скачать книгу бесплатно
О ужас! Неужто это моя старшая сестра? Она же рассуждает, как ребенок!
Я с трудом перевела дух.
– Селина, – осторожно начала я, – за год многое может случиться. Если Катерина решила его женить, она не отступит, тем более ты не будешь мешать.
– Ха, – перебила меня Селина, – неужели ты думаешь, я останусь там на целый год? Что я там буду делать? Подожду с месяц и уйду. Если, конечно, Патрик не придет за мной раньше. Ты передашь ему записку, Кэсси, милая?
– Как уйдешь? Селина! Ты понимаешь, что говоришь? Отец слово дал. Если ты его нарушишь, что будет с нашей репутацией? Ты погубишь нас всех!
– Ах, Кэсси! Порой ты бываешь такой несносно-правильной, что становится тошно. Ты думаешь, я должна дожидаться, пока отец найдет для меня толстого лавочника с отвислыми губами? Да я сбегу куда угодно! Если Патрик не придет за мной, тогда я пойду за ним. Я уеду в столицу. А кроме тебя и его, знать никто не будет.
– Ну уж нет, Селина, – разбушевалась я, но сестра не дала мне закончить, нежно закрыв ладонью мне рот:
– Неужели ты выдашь меня, Кэсси? – печально спросила она, хлюпая носом и сбрасывая слезы с ресниц с небрежностью королевы, взмахом руки отсекающей головы. – Мне не на кого большеположиться, не к кому обратиться за помощью. Без тебя я останусь совсем одна в этом мире.
Вскоре мы обе дружно рыдали и клялись друг другу в верности. Пользуясь случаем, моя любимая взбалмошная сестричка взяла с меня обещание передать записку Патрику и разъяснить ему, что к чему.
Наутро она по-королевски отбыла в открытой коляске, окруженная толпой зевак и десятком конных стражей, специально для такого случая приставленных городским головой.
День оказался чрезвычайно хлопотным, а потому я решила встретиться с Патриком вечером.
* * *
– Милая Кассандра, чем обязан такой встречей? – Патрик был сама предупредительность. Он и вправду был очень хорош собой. Одет с иголочки в безупречно подогнанный серый камзол, идеально расшитый серебром, и черные узкие брюки, заправленные в высокие щегольские сапоги. Воротник и рукава его камзола были украшены длинными белоснежными валарскими кружевами. Патрик манерно откинул красивую голову с темной гривой тщательно уложенных волос и вопросительно уставился на меня.
По правде говоря, хоть я и готовилась к разговору, никак не решалась его начать. Мешало мне и то обстоятельство, что я, сглупив, назначила встречу поздно вечером у себя в комнатке за мастерской. Единственным освещением в ней была одинокая свеча, стоявшая на столе. Слегка интимная обстановка. Не ровен час, кто заметит – сплетен не избежать. Но Патрику, казалось, было все равно.
– Э-э-э, Патрик, – мялась я, – Селина просила передать тебе вот это.
Я протянула надушенный конверт. «Братец» вопросительно уставился на него, как на гадюку, свернувшуюся у его ног.
– Прочти это, – почти прошипела я.
– Видишь ли, сестра Кассандра, – не отрывая глаз от конверта и тем не менее не принимая его, медленно произнес Патрик, – моя дорогая сестра Селина, вероятно, не правильно меня поняла. У меня к ней исключительно братские чувства. Не скрою, Селина чрезвычайно хороша, она составит прекрасную партию любому мужчине, но…
– Бери конверт, – угрожающе сказала я, придвигаясь ближе.
– Да, да, конечно, – оторопел Патрик, как-то скукожившись и втянув голову в плечи, – но позволь объяснить тебе, я тут не при чем.
Объясниться дальше мы не успели. Если чего-то боишься, это обязательно произойдет. Дверь резко распахнулась, и в комнатку вошел хмурый, расстроенный отец:
– Знаешь, Кэсси, я, пожалуй…
Застигнутые врасплох, мы с Патриком отскочили друг от друга, как сильно столкнувшиеся шары. Отец широко раскрыл глаза, как-то странно крякнул, прокашлялся и вышел вон.
– Катерина! – послышался его разъяренный вопль на лестнице, ведущей в жилую часть дома. – Где… моя трубка?
