скачать книгу бесплатно
В глазах Бена промелькнула боль – такая же, как той ночью, когда Ситра была вынуждена вонзить нож в его сердце.
– И мы должны теперь все называть тебя Жнец Анастасия? – спросил он.
– Да нет, конечно. Просто «ваша честь», – вставила мать не без иронии.
Именно сейчас Ситра вспомнила то, что однажды сказал ей Жнец Фарадей. Собственная семья – первая жертва жнеца.
До конца обеда за столом царило молчание, и когда тарелки были очищены и отправлены в посудомоечную машину, Ситра сказала:
– Ну что ж, я, пожалуй, пойду.
Родители не решились настаивать на том, чтобы она задержалась еще на час-другой. Ситуация была неловкой как для нее, так и для них. Мать оставила свою язвительность и казалась потерянной. На глазах ее выступили слезы, и она попыталась скрыть их, обнимая Ситру быстро и порывисто. Но Ситра заметила.
– Возвращайся, милая! – проговорила мать. – Это все еще твой дом.
Но Ситра уже не вернется, и все это знали.
– Я собираюсь научиться водить машину, и неважно, сколько раз это меня убьет, – сказала она, выходя.
На следующий день после Дня благодарения Анастасия – а она сегодня была Жнецом Анастасией – наконец окончательно решила взять в собственные руки колесо своей судьбы. Те сложности, которые возникли за обедом у родителей, убедили ее: пора создать дистанцию между тем, кем она была раньше, и тем, кем стала теперь. Если она действительно хочет измениться и соответствовать своему положению, следует забыть о той девочке, которая разъезжала повсюду в авто-такси и ничем не отличалась от прочих школьниц.
– Сегодня поведешь ты, – сказала Ситре Мари, когда они собирались ехать на жатву.
– Хорошо, – с готовностью кивнула Ситра, хотя внутренне и не чувствовала себя достаточно уверенной в своих способностях – на прошлом уроке она загнала машину в кювет.
– Поедем по деревенским дорогам, – сказала Мари, когда они садились в машину. – Потренируешься, не угрожая ничьей жизни.
– Мы с вами жнецы, – отозвалась Ситра. – И мы сами – угроза жизни.
Маленький городок, который значился в их расписании, целый год не видел жнецов. Сегодня он увидит сразу двоих. Жнец Кюри определила объект жатвы накануне, а Жнец Анастасия, как обычно, за месяц до этого. Они ритмизировали свои совместные поездки, сделали их одновременными, что подходило обеим.
Они вырулили с парковки возле «Водопада», постоянно останавливаясь, потому что Ситра никак не могла справиться с ручной коробкой передач у их «Порша». Механизм сцепления напоминал ей какую-то средневековую пытку.
– Зачем нужны три ножные педали? – жаловалась она. – У человека ведь только две ноги!
– Думай про них как про педали у пианино, Анастасия.
– Ненавижу пианино.
Шутки и ворчание облегчали судьбу Ситры – когда она жаловалась и бранилась на машину, вести ей было много легче. Тем не менее она находилась лишь в самом начале своей водительской карьеры, и все пошло бы не так, если бы сегодня за рулем была Жнец Кюри.
Они отъехали по извилистой частной дороге не дальше чем на четверть мили от «Водопада», когда из леса навстречу «Поршу» выскочила фигура.
– Это самоубийца! – крикнула Жнец Кюри.
Это было новое поветрие среди подростков, ищущих острых ощущений, – подражать жукам, летящим навстречу ветровому стеклу мчащегося навстречу автомобиля. Дело непростое: обмануть машину, управляемую сетью, было практически невозможно, а за рулем автомобилей, не связанных с сетью, сидели, как правило, опытные водители. Если бы на месте водителя сидела Жнец Кюри, она, резко вывернув руль, объехала бы искателя приключений и, ни слова не говоря, помчалась бы дальше. Но у Ситры еще не было соответствующих рефлексов. Она почувствовала, как руки ее буквально примерзли к рулю, и, вместо того чтобы надавить на тормоз, она вдавила в пол ненавистную педаль сцепления. Они врезались в подростка, который подскочил от удара капотом, превратил лобовое стекло в паутину трещин и перелетел через крышу салона. Он уже лежал на дороге, когда Ситра, наконец, нашла педаль тормоза и остановила машину.
– Черт!
Жнец Кюри глубоко вдохнула и выдохнула.
