скачать книгу бесплатно
Николай: Я приходил, но тебя уже не было.
Марина: Ты всегда плохо видел – вот же я, никуда не делась.
Николай: Но ты умерла.
Марина: Подумаешь, разве это проблема?
Николай: Я виноват.
Марина: Ты? Это так наивно. Все стремится к солнцу, да только солнце закрыла луна.
На солнце, до этого светившее через серые глубоко-осенние облака, наползает луна. Круг луны словно вытесняет солнечное излучение на периферию солнечного диска, пока в последней вспышке оно не возгорает тонким, словно фонариком, направленным светом. Марина морщится.
Марина: Надо прогуляться. Дай свою руку.
Николай тянет к Марине руку. Все смешивается. Поле, совсем зеленая трава, хаотично расстилаются деревья в цвету по всем сторонам. Николай идет, рядом с ним появляется Константин.
Константин: Тебе есть что еще сказать? Перед подведением заключения?
Николай: Я просто пытаюсь понять. Стоп. Костя, это ты?
Константин: Вот, теперь – я. Очевидное совсем не очевидно, не так ли?
Константин начинает смеяться. Наклоняется. Вцепившись обоими руками в тонкое деревце, тянет его и вырывает с корнями.
Константин: Оп и нету. Думаешь сложнее?
Николай: По-моему, должен быть смысл, ответ почему…
Константин: «Почему» относится лишь к нашим ожиданиям от окружающего нас мира. В любой момент все наши ожидания и вера в устойчивость вещей могут полететь к чертям. Ну знаешь фалосообразные деревья и жуткие птицы. Так написано в одной книге. Почитай. Или уже начало тошнить? Это правильно и неправильно одновременно.
Перед ними появляется Марина. На ней черное траурное платье.
Марина: Вся загадка в отсутствии самого важного. Если вы теряете это, то можно уже и не найти, как бы не искали. Там, где этого нет, истончается грань. И происходит зло. У вас еще есть возможность.
Николай: Что это значит?
Константин (Константин ли?) (доверительно): Восходящая восточная девушка ныряет за очередной жемчужиной, но это не то, чего она хочет, а то, что ей нужно.
Марина: Заметки о Китае. Ты когда-нибудь жил в Китае?
Николай: Что это впереди?
Марина: Просто роща. Или совсем не просто. Иди и смотри. А потом расскажешь ему.
Константин останавливается перед розовым кустом. В нем четыре розы. Белая еще закрыта, но прекрасна. Две красные – светятся нежным сиянием любви. А синяя словно оплетается вокруг одной красной и толкает ее.
Марина: Это важно. Но это не его сон, так бывает.
Константин: Я ухожу.
Марина: Константин еще вернется, через год и через три. И возможно, что выбирать стоит очень осторожно. Но это же не его сон, впрочем, кто знает? Коля, запомни это, расскажи. А теперь иди вперед.
Николай медленно подходит к роще. В воздухе звучит музыка. Словно две песни, слившиеся воедино. «Это был последний раз, это был последний раз, может последний…я не знаю». Николай, нагнувшись, проходит под склонившимися аркообразно деревьями. В роще темно. И холодно. Тонкие деревца переплетаются друг с другом над головой Николая. Словно все они тянутся куда-то к центру этой рощи. Он медленно продвигается вперед, пытаясь отодвинуть очередное деревце со своего пути, отклоняет его рукой, его руку словно обжигает чем-то. Кто-то сдавленно хихикает, затем голос: «Ну это слишком. Здесь все слишкооооом, оставайся, здесь есть пластинки и чипсы со сметаной и луком». Николай идет вперед. Вспышка. Гром. Пятьдесят шесть. Слишком поздно. Но не сейчас. Впереди он видит какое-то свечение, он словно прорывается через вязкую тьму, ведь солнце скрылось. И вот он на небольшой полянке внутри рощи. Сырая, темная земля. На ней перед ярко светившим костром стоят два потрепанных, мягких кресла. На одном кресле, дальнем от Николая, сидит бородатый мужик, по виду типичный бомж, правда не испитый. Он поворачивается к Николаю.
