Танцуй, детка!

скачать книгу бесплатно

Танцуй, детка!
Бейби Лав

Саша Шу

Современная Золушка живёт в маленьком южном городке на берегу моря, учится в институте, а по ночам танцует в закрытом мужском клубе, чтобы заработать денег и спасти своего самого близкого человека. Фея-крёстная – циничный сутенер Арчи, а её Прекрасный принц – испорченный и порочный до мозга костей богатый наследник, чья семья отняла у неё всё.Есть ли вообще шансы у этой "сладкой" парочки?!Лёгкая и волшебная сказка про любовь на парочку холодных вечеров.

Бейби Лав, Саша Шу

Танцуй, детка!

1

– Твой выход, Алекс! – выкрикнул, словно швырнул мне слова в лицо Артур, и я, только заслышав первую, еще совсем медленную, ритмичную дробь барабанов, сыпавшую сухим горохом на деревянный пол нашей мини-сцены, шагнула в слепящий свет рамп за бархатный чёрный занавес, словно вышла из ночи в невыносимо яркий и жаркий день.

Отсчитывая жёсткий и частый ритм про себя, я застыла сначала на несколько секунд, раскинув руки, как крылья, и почувствовала, как тугой гул мужских голосов в зале стал стихать, замирая. А затем, очень чётко и ещё пока совсем спокойно начала отмерять круги грудью: «Вперёд – вверх – точка, вправо – вверх – точка, назад – выгнула спину кошкой – точка, влево – вверх – точка», и так несколько барабанных проигрышей, чтобы гудящий и пьяный зал нашего ночного клуба утих, начиная следить за ритмичными кругами, которые выписывает моя грудь, сверкающая разноцветными бусинами и золотыми монетами. Босые ноги стоят крепко на полу, и вся я – древняя восточная статуя, у которой как будто ожил только верх выше талии, в воздухе плавно и легко парят руки, словно плетут невидимые сети, а лицо ниже глаз я закрыла чёрной полупрозрачной вуалью, отчего, я не сомневаюсь, мои подведённые чёрной сурьмой глаза горят яркими изумрудами в плотных густых сумерках затемнённого зала. Я чувствую, как скользкие, будто ночные насекомые, взгляды, спускаются вниз по моему лицу, шее, декольте и оседают на моей подрагивающей в ритме танца груди, укутанной медовым светом прожекторов.

Я делаю небольшой шаг вперёд, и моя обнажённая нога, покрытая несколькими слоями тончайшей прозрачной ткани, выныривает из морской пены своих покровов, а на лодыжке начинают мелодично позванивать крошечные марокканские бубенчики на тяжёлом серебряном браслете. Повинуясь магическому ритму египетских барабанов я снова замираю и выдыхаю животом, отчего все глаза в зале, не отрываясь, следят за движениями моего гладкого полукруглого животика, и скатываются всё ниже, я это знаю наверняка – по тайной дорожке туда, где под мягкой округлостью плоти, на самых краях бедренных косточек натянут прохладный шёлк моих шальвар.

Я на секунду замираю, чтобы сделать передышку перед нарастающим диким темпом ударных, и вдруг мои глаза в безликой замеревшей толпе упираются прямо в Него. Приглушенный свет над столиком освещает его словно выточенное из камня лицо, мужественный подбородок с небольшой щетиной, прямой нос с горбинкой и холодный и надменный, словно уже успевший устать от всех зрелищ мира, взгляд. Он сидит, свободно развалившись в английском резном кресле, широко расставив длинные стройные ноги в голубых джинсах, на нём обычная светлая футболка с логотипом Gucci, и в руке он сжимает запотевший тумблер с виски. Кубики льда поблескивают в прозрачном бокале, тают, перемешиваясь с драгоценным янтарным напитком, и я сама вдруг понимаю, что я как маленькая льдинка на горячем солнце, уменьшаюсь и таю от его надменного и насмешливого взгляда…

Мои щёки под вуалью начинают пылать, плечи загораются, словно на них накинули огненную шаль, а живот становится вдруг необыкновенно пустым, как лёгкий, надутый гелием шарик. Я делаю второй шаг, и все драгоценные камни и монисты начинают звенеть в одном ритме с барабанщиком, словно выступая с ним в дуэте. Теперь моя грудь – живот – бёдра двигаются поочередно, словно сами задают ритм танца, пока ещё не так быстро, но теперь я – картина, а музыка в клубе – только обрамляющая меня рама. Сотни часов тренировок перед зеркалом в зале, и теперь всё моё тело – это пластичное полотно, на котором я выписываю свой убыстряющийся с каждой секундой ритм.