– Считай, Ситра, что в эпоху смертных ты провалила бы тест на вождение, – только и сказала она.
Они вышли из машины, и, пока Жнец Кюри исследовала повреждения, нанесенные машине, Ситра поспешила к юному самоубийце, намереваясь, при возможности, сказать ему все, что она по его поводу думает. Это ее первый самостоятельный выезд, а какой-то идиот решил его испортить.
Парень был еще жив, но уже агонизировал. Ситра знала, что беспокоиться за его состояние нет необходимости: болеутоляющие наночастицы в его теле взялись за работу в тот самый момент, когда оно соприкоснулось с капотом машины, а эти ребята так настраивали свою нанозащиту, что получали максимум удовольствия при минимуме дискомфорта. Восстанавливающие наночастицы тоже трудились, залечивая повреждения, но им удалось лишь на немного оттянуть неизбежное – парень умирал, и ему оставалось чуть больше минуты.
– Ну что, доволен? – сказала Ситра, подойдя ближе. – Получил кайф за наш счет? Мы жнецы, и мне следовало бы подвергнуть тебя жатве до прибытия медицинского дрона.
Конечно, она могла бы сделать это. Но это не входило в ее планы.
Он встретился с ней взглядом. Она ожидала увидеть выражение торжества, но вместо этого прочитала в глазах парня лишь отчаяние. Вот этого она никак не ожидала.
– Ми… ми… – парень пытался что-то выговорить распухшими губами.
– Ми? – переспросила Ситра.
– Ми… ми… Ло… ло…
– Чего же тут милого? – переспросила Ситра. – Мы с тобой не на свидании, мой друг.
Тогда умирающий схватил Ситру за складки мантии и потянул с такой неожиданной силой, что Ситра упала перед ним на колени.
– Ми… лову… – прохрипел он, после чего отпустил мантию Ситры и обмяк. Глаза его остались открытыми, но Ситра была достаточно хорошо знакома со смертью, чтобы понять, что произошло.
Даже здесь, в глубине лесов, медицинский дрон должен был появиться в считаные минуты. Они барражировали и над менее населенными местностями.
– Что за досада! – негромко ругалась Жнец Кюри. – Этот тип восстановится гораздо раньше, чем починят мою машину. И еще будет хвастаться, как он использовал для своего удовольствия двоих жнецов.
Но Ситра не могла отделаться от гнетущего чувства. Определить его природу и истоки она не могла. Может быть, все дело было в глазах этого парня? Или в том отчаянии, которое сквозило в его голосе? Ну не был он похож на обыкновенного дорожного самоубийцу!
Она задумалась, пытаясь понять, какое обстоятельство случившегося она упустила из виду. Осмотрелась. Вот оно! Тонкий провод, пересекающий дорогу в десяти футах от того места, где затормозила машина.
– Мари! Посмотрите!
Они подошли к проволоке, которая тянулась к деревьям, растущим по обе стороны дороги. И тогда до Ситры вполне дошло то, что хотел ей сказать самоубийца. Ми… лову…
Мина-ловушка!
Они проследили, куда уходит левый конец провода, и увидели за деревом детонатор, соединенный со взрывчаткой, количества которой было бы достаточно, чтобы вырыть кратер в сто футов шириной. У Ситры перехватило дыхание, и ей стоило усилий, чтобы восстановить его. Лицо Жнеца Кюри даже не дрогнуло.
– Садись в машину, Ситра.
Та не стала спорить. То, что Мари назвала ее Ситрой, а не Анастасией, выдало меру обеспокоенности Жнеца Кюри.
На этот раз за руль села старшая. Капот был помят, но стартер работал. Они подали назад, аккуратно объехав распростертое на дороге тело. Затем на них сверху упала тень. Ситра охнула, но потом поняла – это просто медицинский дрон, который прилетел за тем парнем. Дрон не обратил на жнецов никакого внимания и занялся своим делом.
На этой дороге был только один дом – их. И только двое людей должны были ехать сегодня по этой дороге – они. Поэтому не возникало даже вопросов: именно они были целями. Если бы они переехали провод, осталось бы слишком мало материала, из которого их можно было бы восстановить. Но их спас этот таинственный парень, да еще сама Ситра, которая пока так и не научилась водить машину.
– Мари, – начала Ситра, – как вы думаете, кто бы…
Жнец Кюри остановила ее, не дав закончить.
– Я не расположена искать ответы на вопросы в условиях недостаточной информации, – сказала она. – И я была бы тебе признательна, если бы и ты не занималась догадками.