Мужик: А, так это ты, я ждал другого, но и так сойдет, все в свой час, все так или иначе, у кого еще есть шанс. Хотя ты уже достаточно опростоволосился. (Мужик пристально посмотрел на Николая, скорчил рожу и заорал «Yeaaaah Baaaaby!», Николай отшатнулся). Мы тут с… другом посиживаем, проходи. Так вот, быстренько к делу. Вся фишка в споре. Он тянет туда, я сюда. Всех вас. Весь город. Подумай об этом. Хочешь шаурму? Классная штука, сам сделал.
Николай: Нет, спасибо…я лучше пойду.
Мужик: Да-да, ты главное тянись куда надо, еще можно. И помните – даже квадраты сжимаются в шторм.
Николай быстро обернулся и принялся вновь продираться через густую темную массу на своем пути. Выбравшись из рощи, он оказывается на лугу, усеянном белыми цветами, вдалеке он видит, что-то темно-красное и продолговатое. Он чувствует волнение и начинает бежать, добежав до предмета он обнаруживает, что это гроб, а в нем лежит Марина. Ее руки сложены на груди. Из перерезанных вен течет кровь, она пропитывает ее белое (да, теперь белое) платье и просачивается сквозь основание гроба, заливая белые цветы. Марина открывает глаза и поворачивается к Николаю. Ее глаза словно подернутые пеленой, выглядят совершенно незрячими, но она как будто смотрит на него.
Марина: Знание ошибок не всегда благо. Ошибки других ведут к собственным ошибкам. Я проиграла, не начав игру. Не пытайся разгадать загадку. Просто ищи в себе то, что действительно важно. И отправь меня с этим в путь. Пожалуйста.
Николай (сбивчиво): Я ничего не понимаю. Я…
Вздрогнув, Николай проснулся. Он не понимал, что только что ему приснилось, слишком странным был этот сон.
– Ах…Марина… – прошептал Николай и звук собственного голоса словно пробудил в нем что-то. Тогда он заплакал. Ему было жалко себя, ему было стыдно за себя, ему было больно за ту, что так рано умерла. Николай повернулся на бок, рыдая все громче и громче и сжимая обеими руками одеяло, словно это могло что-то изменить.
8. Я[8 - Музыкальная тема данного эпизода песня группы Misfits – «Don't open til doomsday»]
Все утро третьего сентября меня не оставляло странное чувство. Как будто я видел чертовски странный сон. Но как будто и нет. Знаете, такое бывает с вами, когда вам что-то снится. Щелк и этого уже нет. Не оставляло одно воспоминание – белое, синее, красное. Как будто это значило что-то. Но разве что-то вообще имеет значимость? Едва ли. Обычно все, что с нами происходит абсолютно бессмысленно.
Ставши пред зеркалом в коридоре, я отвешиваю себе поклоны. Да-да, очень приятно. Чем день займешь, как время проведешь? Не пасть с утеса грозного. Намек. Славно. Славно. Кидаю взгляд на стол. Ящичек один под ключ. С внутренней пометкой – «не открывать до судного дня». А что там? Ах, если бы священная писанина, но томик моей кандидатской диссертации лежит на системном блоке. Давно переварено, защищено и забыто. А что еще? Пара строчек нелепых стихотворных фраз. Парафраз. Не дано сие мне это. Масло масленое…заговариваюсь. Наверное, уж лучше проза. Быть может когда-нибудь. Ну знаете, когда я смогу сказать – это зацепило меня. А что еще? Куда потрачены года? Вот летом, просвещал белорусов, что у них есть крамбамбуля. Они правда не знали. Это как в России не знать, что есть водка. Вам может не понравиться то, что скрыто внутри. Я видел, как мой жестокий друг швырял в холодную воду кота. И что я сделал? Ничего! Черные письмена проклятья вьются из детства в отрочество, а оттуда в юность. Хотя я лучше бы предпочел лечиться в Швейцарии. Как там звали этого доктора? Ну только чур не на «Ю». К.Г.