Мои бёдра повторяют первобытную тряску, отточенную теперь до совершенства, его глаза всё так же устремлены на меня, он не в силах оторваться от перекатов мускулов под моей гладкой кожей на груди и животе, а я танцую сейчас только для него. Переливаясь всеми красками мира, звеня сотнями золотых монеток и бубенчиков, я прохожу вдоль края сцены, свысока глядя на толпу сгрудившихся здесь моих поклонников и постоянных клиентов. Я подхожу к одному из них – стильному бизнесмену в дорогом костюме, который старается не пропускать моих выступлений по четвергам, встаю на колени и выгибаюсь назад на спину, откинувшись на свои пятки, не переставая задавать ритм животом и грудью. Мои длинные волосы разметались по деревянному настилу шёлковыми змеями, а я вижу, как мужчина, не моргая и не в силах отвести взгляд, смотрит на мой плоский живот и туда, что сейчас скрывается под тонкими полупрозрачными подъюбниками. Я перекатываюсь ближе к краю сцена, подставляя ему своё обнажённое бедро, стянутое резинкой шальвар, и чувствую, как жёсткая и хрустящая купюра, просунутая под нитку, приятно царапает мою кожу… Сидя на бёдрах, я продолжаю танцевать свои барабаны, укутывая поклонника шалью волос, и приближаясь к нему настолько близко, чтобы он смог почувствовать и увидеть малейшие капельки прозрачного пота, уже начинающие собираться у меня в ложбинке между грудей.

Делаю перекат и, повернувшись спиной, исполняю бешеную тряску ягодицами уже перед другим зрителем, на мгновение присаживаюсь на бёдра, и кладу ему голову на плечо, одновременно чувствуя его большую и властную ладонь, оттягивающую бретельку лифа, и засовывающую мне под неё стодолларовую купюру.

– Спасибо, сладкий, – шепчу я ему на ухо, и резко вскакиваю на ноги, чтобы продолжить собирать дань со своей паствы на сегодня.

Еще несколько минут, и я стою в центре сцены, словно разрываемая на части гулкими ударами, мои волосы разметались в разные стороны, как языческое пламя, моё тело свободно и расслаблено, как древний ветер, я слышу последний удар барабана и замертво падаю здесь же, на пол, словно умерев с последний затихшим звуком в зале. Несколько секунд в клубе царит звенящая пустота, пока и она не разбивается на осколки громким улюлюканьем и топотом ног об пол.

– Наша прекрасная Аиша, поприветствуем ещё раз, господа! – объявляет напоследок Артур, пока я убегаю со сцены, сжимая в ладонях горсти смятых купюр, а за мной плывёт шлейф из развивающихся юбок…

Я сижу в своей импровизированной гримёрной – в задней комнате за баром, которую переоборудовали под костюмерную. Кирпичные стены, ряд трюмо с зеркалами, со слепящими глаза галогеновыми лампами и простые вешалки из Ikea на колёсиках, куда мы с девочками вешаем свои костюмы. Снимаю свою вуаль, промакиваю ватный шарик косметическим молочком и только собираюсь начать стирать с лица толстый слой макияжа, как в нашу раздевалку заходит владелец нашего клуба «Нью-Йорк 56» и по совместительству мой импресарио Артур со словами:

– Алекс, у тебя твой постоянный заказчик, как обычно, уже созрел. Хочешь ещё сегодня двести зелёных?

– Опять Бошан? – вопросительно смотрю я в отражение Арчи в зеркале.

– А как же. Он самый, – утвердительно хмыкает Артур, проводя рукой по своей щеголеватой бородке. И хотя со своими завитыми колечками усами он больше походит на владельца модного барбершопа, в душе он навсегда остаётся жадным и скользким дельцом-сутенером, никогда не упускающим своей выгоды. Не упускающим ни одной лишней копейки. Любой ценой.

– Хорошо, я сейчас переоденусь, – немного подумав, соглашаюсь я. И хотя внутри меня всё сжимается от чувства липкого омерзения, мне очень нужны деньги. Мне слишком сильно нужны деньги. Ещё вчера.

– Ты знаешь, что ему нравится, – утвердительно хмыкает Арчи, и я согласно киваю в ответ.

– Только прошу тебя, пусть Саша будет рядом, ты понимаешь, – предупреждаю я своего хозяина. – Чтобы не было, как в прошлый раз.

– Ты меня знаешь, – показывает Артур вверх большой палец, хотя чувство тревоги и тоски не покидают меня.

Ну что же, я уже не маленькая. Детство закончилось. Пора зарабатывать бабки. Осталось ещё немного. Я мысленно собираю себя по кусочкам, снова входя в образ соблазнительницы Аиши:

– Хорошо, десять минут, и я готова, – говорю я, начиная рисовать себе на веках яркие «стрелы Востока», и Артур, кивнув, выходит из комнаты.

– И что он в тебе нашёл, не понимаю, – недовольна фыркает моя коллега – Кисонька, которая сидит тут же, за соседним зеркалом.

– Возможно, молодость и талант, – бормочу я ей в ответ, не отрываясь от своего макияжа: у меня слишком мало времени на разборки. Чем быстрее я начну, тем быстрее я покончу с этим.

«Деньги, сегодня у меня будут деньги», – мысленно про себя повторяю я успокоительную мантру, чтобы хотя бы на время забыть об омерзительном Бошане.

