скачать книгу бесплатно
– И ты два года в моем обличье расхаживал?
– Нет! Я в вашем ходил очень редко! Только вот последние полгода смог. Он – неудобный. То есть удобный, но только для каких-то случаев. Ну вы понимаете…
– Займы брал?
Мимик усердно помотал черноволосой головой.
– Врешь…
– Клянусь, да поразит меня Химейес! Я вот по женщинам иногда хожу. А чаще в другом виде. Ну, в своем то бишь.
– Показывай!
Юлиан как можно грознее свел брови на переносице, а сам же про себя усмехнулся от презабавного и неуклюжего вида своего двойника.
Двойник же сосредоточился. Его облик поплыл, растянулся, потом собрался – не как у обычных оборотней, у которых это происходит медленно и болезненно, а словно по волшебству; сразу же вспомнились преображения Вериатель, как она ловко перепрыгивала из кобыльей личины в человеческую.
Спустя мгновение в кресле уже сидел человечек: средних лет, с глазами добряка и мягкими чертами лица, которые подошли бы больше женщине. Любой бы незнакомец, завидев такого, сказал бы однозначно и уверенно: «Безобидный малый!» И вот этот безобидный малый скромно улыбнулся и поправил ставшие большими на нем в плечах вещи.
Гнев гостя поутих и сменился скорее любопытством, ну а мимик тихонечко так стал молить:
– Я честно не хотел ваш облик во зло использовать. И мысли не было, почтенный, вам навредить! Лишь женщин осчастливил. Вот. Да вот и все, собственно. Вы же понимаете, как они падки на иноземцев.
Юлиан оглянулся.
– Это все твои костюмы?
– Нет. Я портной. Ну, то бишь шью под заказ костюмы соседям и тем клиенткам, с которыми встречаюсь, – выпалил мимик. – А часть нарядов моя, да. Это ведь непросто – обращаться в кого-то. Нужно делать такой фасон, чтобы одежда не разошлась по швам иль не удушила.
– А платья? Платья на заказ? Или есть твои? – вампиру стало интересно.
– Могу и женщиной обернуться, если вы об этом, почтенный. Вон то зелененькое мое, из шерстяной пряжи, – затем Момо добавил, уже хвастливо. – Между прочим, дорогая шерстийка! Брал на Главной Ярмарке перед жатвой.
Юлиан повернулся и разглядел на гвозде неказистое платье, сшитое вкривь и вкось, затем снова обратился:
– И часто ли ты можешь обращаться в других людей?
– Ну, каждое превращение забирает силы. Кушать потом сильно хочется. А если увлечься, то там не заметишь, как и свалишься, и уснешь на полдня. Непросто, в общем, почтенный, ой как непросто.
– Понятно. И что же мне с тобой делать, Момо, а? – снова сдвинул с суровым видом брови Юлин.
– Милостивый почтенный, – шмыгнул носом тот. – Да ну я же вам ничего не сделал. Я же так, пару разочков использовал ваш облик, честно-пречестно! Ну не пару – чутка больше. Но я живу худо, бедно. Вы же посмотрите! У меня нет в комнате ни украшений, ни дорогих тканей, мне хватает только на еду, комнату и мое ремесло.
Да, жил Момо действительно на грани нищеты, размышлял Юлиан. Будь он вором, убийцей или слугой гильдий, то не обитал бы в таких паскудных условиях.
– Как тебя звать?
– Момо.
– А настоящее имя какое?
– Так и звать… Момо, или Момоний, – засмущался мимик.
– Ты что же это, с настоящим именем ходишь? – удивился Юлиан.
– Да. А вас как зовут, почтенный?
– Юлиан.
– Вы веномансер из Золотого города, что ли?
Момо внимательно посмотрел на шаперон Юлиана с золотой древесной заколкой и краску на лице – обозначение статуса веномансера.
– Да.
– Понятно. Красивое у вас имя, очень красивое, почтенный Юлиан.
– Давай без подхалимажа.
– Хорошо, извините. Я больше так не буду, – мимик посмотрел кристально честным взглядом. – Ну… Не буду в вашем облике ходить. Прошу, простите меня!
Юлиан, конечно же, ему не поверил. Под честными глазами Момо скрывался тот еще плут, тут сомневаться не приходилось. Однако что-то в нем было такое, что не подделать, какая-то душевная наивность что ли, и Юлиан откинулся в кресле, размышляя. Откинулся он, правда, осторожно, ибо кресло это было готово вот-вот рассыпаться от старости; казалось, чихни на него – оно и развалится. Скрипнул подлокотник. Что же делать с этим недотепой?