Ю. Фе. А, точно! Ш! Открываю книгу – «благословил пробуждающиеся горы». Странное чувство. Отвлечься. Нет – Марина. Где там родители ее? Печальную весть несет ворон телефонный. Я звонил в школу. Серьезно? Да что вы о себе думаете-то! Эти детки. Есть там и симпатичные лица, против которых я ничего не имею. Кристина…дочь, которой у меня никогда не будет. Но в целом – это не то, чего хотелось бы моей душе. А что ты хочешь? Отвечать, как на исповеди? Да, пред отцом Андреем. Помнишь, как он курил во внутреннем дворике храма? И этот нелепый горбун, со слезящимися глазами. Правда, горбун при храме – Красноярский Нотр’Дам. И в чем бы ты исповедовался, милый мой друг? В том, что слезы не приходят, не дают мне оплакать погибшую жизнь. А чего хочу я? Все того же – любви. Нелепость. Для тебя любовь это всего лишь порыв и преклонение перед новизной, а что потом? Опять уползаешь в себя, в магию книг и знаний из них приходящих. А то, держи дух в своих цепких руках, оставаясь на сем острове бурей овеянном. А что дальше? Словно шторм пронесся под тобой. Где-то я слышал это. Где? На пляже? На каком еще пляже? Нет, это не ответ. Книги на стеллаже вдоль стены. А там еще в другом подъезде – у родителей. Слава им, слава – за сию квартирку, что в моем распоряженье. А все средства куда? Ах, ну там есть бутылочка, другая. Ну и конечно же на путешествия. Изведать весь мир и каждый клочок знаний, что доходит до меня. А помнишь, время было?! Да, было – Настя. Неотъемлемая иллюзия искренности. Но ей был нужен муж-рыбак. А я сам готов шагать по водам. Почему не поместил оторванную обложку зеленой Библии в памятную рамочку? Шта? Отец небесный, тебя я оставил, но и земного почти не обрел. Хоть здороваемся теперь. Зайти к ним на обед. Но прежде – откупорить священное винцо. Во имя… кого сейчас? Да кого угодно. Себя самого, ибо разве где-то есть мир за пределами моего сознания? Конечно, есть, но он не дан мне.
Еще не рано вечереет и нежные ребрышки по-бургундски удовлетворили мою потребность в насущном, непреломленном и неомоченном бытии. Смешаем джин и тоник в бутыли и выйдем в свет вечерний, к острову проложим путь. Играть с тенями, скользить жаждущим взглядом по лицам и обнаженным ножкам. Но не подойдешь же? Конечно, нет. Оставь это университету. Помнишь ту милашку с первого курса? О, да. Даша. Прикладываюсь к бутыли и останавливаюсь на пляже. Тут уже никого. Сейчас уже не позагораешь. Металлическая лавочка с навесом. Здесь. Именно здесь. Что здесь? И шторм… Не помню.
Отталкивай мысли свои хоть до пришествия погонщика нашего человеческого стада. Но ведь нужно признать. Стоило ли позвонить Николаю? Не знаю. Если бы спросил, я бы только рад. А так…лезть? Нет. Но надо будет после, после похорон как-нибудь его растормошить. Соберемся компанией. Перед следующими выходными. Завтра – в гимназию. Ах, черт. Нет, не очень-то я скучал. А если бы и скучал, то рад бы и еще поскучать. Вернулся домой и вновь гляжу на ключ, замкнувший дверцу. Что спрятать там? Ответ надеюсь получу однажды.
Каков итог?
Воскресенье прошло удачно. Ну удачно по моим меркам, читал, гулял и радовался вину и джину. Вряд ли вы назовете нормальным человека, читающего по книге в день. Но такой уж я. Уж заполз под крыльцо, и все забыли о нем. Садовник топает ногами призывая кары небесные на весь белый свет. Абсурдные мысли, абсурдные мысли в моей голове. Сегодня воскресенье и можно забыть обо всем. Просто отдаться течению жизни и программе своего чтения книг. Завтра я уже пойду на работу. Снова тебя поимеют. Да, снова, всегда как в первый раз. Хотя надеюсь все не так и плохо, все вроде встает на пути своя. Все вроде приходит в норму.
