скачать книгу бесплатно
Кровь неделимая
Ольга Григорьевна Шульга-Страшная
Война. В каком бы веке, в каком бы году не случалась война, и как бы не называли ее потомки, война остается в памяти людей гибелью целых поколений не рождённых детей, гибелью чьего-то счастья, чьей-то любви. И после окончания любой из войн людям кажется, что уж она-то – последняя, и больше никого не убьют и никого не разлучат. И авторский «эффект присутствия» в этом романе перенести тяжело. Но надежда, вера, грядущее счастье вдохновляет читателя на собственную веру и надежду, дарит уверенность в правоте человечности.
Ольга Шульга-Страшная
Кровь неделимая
Кровь неделимая. Книга 1
Поистине, человек враг самому себе, тайный и лукавый враг. Зло, где его ни посей, всходит почти наверняка, но чтобы зерно добра дало росток, чтобы его не заглушили сорняки, нужна особая удача, счастливое чудо.
Ж. Бернанос «Сохранять достоинство»
Моему драгоценному мужу Александру Петровичу Страшному с благодарностью за поддержку и веру посвящаю
Глава 1
Когда я вошла в его кабинет, он стоял ко мне спиной – высоченный и какой-то квадратный, как боксер-тяжеловес. И рыжеватые волосы были подстрижены очень коротко, как будто их обладатель готовился вступить на ринг. Между тем Власов медленно повернулся и внимательно осмотрел меня с головы до ног. Представляю, как жалко я выглядела: на фоне роскошного кабинета, стены которого были обшиты какой-то неизвестной мне породой дерева, рядом с немыслимо дорогим письменным столом, диванами и креслами, обитыми дорогой мягкой кожей стояло маленькое «нечто» в старом и тоже кожаном пальто. Разница, разумеется, была не в пользу моей «кожи». Пальто, правда, когда-то было финским, но по прошествии десяти лет даже финны не признали бы его своим. Оно изрядно потерлось и обвисло, но кроме него у меня из зимнего ничего не было. «И вообще, – отчаянно подумала я, – встречают по одежке, а провожают…»
«Вот сейчас тебя и проводят!» – пристукнуло меня неотступное самолюбие.
– Здравствуйте, Юрий Сергеевич, – решительно перебила я собственное отчаяние и сомнения.
«Ведь для чего-то он меня позвал! Значит, знал обо мне нечто такое, что ему нужно позарез! И наверняка его не интересует моё пальто с облезлой опушкой!»
«Так уж и позарез», – опять съехидничало самолюбие.
«А ну тебя, не мешай!», – я отбивалась от него, как могла.
– Здрасьте-здрасьте, – слегка улыбнулось вовсе не боксерское лицо. Оно было большим, но лоб высокий и красивый, и нос не расплющен, а глаза… вот глаза я рассмотреть не могла. Закрытые очками с тонированными стеклами, они только угадывались большими темными миндалинами. Губы, сказав «здрасьте-здрасьте», опять улеглись в узкую темную полоску.
Власов поставил на журнальный столик большой стакан и открытую бутылку с минеральной водой.
– Присядьте, – он сделал неопределенный жест рукой и сам тяжело плюхнулся в необъятное кресло с уютными и почти живыми кожаными складками на сгибах, – хотите воды?
Я «некнула» и постаралась присесть на кончик заведомо мягкого дивана, но он все равно предательски провалился под моим в общем-то небольшим весом. Провалился и проглотил. Я сидела в нелепой позе с задранными коленками и отчаянно понимала, что моя финская кожа выглядит старой заплаткой на фоне этого проклятого дивана.
– Хотите снять пальто? – запоздало поинтересовался хозяин кабинета.
– Нет, – завопила я, на миг представив, что и мой костюм, который я называла просто «другой» – как у Тома Сойера были выходными «те другие брюки», – будет выглядеть еще несчастнее моего пальто, – спасибо.
– Как хотите, – равнодушно ответил Власов.
Мы сидели друг против друга, и невозможно было представить более нелепой картины. Один из богатейших людей России задумчиво рассматривал неудавшуюся журналистку, очумевшую от нищеты и собственных непримиримых принципов. И я, запоздало паникуя, ждала момента, чтобы набраться духу и сказать, что, мол, недоразумение вышло, что вы, мол, ошиблись, господин Власов, и я уж пойду к себе домой, ладненько? Но от этого лакейского «ладненько» совсем не ко времени опять проснулось мое самолюбие:
– Вы что-то хотели от меня? – спросило самолюбие вместе со мной, – зачем я вам понадобилась? Извините, у меня мало времени, и я хотела бы знать, зачем я здесь!
