидания борьбы, без надежды. Тоталитаризм там – это образ жизни, так принято, так нормально. Их законы суровы, а власть жестока, но не чтобы запугать революционеров, отнюдь, это просто традиция такая.
Сансия дождалась свой кофе, но ланч к тому времени уже закончился, и пора было возвращаться.
– Я вас догоню!
– Увидимся в классе.
– See you.
Мы с Хуаном и Викторией пошли обратно, колумбиец и китаянка на лифте, я по лестнице. Мне хотелось пройти мимо Маниши ещё раз, она и не думала подниматься обратно в аудиторию.
– Тоже с нами пойдёт сегодня?
Я остановился, Маниша просто листала странички соцсетей на телефоне.
– Кто? Виктория или Сансия?
– Сансия.
– Нет, на сегодня только одна Indian lady.
– Хорошо. Это хорошо.
В лёгком мандраже я вернулся к занятиям. Клевало. Подсекать было рано.
* * *
Пока не пригласил Манишу в бар, я был нормальным человеком.
Знаете, как быть нормальным? Это означает беспокоиться о фигне и мечтать о дозволенном. Например, нужно беспокоиться о животе, подросшем за месяц. Стоишь напротив зеркала в ванной, проверяешь, не свисает ли пузо. Потом проверяешь большой ли у тебя член. Профиль. Фас. Снова в профиль. Благодарю, сэр, вы замечательно выглядите. Дозволенные мечты – вторая составляющая нормального человека. Мечтать положено о машине. Крутой. Годам к тридцати, чтобы друзья завидовали.
Я был таким. Правда, был нормальным. И в моих планах не находилось места для тайных интрижек с индианкой после учёбы, но в один вечер я научился мечтать непозволительно свободно для тридцатилетнего. Масштаб волнений возрос. Резко, как будто жизнь лишила девственности, а я только ойкнул (а ведь даже не был пьян, как полагается школьнице). События сгущались. Я смотрел на тягучее время, всё ещё полное рутинных происшествий, но обыденная нормальность начинала всё меньше и меньше интересовать. Вечером, после бара, мне всё ещё было необходимо купить домой молока, разослать резюме, обсудить планы на иммиграцию с женой, но подвыпившая индианка манила куда больше.
Отчасти поэтому после обеденного перерыва Аниту Графмон слушал только Хуан. Он всё так же старательно записывал за ней. Остальные, даже я, окончательно разочаровались в предмете, полегли на столы, некоторые спали. Парень позади нас посапывал, разморило беднягу. Всё верно, Раджа своё отучился. Раджа умный, за здоровьем следит. Он понимает, что после кари пора и честь знать и покемарить часок-другой для лучшего пищеварения.
Маниша с кем-то переписывалась, её подруга (секс-фантазия Хуана) с отсутствующим видом сидела рядом. Я забыл узнать её имя, хоть и обещал Хуану, что приглашу именно китаянку. По факту вышло и не плохо, китаянка тоже собиралась прийти, но было неловко перед колумбийцем. Я достал телефон и, как полагается свободному мужику, написал жене, узнать, не будет ли она против, если припозднюсь. Я был самостоятельным мужчиной! Поэтому дописал в оправдание: «с ребятами из группы пойдем в бар». Жена, естественно, оказалась не против.
После этого оставалось только ждать вечера, и я извёлся. Не мог дождаться конца учёбы, не мог усидеть на месте, всё думал и думал о индианке. Это было сильным влечением. Я совершенно не знал, что делать с этим чувством. В Новой Зеландии, с изнанки мира, всё оказалось иначе, не так, как завещал Йося. В лампочках в веллингтонской шараге не было ужаса пола, наверное, поэтому моё влечение к Манише не было лишено глагола. И первыми глаголами, точно шагами к ней, были глаголы: пригласить, соврать, обмануть, напиться, поцеловаться, трепетать, отчаяться, забыться, проснуться. Много глаголов ещё ждало меня впереди. Влечение, как акт, сильно отличалось от всего, к чему готовил старый еврейский поэт, а больше учиться страстям мне было и не у кого.
– Ну что, пригласил их?
– Чего?
– Пригласил?
– А, да. Азиаточка твоя тоже пойдёт.
– Она не моя, просто нравится. Как зовут?
– Не спрашивал, сам узнаешь сегодня вечером.
Мой латиноамериканский камрад весь скомкался. Он трусил знакомиться. Я его прекрасно понимал, ведь чем старше мы становимся, тем пугливее в страстях. Мой тридцатишестилетний товарищ из Колумбии совсем потерял хватку с годами. Я отчасти тоже, но я был возбуждён во всех смыслах слова, прям горел изнутри и тонул во влечении. И если бы мне кинули спасательный круг, то я с радостью бы его трахнул.
Глава пятая, в которой я пью на охоте
Бессмысленным стоял я напротив института. Пары закончились. Вместе с ними и моя бравада. Я не ходил на свидания очень давно, с тех пор как женился. Я пытался исправлять собственные мысли, одергивая: «Это не свидание! Вы просто идёте в бар». Но чувство волнения и лёгкости в языке и ногах говорили об обратном.
Я курил, затягиваясь неглубоко. По лестнице, от института, спускались однокурсники. Некоторых женщин забирали их мужья в тюрбанах, процентов двадцать от общего числа.
Думаете, я преувеличиваю? Думаете, это шовинистическая аллюзия?
Нет, все буквально. Мужья в тюрбанах.
Дело в том, что в регионе Панджаб живут сикхи (это народность такая), а все мужчины их культуры носят на голове полотенца. Я видел, как студентки прыгают в машины к своим благоверным и уносятся прочь от института. Обыденно счастливыми казались они мне в тот момент. Единственное, что смущало, так это почему на электрокарах и в тюрбанах? А чё тогда не на слонах?
К концу моей самокрутки подошли и наши. Во всяком случае те, которых я маркировал, как «наши». Толстячок Хуан, подтянув жирок, о чём-то хихикал с азиаткой. Он дождался компанию Маниши ещё внутри инстита и времени зря не терял, уже во всю болтал со своей целью. Ту китаянку звали Инней.