– Ну да, ну да, ты же у нас самая талантливая и красивая, – тянет Кисонька, жеманно взбивая свои белокурые воздушные локоны. Её милый вздёрнутый носик недовольно морщится, а розовые влажные надутые губки растягиваются в презрительную мину. Дело в том, что совсем недавно, до начала моей карьеры роковой соблазнительницы Аиши в «Нью-Йорк 56», исполняющей восточные танцы, Лена с творческим псевдонимом Кисонька была главной звездой нашего небольшого варьете. Хрупкая, с тонкой талией, но пышной грудью и соблазнительной круглой попкой, она была крошечным порочным ангелочком нашей сцены. В своём трогательном пронзительно-розовом пушистом боа, мини-трусиках и бюстье, усыпанными сверкающими звездами кристаллов Swarovski, она выходила мягкой поступью ласковой кошечки на сцену под песню The Cardigans Lovefool, и весь мир был у её ног. В те времена я наблюдала за её выступлениями из своего «рабочего» уголка, и меня поражала Ленина способность сводить с ума всю мужскую половину нашего разбитного клуба. Посетители, как ополоумевшие мартовские коты, собирались у края сцены, лишь бы иметь возможность поближе рассмотреть свою Кисоньку. Ей даже ничего не надо было делать: она просто проходила по краю, немного пританцовывая, пару раз соблазнительно приседала у хромированного шеста в центре, виртуозно оттопыривая свою попку в стрингах, проводила розовым язычком по металлическому столбу, отчего зал приходил в полное бешенство, после чего ей оставалось только встать на четвереньки, и, выгнув спинку, подползать к очередному поклоннику, уже торопливо сующему ей приготовленные купюры в трусики. Кисонька мурлыкала клиенту в ушко, проводя острым кончиком языка по мочке уха счастливчика, и подползала к очередному мужчине, чтобы повторить свой номер уже с другим.

Её способность элегантно раздвигать ножки на сцене была выше всяческих похвал, и осчастливленные клиенты считали высшей наградой и честью затолкать ей туда свои заработанные честным или не совсем честным трудом денежки. Поговаривали, что этим таланты Кисоньки не ограничивались, и её выступления нередко заканчивались настоящими «горизонтальными танцами», но я никогда не знала этого наверняка.

И вот теперь мне предстояло соперничать с этой высококлассной опытной соблазнительницей, хотя, я уверена, она была бы в шоке, если бы узнала всю правду обо мне. Я мысленно представила себе её выражение лица, когда ей кто-то сообщает, кто её конкурентка на самом деле, и усмехнулась. И начала пристёгивать к своим бёдрам маленькие элегантные кожаные ножны для своего коронного танца.

Вся усыпанная, как золотым дождём, переливающимися монетками, я выхожу из гримёрки в душный и гудящий зал, где на сцене выступает моя подруга Света – Зажигалочка. Сквозь сладкий и дурманящий дым кальянов словно продираются оглушительные звуки песни La Roux – In for The Kill, оглушая уже захмелевших к этому позднему часу посетителей. Рыжая и яркая, она мастерски умеет обращаться с огненными факелами, и уже не ясно, что больше привлекает в ней разгорячённых мужчин: её рыжая густая грива, длиннющие бесконечные ноги, стройная и безупречная, как у Кэмерон Диас, фигура, или её прирождённый талант поджигательницы. Её бронзовое тело блестит как золотая статуэтка, пока она, в высоченных – до середины бедра, латексных ботфортах на двадцатисантиметровой платформе и ярко-алом полупрозрачном купальнике с блёстками ловко управляется с двумя пылающими факелами. Зажигалочка гордо вышагивает по краю нашей сцены, пока одурманенные её огненными чарами поклонники пытаются ухватить её за лодыжки. Вот один из них, совершенно пьяный и ополоумевший от желания, хватает Светин лаковый ботфорт и начинает страстно облизывать его, а она стоит и смотрит на него с усмешкой сверху вниз. Как королева на своего верного шута. Зажигалочка просовывает кончик своего сапожка ему прямо в рот, и он в экстазе начинает обсасывать его, обхватив обеими руками его глянцево-зеркальное голенище. Под смех и гогот окружающих, Света отшвыривает своего поклонника, но, на пару секунд присев перед ним с широко раздвинутыми ногами, дарит ему надежду на будущее. Мужчина счастлив, он с ошарашенным видом засовывает смятые бумажки ей за край ботфорта, а Света, размахивая своими горящими факелами, идёт дальше собирать дань со своих придворных.

Заметив меня рядом с нашим охранником Сашей, она всё понимает, и, незаметно для всех, делает мне наш тайный знак руками: прикладывает свою правую ладонь к сердцу, отчего мне становится не так страшно и тоскливо. Я в ответ поднимаю левую руку на уровень груди и сжимаю кулак, и она всё видит.

Как восточная наложница на древнем арабском рынке, я послушно ступаю за своим охранником в тёмное ненасытное чрево нашего клуба, в ту часть, где за огромным общим залом скрывается целая сеть подземных коридоров с приватными комнатами. Все наши постоянные посетители знают о них, и обеспеченные клиенты нередко пользуются ими для того, чтобы уединиться с понравившейся девочкой. Или мальчиком. Или сразу несколькими тёлочками.

