Заповедное дело Россиию Теория, практика, история

скачать книгу бесплатно

Заповедное дело Россиию Теория, практика, история
Феликс Робертович Штильмарк

Феликс Робертович Штильмарк обосновал научные принципы заповедания, дал чёткое определение заповедности, создав таким образом теорию заповедного дела. В опубликованных работах представлены: наука и практика заповедного дела, биосферные, туристические и другие формы деятельности в заповедниках разных природных зон. Таким образом, охвачены чуть ли не все вопросы устройства и деятельности заповедников и их систем. Теоретические статьи представлены в книге в хронологической последовательности. Приведен полный список печатных работ Ф. Р. Штильмарка, основные даты жизни и деятельности. Фотографии – из его архива. Для широкого круга профессионалов-экологов, специалистов природоохранного дела, студентов и натуралистов.

Феликс Штильмарк

Заповедное дело России: теория, практика, история. Избранные труды

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

Институт проблем экологии и эволюции им. А.Н. Северцова

Программа фундаментальных исследований Президиума РАН

“Живая природа: современное состояние и проблемы развития”

Благотворительный фонд “Центр охраны дикой природы”

© Ф.Р. Штильмарк (наследники), 2014.

© Благотворительный фонд “Центр охраны дикой природы”, 2014

© ИПЭЭ РАН, 2014.

© ООО “КМК”, издание, 2014.

Введение

Заповедное дело России второй половины XX века неразрывно связано с именем Ф.Р. Штильмарка.

Основываясь на положениях отечественных учёных, посвятивших свои жизни делу охраны природы и почти забытых к началу 50-х гг., Феликс Робертович обосновал научные принципы заповедания, дал чёткое определение заповедности, создав таким образом теорию заповедного дела, скромно подчёркивая при этом, что он только продолжает дело своих великих предшественников, почти не привнося ничего нового. Действительно, заслуга его велика в том, что, тщательно изучая архивы, он возродил наше заповедное дело и дал ему новое развитие.

Подробнее о теории: наука, биосферные, туризм и др. несвойственные формы деятельности, заповедники в разных природных зонах. Таким образом, охвачены чуть ли не все вопросы устройства и деятельности заповедников и их систем.

Внёс он и огромный практический вклад. Его энергия, неравнодушие, накопленные знания, умение общаться с людьми содействовали восстановлению некоторых заповедников, уничтоженных в 1951 г., созданию новых в различных ландшафтных зонах. Можно смело утверждать, что около 20 заповедников возникли только благодаря его личным усилиям. «…Предложение о создании нового заповедника или даже его научное обоснование – лишь самый первый этап, за которым должна следовать большая организационная работа: необходимо обследовать территорию проектируемого заповедника – выявить предполагаемые границы, уточнить современное состояние наиболее ценных природных объектов, оценить реальные возможности и пути их охраны в настоящем и будущем. Далее предстоит рассчитать, какие средства необходимы для работы заповедника, каким будет его штат, где разместятся центральная усадьба и кордоны, как будет обеспечена охрана лесов от пожаров. Но самое сложное – юридическое оформление, составление землеустроительного дела. Необходимо собрать отзывы и заключения всех ведомств и организаций, заинтересованных в каком-либо хозяйственном использовании намечаемой под заповедник территории, провести серию специальных совещаний, на которых обсуждаются все эти вопросы, подготовить детальные картографические материалы. Соединенные вместе в один или несколько увесистых томов, все эти бумаги и документы представят собой проект организации нового заповедника…» (из дневника Ф.Р.).

Феликс Робертович участвовал во всех этапах создания каждого нового заповедника, непременно сам обследовал территории, предназначенные для заповедания.

Создавались заповедники согласно «Генеральной схеме рационального размещения на территории РСФСР государственных заповедников, заказников, лесоохотничьих, охотничьих и промысловых хозяйств на период до 1990 года» (утверждена Госпланом РСФСР 2 ноября 1979 г. и внесена в государственный план развития народного хозяйства). Эта сложная и трудоёмкая работа (создание схемы по заданию Госплана) тоже благодаря активному личному участию Ф. Р. Штильмарка была выполнена за очень короткий срок, получила высокую оценку специалистов, удостоена наград ВДНХ СССР. Более половины из намечаемых вариантов, к сожалению, не осуществлены, остались только на бумаге, тем не менее к концу 2000 г. в Российской Федерации было 100 природных заповедников, суммарная площадь заповедных территорий составляла 33,5 млн. га – около 2 % всей территории страны (на 1 января 1952 г. их оставалось 20 с общей площадью – 802, 5 тыс. га).

Опубликованные Ф. Р. Штильмарком «Практические руководства по проектированию заповедников» получили признание среди специалистов.

Как научный редактор книги американского историка Д. Уинера «Экология в советской России – архипелаг свободы: заповедники и охрана природы» (М.: Прогресс, 1991) Ф.Р. Штильмарк получил известность и за рубежом. Правда, и до этого некоторые его теоретические работы были опубликованы на английском языке в научных журналах США и Англии. Оказывая Д. Уинеру конкретную помощь в подготовке его книги, Феликс Робертович ощущал немалую горечь оттого, что историей нашей охраны природы занимается иностранный учёный – сможет ли он понять всю сложность российской действительности? – «…как высокая идея заповедания с научными целями была искажена социалистической государственной системой и разного рода «прометейцами», осуществлявшими конкретные задачи материалистического плана, превратившими подлинное заповедание в «заповедное хозяйство» или в советское научно-исследовательское учреждение низшего разряда» (из книги Ф.Р. Штильмарка «Историография…», с. 311).

Начавшаяся в стране «перестройка», отменившая строжайшую цензуру (прежние непременные требования редакций – убрать все негативные высказывания по поводу использования или охраны природы), вдохновила Феликса Робертовича на создание собственной книги об истории наших заповедников. Российское представительство Фонда Макартуров оказало финансовую поддержку, началась серьёзная, кропотливая работа, и в 1996 г. книга «Историография российских заповедников (1895–1995)» увидела свет. Позднее она была представлена как докторская диссертация. Автореферат, написанный на её основе, назывался «Анализ эволюции системы государственных заповедников Российской Федерации».

Таким образом, Ф.Р. Штильмарк как учёный предстаёт в трёх ипостасях – теоретик, практик и историк заповедного дела нашей страны. Соответственно из трех разделов состоит и предлагаемый читателям сборник «Избранных трудов Ф.Р. Штильмарка».

На трудовой путь Феликс Робертович вступил очень рано. Потеряв мать (умерла в 1944 г.) и отца (арестован сразу после войны и осужден по пресловутой статье 58–10 на 10 лет лагерей), он был вынужден бросить школу и искать средства для выживания. На всю жизнь он сохранил священную благодарность Александру Николаевичу Дружинину – зав. Отделением сравнительной анатомии Зоомузея МГУ (познакомили с ним друзья матери), который принял живое участие в судьбе голодного бездомного мальчика, поддержал его морально, устроил в Зоомузей помощником таксидермиста. С тех самых школьных (без школы) лет началось образование и воспитание Феликса – ему довелось общаться с выдающимися учёными-зоологами – С.И. Огнёвым, В.Г. Гептнером, А.Н. Формозовым, Г.П. Дементьевым. Именно их он считал своими учителями, хотя и среди преподавателей Московского пушно-мехового института, который он окончил в 1956 г., было немало достойных людей.

Позднее, будучи научным сотрудником Института леса СО АН СССР (с 1959 г. работал в Красноярске, куда был переведён Институт из Москвы) и занимаясь чисто зоологическими исследованиями, он с болью и тревогой наблюдал, как нещадно вырубаются кедровые леса, как загрязняются чистейшие горные реки молевым сплавом, сколько гибнет всего живого при массовых обработках полей и лесов ядохимикатами и т. д. И уже тогда ясно осознал, что гораздо важнее уберечь участки кедровника, намеченные к вырубке, чем изучать в них состав мышевидных грызунов. С этого времени фактически и стал он причастен заповедному делу.

