скачать книгу бесплатно
Он не был варваром, султан Мехмет, у него была душа не только воина, но и поэта, он понимал прекрасное и запретил своим янычарам касаться мозаик и росписей, повелев лишь закрыть изображения штукатуркой – и тем самым сохранив их для потомков
В Софии мне лично всегда становится жутко.
В этом соборе я физически чувствую Время – стремительное, беспощадное, холодное Время, уносящее в небытие сильных мира сего, не оставляющее от мнящих себя великими ничего, кроме воспоминаний.
Но я туда все равно захожу – я хочу, чтобы мудрая София и меня запомнила.
Несколько слов о Влахернской церкви
Все, кто едут в Стамбул, бегом бегут в Святую Софию и сразу начинают восторгаться – старейший храм, как он прекрасен и все такое в этом духе.
Есть такое явление – обязательное восхищение признанным мировым шедевром, тем более включенным в ЮНЕСКО, и никуда от этого не уйти.
Я против храма этого ничего не имею.
Большой, фрески древние красивые.
Историческое значение, опять же.
С архитектурной точки зрения – купол уникальный.
Но на этом, пожалуй, все.
Есть в Стамбуле, на мой взгляд, более интересные места для православных людей.
Например, Влахернская церковь Богородицы, которая находится в современном стамбульском районе Айвансарай.
Чем же она хороша?
А многим, хотя и не входит в популярные туристические маршруты, и никто, приехав из Стамбула, не хвастается – был во Влахерне.
Зря.
Все же слышали о таком церковном празднике, как Покров Пресвятой Богородицы?
А ведь пошел он, отсюда, из Константинополя.
Но да обо всем по порядку.
Построили церковь эту давно, кстати даже раньше святой Софии – в 450 году императрица Пульхерия начала строительство храма. Место выбрала не случайно – на этот самом месте бил почитаемый источник, считающийся слезами Девы Марии. А через каких-то двадцать лет паломники тайно привезли ризу Богородицы, для которой царствующий тогда император Лев построил отдельное здание, и до сих пор церковью отмечается день Ризоположения, то бишь дата, когда ризу эту положили в Влахернскую церковь.
Небольшое отступление.
Вот это самое «тайно привезли» у меня лично вызывает массу вопросов, потому что «тайно привезли» в данном случае – банальное «выкрали», только красиво обозначенное.
Дело было так – два византийских богатых паломника Галвин и Кандид ходили на поклонение святым местам, в Назарете остановились на ночлег в доме пожилой женщины-еврейки и узнали, что ей сама Богородица завещала хранить свою ризу и помогать людям. Добрая женщина положила их спать в своем доме, а они замерили ковчег с ризой, заказали его копию и осуществили подмену, после чего направились в Константинополь и привезли Ризу в подарок своему императору.
Мне одной думается, что воровать – нехорошо? И с радостью принимать ворованное тоже не хорошо? Паломники – должны были бы заповедь соблюдать, не укради и все такое.
И не им почитаемая ими же Богородица завещала, зачем взяли?
По какому праву?
Нет ответа мне, молчит вечность.
Ну да дела давно минувших дней, что сделано, то сделано.
Ризу привезли – и положили во Влахернскую церковь. И Влахернская церковь превратилась в место византийской квинтэссенции почитания Божьей Матери.
Сюда шли толпы паломников, чтобы просить Богородицу о помощи, да чтобы увидеть чудо – каждую пятницу покров, закрывавший храмовую икону Божьей Матери, сам собой приподнимался и не раз было так, что шевеление покрова на иконе оказывалось решающим аргументом при решении споров.
Про икону – отдельный разговор.
Легенда гласит, что писал ее сам Лука, апостол, врач, евангелист и изограф. Образ сначала пребывал в Антиохии, затем в Иерусалиме, а потом супруга византийского императора Евдокия, путешествовавшая в Иерусалим для поклонения святым местам икону купила и отослала в Константинополь в дар сестре императора, Пульхерии, которая, как мы помним, и построила храм.
Многовековое пребывание Влахернской в Константинополе, конечно, сопровождалось многочисленными чудесами.