Потом она смягчила тон:
– Мы доложим сообществу жнецов, пусть расследуют. Нужно будет добраться до сути.
Тем временем мягкие захваты медицинского дрона сомкнулись вокруг тела спасшего их парня, и дрон взмыл в небо.
Человечество должно было победить смерть – так же, как оно расщепило атом и научилось путешествовать по воздуху. Не я решило оживлять умерших, и тем более не я пришло к мысли притормозить генетические механизмы старения. Все решения по биологической части я оставляю биосуществам, то есть людям. Человечество избрало дорогу бессмертия, и моя работа состоит в том, чтобы способствовать осуществлению этого выбора, а потому я не могу не восстанавливать погибших – это было бы нарушением закона. Вот я и забираю их тела, доставляю до ближайших восстановительных центров и стараюсь вернуть в нормальное рабочее состояние максимально быстро.
Какой будет их жизнь после восстановления – решать им самим. Кто-то может подумать, что, пройдя через врата смерти и вернувшись, человек становится мудрее и по-новому оценивает перспективы своей жизни. Иногда так и получается, но, как правило, длится это недолго. В конце концов, человеческая мудрость оказалась столь же эфемерной, как и сама смерть.
«Гипероблако»
Глава 10
На время умереть
ДО ЭТОГО СЛУЧАЯ Грейсон еще не умирал. Другие дети, пока росли, успевали сделать это раз или два. В отличие от подростков эпохи смертных, они частенько сознательно шли на это, потому что последствия смерти стали принципиально другими. Смерть и тотальное уничтожение были вытеснены обязательным восстановлением и выговором от родителей. Но даже при этом Грейсона никогда не тянуло развлечься таким способом. Нет, свою долю порезов и синяков он получил, даже руку ломал; но на излечение этих повреждений в сумме ушло не больше одного дня. А вот расставание с жизнью было совершенно уникальным опытом, и Грейсон не собирался в ближайшее время этот опыт повторять. Он помнил все мгновения своего умирания, что делало его переживания еще более неприятными.
Острая боль от столкновения с машиной была почти подавлена уже тогда, когда он взлетел над крышей салона. Время застопорилось; кувыркаясь, он медленно пролетел над машиной и упал на асфальт. Здесь он вновь почувствовал боль, но через мгновение она ослабла, и с тому моменту, когда над ним склонилась Жнец Анастасия, визг его поврежденных нервных окончаний превратился в приглушенное бормотание. Противное, некомфортное ощущение. Его изломанное тело желало извиваться от боли, но боль была запрещена. Одурманенный опиатами, он успел подумать: как это грустно, когда телу отказывают в том, что ему более всего необходимо!
Утро, которое привело Грейсона к столкновению с «Поршем» Жнеца Кюри, сразу же не задалось. Он планировал взять авто-такси, доехать до дома, где живут жнецы, предупредить их об угрозе их жизни и отбыть восвояси. Дальше уж пусть сами разбираются, как им себя вести. Если ему повезет, о его поступке никто не узнает, и прежде всего – Интерфейс Управления. А в этом суть и состоит, верно? Все будут все убедительно отрицать. ИУ нельзя будет обвинить в нарушении закона, поскольку все, что Грейсон сделал, он сделал по своей воле. Тем более, он постарается совершить задуманное незаметно.
Конечно, от «Гипероблака» скрыться непросто. Оно отслеживает движение каждого авто-такси и знает, кто где находится в любой данный момент времени. Но при этом «Гипероблако» связало себя очень жесткими законами, защищающими право личной жизни, и оно не станет пользоваться информацией, которая нарушила бы это право. Забавно, но получалось, что законы, принятые «Гипероблаком», позволяли Грейсону эти же законы нарушать – при условии, что об этом никто не узнает.
Но плану Грейсона не суждено было осуществиться: его авто-такси, свернув на обочину, остановилось примерно в полумиле от «Водопада».
– Прошу меня извинить, – весело прощебетало такси. – Авто-такси не имеют права использовать частные дороги без разрешения владельца.
Владельцем, понятно, было сообщество жнецов, которое никогда никому ничего не разрешало, а тем, кто что-нибудь просил, грозило жатвой.
Поэтому Грейсон и вышел из машины, чтобы остаток пути пройти пешком. Он шел и любовался деревьями, пытаясь понять, сколько им лет и скольким из них удалось дожить до этого дня со времен эпохи смертных. Ему просто повезло, что он, случайно глянув вниз, увидел на дороге провод.