Целый день в бешеном круговороте работы мы с отцом нервно косились друг на друга, не решаясь объясниться, но и не оставляя такого желания. Наученный горьким опытом, отец долго собирался с мыслями, но первой не выдержала я.
– Это не то, что ты подумал, – застав, когда вокруг не крутились приказчики, слуги, клиенты, поставщики, Катерина или дети, я пошла ва-банк.
– А что я подумал? – недоверчиво покосился отец.
– Это не было свиданием в том смысле, что… Ну, в общем, он мне безразличен. Я просто передала ему прощальное письмо Селины.
– А-а-а, – непонимающе протянул он, – какое письмо?
– Прощальное, – я, конечно, кривила душой, но должна же была хоть как-то успокоить отца.
– А-а-а, понимаю, – опять непонимающе покивал он головой, – да, кстати, а что делал Патрик у тебя в каморке в такой поздний час? У вас что, свидание было? Кэсс, я не потерплю, чтобы еще и ты…
Пока он не выговорился, я не смогла и слова вставить. После чего я клятвенно его заверила, что с Патриком у нас все покончено, и я его больше не люблю. Отец был удовлетворен. Мир в семье был для него главным, и он прилагал все силы, чтобы сохранить его.
Но судьба явно была не на его стороне.
На следующий день к вечеру Селина вернулась.
Оставив остолбеневших родственников, то естьнас, растерянно стоять внизу, она поднялась в свою комнату подавленная и унылая, не желая ничего объяснять. Однако стоило потрясению пройти, а Селине – почувствовать, что ей больше ничего не грозит, бедняжка нас просто ошеломила своей историей. Оказывается, она сбежала из замка, пройдя пешком десять миль.
Дальше – больше. Селине понравилось рассказывать, и неожиданно ее истории стали изобиловать подробностями, которых не было сначала. Я знала, что сестра, мягко говоря, преувеличивает свои приключения, но делалось это ею так вдохновенно и артистично, что я не могла сердиться.
Город, наконец, получил свою давно ожидаемую порцию пищи для сплетен и начал медленно перевариватьее. Селина стала самым популярным человеком в городе.
– Ах, милочка, Вы такая храбрая! Как Вам удалось оттуда сбежать? – манерно поинтересовалась госпожа Маримма, местная устроительница самого популярного места для городских сплетен, и сегодня ее салон был полон публики, как никогда.
– О, надо признаться, мне помог случай…
– А какой он, этот граф Ноилин? – тут же скрипуче перебила ее другая посетительница салона, виконтесса Дирлен. С ее мнением тут считались, потому все проглотили бестактность, – Старик? Небось, не молод? Помню, слышала о нем весьма нелестные высказывания. Ну? – властно повернулась она к Селине.
– О да, госпожа, самое что ни на есть чудовище. Хмурый, старый, седой, уродливый и… горбун. Да, горбун. Рыкает на всех, кричит, слуги его боятся. А что не так – сразу колдует. Может в сосульку превратить или, скажем, в лягушку. Правда, потом приходится расколдовывать: так ведь никаких слуг не наберешься.
– Ах, – послышалось потрясенное со всех сторон.
– А на меня как глянул своими ужасными черными глазами, так душа в пятки и ушла. Но я не могла уйти просто так, мы же подписали договор. Все, что угодно, сказала я себе, но я не нарушу слово, данное моим отцом. Села я за работу, а он стоит и смотрит, рука моя так и замирает. Колдует, думаю. Ничего, думаю, я выдержу, справлюсь. Но самое страшное было ночью.
– Ночью? – с ужасом, но куда больше с интересом дамы подались вперед.
– Только я легла, дверь на засов закрыла, а она раз – и открывается. Я ее закрываю, а она открывается. Я рассердилась, пойду, думаю, скажу этому графу, что негоже так поступать, а из коридора на меня привидение летит. Я бежать, а оно за мной. Так всю ночь и пробегала… – она горестно замолкла.
– А дальше? – дрогнувшим голосом разбила затянувшееся молчание молоденькая Одетт и оглянулась вокруг, явно ища поддержки.
– Ну, утром я все графу высказала, мол, как я могу работать, когда мне спать не дают, а он страшно так рассмеялся и сказал, что вовсе не для работы я ему была нужна, а… для опытов. – Селина таинственно понизила голос и обвела всех грозным взглядом, отчего даже самые стойкие вздрогнули. – Не сказал, правда, для каких. Вот тогда-то я и решила, что наш договор – это просто обман, раз он не нуждается в моей работе как золотошвейки, стало быть, я могу быть свободна. И я сбежала.