Во время осады Константинополя аварами в 626 году вождь нападавших был сильно напуган явлением на стенах города женщины в драгоценном уборе, а в это время патриарх Сергий в сопровождении будущего императора Константина III проносили по стенам чудотворную икону. Следующее чудеса Влахернская Богоматерь явила во время осады города арабами в 718 году, русами в 864 и болгарами в 926 году.
Когда русы-язычники появились на Босфоре под предводительством князя Аскольда, император Михаил III срочно вернулся из пограничной армии в столицу и погрузил в воды Босфора Ризу Богородицы. Внезапно поднялась сильная буря, которая разметала ладьи русов, после чего они бежали.
А во время осады Константинополя сарацинами – мусульманами в 910 году случилось Главное Чудо – 1 октября юродивый Андрей увидел идущую по воздуху Пресвятую Богородицу с ангелами и сонмом святых. Пресвятая Дева молилась за христиан, а затем распростерла свой белый Покров надо всеми молящимися в храме. Сарацинские войска вскоре отступили, а в честь этого события установлен православный праздник Покрова Пресвятой Богородицы, который очень почитаем у христиан по сей день.
Но сегодня чудотворной иконы во Влахернском храме нет, остался только ее серебряный оклад.
Где икона, спросите вы?
В России, отвечу вам я.
Если вкратце, то чудотворная икона пережила иконоборческую ересь и латинское нашествие, отлежавшись в обители Пантократора, а после падения Константинополя в 1453 икону перенесли на Афон, откуда она и попала в Россию.
Древняя византийская святыня почти три столетия находилась в Успенском соборе Кремля. В 1918 году икону из собора удалось перенести в Крестовоздвиженскую церковь, а после разрушения церкви в 1931 году чудотворную святыню изымают в Кремль для включения в собрание Государственных музеев Московского Кремля, где и хранится до сих пор.
Можете сходить посмотреть, доступно каждому желающему.
Ризы в церкви, кстати, тоже уже давно нет. После пожара 1434 года местонахождение ее теряется. Известно о нахождении её частиц в разных местах: в России в Ковчеге Дионисия, в Латеранской базилике Рима, Влахернская церковь в Зугидиди и ряде других мест.
Что же до самой Влахернской церкви, то она отреставрирована и стоит на своем месте, и источник до сих пор жив, и любой желающий может набрать воды и прикоснуться к истории известного православного праздника.
Османская смальта
Кальян архитектора Синана
Голова немилосердно раскалывалась.
Боль взрывалась искрами, перетекала по спине в ноги, крутила ступни.
В висках ныло, перед глазами танцевали свой хаотичный танец мелкие красные мушки.
Стараясь не выдать себя, Сулейман на секунду закрыл глаза, как бы раздумывая над докладом паши, а на самом деле – на мгновение спасаясь от мельтешения красных точек.
Дождавшись, когда паша закончит свою речь, султан медленно кивнул, обвел глазами присутствующих в зале заседания.
Встал.
Мужчины почтительно склонили головы.
Заседание совета Дивана было окончено.
Теперь можно было уйти к себе, немного расслабиться.
Но не успел повелитель мира прийти в свои покои, как на пороге появился Рустем-паша.
– Не сейчас, Рустем, – сказал Сулейман, поворачиваясь к зятю спиной, – завтра, все завтра. Важное мы уже выслушали от всех на совете, а все остальные дела могут подождать. Мне нужен отдых.
– Повелитель, – Рустем-паша почтительно склонился, – есть еще кое-что важное. Я не решился сказать вам об этом при всех, боясь породить толки, но ведь если не скажу я – рано или поздно скажут другие.
Сулейман сел за маленький столик, поднял на великого визиря уставшие воспаленные глаза с красными прожилками – следы бессонных ночей. Слишком много тягостных мыслей последнее время приходит к нему, слишком поздно он осознал, как короток человеческий век.
Казалось бы, только вчера он занял трон Османской империи, только вчера были оглушительные, блестящие военные победы, и прекрасные женщины, и пьянящий вкус власти – и все промелькнуло, ушло, и вот ему уже 63 года, он стар, у него болят кости, ломит от подагры ноги, и он ничего не может с этим сделать. Ход времени нельзя повернуть вспять, время не подчиняется никому.
Даже повелителю мира.
Вынырнув из потока размышлений, Сулейман тихо сказал:
– Говори.