Вот это да: «Она хотела бы знать! Ну, мать, ты и выдала!», – я чуть не сомлела от собственной наглости. Это у меня-то нет времени, у меня, сто лет безработной! А у него, значит, этого времени завались!
– Извините, э-э-э…
– Евдокия Матвеевна!
– Да, конечно, – его речь почему-то казалась мне странной: он непривычно для собеседника как будто смаковал каждое слово, прежде чем его произнести, – я хотел обратиться к вам с просьбой.
«Он – ко мне? С просьбой? Да он что, издевается, что ли? Что я могу для него сделать? Да ему нужно только шепнуть – тут же сотня журналистов из самых-рассамых издательств и агентств сбежится!»
– Я догадываюсь о вашем смятении, поэтому поясню сразу. Я ведь не случайно хочу обратиться с просьбой именно к вам. Я знаю: вы пять лет без работы. И еще я знаю, что ни одно мало-мальски серьезное издательство не возьмется печатать ваши репортажи. – Он мельком посмотрел в мое лицо, но успел заметить, что я самолюбиво поджала губы. – И не храбритесь так передо мной, Дунечка, не стоит, я знаю о вас все.
Лучше бы в его голосе звучал яд, чем снисходительность. Снисходительности и жалости я не прощала никому! И все-таки я смогла пискнуть только одно:
– Я вам не Дунечка! – почему-то мне захотелось дослушать этого монстра, эту акулу капитализма, который вообразил себе, что кому-то позволено «знать обо мне все!».
– Извините, Евдокия Матвеевна, просто мне приятно было произнести старинное русское имя! Это такая редкость в наше время!
Еще бы не редкость! У кого еще папаша в день твоего рождения напьется как свинья и запишет тебя в сельсовете Дуней! У него, видите ли, тетку любимую Дуней звали! Сто лет назад, еще при царе Горохе! Кто сейчас называет своих дочерей Дуней там или Фросей?
Пока я пыхтела от возмущения то ли на папашу, терпеливо упивающегося в далекой владимирской деревне, то ли на Власова, забывшего мое полное имя, он как ни в чем ни бывало, продолжил:
– Итак, Евдокия Матвеевна, у меня есть к вам предложение, которое, я уверен, покажется вам интересным.
– Только покажется? – ни к селу, ни к городу съехидничала я.
И Власов, к моему удивлению, смутился как мальчишка! И улыбнулся! Вот это да! Ну-ка, ну-ка, что там дальше?
– Думаю, оно на самом деле заинтересует вас. Прежде чем его озвучить, мне хотелось бы сказать, что это весьма выгодное для вас предложение. Но прежде всего скажите, поверите ли вы моему честному слову?
– Если вы что-то сейчас пообещаете мне? – я даже про свой старенький костюм забыла и как-то автоматически сняла пальто, забыв смутиться. Да и с какой стати! Костюм как костюм, по крайней мере, он закрывает все, что закрывают обыкновенные женщины, и приоткрывает чуточку то, что приоткрывает любая женщина, обыкновенная и сверх необыкновенная.
– Да, я вам обещаю, что после окончания вашей работы на ме… у меня, – тут же поправился он, – все издательства будут драться за то, чтобы иметь честь напечатать ваши работы. Статьи, репортажи, ну, что там вы еще пишите.
– Я пишу все.
– Вот за все и будут драться. Верите моему слову?
Я не стала кокетничать и так закивала, что моя голова едва не отвалилась:
– Да-да-да, конечно верю.
Еще бы мне не верить слову Власова! Уж в чем в чем, а в обмане его не мог упрекнуть никто. Я ведь тоже знала о нем все, что можно почерпнуть из журналов и газет, в Интернете, сплетнях и так далее. Эта привычка знать обо всех заметных людях все осталась у меня со времен моей успешно начатой карьеры журналиста….
Он, наверное, догадался…. Но я и виду не подам, и слова не скажу, что за те два часа, что были мне отпущены на сборы, я полтора потратила именно на пробежку по Интернету. Так что встреча наша была почти на равных; впрочем, какое там «на равных». Кто – он, и кто – я!