Если этот ящик Пандоры не открывать, не позволять своим мыслям расслабиться. А иначе настанет на горе и в поучение тот день, когда крысы…Ах, не загоняйся. Плыви по течению, ешь свою пищу, причастись, прикоснись святым дарам жизни и откинься на диване в позе пьяной, сутулой, борзой псины. Читай, читай пока не посинеешь, пока пена не пойдет изо рта. Пока тебя не припрет жизнь со своими правилами, видоизмененными языками пламени и брачными контрактами, чтобы обобрать тебя до конца. Откинься и радуйся жизни. Мир не то, что он есть, но разве это имеет значение? Мы все крутимся по своим орбитам и запускаем свои мысли крутиться по ним, да, наши мысли набирают массу, некоторые, становятся столь значимы, что притягивают к себе другие. Так все и происходит в нашей жизни – одни смеются, другие остаются стоять в одиночестве. Есть ты и твои ученики – в школе и университете. Две группы в университете и четыре класса (всего! Всего! И это полная ставка – радовался бы, мудак несчастный) в школе.
Вечерняя яичница была похожа на планету, запеченную Альдебараном. Ешь не разжевывая, как и надо все делать в этой жизни. Будь послушным мальчиком, расти и хорошо причесывайся – не забывай про косой пробор. Ты самый милашка. Мама всегда так тебе скажет. Обращай внимание на окна. Они грязные и их требуется помыть. Ты поооооомнишь как управляться с тряпкой? Услужливый голос. Сукин сын. Подавись этим. Я свободный гражданин, как древний грек. Я защитил кандидатскую диссертацию два года назад – в двадцать пять, все нажрались. Я спал где попало, а моя девушка – уже бывшая девушка, но не эта бесчувственная тварь Лена – ждала дома, наверняка желая отпраздновать со мной. А может и нет, ей казалось всегда плевать на мои успехи: «Да так все могут». К дьяволу тебя, ревнивица. Это нужно начать как полагается – я родился в день двенадцатый шестого месяца одна тысяча девятьсот девяностого года от рождества патлатого мужика, в граде на берегах реки, и град сей был весьма большим, и первые свои ощущения я не помню, возможно я бы тоже сказал про мальчика бубу и коровушку муму, но это чертовски претенциозно, хоть и увлекательно, но я должен быть честен, это лишь наша гипотеза о восприятии становящегося человеческого существа.
Ладно, хватит мучить себя и…кого? Надо думать, и о насущном, что там у нас?
Николай расстался с Мариной, Николай передумал, но Марина уже покончила с собой. Займись этим. Увижу ли я Николая раньше следующей субботы? Сказал же – стоит собраться. А наедине? Нет. Едва ли. Но к тому времени нужно подготовить что-то лучшее, чем «вот черт». Да уж, конечно.
И вот приходит понедельник. Будильник. Динь-дилинь.
Проснулся,
Выпал из постели,
Пробежал пальцами по волосам,
Я читал новости сегодня, о, мальчик.
Собраться, скрепить способности к восприятию реальности воедино. Зачем? И пусть весь мир подождет.
Сегодня все, как всегда, или не совсем. В пятницу занятий не было. Так что сегодня – первый день нового года. Они все уже в восьмом классе. Им уже почти всем по четырнадцать лет. Марина перерезала вены ножом. Нужно сильно резать. Нужны усилия. Что это говорит о природе человека – факт, что мы способны приложить такие усилия для того, чтобы нас просто не было. Чтобы больше не говорить, не говорить никогда.
Наверное, так всегда происходит – человек умер, а мы не скорбим, не думаем «о, боже», а ведем себя самым обычным образом. То есть, мне очень грустно, но нарушит ли это мои планы, заставит рыдать в подушку и думать о тщете жизни – нет. Марина, бывшая подруга Николая осталась где-то за той чертой, осталась обидным, печальным фактом, так мало значимым для настоящей жизни, которая будет все продолжаться пока мы сами не отправимся вслед за ней.
Я улыбался в зеркало до тех пор, пока не заплакал и этот плачь не вогнал меня в тоскливую печаль, ну знаете, с каплями на ресницах. И в этой печали не были важны прочитанные книги, прослушанная музыка, но было важно что-то другое, пусть ненадолго, пусть на жалкий миг, который я смогу этому посвятить, уделить, подарить. Марина, я знал тебя. И-это-чертовски-грустно.
II Увертюра И Волшебный Сад
1. Город и Шум[9 - Музыкальная тема данного эпизода песня группы Electric Light Orchestra – 10538 Overture]
Видел сегодня своего друга с заплаканными глазами?