– Точно в долги не влез?
– Точно, честно-честно, – захлопал янтарными глазами мимик. – Вы же видите, что живу здесь спокойно, никого не трогаю, никто меня не трогает. Зла я никому не творю, вот…
И все-таки нужно было проверить. Юлиан поднялся с кресла, обошел комнату, заглядывая в каждый угол. Бардак тут был знатный: ткани беспечно лежали в лужах, натекающих с чердачного потолка, а старую рухлядь, которая когда-то была мебелью, никто и не думал чинить. Хотя можно же было посвятить этому полдня, негодовал про себя вампир.
Наконец, он убрал груду нашитых вкривь и вкось вещей с сундука, переложил их осторожно на портновский стол и занырнул взглядом и руками в разваливающийся сундук. Искал долго, потому что и под крышкой порядка не водилось. В конце концов, Юлиан нашел старенький кошель, распахнул и, убедившись, что там действительно четыре серебряных сетта, которых от силы хватит на месячную аренду комнатушки и недельное питание, успокоился.
Да, этот мимик явно нищий ремесленник, с трудом сводящий концы с концами в Мастеровом городе. А Момо же меж тем боялся даже дышать, наблюдая, как его скромный скарб в комнате переворачивают вверх дном.
– Ладно, – сказал Юлиан, возвращаясь к креслу. – Вижу, что не обманул.
– Вы… почтенный, – мимик заволновался, – Вы только никому обо мне не рассказывайте.
– Отчего же я не должен рассказывать? Не так-то и часто встретишь мимика, надо бы доложить для порядка на тебя в Охранный дом!
И Юлиан лукаво улыбнулся, ибо его стал забавлять этот недотепа. Не так он себе представлял грозных и опасных мимиков. По крайней мере этот точно из другой породы. Однако же мимик воспринял шутку всерьез и едва ли не подскочил с кресла.
– Нет! Ради Прафиала, нет! Умоляю! – вскричал перепуганно он. – Они меня заклеймят!
– Так и следует же.
– Нет! Пожалуйста, вот, возьмите все мои заработанные деньги, – мимик подскочил, достал из широких для него шаровар монетки, что дали ему женщины. – Еще лепешки есть, хотите?
– Ты что же это… – рыкнул Юлиан. – Даешь мне то, что получил за мой облик?
– Ну я же работал, старался, – промямлил Момо. – Не выдавайте меня, пожалуйста. Я клянусь вам, что больше не буду ходить в вашем виде. Вот как есть, тьфу, забуду о нем! Я же только баловался этим обличьем. Так-то я честный трудяга, я жить хочу! Всю жизнь так, почтенный, работаю то на складах, то портным, как придется. Не хочу я к демонологам!
В дверь постучали. Юлиан настороженно вслушался и жестом приказал Момо открыть ее. Тот подошел, но отворять не стал, а лишь тихонько, самым нейтральным голосом, спросил.
– Кто там?
– Сосед! Открывай дверь, Момо! Ты мне еще вчера обещал отдать долг в двадцать три бронзовых сетта!
Момо вздохнул.
– Почтенный Дорлионо, мне завтра отдадут деньги за заказ, и я вам все верну!
Он так и не открыл дверь, только припал к ней и проверил, закрыта ли она на засов. Сосед на это поворчал, но ломиться не стал и ушел вниз.
Пока мимик налегал на дверь и вслушивался, дабы удостовериться, что разборок не будет, ибо Дорлионо слыл знатным драчуном, Юлиан разглядывал его уже с некоторой жалостью. Вынужден, значит, скрываться в Трущобах, чтобы не попасться демонологам. Живет от заказа к заказу. Недотепа, пусть и с задатками хитреца, но не злостный мошенник, размышлял он. По уму нужно было сдать это недоразумение чародеям, но в глубине души он пожалел этого нищего оборотня.
– Черт с тобой… – выдохнул он, прекратив глумиться над беднягой касаемо клеймения. – Узнаю, что тебя где-то видели в моем обличье – найду и накажу. Ясно?
Момо оторвался от двери и счастливо закивал пышной шевелюрой.
– Спасибо вам. Вы такой замечательный! Клянусь, больше не буду использовать ваш облик! Я ж думал, что вы уехали из города!