В 1964–1967 гг., работая в Комсомольском заповеднике (на Амуре), он немало сделал как просветитель – проводил бесконечные встречи с жителями города Комсомольска, выступал с лекциями и докладами об охране природы края, о той роли, которую играет в этом благородном деле вновь созданный заповедник (на месте бывшего лесничества и лагеря политзаключенных).

Со времени работы в этом заповеднике Феликс Робертович стал заниматься и теоретическими вопросами заповедного дела. Он горячо поддержал классические принципы заповедания, разработанные Г.А. Кожевниковым, В.В. Докучаевым, А.П. Семеновым-Тян-Шанским и др., то есть создание заповедников и как строго охраняемых территорий, и как научных учреждений, цель которых проводить долгосрочные исследования природных процессов на этих охраняемых участках. Но постепенное извращение этих принципов, внесение разных коррективов (деление заповедников на категории, применение регуляционных и биотехнических мероприятий на заповедных территориях, частичное их хозяйственное использование, научные исследования, нарушающие строгую охрану, и т. д.) показало, что тот высший духовный принцип, на котором базируется классическое заповедание, не может устоять перед натиском материального, потребительского отношения к природе. Чтобы как-то противостоять этому, Феликс Робертович все чаще и настойчивее говорил о необходимости строгой заповедности, полного прекращения прямого воздействия человека на заповедные природные комплексы. Он понимал, что абсолютная заповедность на Земле, населенной людьми с их «постоянно растущими материальными потребностями», невозможна. И тем не менее именно в ней видел «последний оплот» реальной охраны дикой природы, призывал к ней как к идеалу, к которому должно стремиться человечество, если оно хочет остаться на Земле. В одной из своих работ он приводит мнение академика Н.Н. Моисеева, который считал, что возможности нынешней цивилизации исчерпаны: или она исчезнет, или произойдут коренные изменения не только технологического, но и – что гораздо важнее – нравственного порядка. Должно произойти коренное изменение взаимоотношений между людьми и природой. И то, что нынче выглядит идеалистической утопией, завтра может оказаться вполне естественным и единственно верным.

К практике заповедного дела Феликс Робертович приступил с 1969 г., когда, работая в отделе учётов охотничьих животных ЦНИЛ Главохоты РСФСР и выбрав в качестве модели север Тюменской области (Ханты-Мансийский национальный округ), оказался на территории бывшего (закрытого в 1951 г.) Кондо-Сосвинского заповедника. Обнаружив в старом сарае брошенный архив заповедника, а среди бумаг – полусгнившие рукописи зоолога В.В. Раевского, он решил во что бы то ни стало спасти эти рукописи (а значит, возродить память о замечательном натуралисте, умершем здесь), и восстановить заповедник. С этого момента все учетные, зоологические, охотоведческие работы отошли на задний план. Вернувшись в Москву, он добился своего перевода в ЦНИЛе из отдела учетов в отдел заповедников и занялся проектированием заповедников уже профессионально.

С 1969 по 1976 г., преодолевая и физические, и моральные трудности (непонимание коллег-учёных, нежелание местных властей отдавать лакомые кусочки в этом нефтегазоносном крае, нередко прямые издевательства разных чиновников на местах), он добивался восстановления Кондо-Сосвинского заповедника. В конце-концов заповедник был создан, правда на значительно меньшей площади и под другим названием («Малая Сосьва»).

К сожалению, семилетняя эпопея создания этого заповедника самим Феликсом Робертовичем не написана, лишь частично упоминается в книге «На службе природе и науке (Документальная повесть о Кондо-Сосвинском боброво-соболином заповеднике и о людях, которые там работали. – М.: «Логата», 2002). Но о ней свидетельствуют его многочисленные письма, дневники. Вполне возможно, что по этим документам правдивая история создания заповедника «Малая Сосьва» будет все-таки написана.

Зато история создания Таймырского заповедника подробно им изложена в книге «Свидание с Таймыром» (Красноярск, 1979). Проектирование этого заповедника не столь типично, как восстановление «Малой Сосьвы» (здесь больше приходилось «воевать» с учеными-коллегами, чем с бюрократами-чиновниками) и изложено в научно-популярном стиле, но весь процесс отражен очень точно, емко и красочно. Надо сказать, что Феликс Робертович был и замечательным литератором – журналистом, писателем. Язык его не только безупречно чёток и грамотен, но и очень живой, выразительный. Он – автор научно-художественных книг «Таёжные дали», «Лукоморье – где оно?» и др. Но и все его научные работы читаются легко, с интересом – как хорошие литературные произведения. Будучи научным сотрудником Института проблем экологии и эволюции им. А.Н. Северцова до конца своих земных дней, защитив в стенах этого института докторскую диссертацию, Феликс Робертович стал составителем и ответственным редактором двухтомника «Заповедники Сибири», изданием которого была завершена десятитомная серия «Заповедники СССР» (России).

Он планировал также продолжить «Историографию» заповедников, взяв для анализа последующие (после 1995 г.) десять лет. Но человек, отдавший все силы делу охраны природы, не мог быть простым регистратором фактов, тем более что эти факты свидетельствовали о нынешнем катастрофическом состоянии заповедного дела. Его жизненная позиция требовала вмешательства, а для этого надо было много сил и здоровья. Именно поэтому Феликс Робертович согласился на сердечную операцию, которая, по мнению врачей, могла бы вернуть его к прежней активной жизни. Но судьбе угодно было распорядиться по-другому…

Сохранился большой архив – дневники, которые он вёл в течение всей жизни и при любых обстоятельствах, переписка с самыми разными людьми, многочисленные очерки о личностях, оставивших немалый след в истории охраны природы.

За две недели до операции он завершил автобиографическую книгу, изданную уже посмертно – «Отчёт о прожитом (записки эколога-охотоведа)» (М.: Логата, 2006. 528 с.)

Ученики и последователи Феликса Робертовича считают, что он был совестью нашего заповедного дела, постоянно возвращая нас к классическим принципам заповедности. «Мы должны с благодарностью принять от предыдущих поколений всё то, что они сохранили для нас, сберечь всё это и передать поколению последующему» – этим нравственным принципом, который является основой продолжения жизни на Земле, всегда руководствовался Феликс Робертович. Этот же принцип должен стать девизом планируемых «Чтений памяти Ф.Р. Штильмарка».

Теоретические статьи представлены в книге в хронологической последовательности. Приведен полный список печатных работ Ф. Р. Штильмарка, основные даты жизни и деятельности. Фотографии – из его архива.

Составители искренне благодарны Н.А. Формозову, И.В. Третьяковой.

1. Теория заповедного дела

1.1. Принципы заповедности (теоретические, правовые и практические аспекты)*

“Роль заповедников как неприкосновенных территорий, сохраняющих человечеству и его будущим поколениям животный и растительный мир, очевидна и бесспорна[1 - Географическое размещение заповедников в РСФСР и организация их деятельности. М., 1981. С. 60–76.].

    Чл. – корр. АН СССР Г.Я. Бей-Биенко

Последние годы характеризуются определенным подъемом заповедного дела в нашей стране[2 - Термин «заповедное дело» получил распространение начиная с середины 50-х годов, чему способствовало, в частности, издание бюллетеня «Охрана природы и заповедное дело в СССР» (АН СССР, 1956–1960 гг.).]. Несколько ускорились темпы развития сети заповедников (в 10-й пятилетке в СССР создано около 30 заповедников и общее их количество переросло показатель 1951 г., когда перед реорганизацией их было 120).

На 1 июля 1980 г. в стране было 128 заповедников, семь заповедно-охотничьих хозяйств и шесть национальных парков. В 1977–1979 гг. опубликовано несколько научных монографий и сборников, посвященных заповедникам (Куражсковский, 1977; Реймерс, Штильмарк, 1978; Опыт работы и задачи заповедников СССР, 1979; и др.). В 1979 г. впервые в стране создан Всесоюзный научно-исследовательский институт охраны природы и заповедного дела МСХ СССР Особое значение имеет постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР «О дополнительных мерах по усилению охраны природы и улучшению использования природных ресурсов», которым предусмотрена разработка типовых положений о заповедниках и других особо охраняемых природных территориях (газ. «Правда», 6 января 1979 г).