История впечатлила всех, ибыла лишь маленьким камешком, брошенным в пруд. Круги по воде расходились еще долго-долго и с каждым днем все дальше и дальше от правды. Ничего хорошего это не принесло, как вскоре оказалось.
* * *
Однако мне поздно ночью Селина рассказала совсем другую историю.
– Прости, Кэсси, ты, как всегда, была права. Глупая это была затея. В первый же день колдун понял, что я не та, за кого себя выдаю. И отправил меня обратно. Тихо и мирно, в коляске и с охраной.
Я ахнула:
– Как же так, Селина? А как же побег? Все эти ужасы?
– Ну, побега, как ты понимаешь, не было. Меня довезли до города, и там я попросила меня оставить. Так что все это выдумка.
– Но зачем, Селина?
– Зачем? Кэсси, милая, ты разве не понимаешь, что мне было стыдно? Меня же просто выставили! А вернись я как отвергнутая, со мной было бы все кончено! Кому нужна такая мастерица? Не ты ли про репутацию говорила? А про мои рассказы граф и не узнает, он ведь даже в городе не бывает.
– А он и вправду такой страшный, как ты рассказывала?
– Да понятия не имею! Я его и не видела даже. Со мной только Логан и общался. Это тот домоправитель, что заходил к нам в лавку. Есть еще там кухарка, Тирта, старушка такая древняя, что едва ходит. Она еду мне приносила. А больше я вообще людей и не видела, кроме стражей на воротах. Просидела считай что взаперти в светелке за работой, да там и получила расчет. Тот же Логан и принес. Ну, еще трое стражей меня назад сопровождали. Вот и все.
– Нехорошо это получилось, – задумчиво покачала я головой. – На самом деле этот граф ничего плохого тебе не сделал, а ты его очернила почем зря перед всем городом.
– Ничего плохого? – вскинулась Селина. – Может, и ничего плохого, но попомни мои слова, нечисто что-то в том замке! Там ведь и вправду бродят привидения, даже днем! Я одно такое видела так близко, как тебя. Заглянуло в двери, кивнуло, как старой знакомой, и исчезло! Я кричать начала, так никто и не пришел. В коридор выбежать страшно и оставаться страшно. Старуха только к вечеру пришла, я ей говорю, мол, привидение, а она будто и не слышит. Страшно там, правду говорю, страшно. Я за два дня чуть с ума не сошла от беспокойства и страха. Кэсси, я бы не выдержала там и неделю, что уж про год говорить! А этого графа я и видеть не хочу, и знать о нем не хочу. Коль может он жить в этом страхе, то явно с ним не все в порядке. И уж точно, если кого и называют колдуном, так это точно его. И если бы он сам не выгнал меня, нипочем бы я оттуда не выбралась!
От Селининых слов и мне стало не по себе. Сестрица-то моя не из пугливых, от собственной тени шарахаться не станет. Однако явная паника в ее глазах заставила меня поверить сказанному.
* * *
Рассказы Селины наделали такого переполоха в обществе, что отец, хоть и приветствовавший наплыв клиентов в лавке, вынужден был скрываться временным бегством. «Меня нет,» – зловеще шептал он и пытался укрыться в кабинете, пока я или Катерина не выпроваживали очередную партию любопытных обывателей, решивших уточнить все, как было. Так сказать, из первых рук. В лавке было не протолкнуться, утешало только то, что она стала такой популярной. А популярность, что ни говори, в любом ремесле – вещь полезная.
Но, по правде сказать, большая часть почтенной публики, в основном мужского пола в возрасте до тридцати лет, вовсе не жаждала увидеть уважаемого господина Градиана Таурига. Она приходила лицезреть его очаровательную дочку Селину.
Селина могла быть довольна. Она и раньше не страдала отсутствием внимания, теперь же она просто купалась в нем, являя свою прелестную персону миру только тогда, когда сама этого хотела. Я подозревала, что это ее месть Патрику, который уже не знал, в какую сторону бросаться.
Однако отцу пришлось все же выйти на публику.