Мои бёдра как гладкой чешуёй покрыты золотом звенящих монет, грудь приподнята безумно тесным для неё топом, а плоский и гладкий живот украшают драгоценные узоры из хны и блёсток. В волосы вплетены разноцветные камни, а лицо всё так же прикрывает полупрозрачная золотая вуаль. Я иду, склонив голову, словно на казнь, за своим охранником, пока мы не проходим мимо вип-столика, где с друзьями сидит Он. Он что-то увлеченно рассказывает своим приятелям, всё так же не выпуская из одной руки тумблер с самым дорогим виски в нашем баре – Macallan за три тысячи евро, а второй сжимая толстую кубинскую сигару. Его гости громко смеются над его шутками и, не стесняясь, лапают хихикающих полуголых, разодетых зайками Playboy официанток нашего клуба. Тут его голос резко умолкает, и я практически ощущаю, как несколько пар глаз будто облепляют меня, как чёрные жирные мухи. Я поднимаю голову и буквально спотыкаюсь о взгляд его бесконечно ледяных глаз. На доли секунды смутившись, я тут же беру себя в руки, несмотря на сковавший меня холод, и продолжаю свой путь.

– Эй, у вас всё нормально, приятель? – обращается Он к Саше.

– Да, всё отлично, ребята, – отвечает за нас мой надсмотрщик, и мы ныряем в тайное чрево клуба «Нью-Йорк 56»…

Ходят легенды, что раньше на месте нашего заведения был старинный храм, с проделанными прямо в скальной породе коридорами и пещерами, и здесь приносили в жертву древним кровожадным богам юных прекрасных девственниц. Но это только сказки, а теперь здесь самые влиятельные и богатые люди нашего города могут получить всё, что они пожелают. Впереди меня словно гора, вздымается квадратная громадина Сашиной спины, пока мы не останавливаемся перед «Бархатной комнатой». Мой телохранитель тихонько стучится, пока по ту сторону не раздаётся низкий скрипучий и такой ненавистный для меня голос:

– Входите! – и Саша аккуратно, словно клетку с диким зверем, открывает тяжёлую сейфовую дверь, впуская меня перед собой внутрь, словно маленькую птичку на съедение тигру.

– Пятнадцать минут, Бошан Булатович, – тихо и послушно произносит охранник перед тем, как закрыть за собой замок. Я невольно вздрагиваю, когда слышу, как сзади меня раздаётся щелчок, и понимаю, что меня не выпустят, пока я не отработаю своё время. У меня есть пятнадцать минут – практически вечность, чтобы удовлетворить отвратительное чудовище, запертое со мной в одной комнате, но при этом не погибнуть самой…

Я делаю глубокий вдох, отчего моя грудь поднимается ещё выше, и незаметно ставлю у двери принесённую с собой колонку. Из динамика раздаётся печальная восточная песня, я взмахиваю волосами и в первый раз буквально заставляю посмотреть себя на сидящего в комнате Бошана. Грузный и расплывшийся, он внушает мне безмерное отвращение, хотя все атрибуты богатого и влиятельного мужчины при нём. Дорогие часы, костюм от Armani, и даже итальянские ботинки ручной работы. Его маленькие и жёсткие, как косточки маслины, глазки под густыми низкими бровями словно мёдом, сочатся похотью, а некогда квадратный волевой подбородок сотрясается под несколькими слоями дряблого жира. Бошан развалился в широком кресле перед огромным накрытым только для него столом с бутылками дорого коньяка и фруктами. Я начинаю медленно двигаться под ритмы захватывающей меня песни: отпускаю на свободу свои руки, кисти, томно покачиваю переливающимися золотой чешуёй бёдрами, перекатываю, поигрывая плечами, не отрывая взгляда своих изумрудных глаз от клиента.

Губы Бошана лоснятся выпитым алкоголем, он, явно наслаждаясь персональным спектаклем, берёт с большого блюда персик, надрезает его тонким золотым ножиком,и начинает обсасывать его, громко втягивая в себя липкий сок. Капельки влаги стекают из уголка его рта по дрожащему подбородку и пачкают его белоснежную итальянскую рубашку, расстёгнутую до середины груди. В её разрезе виднеется чёрная кудрявая шерсть с проседью, и короткие толстые пальцы мужчины с золотыми печатками гладят её под тонким белоснежным батистом.

У меня всё точно продумано: пока у меня ещё есть силы, а мой клиент только в предвкушении, я позволяю себе плавный и печальный танец, чтобы растянуть время. Мышцы моего животика делают томные круги, бёдра и попка расслаблены, и я лёгкими парящими движениями прохожу по периметру комнаты и танцую вокруг стола, лишь на доли секунды касаясь своим летящим прозрачным платком разомлевшего Бошана.