Взрывчатку Грейсон заметил за несколько секунд до того, как услышал шум приближающейся машины, и понял, что у него есть лишь один способ остановить ее и не дать наехать на провод. Дальше он уже не думал, а просто действовал, потому что малейшая доля нерешительности – и каждый из них превратится в кровавую пыль. Поэтому он выскочил на дорогу и подчинился действию прославленного поколениями физиков закона динамических взаимодействий тел в состоянии движения.
Умереть – это как намочить штаны (что он, вероятно, и сделал) и провалиться в патоку столь густую, что в ней невозможно дышать. Патоку вытеснило нечто, похожее на тоннель, который изгибался кольцом, словно это была змея, кусающая собственный хвост, после чего Грейсон открыл глаза и увидел мягкий свет, разливающийся по стенам палаты восстановительного центра.
Первым его чувством было чувство облегчения: его восстановили, а это означало, что взрыва не было. Прогреми взрыв, от него бы ничего не осталось. А коли осталось, значит, у него все получилось! Он спас жизни Жнеца Кюри и Жнеца Анастасии!
Следующим чувством была грусть… Какая жалось, что в эту минуту он в палате один. Вообще, когда человек умирает, его близких извещают немедленно, и обычно, когда восстановленный пробуждается, рядом с ним всегда кто-то да есть, чтобы поздравить с возвращением в семью живых.
Но с Грейсоном никого не было. На ширме рядом с его кроватью висела пришпиленная поздравительная открытка от сестер, просто-таки образец тупости: фокусник с ошарашенным видом смотрит на своего мертвого ассистента, которого он только что распилил, и надпись на открытке гласит: «Дай бог, не последний!»
И все. От родителей – ни весточки. В принципе, чему тут удивляться? Они привыкли к безупречной работе «Гипероблака». Но молчало и оно, и это беспокоило Грейсона больше, чем все остальное.
Вошла медсестра.
– Ой, кто это у нас тут проснулся? – защебетала она.
– Сколько у меня получилось по времени? – спросил Грейсон, которому действительно было это интересно.
– Чуть меньше дня, – ответила сестра. – С учетом всех обстоятельств, восстановление прошло достаточно просто. А поскольку это твое первое, то все совершенно бесплатно.
Грейсон откашлялся. Он чувствовал себя примерно так, как если бы заснул днем – немного побаливала голова, подташнивало. Но и только.
– Кто-нибудь видел, как я это сделал? – спросил Грейсон.
Сестра поджала губы.
– Что, мой хороший? – спросила она и отвела взгляд. Просто отвела взгляд, но Грейсон понял: она что-то скрывает.
– И что… – начал было он. – Я сейчас поеду?
– Как только все будет готово, мы посадим тебя в авто-такси и отправим в академию Нимбуса. Таковы инструкции.
И вновь отвела взгляд.
Чтобы не вилять вокруг да около, Грейсон спросил прямо:
– Со мной что-нибудь не так? А?
Медсестра принялась теребить складки на уже сложенных полотенцах.
– Наша работа состоит в том, чтобы восстановить тебя, а не обсуждать то, что ты делал и что тебя убило, – сказала она.
– То, что я сделал, спасло жизни двух человек.
– Меня там не было, я ничего не видела и ничего про это не знаю. Единственное, что мне известно, так это то, что из-за твоего поступка тебя записали во фрики.
Грейсон не был уверен, что правильно расслышал.
– Во фрики? – переспросил он. – Меня?
Медсестра ободряюще улыбнулась.
– Это же не конец света, верно? – сказала она. – Я уверена, что ты быстро освободишься от нелепого ярлыка… Если, конечно, это входит в твои планы.
Затем она захлопала в ладоши, словно хотела стряхнуть с себя неловкую ситуацию, и весело сказала:
– А как насчет мороженого перед отъездом?
Пунктом назначения, предустановленным на авто-такси, было не общежитие, а административное здание академии Нимбуса. По прибытии Грейсона провели в конференц-зал со столом, рассчитанным человек на двадцать, хотя сидели за ним всего трое: ректор академии, декан и еще один чиновник, который, словно свирепый доберман, сверкал на Грейсона злыми глазами. Плохие новости обычно ходят тройками.
– Садитесь, мистер Толливер, – сказал ректор, черноволосый человек с аккуратно наведенной проседью по бокам черепа.