Тем не менее сохраняются многие трудности в работе действующих заповедников и на пути их развития. Это прежде всего структурная и организационная неупорядоченность, отсутствие единых, устоявшихся взглядов на задачи и цели заповедников, различные и порой противоречивые представления о заповедном режиме, даже о самом термине «заповедность». Действующее законодательство содержит определение заповедника как территории, изъятой из хозяйственного использования в научных или культурно-просветительных целях, но даже в специальной литературе понятие заповедности трактуется весьма широко. Так, например, специалист в области природоохранного права В.Г. Емельянова пишет в специальном пособии: «Заповедание природы производится у нас в различных формах (заповедники, заказники, памятники природы). В интересах охраны природы и организации отдыха трудящихся предполагается создать в нашей стране сеть таких заповедных территорий, как национальные парки» (Емельянова, 1971, с. 4). О.К. Гусев (1969) также намечает несколько форм заповедания территорий, в том числе такие, как «заповедники – акклиматизационные парки» и «заповедники – национальные парки», т. е. предназначенные для непосредственного хозяйственного использования. В недавно изданном учебном пособии по охране природы для студентов (Гусев, Петров, 1979) под «заповедной охраной природы», «заповедным режимом охраны природы» подразумеваются различные формы ограничения воздействия человека на природу (заказники, зеленые зоны, курорты и т. д.). «Степень заповедности, – пишут авторы, – устанавливается законодательством в зависимости от формы, избранной для природного комплекса. Так, для заповедников установлен полный запрет на все виды деятельности… Заказники имеют запрет на эксплуатацию одного или нескольких объектов природы… Национальные, природные парки, лесопарки, курорты сочетают в своем режиме хозяйственные запреты с разрешением использования среды для отдыха, экскурсий, туризма» (Гусев, Петров, 1979, с. 30–31).

Столь же широкая трактовка термина заповедности была вложена в понятие о «природно-заповедном фонде» (Рашек, 1975), получившее широкое распространение[3 - Хотя проект Союзного Положения «О природно-заповедном фонде» не был принят, некоторые республики, например, Киргизская ССР ввели это понятие в республиканское законодательство.]. Согласно этим представлениям, в особый фонд выделяются не территории (земли), а объекты. В официально утвержденном республиканском стандарте Украинской ССР устанавливается разделение «заповедных объектов» по всем «заповедным категориям»: заповедники, заказники, заповедно-охотничьи хозяйства, природные парки, памятники природы и парки – памятники садово-паркового искусства («Порядок согласования, утверждения и государственной регистрации заповедных объектов». РСТ УССР 1974-76, Киев, 1977). В соответствии с такой классификацией на карте «Природные заповедные объекты Украинской ССР» (М., 1977) указано свыше 3100 «заповедных объектов», хотя фактически на Украине имеются лишь 10 небольших заповедников и 4 заповедно-охотничьих хозяйства.

Принятый в 1976 г. Закон СССР «Об охране и использовании памятников истории и культуры» установил возможность учреждения историко-культурных заповедников, что не учитывается природоохранным законодательством, понимающим под заповедниками лишь природные объекты[4 - При разработке типовых положений комиссией АН СССР рассматривались только природные заповедники, хотя в тексте постановления правительства говорится о «государственных заповедниках».]. Все это приводит к смешению понятий, вольному обращению с терминологией, нивелирует представления о природоохранных объектах разного режима и в конечном счете грозит полной деградацией самого понятия заповедности.

С нашей точки зрения (Реймерс, Штильмарк, 1978), термин «заповедность» или «заповедный» (объект, режим, территория и т. д.) несет на себе весьма высокую и ответственную нагрузку и не может использоваться столь широко и произвольно, как это принято в настоящее время.

Заповедность означает прежде всего прекращение всех видов и форм утилитарного хозяйственного использования территории, включая пребывание людей, за исключением сугубо научных целей[5 - Это относится, конечно, к природным, а не к историко-культурным заповедникам, «заповедность» которых весьма условна.]. Заповедность обеспечивается специальными законодательными и правовыми мерами, она неизбежно связана с изъятием и отводом земель, без чего невозможно даже представить себе никаких «заповедных объектов». Поэтому совершенно неправомерно отнесение к «заповедным территориям» заказников, национальных и природных парков (не говоря уже о лесопарках и курортах), памятников природы, всевозможных музеев в природе и т. д. Все это может быть отнесено к разновидностям охраняемых, но не заповедных природных территорий. Грозящая утрата исконного смысла термина «заповедность» заставляет нас обратиться к историческому и литературному анализу, чтобы более обстоятельно аргументировать эту точку зрения.

Как известно, одним из первых инициаторов создания наших заповедников был профессор В.В. Докучаев (Докучаев, 1895; см. также Насимович, 1974, 1979; и др.).

Известнейший почвовед, работавший непосредственно над практическими нуждами земледелия, ставил вопрос не только об освоении и преобразовании целинных степей, но и о заповедании степных участков. «Вековой опыт народов и государств и простой, но здравый смысл… свидетельствуют, что только то прочно и устойчиво, только то и жизненно, только то и имеет будущее, что сделано в согласии с природой» (Докучаев, 1895). Ученый призывал сохранить оригинальный степной мир для потомства не только с познавательными целями или ради спасения редких животных, но «для понимания степи», «для овладения ее силами», т. е. и с научными, и с практическими целями. С большой горечью приходится констатировать, что этот призыв остался, по сути, не воплощенным в жизнь – во всяком случае, на территории РСФСР степных заповедников не имеется[6 - Разработанный в 1979 г. проект степного заповедника в Ростовской области признан Ростовским облисполкомом «преждевременным» (Зыков, Нухимовская, Штильмарк, 1981). – добавить от редакции о современных степных заповедниках.].

Идея сбережения именно девственных, не тронутых человеком участков с тем, чтобы проводить научные наблюдения вне сферы хозяйственной деятельности, явилась краеугольным камнем нашего заповедного дела. Именно отсюда возник принцип невмешательства, особенно четко сформулированный в начале XX века проф. Г.А. Кожевниковым. «Участки эти должны быть заповедными в самом строгом смысле слова… Всякие меры, нарушающие естественные условия борьбы за существование, здесь недопустимы… Не надо ничего устранять, ничего добавлять, ничего улучшать. Надо предоставить природу самой себе и наблюдать результаты» (Кожевников, 1909). Несколько позднее им же было введено в науку понятие о заповедниках как эталонах природы, «которых не будет касаться рука человека» (Кожевников, 1928).

Принцип неприкосновенности заповедных участков получил конкретное юридическое воплощение в широко известном ленинском декрете СНК от 16.09.1921 г. «Об охране памятников природы, садов и парков». Именно в то время сложилось представление о заповедании как ограждении природных участков «от всякого вмешательства в жизнь природы со стороны человека» (Подъяпольский, 1929). Еще более четко сформулировано понятие заповедности в постановлении ВЦИК и СНК РСФСР от 5 октября 1921 г. «Об охране участков природы и ее отдельных произведений, имеющих преимущественно научное или культурно-историческое значение» («Декреты…», 1929). «Участки природы… представляющие особую научную или культурно-историческую ценность, подлежат охране или с ограничением их использования, или с оставлением в неприкосновенном виде. С этой целью им может быть присвоена заповедность». Именно последняя формулировка определяет сущность заповедности: заповедано то, что оставлено в неприкосновенности.

В первом типовом положении о заповедниках, состоящих в ведении Наркомпроса («Декреты…», 1929), статья 1 давала вполне четкое определение заповедников. «Заповедниками признаются участки земельной или водной площади, которые навсегда подлежат оставлению в неприкосновенном виде… Вследствие этого естественное состояние полного заповедника не может быть нарушаемо воздействием человека на природу».