Первая мелодиям моего выступления подходит к концу, я, выгибая спину, ложусь на стол, раскидав по нему гриву своих тёмно-каштановых волос, и мысленно отбиваю про себя отработанные четыре минуты. Осталось всего одиннадцать! Если Саша заберёт меня вовремя! Второй трек заметно ритмичнее, и я к нескрываемому удовольствию и возбуждению Бошана начинаю свою тряску бёдрами, наполняя эту тёмную, обитую чёрным бархатом комнату, золотым звоном и бликами. На обозрение мужчины выставлена моя обнажённая плоть: высокая тугая грудь, тонкая талия с аккуратной впадинкой пупка и ровный гладкий купол моего животика, под которым тончайшей полоской всего одного ряда монет скрывается то, куда сейчас устремлён его жадный безумный взгляд. Я делаю один быстрый круг вокруг стола, второй, третий, и ощущаю, как несмотря на подвальную сырость моё разгорячённое тело начинает покрываться блестящими бисеринками пота.

Бошан с громким хлюпаньем высасывает сок из сочного персика, и я вижу, как его правая рука опускается ниже, и он расстёгивает ширинку.

– Танцуй быстрее, моя сладкая! – приказывает он мне, и достаёт из штанов налитой тёмный фаллос, начиная поглаживать его своей волосатой ладонью.

И несмотря на всё омерзение, охватывающее меня от этого зрелища, я повинуюсь ему, и, словно завороженная змеёй, продолжаю свой дикий первобытный танец бёдрами только для него, отсчитывая про себя, что мне осталось всего девять минут. Древний танец наложниц из восточных гаремов будит в Бошане азарт и желание, и чем быстрее я двигаюсь под барабанную дробь, тем быстрее двигаются его пальцы вдоль его уперевшегося головкой в потолок ствола.

– Быстрее, ещё быстрее, – рычит он на всю комнату своим скрипучим басом, задыхаясь от напряжения и вперившись своими помутневшими глазами в низ моего живота. – Кто твой господин? Порадуй его, – приказывает он мне, и я понимаю, что сегодня у меня может не получиться сбежать из этого плена…

Я на отлично выучила все предыдущие уроки, и прекрасно знаю, что возбуждает, но и завораживает одновременно хозяев жизни: недоступность и опасность. Я понимаю, что заставляет Бошана, одного из влиятельнейших бизнесменов, который может позволить купить себе любую девочку, любую любовницу или любую наложницу в нашем городе, продолжать заказывать меня и платить деньги за мои приватные выступления. Он до сих пор не смог получить то, чего хочет. Он не попробовал меня на вкус. И эта пытка делает меня ещё желаннее для него, а предвкушение – изысканнее. А если бы он узнал мою тайну, то моя цена выросла бы в сотни раз… Ну что же, я не разочарую его и сегодня! С этой мыслью, полная решимости, под мелкую дробь третьей – последней на сегодня мелодии, я ловко запрыгиваю на огромный круглый стол, мягкой кошачьей поступью пробираясь между многочисленных бутылок, блюд с фруктами, сырами и бокалами в самый центр. Кушать подано!

Я перебираю и посвёркиваю золотыми бёдрами, пока Бошан завороженно смотрит на меня снизу вверх, теребя свой колышущийся от возбуждения ствол, затем ловкими и молниеносными движениями голых ступней расчищаю себе дорожку на столе: бокалы и вазочки со звоном разлетаются в стороны, а я, упав на колени перед мужчиной, делаю круг головой, отчего моя грива разлетается в стороны, задевая шёлковым дождём Бошана. Он глухо стонет, и протягивает руку, чтобы ухватить меня за ускользающий хвост, но его пальцы лишь гладят мою золотую чешую на бедре. И тут я незаметным движением выхватываю из своих ножен мой первый драгоценный кинжал и резко вонзаю его в деревянную столешницу между своих широко раздвинутых коленей. Бошан одёргивает руку, а я вскакиваю на ноги, и на самых цыпочках начинаю обходить стол по кругу, отдаваясь ритму танца.

– Так, детка, продолжай, – уже умоляющим глухим шёпотом молит меня клиент, и я даю ему то, что он просит.

Я снова подхожу к самому краю стола, где он сидит, развалившись в широком кресле, в мокрой от пота рубашке и готовым на всё фаллосом, встаю высоко над ним, поставив одну свою ступню ему прямо на плечо, пока он, замерев, наблюдает, как я в замедленном темпе достаю из вторых ножен свой кинжал, и, проведя по его острию кончиком своего язычка, падаю перед ним на стол. Еще доля секунды – и кинжал упирается в основание обвитого голубыми венами ствола Бошана. Я вижу страх в его глазах. Но ещё я вижу мольбу. И неудержимое желание. Моё лицо под вуалью остаётся непроницаемым, хотя внутри я вся дрожу от отвращения. Ещё мгновение, и мне кажется, что его разбухающий на глазах член лопнет.