Юлиан в пренебрежении махнул рукой и покинул убогую комнатку. И хотя червь сомнения точил его душу, но налицо было одно большое доказательство безобидности мимика – его нищета. Будь его логово не таким бедным, вампир скорее всего бы сдал его демонологам, но жалость, которую он годами из себя пытался вытравить, взяла вверх. Тем более, в тот момент его больше всего волновал поиск предателя во дворце, чем несчастный подражатель чужим обликам, а потому он не намеревался задерживаться в Элегиаре дольше положенного и искренность обещаний его мало волновали.
Юлиан вышел на улицу как раз в тот момент, когда зазвенели первые колокола «тишины» – ранней весной их звон, приравненный к увеличению дня, случался еще ночью из-за возросшей городской активности. Над Элегиаром уже раскинулось черное полотно неба, усеянное звездами. Луна стояла высоко, как пастырь среди овец, а прохладный ветер гулял по сжатым улочкам, разгоняясь. Смрад улиц ненадолго развеялся, и горожане, которые жили выше второго этажа, приоткрыли ставни.
Юлиан покинул Трущобы, где было опасно находиться после заката, и перешел в район, прозванный «Колодцами» за близость к усыпавшим площадь колодцам. Там он вышел на мостовую, которая носила имя Морнелия Основателя. Эта улица вилась широкой лентой: меж борделей, завлекающих вывесками и сочными девками на балконах, меж фонарей с сильфами, вверх – ко входу в Золотой город. И он стал подниматься по холму вверх.
Где-то сзади раздался крик:
– Разойдись!
Юлиан оглянулся, как и оглянулась толпа на мостовой, которая спешила по домам из-за первого звона. К воротам шествовала пышная процессия из более чем двух десятков рабов, тридцати человек верховой охраны и одного большого паланкина. Расшитые черным бархатом и золотом носилки возлежали на спинах дюжины краснолицых юронзиев, а авангард сопровождения басовито кричал, продавливая народ во тьме. Впереди всей этой толпы бежали мальчики-рабы с шестами, на которых качались фонари.
Чтобы пропустить богатых господ, Юлиан прижался к стене закрытой лавки с овощами, когда мимо него мелькнули лоснящиеся бока лошадей. Звучно цокали по мостовой копыта. Под луной засияли наконечники алебард.
Короб паланкина, изготовленный из красного сандалового дерева и еще пахнущий им, пронесли мимо. Его плотная черная шторка колыхнулась, и оттуда вдруг посмотрели карие глаза из-под золотой маски.
– Стойте, – тихий голос из носилок.
Процессия остановилась, а Юлиан грязно выругался про себя. Штора у паланкина отодвинулась.
– Раб достопочтенного Ралмантона? – высокомерно спросил вампир из носилок.
Это был Дайрик Обарай – Королевский веномансер, член Консулата. Облаченный в почти черную маску, выполненную в виде коры дерева, он ясным взором сквозь прорези уставился на раба.
– Да, достопочтенный. Приветствую вас и да осветит солнце ваш путь, – последовал вежливый ответ с поклоном.
Штора паланкина отодвинулась еще больше, и из окошка выглянул Абесибо Наур, который сидел рядом с королевским веномансером. Острым, ледяным взглядом он начал разглядывать раба сквозь золотую маску старика, а тому пришлось снова склонить в почтении спину и еще раз отдать почести, как того требовали правила.
– Что ты забыл здесь ночью, раб? – спросил жестко Абесибо из-под маски.
– Искал хорошие цены на алхимию, достопочтенный. Поэтому и вынужден был задержаться. Сейчас как раз направляюсь к достопочтенному Ралмантону в особняк.
В доказательство Юлиан похлопал по боку, где висела сума с покупками.
– Или этот трусливый невольник просто-напросто вынашивал мысль о побеге, которую собирался воплотить в жизнь, да мы помешали, – отозвался со смешком Дайрик. – Вы, достопочтенный Наур, кажется, говорили о некой договоренности с нашим советником.
– Говорил. И она еще в силе, – ответил Абесибо.
– Не имел ни одной мысли о бегстве, достопочтенные, – натянуто улыбнулся Юлиан. – Я уже должен был явиться к господину. Прошу вас, дайте мне возможность прийти не слишком поздно, чтобы не увеличивать наказание и…
– Никто не давал тебе права голоса, раб! – грубо оборвал Абесибо. – Знают ли, что ты зашел так далеко? Уверен, что охрана, которая должна сопровождать тебя, потеряла тебя из виду. А сам ты должен был вернуться до последнего звона колоколов. Советник обязан будет согласиться – ты хотел сбежать. Стража! Позовите стражу!