В 1930 г. постановлением ВЦИК и СНК РСФСР «Об охране и развитии природных богатств РСФСР» (журн. «Охрана природы», 1930, № 6, с. 150–152) задачи заповедников были несколько изменены, однако формулировка об их неприкосновенности сохранилась («Заповедниками называются участки природы или отдельные ее произведения, объявляемые неприкосновенными» – статья 5). Но это было последнее упоминание в официальных документах о неприкосновенности заповедников от вмешательства человека. Этот принцип вскоре был подвергнут резкой критике и фактически предан забвению (Макаров, 1935; и др.). «Прежний взгляд на заповедники как на неприкосновенные участки никто не будет отстаивать как практически ложный и политически вредный», – писал Е.Л. Марков (1934, с. 134).

Увлечение реконструкцией и преобразованием фауны, использованием заповедников как мест для акклиматизационных экспериментов и дичеразведения сейчас рассматривается как отход от научных принципов заповедного дела (Насимович, 1974, 1979; Филонов, 1975, 1977; и др.). Однако «преобразовательская» позиция оказала заметное влияние, последствия ее сказываются до настоящего времени. Следует сказать, что ее разделяли не только практики, но и некоторые видные ученые. Так, например, проф. И.И. Барабаш-Никифоров и А.Н. Формозов в учебном пособии «Териология» (1963) писали о том, что в заповедниках так же, как и в охотничьих хозяйствах, намечаются и проверяются «пути направленного воздействия на млекопитающих» путем применения различных биотехнических мероприятий: закладки солонцов, развесок гнездовий и т. д.

В период деятельности специальных ведомств по управлению заповедниками РСФСР (1933–1951 гг.) официальные положения о заповедниках были приняты в 1933, 1940 и 1944 гг. В этих документах заповедниками признавались «определенные, имеющие особую хозяйственную, научную и культурную ценность участки природы, хозяйственное использование которых запрещается или ограничивается в целях сохранения от грозящей порчи или уничтожения» (Макаров, 1940). Круг задач заповедников заметно расширился, среди них указывалась необходимость выявления новых сырьевых ресурсов, проведения учетных и акклиматизационных работ, организации туризма. С разрешения Главного управления допускалось пользование природными ресурсами заповедника – сбор грибов и ягод, ловля рыбы, широко практиковался отстрел и отлов животных для научных коллекций. Именно в этот период в заповедниках сложилась ситуация, при которой им вменялись в обязанности взаимоисключающие задачи. В заповедниках по-прежнему запрещалось нарушение естественного состояния природных комплексов, но вместе с тем главной их задачей ставилось увеличение численности полезных животных, количественное и качественное обогащение территории заповедников новыми представителями фауны и растительности путем завоза «как из других мест СССР, так и чужеземных» (Макаров, 1940, с. 6).

Именно в этот период возникло и развилось представление о «заповедном хозяйстве» (Архипов, 1938; Макаров, 1940; и др.). Сюда вкладывались понятия об управлении заповедными объектами, соотношении элементов «заповедного фонда», режиме заповедности, управлении деятельностью заповедника и т. д.

По мнению С.С. Архипова, заповедники призваны выполнять активную народнохозяйственную функцию, не имеющую ничего общего с «созерцательным» отношением к заповедному фонду. Конечно, это в принципе верно, и заповедание вовсе не исключает важных народнохозяйственных функций охраняемых участков, но нельзя совмещать несовместимое – заповедники и хозяйство. Против установок на активное воздействие и преобразование природных комплексов заповедников выступали такие видные ученые, как В.В. Алехин, В.Н. Сукачев, В.Г. Гептнер, Н.А. Прозоровский, В.Н. Скалон и др., но их обвиняли в поддержке «фетиша неприкосновенности», «созерцательности», «пассивности», попытке противодействовать решению злободневных хозяйственных задач и т. д.

Реорганизация заповедного дела, предпринятая в 1950–1951 гг., явилась прямым следствием и развитием такого направления. При этом ранее выступавший против «фетиша неприкосновенности» В.Н. Макаров выглядел уже сам как сторонник этого принципа. Сменивший в 1950 г. К.М. Шведчикова на посту начальника Главного управления по заповедникам при Совете Министров РСФСР лесовод А.В. Малиновский был ярым поборником преобразовательско-хозяйственных тенденций. «Требуетсярешительный переход от заповедности вообще к заповедному хозяйству… Нужно хозяйничать, а не просто наблюдать», – говорил он, в частности, на заседании Научного совета главка 21 мая 1951 г.[7 - ЦГА РСФСР. Ф. 358. Оп. 2. Ед. хр. 1036. Л. 6.] Повестка дня включала обсуждение принципов заповедности и заповедного хозяйства. Один из членов Совета, проф. П.А. Мантейфель, говорил, что обычно под заповедностью понимают невмешательство в природу, но замена этого представления «заповедным хозяйством» позволяет «упростить те споры, которые всегда возникают при вопросе о том, как должны работать заповедники»[8 - Там же.]. Само понятие заповедности отстало от жизни, природу надо переделывать, а не оберегать от воздействия человека – таково (безусловно, в духе времени) было заключение Совета. В резолюции предлагалось «пересмотреть положение о заповедниках в сторону ведения сознательного активного хозяйства»[9 - Там же, Л. 118.].

А.В. Малиновский в своих многочисленных выступлениях того времени неоднократно выдвигал правильный в принципе довод о том, что охрана природы осуществляется в нашей стране всей системой народного хозяйства, однако нельзя согласиться с тем, будто бы из этого вытекает возможность отказа от государственных и общественных органов по охране природы (в свое время А.В. Малиновский настаивал на ликвидации Всероссийского общества охраны природы, где возглавляет теперь секцию охраны леса).

Многие авторы, так же как и А.В. Малиновский, отмечают, что людям надо хозяйствовать на земле, а не просто наблюдать, что «жить – значит преобразовывать» (Гусев, 1975) и т. п. Но такие представления требуют оговорки – они не касаются именно заповедников, поскольку на этих относительно ничтожных по размеру участках «хозяйничать» должна только природа, а не люди, в распоряжении которых остается достаточное количество земель, помимо заповедных. Однако и А.В. Малиновский (1953), и другие авторы, неизменно ссылающиеся на принцип единства охраны и рационального использования природных ресурсов, не учитывают одного первостепенного момента: даже верные принципы не сразу воплощаются в жизнь. Охрана природы, безусловно, осуществляется в процессе ее использования, но отнюдь не всегда это может происходить само собой, и государству приходится прибегать к определенным мерам принуждения, чтобы обеспечить сбережение природных ресурсов, предотвратить их уничтожение, преодолеть объективные противоречия между товарным производством и охраной природы ради более отвлеченных целей (в интересах будущих поколений). Если бы все было иначе, то в нашей стране давно не было бы ни браконьерства, о котором так много и часто сообщает печать, ни многих других правонарушений.

Охраняемые природные территории, в частности заповедники, как раз и являются одним из наглядных проявлений принудительных мер государства по охране природы. И нет ничего удивительного в том, что в период отказа от принципов подлинной заповедности, в момент замены ее «заповедным хозяйством» территории заповедников страны сократились почти в 10 раз, а количество их уменьшилось со 120 до 40. В 1952 г. было утверждено новое Положение «О государственных заповедниках СССР», которое может считаться действующим, хотя оно безусловно отстало от жизни и в большой мере не применяется на практике. В этом документе заповедниками признавались участки земли, имеющие особую ценность, природные богатства которых используются для научно-исследовательской работы в практических интересах народного хозяйства.