«Ещё три минуты», – отсчитываю я про себя, и снова вскакиваю на ноги, вонзая кинжал в столешницу рядом с первым. Я снова отдаюсь волшебной восточной музыке, повернувшись спиной к мужчине и позвякивая своими бёдрами. Я замедляюсь на несколько ритмов, чтобы присесть в центре стола и сделать несколько кругов грудью и животиком, и вижу, как громко стонущий Бошан наконец взрывается мутными белёсыми хлопьями, заливая блюдо с персиками и сливами перед собой. Я стараюсь смотреть сквозь прикрытые веки на это отвратительное зрелище, но в душе я испытываю облегчение: зверь в клетке получил, что хотел, и скоро я смогу выпорхнуть отсюда целой и невредимой.

Но, видимо, не в этот раз. Поглаживая свой всё ещё возбуждённый член, Бошан громко приказывает мне:

– А теперь он хочет попробовать тебя. А не твои танцы. Он ещё не насытился. Иди к нему и станцуй на нём!

Осознавая весь ужас своего положения, я встаю на ноги, и продолжаю делать то, за что мне платят – танцевать. Бошан вскакивает с места и пытается схватить меня за мою тонкую лодыжку, но я вовремя уворачиваюсь, и вонзаю в стол между нами свой очередной кинжал. Мужчина одёргивает руку, но, похоже, его это только ещё больше возбуждает:

– Ты же понимаешь, что не уйдёшь от меня? – рычит он, пока я перебегаю на другую сторону стола, и уже сметает всё на своём пути, залезая на стол и раскидывая по нему остатки еды и тысячедолларового коньяка.

Я спрыгиваю на пол, и начинаю колотиться руками в дверь, но мягкий бархат заглушает все звуки… Мой танец окончен, музыка стихла, и Бошан наваливается на меня всем своим многотонным жирным телом, и я чувствую, как его липкий длинный язык проскальзывает в мою ушную раковину…

– Тебе понравится, сладенькая, – шепчет он, пока его потные толстые пальцы ползут вверх по внутренней стороне моих бёдер…

Но тут дверь распахивается, и я буквально падаю на руки вернувшемуся за мной Саше.

– Бошан Булатович, время вышло, – невозмутимо сообщает мой спаситель, пока мой постоянный клиент судорожно застёгивает ширинку.

– Я хочу повышенный тариф, – требует Бошан.

– Со всем уважением, Бошан Булатович, – вежливо, но твёрдо возражает ему мой охранник, – у Аиши только один тариф, вы знаете. Любую другую девочку на ваш вкус, только скажите, – предлагает Саша.

– Никаких других шлюх я не хочу! – в ярости кричит Бошан. – Мне. Нужна. Только. Эта! – задыхаясь тычет он в меня своим коротким жирным указательным пальцем.

– Я передам ваши пожелания руководству, – как ни в чём ни бывало отвечает Саша, пока я, собрав со стола все свои кинжалы и прихватив колонку, не проскальзываю в коридор вслед за телохранителем, оставляя у себя за спиной изнывающего от похоти и неудовлетворённого желания Бошана…

Опустошённая и уставшая, я вновь бреду запутанными коридорами нашего подземелья за Сашей и представляю себя принцессой, которой удалось сегодня спастись от ненасытного кровожадного дракона. Только сегодня.

Мы вновь попадаем в залитый светом шумный зал, и мне сейчас кажется, что я здесь не была несколько дней, хотя я прекрасно понимаю, что прошло всего двадцать пять минут, не больше. Ровно столько, чтобы неспешно выпить полстакана дорогущего благородного виски, отдав должное вкусу и аромату элитного напитка. И выкурить четверть кубинской сигары.

С моим огромным спутником мы вновь проходим мимо Его столика. Оказывается, Он ждал моего появления:

– У вас точно всё в порядке? – спрашивает Он и, вдруг нагнувшись к моей ноге, проводит ладонью по внутренней стороне бедра, чуть выше колена.

Я вздрагиваю, словно пронзённая насквозь и парализованная стрелами его глаз, и сначала не понимаю, зачем Он сделал это. Я завороженно смотрю на его кисть, которую он подносит к глазам, и с ужасом замечаю, что она вся алая от крови. Я смотрю на свою ногу, и тончайшая предательская алая змейка ползёт вниз по моей лодыжке. Я понимаю, что, видимо, исполняя сегодня свой коронный танец семи кинжалов, нечаянно оцарапала ногу.

– Всё нормально, не беспокойтесь, – растерянно бормочу я и поскорее убегаю в гримёрку.

Я сижу перед своим зеркалом, и меня всю трясёт от пережитого за сегодня.

– Как ты, дорогая? – подходи ко мне сзади Света, и ласково обнимает меня за плечи.

– Всё как обычно, не переживай, – через силу улыбаюсь я её отражению, и, вспомнив о самом главном, отвечаю. – Ещё двести зелёных в мою копилку! И скоро мне не придётся танцевать для мерзкого дряхлого Джаббы!

– Что ты там ему делаешь за эти деньги, боюсь представить, – кривится в глумливой усмешке из своего угла Кисонька.