– Так вот, ваша работа будет еще и хорошо оплачена. Очень хорошо.
– Это все звучит замечательно, но какая именно работа, скажите, наконец! – мне действительно не терпелось узнать, что именно хочет мне поручить этот монстр металлургии.
А монстр тем временем уже протягивал мне увесистый конверт.
– Это – аванс.
Моя рука как-то магнетически потянулась к конверту, но вдруг я опомнилась и отдернула ее. Ишь, раскомандовалась, ручонка-то! Совсем, видно, оголодала….
– Не беспокойтесь, ничего необычного вам делать не придется. Вы будете исполнять привычную для вас работу. Вы будете писать, редактировать, корректировать, в общем, обычная для вас работа. Подробности вы узнаете потом.
– Вот когда узнаю…
Но хозяин кабинета, по-видимому, исчерпал запас терпения.
– Берите, – почти прикрикнул он, – вам придется поселиться в моем доме. Время работы будет самое разное, поэтому вы в любой час должны быть под ру… Рядом. И поэтому вы должны купить себе все, что необходимо. Чтобы, извините, чувствовать себя уютно, что ли. Думаю, сегодня вечером мы начнем.
Признаюсь, этими своими «должны» он меня лишил последних сил к сопротивлению. Впрочем, я с самого начала понимала, что все это с моей стороны игра, и я возьмусь за любое дело. Просто потому, что очень-очень соскучилась по этому своему настоящему делу! И деньги тут, в конце концов, действительно ни при чем.
Конверт между тем добродушно плюхнулся рядом со мной, а хозяин кабинета тут же отвернулся и что-то там нажал на своем столе.
– Марта, покажите, пожалуйста, госпоже Лапкиной ее комнату и скажите Георгию, что он сегодня в ее распоряжении.
Невидимая Марта «дакнула» в динамике, и я поняла, что хозяин меня больше не замечает.
Пришлось молча подняться и направиться к выходу из этого красивого кабинета, по размерам больше походившим на теннисный корт. Конверт с деньгами каким-то образом оказался у меня в руке. Ох уж эти руки, вечно они цапают все подряд. А расхлебывать приходится моей голове! Интересно, зачем она, моя родненькая голова, понадобилась Власову? Неужели во всей России не нашлось никого более удачливого и подходящего для работы в его доме?
И вдруг у самого порога меня осенило:
– Юрий Сергеевич, а почему я? – мне пришлось почти кричать, так далеко уже был от меня стол и его хозяин.
Власов поднял голову, которая, по-видимому, была занята совсем уже далекими от моей особы мыслями, и еще раз задумчиво посмотрел на меня. Издалека я, наверное, казалась совсем маленькой и несолидной. Зря я спросила, сейчас разочаруется и передумает. И рука еще крепче сжала конверт. Большой и тяжелый такой конверт. «Боже, – мелькнула мысль, – неужели я настолько измельчала, что деньги для меня стали значить так много!». Эта мысль так ужаснула меня, что я чуть было не шагнула назад. Но его голос меня остановил.
– Я знаю о вашем последнем репортаже из Чечни. И знаю, что вы отказались органам выдать местонахождение того боевика, у которого брали интервью.
– Да, но ведь я просто дала ему слово. Иначе он не стал бы говорить со мной.
– Вот именно – «просто»! Вот за это «просто дала слово» вы и пострадали. К сожалению, за честность страдают чаще, чем за предательство и обман. Я знаю, что вы не поддались ни на уговоры, ни на угрозы.
– Но я ведь толком и не могла бы сказать, куда меня везли. Ведь глаза были завязаны.
– Бросьте, не умаляйте своей заслуги. Я знаю, вы прекрасно ориентируетесь на местности, а ведь обратно вы половину пути шли пешком. Об этом знали и те, кто вас так упорно допрашивал. А потом они обиделись – и вот результат: вас лишили куска хлеба.
– Ну, уж и куска! На хлеб я могу заработать и без них!
– На рынке? Продавая липовые кроссовки «Адидас»?
– И?
– Что – «и»? Я уважаю людей, которые умеют молчать! Держать слово и молчать.
Я постояла еще немного, но Власов опять перестал обращать на меня внимание.