Задачами заповедников являлись сохранение и обогащение флоры и фауны, изучение ценных в хозяйственном отношении видов животных и растений, охрана лесов и проведение лесохозяйственных мероприятий, содействие научным исследованиям, практике студентов и туризму Заповедникам разрешалось регулирование численности животных, сбор плодов, ягод, грибов, ловля рыбы, заготовка семян и выделение земельных участков для своих нужд. Этот документ, направленный во все союзные республики, по существу, превратил заповедники в хозяйства особого типа. Не менее наглядным проявлением подобных тенденций явилось преобразование ряда старейших заповедников, в частности, Крымского, Азово-Сивашского и Беловежской пущи в заповедно-охотничьи хозяйства, получившие особое развитие в УССР. По своему нынешнему режиму их следует называть не «заповедно-охотничьими», а «лесо-охотничьими» или «спецохотничьими» хозяйствами. Само по себе сочетание слов «заповедность» и «хозяйство» неправомерно даже юридически. Многочисленные попытки научной общественности вернуть заповедный статус этим хозяйствам успеха пока не имели.

Результаты влияния хозяйственных тенденций в заповедниках еще не оценены в полной мере. Один из старейших специалистов отечественного заповедного дела, доктор географических наук А. А. Насимович характеризует их следующим образом: «Регуляционные мероприятия почти во всех заповедниках, где они проводились или проводятся, были начаты чисто эмпирическим путем и до сих пор, как правило, не имеют под собой надежной научной базы в виде специальных исследований, обоснований и т. п…. Некоторые из этих мероприятий, как, например, отстрел различного рода копытных, рубки ухода и т. п., сильно скомпрометированы администрацией или даже главками заповедников, заинтересованными не столько в регуляции численности и ликвидации очагов размножения стволовых вредителей, сколько в получении мяса, деловой и другой древесины, устройстве охот для чиновников, переводе заповедников на частичную или полную самоокупаемость и т. п.» (Насимович, 1974, с. 118). Не менее критически оценивает применение лесохозяйственных и лесопатологических мероприятий в заповедниках А.М. Краснитский (1975, 1979). Только для степных и некоторых луговых фитоценозов в заповедниках учеными в отдельных случаях признана необходимость периодического вмешательства (выкашивания) для поддержания динамики фитоценозов и предотвращения нежелательных сукцессий (Семенова-Тян-Шанская, 1977; Гребенщиков, 1979).

В конце 50-х гг. взгляды на заповедники заметно изменились в сторону признания их эталонами природы, а не экспериментальными «заповедными» хозяйствами. Этому, в частности, весьма содействовали республиканские законы об охране природы, где давались иные, более близкие к классическим, определения заповедности. Так, в Законе РСФСР «Об охране природы в РСФСР», принятом в 1960 г., говорилось, что территории государственных заповедников «навечно изымаются из хозяйственного использования в научно-исследовательских и культурно-просветительных целях» (ст. 9-я). Согласно «Основам земельного законодательства Союза ССР и союзных республик», утвержденным в 1968 году, «всякая деятельность, нарушающая природные комплексы заповедников или угрожающая сохранению природных объектов, имеющих особую научную или культурную ценность, запрещается как на территории заповедников, так и в пределах устанавливаемых вокруг заповедников охранных зон» (ст. 40-я).

Постановление Совета министров СССР от 10.06.1961 г. № 521 обязало Советы Министров союзных республик разработать и утвердить новые положения о государственных заповедниках. В 1962 г. Совет министров РСФСР утвердил ныне действующее «Положение о государственных заповедниках РСФСР, находящихся в ведении Главного управления охотничьего хозяйства, и заповедников при Совете министров РСФСР» («Сборник…», 1978). Этот документ значительно улучшен по сравнению с союзным «Положением» 1951 г. Однако, наряду с хорошими общими формулировками, соответствующими текстам законов об охране природы, в «Положении» заложен ряд пунктов, предопределяющих отход от классических понятий заповедности. Это – разрешение регуляции численности животных, проведение биотехнических и противопожарных мероприятий, санитарных рубок, борьбы с вредителями, уничтожение волков, содействие экскурсиям и туризму Правда, в документе имеется специальный пункт о том, что в заповедниках могут выделяться участки, «на территории которых исключается всякое вмешательство человека в природные процессы» (ст. 11-я) – своего рода дань классикам! Однако тут же сделана оговорка о том, что в больших заповедниках общая площадь таких участков не должна превышать 10 % их территории. На практике в ряде заповедников стали выделяться зоны так называемой «абсолютной заповедности», а также зоны ограниченного заповедного режима и участки хозяйственного назначения.

Организационная неупорядоченность заповедников, большое число ведомств, ими управляющих, различие в толковании принципов заповедности усиливают противоречивость и разночтение тех или иных формулировок, включаемых в республиканские или ведомственные положения о заповедниках[10 - Помимо вышеуказанного «Положения о заповедниках Главохоты РСФСР», утвержденного Советом министров РСФСР, имеются положения о заповедниках внутри отдельных ведомств (МСХ СССР, АН СССР и др.), а также индивидуальные положения о каждом отдельном заповеднике. Все это увеличивает противоречивость тех или иных формулировок и приложение их к отдельным заповедникам.]. Хотя союзное законодательство («Основы земельного законодательства») запрещает нарушение природных комплексов, однако не только из научной литературы, но даже из многочисленных газетных публикаций широко известно о порой массовых нарушениях заповедного режима. Такие явления, как пастьба скота, ловля рыбы, рубки леса, нерегулируемый туризм, охота, отнюдь не представляют редкости. Как пишет, например, газета «Лесная промышленность» в номере от 14 июня 1980 г., рубка леса в Полесском заповеднике (УССР) в несколько раз превышает уровень, допустимый для обычных лесхозов. Никакая научная работа там не ведется. Можно напомнить также выступление газеты «Правда» об отстреле зубров в Кавказском заповеднике[11 - Газета «Правда» от 13.12.1979 г.]. Таких примеров немало.

Даже непосредственно самим заповедникам в процессе научной или хозяйственной деятельности «случается» нарушать природные комплексы при проведении тех или иных мероприятий. Большие нарушения вносятся в природу заповедников при проведении лесоустройства, прокладке просек, дорог, трансектов, закладке пробных площадей. В ряде случаев есть основания говорить о том, что численность редких животных сокращается под влиянием факторов беспокойства, оказываемого непосредственно работниками заповедников. Исключений из режима заповедности порой так много, что трудно рассматривать их как исключения. Например, временное типовое положение о заповедниках системы МСХ СССР разрешает санитарные рубки, отловы животных для мечения и расселения, а также отстрел в научных целях, возведение построек, проведение топографических и геодезических работ, сенокошение, сбор грибов, орехов и ягод для личных нужд. В положении предусмотрена возможность выделения «участков особого режима», где исключается всякая деятельность человека, т. е. вводится собственно заповедность. Она рассматривается, видимо, как некий «особый режим».

Безусловно, имеются научные доводы против повсеместного слепого использования принципа невмешательства в заповедниках. Многие экологи, в частности Ю.А. Исаков, рассматривают его (данный принцип) как один из возможных факторов деградации природных комплексов в заповедниках. «Принцип полного невмешательства в жизнь природных комплексов заповедников во многих случаях перестал оправдывать себя. Становится необходимым применение активных мер для управления природными комплексами, таких, как: регулирование численности диких копытных, сохранение исходного типа растительности целинных степей, природных комплексов речных дельт и т. д.» (Криницкий, Митрюшкин, Исаков, 1976, с. 57). Иногда понятие об абсолютной заповедности рассматривается даже как «мощный фактор вмешательства человека в природу» (Козло, 1977). «Человек в заповеднике не должен быть пассивным зрителем, пустившим на самотек развитие природных явлений», – пишет О.С. Гребенщиков (1979), отчасти перекликаясь с тезисом А.В. Малиновского о том, что в заповедниках нужно активно хозяйствовать, а не просто наблюдать.