– Ничего из того, что обычно делаешь ему ты! – с издёвкой парирует моя Зажигалочка, и Кисонька наконец-то на сегодня отстаёт от меня.

Я снимаю с лица толстый слой тонального крема, румян и чёрной краски с бровей, и из зеркала на меня теперь смотрит не смугловатая восточная красотка Аиша, а моё обычное бледное лицо. Ещё пару движений, и пронзительно-изумрудные линзы возвращаются в свои футляры, и я превращаюсь в саму себя – Алекс с одним светло-серым глазом, а вторым – светло-топазовым. Слишком заметная деталь сценического образа: нечасто встретишь на улице девчонку с разными глазами, а если и увидишь, то запомнишь на всю жизнь! По крайней мере, надолго.

Захожу за нашу общую ширму, из которой как раз выходит переодетая в свой наряд для выступлений наша непревзойдённая секс-бомба Сандра: чёрный латекс, пятый размер и утянутая до сорока сантиметров в тугой корсет талия.

– Ну как ты сегодня, крошка, – ласково треплет меня за щёку и берет со столика свой неизменный хлыст, которым она укрощает со сцены каждый день своих воздыхателей.

Я переодеваюсь, и теперь в вышедшей из-за расписной китайской ширмы студентке в простых синих джинсах и обычной свободной футболке никто не узнает роковую наложницу гарема Аишу.

– Ты сегодня была великолепна, малышка! – со сладкой улыбкой в нашу комнатушку врывается Арчи. – Клиент просил передать, что он в предвкушении, – произносит он, хрустя двумя зажатыми в руке купюрами. Он поводит ими у меня перед глазами, подносит к носу, и я, не вытерпев, вырываю их у него из рук.

– Послушай, Артур, – яростно шиплю я ему в ответ и увожу его в коридор, чтобы наш разговор никто не подслушал. – Я не знаю, что ты ему обещал, но он каждый раз хочет большего, ты понимаешь?!

– Так это же просто чудесно, Алекс, – сладко улыбается сквозь свои надушенные усики мой сутенёр. – Пока он хочет большего, ты зарабатываешь больше, дурочка моя! – шепчет он мне на ушко, и его мягкая борода щекочет мне шею. – Или ты опять хочешь вернуться на кухню? Забыла, что я для тебя сделал? – спрашивает он, и я слышу стальные нотки в его до этого мятно-пряничном голосе.

– Да, Артур, я тебе очень благодарна, – покорно соглашаюсь я с ним. – Я буду делать всё, как ты скажешь.

– Вот и умница, девочка, – снова улыбается Арчи, и легонько проводит своей ладонью по моей попке, но я делаю вид, что ничего не имею против.

Я выхожу через чёрный ход клуба во двор и окунаюсь в тёмный шоколад южной ночи нашего города. Меня укутывает и словно обнимает за плечи тёплый сентябрьский вечер, а холодные звёзды на небе благосклонно дарят мне немного своих бриллиантов на сегодня. Я иду вдоль пустынного бульвара: за спиной обычный рюкзак, на ногах кроссовки, а в кармане я крепко сжимаю заработанные на сегодня деньги, которых мне должно хватить, чтобы расплатиться за единственного во всём мире мне близкого человека. И я не замечаю, как слёзы катятся у меня из глаз, оставляя тёплые влажные дорожки на моих щеках…

2

Я захожу в свою крошечную квартирку, и маленький пушистый комочек бросается мне под ноги.

– Соскучилась, Китти? – глажу я свою персиковую любимицу, которая трётся о мои джинсы и тыкается чуть влажной пуговкой носика в мои пустые ладони. – Я тебе кое-что принесла, постой-ка, – начинаю я рыться в недрах своего бездонного городского рюкзака, пока не достаю оттуда пачку её любимого корма, который я всегда покупаю с зарплаты.

Я выдавливаю сочное содержимое пакетика в кошачью миску на микроскопической кухоньке, и пока моя любимица с громким урчанием набрасывается на своё обожаемое лакомство, наливаю воду в электрический чайник. Достаю из бумажной коробочки предпоследний пакетик с мелиссой и бросаю его в свою любимую чашку с Эйфелевой башней на боку. Наливаю кипяток, и вдыхаю лимонно-мятный пар, поднимающийся дымным облачком над кружкой. Сажусь за кухонный столик и смотрю в ночное окно, где вдалеке шумит и дышит моё любимое море. Я делаю небольшой глоток, и вспоминаю, как давным-давно, наверное, совсем в другой жизни и в другом теле, мы ездили все вместе в Париж, и жили в самом центре вечного города, завтракали утром тёплыми нежнейшими французскими круассанами прямо на балконе пятизвёздочного отеля и любовались на парящую громаду Эйфелевой башни где-то совсем рядом. Мы были в Лувре, Диснейленде, Версале и в самый предпоследний день я заставила всех вас – буквально силой потащила за собой, пойти на Эйфелеву башню. Вы все громко возмущались, упирались, но всё-таки отстояли полуторачасовую очередь, чтобы с высоты птичьего полёта рассмотреть крошечные бульвары и домики моего любимого Парижа. Твоего любимого Парижа. И теперь у меня осталось на память одно сделанное нами селфи, где мы вчетвером еле влезаем в кадр: смеющиеся, с растрёпанными и развевающимися на ветру волосами, а за нашими спинами взмывает ввысь прекрасная ажурная стрела инженера Эйфеля… А потом внизу, у подножия башни, мы купили на лотке у торговца-синегальца две одинаковые кружки. У нас ведь всё всегда должно было быть одинаковым, правда?