Городской голова был бледен пуще прежнего и даже мелко дрожал, то ли от страха, то ли от гнева. И при всем этом сохранил крепость духа и несомненную твердость взгляда, отчего набившиеся в лавку горожане оторопели и потихоньку отодвинулись в сторонку. Кто-то выскочил наружу, кто-то вжался в стенку, а кто-то сделал вид, что внимательно рассматривает выставленные образцы шитья. Но никто из них не сомневался – пахнет жареным.
Однако барон Хэмма Нортон не дал им повода что-либо разнюхать. Твердым шагом он невозмутимо последовал за Градианом в кабинет, где просто обессиленно упал в кресло, пока хозяин плотно закрывал дверь, но этого уже никто не видел.
Минут через пять озабоченный хозяин выскочил из кабинета, поймал пробегавшего мимо слугу и послал его за Селиной.
Девушка пробыла в кабинете минут десять.
Градоначальник оставался еще минут пять, а после вышел, твердо и спокойно проследовал обратно через лавку, сел в коляску и уехал.
Этих двадцати минут хватило, чтобы отец заперся в кабинете до вечера, отказываясь видеть кого-либо и разговаривать с кем-либо.
И только поздно вечером, когда лавка и мастерская совсем опустели, отец позвал меня к себе.
– Ты уже знаешь, что я хочу сказать тебе, девочка, – печально сказал он, не то утвердительно, не то вопросительно. Его глаза подозрительно быстро моргали, а руки теребили неожиданный для него платочек, подскакивая на солидном брюшке.
– Но почему, почему я должна туда ехать? – возмутилась я со страхом. – Ты же слышал, что случилось с Селиной?
– Она все наврала. Граф отправил ее обратно, а она сказала, что сбежала. Селина вела себя неправильно. А тебе нечего бояться, Кэсси. Ты девушка благоразумная, у тебя все получится, – отец был непривычно мягок и, похоже, забыл, что я не маленькая девочка.
– Они что, пригрозили тебе? – внезапно догадалась я.
Отец тяжело вздохнул, но все же ответил:
– Барон Хэмма сказал, что приложит все силы, чтобы вывести Селину на чистую воду. Она ведь опорочила вроде как честного человека. Сделает так, что ни одна семья в городе нас не примет. Что ни один приличный клиент не войдет в нашу лавку. Да мало ли что может сделать облеченный такой властью человек? А если ты поедешь в замок и не сбежишь, то и он дело замнет. Не хочет голова ссориться с графом, очень не хочет.
«И очень боится его,» – мстительно подумалось мне. Уж я-то точно боялась. Чем больше я слышала об этом таинственном графе, тем гадостнее мне становилось. Уж больно длинные у него руки, если, не выходя из своего далекого замка, он может запросто растоптать не угодных ему. А что будет со мной, если, по рассказам Селины, даже на крик никто не придет? Разбирайся потом. И кто, собственно, с кем разбираться будет? Разве кто пойдет против графа? Я покрывалась холодным потом, живописно рисуя картины своего мученического пребывания в замке, и умоляющими глазами смотрела на отца. Говорить мне было нечего.
– Эх, – внезапно отчаянно решился отец, – была не была. Не беда, девочка. Продадим лавку, мастерскую, дом, подадимся в другой город. Везде люди живут, везде золотошвейки нужны.
Вот-вот, везде нужны, даже в замках колдунов. И все-таки, зачем я ему понадобилась? А вслух спросила:
– Да кто у нас купит? За бесценок же продадим.
– Ну и пусть. Только не отдам я тебя никакому колдуну! – и поцеловал меня в лоб. На нос мне капнула нечаянная слеза. – Иди, девочка. И не печалься. Выдержим.
* * *
Свежесть напоенного росой воздуха, оглушительный писк носящихся в воздухе ласточек, манящий аромат первых ранних булочек, шуршание метлы дворника и даже легкая перебранка молочника, застрявшего со своей тележкой, с мясником, спешащим со свежей вырезкой на Верхнюю площадь к дому градоначальника, – что может быть лучше жизнерадостного летнего утра?