Экологов более всего тревожит возможность разрушения или обеднения наиболее ценных, с их точки зрения, природных комплексов и объектов, выпадение из ценозов редких видов, замена их нежелательными, но более активными «вселенцами» извне. Действительно, будучи в большинстве случаев лишь небольшими клочками весьма относительно сохраненной природы среди огромных преобразованных человеком пространств, заповедники, предоставленные сами себе, рискуют утратить не только качества эталонности, но и своей ценности как резерватов флоры и фауны. Реальность такой угрозы невозможно оспаривать, однако неверно, с нашей точки зрения, подменять понятие эталона природы признаками красоты и обилия.

Многие экологи не учитывают условность представлений о неприкосновенности заповедников. Они не могут быть уже ни при каких обстоятельствах и никакими усилиями изолированы от влияния деятельности человека, ставшей, как известно, реальной «геологической силой». Человек оказывает химическое, радиационное, промышленное воздействие на любые участки планеты. Многие виды загрязнения окружающей природной среды сказываются в глобальных масштабах и безусловно затрагивают заповедные участки, так же как и последствия крупных гидростроительных или мелиоративно-осушительных работ. Да и весь климат планеты сейчас испытывает антропогенное воздействие (Будыко, 1977; Никитин, Новиков, 1980; и др.).

Тем не менее прибегать к специальным вмешательствам в заповедниках сплошь и рядом означает (по образному выражению Н.Ф. Реймерса) «гнуть стрелку барометра в желаемую сторону». Суть и цель заповедности не в том, чтобы сохранить все богатства, все разнообразие живой природы (это цель всей системы особо охраняемых природных территорий), а прежде всего – в сохранении самой возможности сравнивать освоенные территории с нетронутыми. В ряде случаев, когда на чашу весов поставлена судьба уникальных объектов и грозит исчезновение невосполнимого природного фонда, возникает необходимость отказа от заповедности с допущением того или иного хозяйственного вмешательства, но тогда это будет уже не заповедник в классическом понимании, а иная категория охраняемых участков (резерват генофонда, заказник и т. д.). По существу, именно такой путь предлагается, например, в одной из последних работ А.А. Насимовича (1979) для Хоперского заповедника. В целях сохранения выхухоли рекомендуется, в частности, «разработка и осуществление инженерно-гидротехнических и других мероприятий», подобно тому, что планируется и делается сейчас в Астраханском заповеднике. Действительно, в условиях зарегулированной волжской дельты без специальных мер обречены на гибель ценнейшие гнездовья птиц, нерестилища рыбы и т. д. Невмешательство только ради принципа стоило бы обществу слишком больших потерь.

Но такие примеры нельзя возводить в правило и делать из них широкие заключения. Биологам порой трудно наблюдать и регистрировать превращения богатых прежде природных эталонов в разрушающиеся и беднеющие экосистемы («эталоны деградации», как выразился на одном из совещаний В.В. Криницкий). Однако же в условиях глобальных антропогенных изменений именно такой может стать со временем одна из главных функций заповедников. Недопустимо и не нужно заменять правила исключениями. Заповедность присваивается для того, чтобы человек не вмешивался в ход природных процессов непосредственно на территории заповедника (отчасти – в пределах охранных зон). Оградить же заповедники от всякого вмешательства, конечно, невозможно. К тому же влияние чисто природных и антропогенных факторов нередко выражается совместно. Каспий мелеет и сам по себе, и под влиянием хозяйственной деятельности. Вполне правомерно представление о роли прикаспийских заповедников в том, чтобы вести наблюдения за всеми изменениями природы на одном и том же месте, даже если вместо былых джунглей и плавней образовались соляные пустыни. В штатах заповедника герпетологи сменят ихтиологов, сократится число орнитологов и ботаников, но непреходящая ценность стационарных наблюдений не будет утрачена. Резерват же ради сохранения ценных животных может кочевать вслед за Каспием.

Отнюдь не во всех случаях наступает резкая и необратимая деградация природных сообществ, гораздо чаще (например, в пресловутых случаях угнетения копытными лесных угодий) она может быть частичной, временной, неполной, а то и мнимой, особенно если учесть кратковременность и беглость наших наблюдений. У природных сукцессий иные мерки времени. Очевидно, в принципе идеалом заповедной природы являются сбалансированные климаксовые сообщества, но даже и в них может нарушаться естественное равновесие, происходят многовековые смены биогеоценозов, наблюдаемые нами лишь на отдельных этапах. С такой точки зрения нельзя трагически смотреть на свежие гари, возникшие от сухих гроз, на леса, поврежденные насекомыми или копытными, на недостаток кормовой базы для отдельных животных и т. д. Зато недопустимость любых рубок, регуляций, истребления хищников и «вредителей» несомненна уже потому, что отказ от заповедности принесет ущерб науке, лишит ее важнейшего источника информации. Нельзя забывать и о том, что наши ведущие биологи, в частности Г.Ф. Морозов, неоднократно указывали на то, что в природе нет «полезных» или «вредных» животных. Понятия о вреде и пользе животных носят чисто хозяйственную трактовку, совершенно неуместную для заповедников. Недаром академик ВАСХНИЛ Д. Брежнев, выступая недавно в защиту заповедников (газета «Правда» от 5 июня 1980 г.), отмечал, что положение о заповедниках должно предусматривать их автономию, исключающую какое бы то ни было хозяйственное вмешательство в жизнь охраняемых биогеоценозов. Особое возражение автора, кстати, вызывает именно сенокошение, признаваемое в ряде заповедников системы МСХ СССР.

В связи с этим первостепенное значение приобретает официальное оформление заповедного статуса, конкретное определение заповедности. Выше говорилось о том, что только в Положении о заповедниках Главохоты РСФСР ныне предусматривается выделение участков, в пределах которых не допускается никакого вмешательства человека в жизнь природных комплексов. Многие экологи возражают против разделения территории заповедников на участки различного режима, утверждая, что «весь заповедник должен быть заповедником». Но на практике единого строгого режима для всей территории заповедника не удавалось выдержать никогда и нигде. Определенное разумное зонирование неизбежно и даже оправдано для всех категорий охраняемых природных объектов, включая и заповедники. Всегда приходится выделять в них какие-то участки ограниченного пользования для нужд самого заповедника, проведения научных исследований и т. д. Другое дело, что размер абсолютно заповедной неприкосновенной (даже для науки) площади должен составить не 10 %, а гораздо больше, в среднем до 90 % территории. Возможно, что на них допустимы через определенные промежутки времени научные наблюдения, проводимые при условии минимального вмешательства и беспокойства, но в принципе они могут производиться при помощи самописцев, особых приборов, авианаблюдений и т. д. (этот вопрос очень сложен и требует еще детальных разработок).

В целом можно констатировать, что классические принципы отечественного заповедного дела в настоящее время уступают свое место идеям регуляции и управления популяциями диких животных. Но это ни в коем случае не означает, что сама по себе идея невмешательства в заповедную природу окончательно потерпела крах и отвергнута жизнью. Дело в том, что мы не можем достоверно судить об этом принципе, потому что он, по существу, остался невоплощенным и непроверенным, такая проверка требует длительных сроков.

Весьма показательно, что в практике мировой науки главный отечественный принцип заповедного дела – принцип неприкосновенности заповедников – все же получил признание. Это наглядно подтверждает «Многоязычный словарь терминов по охране природы» (1976), в составлении которого принимали участие и научные сотрудники ЦЛОП МСХ СССР (ныне – ВНИИ Природа МСХ СССР). В разделе «Охраняемые объекты» приводятся два термина в отношении заповедников. «Полный заповедник» определяется как «охраняемый участок природы, на котором полностью исключено любое вмешательство человека, кроме строго контролируемых научных исследований, не оказывающих влияния на охраняемые объекты» (с. 80). С некоторыми оговорками можно признать, что такое определение соответствует классическим принципам заповедности. Оговорки касаются проведения научных исследований, которые часто связаны с непосредственными и порою весьма существенными вмешательствами (закладка пробных площадей, отлов и отстрел животных в научных целях, маркирование, сбор гербариев, обнажение корневой системы растений, почвенные пробы и др.). Конечно, эти нарушения значительно меньше тех, которые производятся при лесоустройстве, противопожарной охране, при заповедно-режимных мероприятиях, различных «обустройствах» с закладкой дорог, просек, трансектов и т. п., но все-таки даже простое хождение (а еще чаще – езда) по территории заповедника его многочисленных работников уже само по себе является значительным фактором беспокойства.