«Господи, во что я опять вляпалась? Какие это секреты мне предстоит узнать и хранить? Мама дорогая, какая же я невезучая!». Но в ответ на мою «маму дорогую» я вдруг опять почувствовала тяжесть конверта. Что ж, если за одно молчание я лишилась своей любимой работы, то почему бы за другое молчание мне не получить плату сполна? Рискнуть? Рискну!
И я, наконец, вышла.
Марта была пожилой полноватой женщиной с белыми как лен волосами, в которых только вблизи заметна была щедрая седина. Она давно стояла у дверей и терпеливо ждала меня. Окинув меня холодным, нет, ледяным взглядом, она показала рукой:
– Туда! Ваша комната в том крыле, рядом с личными покоями хозяина. Господин Власов уведомил меня, что вы будете работать с ним даже в неурочное время.
После этих слов она не преминула окинуть меня еще одним ледяным взглядом, как будто убеждаясь, что «внеурочное» время будет действительно занято работой. Увы, мой жалостливый вид только подтверждал это.
Комната была огромной, но миленькой. Раза в три, пожалуй, больше всей моей однокомнатной «хрущевки», но множество штор и красиво задрапированные в такую же ткань стены наводили на мысль, что в этой комнате должно жить какое-нибудь симпатичное существо. Значит, я должна стать симпатичной и миленькой! Чтобы не подводить комнату и соответствовать ее интерьеру!
А потом… Потом весь день заполнился магазинами, магазинчиками и бутиками, о которых я не смела раньше даже мечтать. Но Георгий смело тормозил машину возле каждого из них, шикарно раскрывал для моей особы тяжелые двери, и… все! Мир дорогой жизни был открыт! Нет, подумать только, ведь я знакома с Георгием… с сегодняшнего утра! Самой не верится, мне до сих пор даже некогда было вспомнить, как это произошло, как впервые появился этот холеный водитель-денди. А ведь это именно он был тем, кто нашел меня в длиннющем торговом ряду вещевого рынка. Итак, это было утром:
– Меня зовут Георгий, – от него колдовски пахло дорогим парфюмом. Да и одет он был не так, как обычно бывают одеты покупатели на нашем замызганном рынке.
– А меня – продавец кроссовок, и если вас интересуют сертификаты или еще что, так это к хозяину. А я только продавец.
Я продолжала доставать мятые-перемятые коробки с вонючими кроссовками и выкладывать их в художественном, как мне казалось, беспорядке на длинный наклонный прилавок из некрашеных досок.
– Нет, меня не интересует ни ваш товар, – Георгий смешно покосился на прилавок с живописно расставленными кроссовками, – ни ваш хозяин. Я имею честь пригласить вас поехать к господину Власову. Юрию Сергеевичу Власову, – уточнил он.
– Кто это? – в моей голове неожиданно поднялся такой сумбур, что я не могла поймать ни одной сформировавшейся мысли. «Стоп, – приказала я себе, – считай до трех и посылай мужика куда подальше. Или вспоминай, ты это имя уже слышала!». Моя отличная память, которая не отмерзла даже на ледяном ветру, гуляющем вдоль торговых рядов, вдруг подсказала: Власов, как сейчас говорят, магнат. То ли металлургическая промышленность, то ли…. Нет, стоп, металлургия, точно. Это первое. Второе – что это я так испугалась? Если бы меня хотели украсть и завезти куда-нибудь, то чего ради? Да и не у всех же на виду? И вообще, что мне терять в этой серой жизни? По-моему, уже нечего. Хотя, признаться, жить еще ой как хочется…».
От Георгия настойчиво тянуло французским ароматом, который действовал на меня, как гипноз. А лицо его оставалось спокойным и уважительным. И я купалась в этом уважительном взгляде, как помоечный бомж в чистой ванной. Он ждал.
«Это хорошо, – медленно думала я – что он не выглядит раздутым от осознания собственной силы и важности качком». И я коротко сказала:
– Хорошо!
– Что – хорошо? – спросил он.
– Хорошо выглядите, на похитителя не похожи.
– Так мы едем?
– А что ему от меня нужно, этому вашему Власову?
– Он сам вам скажет, Евдокия Матвеевна.
– Вот как, так сразу и Евдокия Матвеевна….
– Так мы едем? – повторил Георгий.
– Что, прямо сейчас?
– Хотелось бы.
– Кому хотелось?
– Всем: господину Власову, вам и мне.