Я с грустью оглянулась на родной дом, улыбавшийся мне всеми своими распахнутыми окнами и длинными цветущими гирляндами, украшающими карнизы, поправила сумку, переброшенную за спину, тяжело вздохнула и отправилась в путь. Ни заложить коляску, ни просто оседлать лошадь я не рискнула, во-первых, потому, что наша единственная коляска требовала починки и нынче стояла в печали в углу, а во-вторых, я просто этого не умею. Да и верхом я ездить могу примерно так же, как корова кататься на коньках, с той только разницей, что корове падать ниже. Просить слуг не хотелось: отец, узнав, явно устроит им взбучку. А вот пешком, даже миль десять (я явно с ума сошла!), это – пожалуйста. С передышкой, потихоньку, глядишь, и дойду. Когда меня хватятся, я уже далеко буду. А вот если буду ждать, пока градоначальник пришлет эскорт (да и пришлет ли после селининой выходки?), отец найдет мотивы, чтобы убедить меня остаться. А мне бы не хотелось быть убежденной – ни к чему это.
Город потихоньку просыпался. Чистенький, умытый, радостный, он встречал новый день игривым котенком, и мне, несмотря на все, что могло ожидать впереди, было удивительно спокойно. Я улыбнулась обсыпанному мукой старому булочнику, выглянувшему на минутку из окна поприветствовать меня, перебросилась парой слов с проходившим мимо знакомым учеником шляпника, помахала рукой толстушке-кухарке из дома напротив. Это был мой мир, в котором я прожила всю свою жизнь, мир, который я знала изнутри и очень хорошо. Меня окружали знакомые с детства люди, я знала их привычки, вкусы и слабости, я была среди них своей.
Так куда же и зачем я иду?
Размеренно цокая по брусчатке крепкими каблучками башмаков, я перешла мост и пошла вдоль реки, оставляя по правую руку Нижний город. У караулки я приветственно помахала рукой улыбаимся городским стражам, отчаянно скучавшим у внушительной будки, разукрашенной в цвета Кермиса, и тут с ужасом поняла, что город закончился. Все закончилось. Привычная жизнь, привычные люди, привычные обстоятельства. Теперь мне придется узнать, как можно жить иначе. Впрочем, не навсегда же?
Солнце поднималось выше, и под его лучами неумолимо исчезали последние капельки росы, приветственно сверкавшие в траве. Хорошо наезженная дорога, которой обычно пользовались все путники, спешащие на север, сегодня была удивительно пуста. Встретились мне несколько повозок, груженных какими-то корзинами, только ехали они в город. По правде говоря, я надеялась на обычных в это время попутчиков, но их не было. Что ж, не беда. По правую сторону вдалеке уже виднеется густой темный лес, там и покину я этот приветливый тракт, свернув на боковую дорогу, ведущую к самому замку.
Я еще была полна утренней радости, но страх перед будущим постепенно заявлял свои права на мое спокойствие. Куда и зачем я иду? Что со мной будет?
Я иду потому, что иначе и быть не может. Так и незачем об этом думать, и я раздраженно отмахнулась от назойливых мыслей. А страх… Страх всегда сопровождает то, что нам неизвестно.
Хорошо вокруг, дышится легко, идется легко… Так я дошла до леса. Треть пути, пожалуй, пройдена. Я присела на обочине, разминая не приученные к длительной ходьбе ноги и обмахиваясь пестрой косынкой. Парило, и это было странно. Солнце поднялось довольно высоко, а в небе по-прежнему не было ни облачка. Кругом кипела яркая жизнь, такая обычная в начале лета. Порхали бабочки, настырно жужжали жуки, стрекотали кузнечики, проносились птицы. Я так увлеченно рассматривала великолепие скромного земляничного листа, что не сразу услышала топот копыт, а услышав, вскочила, чтобы оказаться нос к носу с тремя всадниками, которые резко остановили лошадей и удивленно поглядели на меня.
– Привет, – мило улыбнулась я, лихорадочно переводя взгляд с лица на лицо, чтобы понять, наконец, кто это такие и грозит ли мне опасность. Темно-зеленые ладные мундиры с желтыми позументами, военная выправка, пистоли на боку, суровый взгляд, такой не характерный для легкомысленной летней конной прогулки по воздуху. Путнички-то явно при исполнении, и у меня отлегло от сердца – не разбойники. Изумрудная серьга в ухе одного из них вызвала смутные подозрения, но всадник догадался первым:
– Неужто Кассандра Тауриг?
– Ага, – развела я руками.
– Пешком? – с подозрением спросил он.
– Так день хороший, отчего ж не прогуляться, – смотрела я на него совершенно невинными глазами.
– А вещи?