Вторая категория заповедников по данной терминологии – «заповедник направленного режима: охраняемый участок природы, для сохранения которого в желаемом состоянии требуется особое вмешательство человека»(Там же). Это в настоящее время соответствует, пожалуй, подавляющему большинству, если не всем нашим заповедникам.

В отличие от предельно ясного и недвусмысленного принципа неприкосновенности (полной заповедности) данная формулировка характеризуется возможностью разнообразных разночтений. Что, собственно говоря, означает «сохранение в желаемом состоянии»? В желаемом для кого? Ботаники и зоологи, не говоря уже о профилях и специализациях этих ученых, администраторы и работники ведомств могут иметь всевозможные представления о «желательности» состояния природы заповедников и способах достижения этого. К тому же здесь неизбежно скажутся привходящие обстоятельства организационного, финансового, наконец, просто субъективного характера. Поэтому, не отвергая термин «заповедник направленного режима» (поскольку это в ряде случаев необходимая реальность), требуется дать для него более четкое определение, исходя из конкретных задач и направлений деятельности таких заповедников (Реймерс, Штильмарк, 1978).

Н.Ф. Реймерс (1979) предпринял попытку дать развернутое и детализированное определение разных категорий заповедников (к сожалению, автор не включил в свой словарь термин «заповедно сть»). «Полным заповедником» Н.Ф. Реймерс называет особо охраняемые природные территории, изъятые из какого бы то ни было традиционного использования и предназначенные исключительно для сохранения информационных ресурсов (включая генетическую информацию) для научных целей. К заповедникам направленного режима (управляемым резерватам) автор относит «полный» заповедник (раз «направленного режима», значит, уже не «полный»!), не представляющий естественной саморегулирующейся экологической системы, или такой, в котором направление развития природы не соответствует нормам, признанным целесообразными, а потому требующий проведения определенных мероприятий по поддержанию оптимальных условий для отдельных видов.

Это определение, по нашему мнению, также нельзя считать достаточно удачным ни по форме, ни по смыслу, поскольку оно допускает разные толкования и чересчур усложнено. То же касается формулировок в статьях «Биосферный заповедник», «Эталонный заповедник» и некоторых других. Безусловно, правильным можно признать положение из статьи «Заповедник», где автор пишет, что заповедником в узком смысле следует называть лишь полный (абсолютный) заповедник, куда запрещен вход посетителям. Все же формы охраняемых территорий, предназначенные для посещения, необходимо называть разного рода парками. Можно считать, что на сегодняшний день жизнь уже разрешила спор между теми, кто пытался провести идею о национальных и природных парках как разновидностях заповедников, и противниками таких представлений. Даже официальные типовые положения в настоящее время готовятся отдельно по заповедникам и национальным (природным) паркам, а в большинстве заповедников, по существу, прекращен организованный туризм. Видимо, правильнее говорить о категориях охраняемых природных объектов, а не пытаться классифицировать вместе заповедники, парки, акклиматизационные сады, питомники и т. д. (Гусев, 1972).

Нельзя забывать о том, что стремление к использованию заповедников в практических целях, в частности для туризма и рекреации, остается весьма значительным. Так, председатель Центрального Совета по туризму и экскурсиям ВЦСПС А.Х. Абуков в книге «Туризм сегодня и завтра» (1978) пишет о необходимости «хорошо продумать и организовать посещение заповедных мест» (с. 190). «Теоретическую» базу под это подводит Е.А. Котляров (1978), поместивший в своей книге специальный раздел «Рекреационное использование заповедников и заказников». Автор не видит разницы между национальными парками и заповедниками, которые, по его мнению, «весьма заманчивы для организации туризма» (с. 197).

Итак, хотя понятие о подлинной заповедности (неприкосновенности заповедников) официально признано мировой наукой, он не может пока пробить себе дорогу в практику наших заповедников. Мы видим в этом существенный недостаток заповедного дела на современном этапе, который является самым суровым наследием недавней стратегии натиска на природу, призывов о ее полном преобразовании и т. д. Содействуют такому положению упрощенно воспринимаемые экологами представления о мнимом единстве охраны и рационального использования природы. Дело в том, что существенные противоречия между использованием и охраной природы пока неизбежны. Это убедительно показано, в частности, в труде О.С. Колбасова(1976)и др.

В условиях, когда в заповедниках еще не могут быть реализованы принципы неприкосновенности, следует более осторожно относиться к созданию новых резерватов в удаленных и малообжитых территориях страны. Разумеется, сейчас трудно найти такие районы, где на природу не оказывали бы влияние люди, даже если они не живут здесь постоянно (экспедиции, туристы и т. д.). Но нужно учитывать уровень, частоту и степень факторов беспокойства. Браконьеры могут проплыть на лодке по дальней речке 1–2 раза в год, а моторки с работниками охраны или учетчиками плавают по заповедным речкам постоянно. Авиаучеты, особенно если они проводятся на бреющем полете, несомненно оказывают неблагоприятное действие на животных. Так, например, копытные звери бегут по глубокому насту, что может вызвать у их пневмонию (одна из возможных причин гибели нескольких овцебыков на острове Врангеля), птицы слетают с кладок, теряя потомство, и т. д. К сожалению, этот вопрос совершенно не затронут в литературе.

Более того, как это ни парадоксально, даже при «заповедно-режимных», противопожарных и некоторых научных мероприятиях в заповедниках природе может быть причинен значительно больший ущерб, чем в результате редкого и нерегулярного браконьерства в отдаленных местностях.[12 - Особенно опасным оказывается использование в заповедниках механизированной техники (вездеходов, тракторов и т. д.); к сожалению, насыщенность ею службы охраны рассматривается как достижение, хотя в принципе она должна применяться лишь в исключительных случаях. Такие средства передвижения, как велосипеды, лошади, оленьи и собачьи упряжки гораздо предпочтительнее для заповедников по сравнению с разного рода машинами. Гусеничный же транспорт вообще недопустим.]

На этом фоне значительно возрастает природоохранная и научно-информационная (потенциально!) роль неосвоенных и отдаленных территорий, в частности, в Арктике, в зонах тайги и тундры, поскольку степень фактического воздействия антропогенного фактора там может быть даже ниже по сравнению с действующими заповедниками. Кстати, в ряде стран участки сохранившейся «примитивной» или «дикой» природы рассматриваются как особая форма охраняемых природных территорий (Snyder, 1976; Стоилов, 1979; и др.). Было бы целесообразно осуществить, как это ранее рекомендовалось (Зыков, Нухимовская, 1979; и др.), резервирование таких участков для создания там абсолютных заповедников в будущем. Заповедание в современном представлении может в отдельных случаях привести к развитию факторов беспокойства и усилить уровень антропогенного воздействия на природные комплексы.

Первостепенной задачей в настоящее время является официальное юридическое признание главных принципов подлинной заповедности, внесения их в законодательные акты, в государственные стандарты и другие документы. Следующим этапом, возможным лишь при коренном организационно-правовом изменении заповедного дела, явится внедрение этих принципов в практику деятельности наших заповедников. В конечном торжестве этих принципов над хозяйственно-прагматическими приемами не может быть никаких сомнений.

1.2. Принципы заповедности и развитие системы биосферных заповедников[13 - Всесоюзное совещание: Биосферные заповедники. Современное состояние и перспективы развития. Тезисы докладов. Пущино, 1981. С. 20–24.]