Вечер и чай успокаивают меня, моя милая пушистая Китти трётся о мой бок, тихо мурлыча, и я почти готова забыть о всех своих проблемах, как тут тренькает телефон, и я читаю сообщение от Ланского: «Мы ждём тебя в субботу». Вернувшись обратно в свою жизнь и малюсенькую комнатку, которую я едва могу себе позволить снимать, я достаю из рюкзака всё заработанное на сегодня и начинаю пересчитывать. Ну что же. Я очень надеюсь, что этого хватит до следующего раза…

Смотрю на часы: уже три ночи, и мне остаётся спать всего четыре часа. Стоя под обжигающе горячим душем я стараюсь смыть с себя все липкие мерзкие взгляды за сегодня, отвратительные прикосновения Бошана и приторное дыхание Артура. Моё тело становится розовым и невинным, и я снова представляю себя беззаботным подростком, укутанным в кокон любви и заботы. Растираюсь жёстким полотенцем и вижу, как мой порез на бедре снова начинает кровоточить, напоминая мне о событиях минувшего вечера. С досадой ищу в шкафчике пластырь, и заклеиваю тонкую ранку несколькими кусочками липкой ленты. Надеюсь, до утра пройдёт, хотя шрам может и остаться.

Укрывшись пушистым пледом и обняв свою урчащую тёплую Китти я, наконец-то, засыпаю.

Я открываю глаза от яркого слепящего света, и первые минуты не могу сообразить, где я оказалась, пока не привыкаю к жару софитов, и понимаю, что я стою посреди сцены в своём клубе «Нью-Йорк 56». Только сегодня я не слышу обычного пьяного гула голосов и музыки на заднем фоне. Ресторан пуст, и я вглядываюсь в холодную тишину зала, пытаясь понять, как я здесь очутилась. Мне становится очень холодно, я обнимаю себя за плечи, чтобы хоть как-то согреться, и тут с ужасом понимаю, что стою абсолютно голая посреди огромного клуба! Страх и ледяная тьма крепко держат меня, я вижу свой обнажённый живот, опускаю руки, чтобы ладонями прикрыть пушок в самом низу, а за разметавшимися на груди волосами стараюсь спрятать свои испуганные и затвердевшие от холода соски. Я пытаюсь сделать шаг, но ноги не слушаются, и я вижу, что мои лодыжки обвиты толстой верёвкой, конец которой тянется к краю сцены, и её крепко держит в одной руке Арчи, а во второй – микрофон. Сегодня он одет в чёрный смокинг и цилиндр, а глаза его смотрят сквозь меня пустыми глазницами.

– Лот номер один, господа! – раздаётся гулкий и безжизненный голос Арчи, эхом бьющийся о пустые стены клуба. – Невинная и порочная Аиша! Вы только посмотрите на её атласно-медовую кожу, друзья! Шёлк и бархат! Стартовая цена тысяча долларов, кто даст больше? – выкрикивает он свою ставку, и я хочу закричать, но слова ватным комом застревают у меня в горле.

– Две тысячи, – раздаётся знакомый скрипучий голос, и свет софита резко выхватывает из мрака жирную волосатую руку с табличкой «2 000», и я уже вижу влажный рот Бошана, растекающийся по лицу в плотоядной улыбке.

– Две тысячи, господа, кто больше? – продолжает свой аукцион Артур. – Никто? Две тысячи – раз, – начинает он свой отсчёт, и я мысленно молю Бога, чтобы кто-то купил меня по более высокой цене: лишь бы не достаться этому трясущемуся от сладострастия чудовищу. – А эта прелестная попка, господа, вы её видели?! – продолжает Арчи и резко дёргает за бечёвку, из-за чего я вынужденно разворачиваюсь к залу спиной. – Соблазнительный персик: знатоки поймут! – причмокивает он, и я слышу новый голос из зала:

– Десять, десять тысяч! – и обернувшись, я упираюсь взглядом в элегантного мужчину, который держит в дрожащих руках табличку с надписью «10 000».

– Это просто отличная цена за такой лот, у вас отменный вкус, – громко восклицает на весь клуб Артур, – итак, десять тысяч – раз, господа! Никто не надумал дать больше? Вы можете потрогать товар руками: у нас всё по-честному, не стесняйтесь! Подходите! – громко приглашает он, и с такой силой дёргает за спутавшую мои ноги верёвки, что я, не удержавшись и больно ударившись затылком, падаю со всей силы на пол, прямо у края сцены.