Пока Юлиан стоял прижатым к стене овощной лавки, от свиты архимага отделился один слуга и побежал дальше по мостовой, ища глазами городскую охрану. Вокруг то и дело скрипели ставни. Это любопытные горожане смотрели на происходящее из окон домов, дабы потом разнести слухи со скоростью птицы.
Однако Юлиан не растерялся и ответил:
– Прошу извинить меня, достопочтенный, но вы забываете, кому я принадлежу. А принадлежу я советнику, на которого распространяется священный закон о неприкосновенности имущества. И только достопочтенный Ралмантон будет решать, насколько далеко мне дозволено отходить и как поздно я могу миновать Золотые ворота. А не вы…
Дайрик удивленно усмехнулся от таких наглости и бесстрашия.
– Вот мы и узнаем у твоего хозяина, – сказал Абесибо. – Дозволял ли он тебе расхаживать после колоколов «тишины» по городу.
– Дозволял, – ответил Юлиан. – И очень удивится от того, что вы задержали меня, посланного по его требованию. Я был отправлен в алхимическую лавку и имею на руках доверительную грамоту достопочтенного Ралмантона, скрепленную к тому же достопочтенным Обараем. Тем более, хочу заметить, что второго колокола еще не было!
И он невозмутимо распахнул суму и достал оттуда доверительную грамоту о покупке алхимических ингредиентов в лавках на улице Ядов. Затем он растянул ее перед окном паланкина, показывая личные печати. На его лице не мелькнуло ни тени страха.
За поворотом загрохотал караул, которого вели слуги архимага для засвидетельствования нарушения закона. В это же время по городу разнесся гулким звоном еще один колокол «тишины», который обозначил правоту раба. Не задержи того консулы, и он бы действительно успел попасть за Золотые врата, которые пестрели фонарями как раз в конце мостовой.
Дайрик всмотрелся в подтвержденную им же грамоту для покупки алхимических ингредиентов, прищурив глаза. А когда из-за угла показалась приставленная к Юлиану советником охрана и приблизилась к тому, Дайрик увидел и это. Он, хмыкнув, деликатно обратился к архимагу в паланкине:
– Достопочтенный Наур. Мы и так задержались из-за давки перед храмом. Нам бы следовало поторопиться, ибо завтра с рассветом снова сбор Консулата. Такие дела, сами знаете, желательно вершить исключительно с ясной головой. Так что я не уверен, что сей раб стоит той чести, чтобы отнять у нас сон…
И не успел караул города подойти к расписному паланкину с господами внутри, как Абесибо Наур, понимая, что его притязания безосновательны и Юлиан сможет подтвердить свою невиновность, дал знак. Носилки были подняты на плечи дюжиной краснолицых юронзиев, на лицах которых, кроме рабского клейма лежала и маска тупой покорности.
Когда паланкин проносили мимо, архимаг снова выглянул из-за парчовой шторы.
– Ты уповаешь на защиту своего хозяина, раб, – заметил он ледяным голосом. – И оттого так смел. Только не забывай, что твой хозяин, к нашему величайшему сожалению, стар и болен, а ты – еще молод. Если тебе думается, что с годами все забудется, то не надейся.
Юлиан усмехнулся и тихо ответил, дабы сказанное долетело лишь до ушей архимага, но никак не до любопытной толпы, выглядывающей из окон.
– Даже не смею предполагать такое, достопочтенный. Мне думается, что вы и сами с этим согласитесь, если вдруг решите прогуляться у воды.
Глаза его мстительно блеснули. Ему вспомнился тот день на берегу пруда. И хотя он не злопамятствовал по мелочам, но обиды, что наносились тем, кого он любил, запоминались им всегда остро. И почему-то он пребывал в уверенности, что и Вериатель была того же мнения.
Ответом на скрытую угрозу стало молчание. А Юлиан в душе обрадовался, что сейчас рабский обод на его шее защищает его куда лучше, чем защитила бы даже сотня оберегов. Защищает, впрочем, только пока старик Илла жив и ни мгновением дольше.
Штора задернулась. Паланкин унесли двенадцать рабов. Ну а Юлиан энергичной походкой направился следом за ними, чтобы поспеть к особняку как можно скорее.