Понятие о заповедности в настоящее время по-разному употребляется и воспринимается даже специалистами. В широком смысле многие говорят об уровне и степени заповедности, рассматривая, кроме собственно заповедников, и другие формы территориальной охраны природы – заказники, памятники природы, охраняемые ландшафты и т. п. В узком же и более конкретном плане под заповедностью необходимо понимать не только полное исключение того или иного участка из всякого утилитарного хозяйственного использования, но и отсутствие непосредственного антропогенного воздействия. Именно такой смысл был вложен в термин «заповедник» классиками отечественной науки в начале XX века (В.В. Докучаевым, И.П. Бородиным, Г.Ф. Морозовым, Г.А. Кожевниковым и др.). Заповедность понималась ими как абсолютное невмешательство в природу, и этот тезис был принят советским природоохранным законодательством, хотя впоследствии неоднократно подвергался ревизиям.

Ныне заповедниками признаются территории, исключенные из хозяйственного использования в научных или культурно-просветительных целях[14 - Следует учитывать, что помимо природных заповедников существуют ещё историко-культурные, в также промежуточные формы между этими категориями (историко-архитектурные и природные музеи-заповедники, например, Соловецкие острова).]. Заповедность, как правило, обеспечивается правами землепользования на данный природный участок и прекращением воздействия людей, включая их пребывание, – в этом основное отличие заповедников от национальных парков, заказников и других охраняемых территорий. Разумеется, всевозможные формы глобального антропогенного влияния (загрязнение и др.) сказываются и на заповедных территориях, но прямое должно прекращаться.

К сожалению, классические принципы заповедности с большим трудом осуществляются в реальной действительности. Потребность человека в конкретной практической и преобразовательной деятельности столь велика, что идеи невмешательства в заповедную природу часто рассматриваются как консервативные, если не реакционные, они заменяются требованиями направленной регуляции и управления биоценозами подчас даже в тех случаях, когда для этого нет объективных условий и достаточной научной базы. Широкая общественность, а также большинство экологов неспособны в течение длительного времени, не вмешиваясь, наблюдать нежелательные с общепринятой точки зрения, изменения в заповедных биогеоценозах. Они стремятся воздействовать «в желательном направлении» на ход сукцессии, регулировать численность животных, их видовой состав, осуществлять «заповедно-режимные мероприятия» и т. д. При этом часто ссылаются на проявления хозяйственной деятельности вне заповедника, не считаясь с тем, что этот фактор становится уже общим глобальным фоном и должен рассматриваться наравне с природными.

Подавляющее большинство официальных положений о заповедниках (включая недавно принятые «Типовые положения», утвержденные в апреле 1981 г. Госпланом СССР и ГКНТ), включают в себя статьи, допускающие в заповедниках самую различную деятельность, направленную на «выполнение поставленных перед ними задач». В условиях существующей многоведомственности и отсутствия научно-методического центра эта формулировка, по существу, развязывает руки тем, кто видит в наших заповедниках специфические «заповедные хозяйства» (термин, получивший широкое официальное признание, несмотря на его юридическую неправомочность).

Хотя практически во всех заповедниках выделялись те или иные участки различного режима («зоны покоя», «зоны абсолютной заповедности», участки для ограниченного хозяйственного использования, экспериментальные и другие), официальное зонирование в научной литературе пока признается только для биосферных заповедников, где, по мнению большинства авторов, должно существовать как заповедное («срединное») ядро, так и обширная буферная зона, в которой изучается не только природа, но и воздействие различных форм землепользования. Вместе с тем, многочисленные попытки официального зонирования существующих заповедников всегда вызывали и вызывают резкую критику со стороны ученых, поскольку были, по существу, стремлением к передаче части заповедных площадей для экспериментальных или научно-хозяйственных целей. Новые «Типовые положения» зонирования заповедников не предусматривают.

Концепция биосферных заповедников рассматривается как более высокий этап охраны природы по сравнению с классическими консервационными принципами. «Научно-исследовательская деятельность в них, – пишут в журнале «Курьер ЮНЕСКО» (май 1981, с. 34) В. Лусиги и Д. Робертсон, – включает вопросы не только экологии флоры и фауны, но и рационального использования природных ресурсов… Выходя за рамки сохранения, концепция биосферного заповедника предусматривает активное изучение более широкого вопроса использования и преобразования человеком экосистем в целом». Такую постановку вопроса, которую разделяют и наши ведущие специалисты, можно только приветствовать, однако она показывает, что биосферные заповедники являются принципиально новой формой особо охраняемых природных территорий, сочетающей в себе лишь некоторые признаки заповедности с активной научно-хозяйственной деятельностью. Недаром указанные выше авторы пишут далее, что сам термин «заповедник» в данной концепции является неточным.

В самом деле, биосферные заповедники мыслятся как весьма обширные территории (участки биосферы!), позволяющие прежде всего изучать, контролировать и прогнозировать антропогенные изменения в биосфере как среде жизни людей. Задача сохранения генетического и экологического разнообразия биоты, что является главным для наших заповедников по действующему законодательству и подчеркнуто еще раз недавним Законом об охране и использовании животного мира, несомненно уступает здесь основную роль глобальному и региональному мониторингу.

На первоначальной стадии формирования сети отечественных биосферных заповедников, казалось бы, не подлежало сомнению, что они будут создаваться как крупные территориальные единицы в различных географических регионах страны. Конкретно намечалось создать шесть больших биосферных заповедников-станций, в частности, там, где государственных действующих заповедников не имеется – на Земле Франца-Иосифа, в Якутии и т. д. (Герасимов, Израэль, Соколов, 1976). Однако в последующем статус биосферных заповедников получили несколько давно созданных заповедников, преимущественно системы Минсельхоза СССР. Ныне большинство из них стоит перед сложной проблемой сочетания традиционных и привычных заповедных задач с новыми научно-хозяйственными концепциями, с необходимостью официального выделения зон различного режима, что противоречит новым «Типовым положениям», которые, кстати, совершенно не предусматривают ни статуса, ни самого понятия о биосферных заповедниках. А поскольку вовлечение окружающих заповедники территорий в буферную зону довольно сложно, наблюдается тенденция выделения этой зоны за счет заповедной площади, что опять же вызывает критику со стороны многих ученых и энтузиастов охраны природы. К тому же развертывание довольно сложных мониторинговых исследований и даже простое увеличение числа научных сотрудников в заповедниках неизбежно связано с дополнительными нагрузками на заповедные комплексы, с возрастанием фактора беспокойства.

Таким образом, нынешние тенденции возведения уже действующих заповедников в будто бы более высокий ранг биосферных станций нельзя признать правильным. Биосферные станции (такое многими принимаемое название более верное) должны составлять самостоятельную и отдельную категорию охраняемых природных территорий. Высокие ведомства, заинтересованные в создании биосферных заповедных станций (Академия наук СССР, Госкомгидромет СССР), безусловно в состоянии решить проблему их создания без использования системы действующих государственных заповедников, кроме, быть может, исключительных случаев, когда это вызвано особой необходимостью (Репетекский или Центрально-черноземный заповедники). Но и при этом недопустимы попытки изменить или ослабить режим заповедности в связи с развитием научно-хозяйственных и экспериментальных работ, которые должны осуществляться только за пределами действующих заповедников (в крайних случаях – в их охранных зонах). В нашей стране достаточно территории, чтобы развернуть сеть биосферных станций без ущерба для заповедного дела страны.

Необходимо учитывать, что и обычные, и биосферные заповедники могут плодотворно осуществлять свои функции только в составе всей системы особо охраняемых природных территорий (Реймерс, Штильмарк, 1978). При ее формировании нужно действовать так, чтобы повышать, а не понижать степень охраны или заповедности в широком смысле слова. Организация же биосферных заповедников пока грозит пойти по другому пути, и эту опасность необходимо вовремя увидеть и устранить. Разумеется, все сказанное не снижает важности проблемы скорейшего развития общегосударственной системы биосферных заповедников-станций, имеющих первостепенное научное значение при решении многочисленных проблем охраны окружающей природной среды.

1.3. Проблемы оптимального размещения заповедных территорий в РСФСР[15 - Теоретические основы заповедного дела: Тезисы докладов Всесоюзн. совещ., Львов, 18–19 декабря 1985 г. М., 1985. С. 313–316.]