Рустем приблизился к столику, чуть наклонился и тихим голосом произнес:
– Я знаю, повелитель, что вы уважаете архитектора Синана за его талант и великие знания. И я тоже, смею вас заверить, крайне хорошо отношусь к нему как к человеку и ученому, но…
Рустем запнулся.
– Что «но»?
– Не знаю как сказать, – честно признался Рустем.
– Как есть. Правду, Рустем, говорить легко и приятно. Если, конечно, это правда.
Повелитель откинулся на стуле.
– Ну, что же такого сотворил Синан, что даже ты боишься мне об этом рассказать?
Рустем набрал в легкие побольше воздуха и на одном дыхании выпалил:
– Архитектор Синан курит кальян по вечерам в мечети Сулеймание. Причем делает это, никого не стесняясь и не прячась. Каждый вечер он устраивается прямо в михрабе – и курит! Конечно, мечеть не достроена, но это же мечеть! Рабочие удивляются такому поведению правоверного мусульманина; мы все не без греха, и я знаю, что многие достойные мужи империи порой позволяют себе курить табак, но для этого есть специальные заведения! Дом, наконец! А тут, никого не стесняясь, он…
Иссякнув, Рустем-паша запнулся, в отчаянии махнул рукой и посмотрел на Сулеймана.
Лицо султана ничего не выражало.
– Иди, Рустем, иди.
И озадаченный такой реакцией, великий визирь Рустем-паша вышел из покоев.
Оставшийся в одиночестве повелитель, забыв о головной боли, обдумывал новость.
Пусть даже Синан не был по рождению мусульманином – но он принял ислам давным-давно, еще при отце Сулеймана, султане Селиме Явузе. Ислам стал его частью, проник в саму суть Синана, недаром его мечети были столь гармоничны.
Ну не мог прекрасный в прошлом военный архитектор, непревзойденного разума инженер и новатор внезапно лишиться рассудка настолько, чтобы непонятно ради чего раскуривать кальяны посреди мечети, да еще какой! Которая призвана прославить Сулеймана и пронести славу о нем сквозь века.
Тогда что?
Навет? Клевета?
Он бы решил, что навет, но ведь новость принес Рустем, а тот действительно уважал Синана и врагом ему не был. Для чего бы он стал клеветать?
Ситуация была настолько нелепа, что размышления о ней целиком захватили Сулеймана. Он подписывал бумаги, говорил с придворным лекарем о своей болезни, немного позволил себе полежать – но ни на минуту не переставал думать о странной новости.
Но как бы он не прикидывал, ничего дельного ему в голову не приходило.
Тогда он поступил так, как привык поступать последние тридцать шесть лет – накинув подбитый мехом халат, отправился к той, что всегда его выслушивала и – давала правильный совет.
Когда-то она была красива.
Так красива, что перехватывало дыхание, когда он смотрел на золотистые волосы и лучистые глаза. Эта красота заставляла забывать обо всем – о долге, империи, войне…
С ней он был счастлив, писал ей длинные письма из военных походов, слагал стихи – и она улыбалась, и улыбка эта согревала его сердце. Время и ее не пощадило – забрало редкую красоту, а взамен принесло свои дары – морщинки вокруг глаз и рта, пигментные пятна на руках, покрыло некогда золотые волосы пеленой серебра.
Но это было не важно – султан уже давно понял, что красота ненадежный товар. Гораздо важнее мудрость и рассудительность, а этого у его Хюррем с годами становилось только больше.
Она была в постели.
Последнее время все чаще и чаще справляясь о здоровье жены, он слышал – больна.
Не встает.
Он спрашивал о ее здоровье редко – боялся услышать, что ей осталось недолго. Внутренне вздрагивал, видя врача или служанок жены, страшась, что они принесли дурную весть.
Женщина, утопающая в подушках, улыбнулась мужу и повелителю, на краткий миг в глазах ее блеснул отсвет той искорки, что некогда сводил с ума молодого Сулеймана.
Он присел на край постели, взял тоненькую, прозрачную руку в свои ладони, будто согревая слабую птичку, подышал на нее.
– Как ты?
– Ты пришел ко мне, повелитель, это лучшее лекарство, – женщина села на постели, устроилась поудобнее, приготовилась слушать.
Она всегда внимательно его слушала.