Мы знаем правду, но предпочитаем ложь.
Школьник бежит трусцой, стремясь успеть в мясорубку. Вот старящийся на глазах мужчина запрыгивает в последнем напряжении сил в уходящую электричку.
Видел, как он бежал, видел, как он падал?
Глаза их совершили горизонтальное движение – оба вместе на девяносто градусов, что было достижимо и благодаря повороту тела – горизонтально – на сорок пять градусов.
Бонжур!
Привет!
Щелк, щелк, щелк. Прикреплено к делу.
Вы откроете, когда будете готовы, а вы будете.
Я лишь составляю заключение.
Как шагал он – единый во всех лицах?
С чувством вседовлеющего самообмана.
Был ли он доволен?
Да, в этом самом самообмане.
Певчий хор разминает свои связки. Сгорбленный, бородатый человек выдвигает колокола перед церковью, чтобы начать звонить к утренней службе.
Видел, как он промчался по улицам куда-то вдаль?
Да, с чувством неловкости – ведь каждый убегавший мог значить слишком много, но так и не стал.
Город стоит на двух берегах реки. Замусоренный и оплеванный. Он поднимает голову и выпучивает глаза. Он изгибается словно спина верблюда.
Двери одних домов распахиваются, чтобы выпустить, скопившийся в них люд, двери других распахиваются, чтобы впустить.
Промелькнула ли его жизнь перед дверью спальни?
С нежностью, растворившейся с первыми лучами солнца, когда он думал, что это он оставляет ее на краткий миг дня, а на самом деле это она оставляла его на краткий миг жизни.
Обсасывайте каждый фактунчик, каждую малозаметную деталь. Кто-то в лужу наступил. Кто-то двойку получил. Кто-то пришел на работу с похмелья. Ну мы только этого и ждали. Рты одних раскрываются, уши других открываются.
Волны прокатываются по улицам и переулкам. Нарастающее крещендо пробудившегося шума и гама. А жизнь не более чем шум и ярость, да?
Вопрос перевода. Звук. Шум. Звук одинокой свирели, на которой так и не научились играть. Шум глухого тромбона у подъезда, с детскими цветами за катафалком.
Загулявший прощелыга с досады пинает ногой мусорный ящик, выбивая из него звук литавр.
Слышали новость?
Сегодня в эфире сообщали, что кого-то обнаружили на скалах у причала.
Дурные новости, дурные новости, приходи пока я молода…
Зубы щелкают, губы двигаются, языки работают, перемалываются мелочи и человеческие жизни, которые становятся мелочами, незначительным звуком бесконечной симфонии. Барабанщик бьет по барабану один раз в пятнадцать минут. Б-бом-бом. Почетное дело. А когда он умрет, его место займет другой.
Старушка бросает хлебушек утке. Печальная, серая утка, открой глаза свои ну-ка.
Слышал новость, вчера на перекрестке сбили двоих насмерть?
Слышал, испугом отделается. Облысевший мужчина, с раком простаты, собирает ложные свидетельства.
Поднимите руки, поставьте подпись.
Что большее преступление – низведение двух человеческих жизней до беззакония и ухода от закона или низведение их до пяти секунд разговора?
Выжимка – из твоих восьмидесяти лет смысл был только в пяти минутах.
Видел, как он прятался? Видел, как он уползал?
Человек есть сумма пережитых им страданий.
Задымленный город, беспечный и безымянный. Его имени никто не произносит, так как он везде и всюду. Но ведь имя есть! Он каждый город, а каждая его улица именно каждая улица. Дым сигарет и выхлопных газов сливается в единую какофонию черноты. Взгляните на небо. Однажды мы будем гулять под солнцем, но до тех пор, детка, беглецы, подобные нам, рождены…
Стала ли его жизнь значительнее, чем была?
Значительно нелепее.
Кто-то убегает прочь, кто-то остается стоять с распростертыми в последней надежде руками. Прощальный поцелуй с утра на дорогу, была ли эта ночь чем-то действительно важным или она утонет в калейдоскопе дней, был ли ты так верен Господу Богу и Иисусу Христу, что, то ощущение счастья, что ты испытывал в час перед рассветом было даром, а не проклятьем?
Динь-дилинь. Психиатрическое отделение на связи.
