скачать книгу бесплатно
Ему хотелось пить. Он облизнул пересохшие губы, язык словно терка. В правом виске стреляло. Несмотря на то что внутри корабля поддерживалась оптимальная температура, отсутствие одежды не добавляло комфорта, это точно.
А потом Оллин вспомнил.
О том, как Аси рассказывал ему, маленькому, историю о мужчине, корабль которого разрушился в шторм, а самого его выбросило на необитаемый остров. Тогда Оллину эта история понравилась настолько, что он некоторое время воображал себя таким же потерпевшим бедствие. В конце концов, у Робинзона был Пятница, а у него, Оллина, Аси. В секторе джунглей так и остался построенный на дереве домик. Но игры хватило на месяц. А потом снова вернулось желание биться лбом в защитный купол до тех пор, пока мир вокруг не погаснет.
Все еще лежа на полу, Оллин медленно обвел взглядом кают-компанию.
Отделка дорогая. Два пухлых дивана. Дальше и ближе к люку небольшая дверца с сенсорным замком. Оллин как будто возвращался в прошлое и снова вопреки всему – рассудку, памяти – начинал чувствовать себя доисторическим Робинзоном. Только теперь он был узником не острова, но чужого корабля.
– На борту есть вода? – произнес Оллин в никуда, надеясь, что интеллект корабля отреагирует должным образом.
– Разумеется, корабль имеет запасы жизнеобеспечения экипажа, – доброжелательно откликнулся шелестящий голос.
– Дай мне воды, – попросил Оллин, – и… еды.
В спину мягко толкнуло, он откатился в сторону. Оказалось, что как раз между диванами, где разлегся Оллин, из пола поднимался металлический столик. Потом поверхность его раскрылась, словно коробка, и Оллин получил поднос, полный брикетов и запечатанных металлизированной пленкой контейнеров. Но самое главное, тут была пластиковая бутылка воды. Он схватил ее, сорвал крышку и долго и жадно пил, пока не осталось совсем немного на донышке. Потом порылся в брикетах, поймал себя на том, что получает удовольствие уже от того, что ощущает пальцами новые материалы. Шелестящие цветные обертки. Аси всегда подавал пищу только что приготовленную, горячую. Наконец Оллин выбрал контейнер, на котором значилось «Салат Тирана Арруха», осторожно вскрыл. В ноздри ударил совершенно новый, незнакомый аромат специй. Он принюхался, внимательно осмотрел кусочки белого мяса и овощей. Сбоку к контейнеру крепилась пластиковая ложка, и ею-то Оллин и воспользовался.
Боль и тошнота медленно отступали. Он поднялся, прошелся туда-сюда по тесному помещению, снова глянул на закрытую дверцу.
– Что там? – спросил у корабля, указывая на интересующий объект.
– Одежда и оружие, – прошелестело в ответ.
– Открывай.
Он заглянул в подобие маленькой кладовки с трепетом человека, откопавшего старинный сундук. Содержимое не разочаровало: несколько легких, но прочных комбинезонов, совершенно новых, затянутых в упаковочную пленку. Две винтовки и с десяток зарядных капсул к ним, светящихся ядовитой зеленью. Оллин с удовольствием покрутил винтовку в руках. Нейротренажер, конечно, позволяет научиться стрелять, причем с вполне реальными ощущениями, но в искусственной реальности и близко не испытаешь ощущений прикосновения к матовому, чуть шершавому сверхпрочному пластику приклада. Оллин провел подушечками пальцев по хромированному стволу винтовки, покачал головой. Наверное, это выглядит со стороны странно и смешно, когда здоровый двадцативосьмилетний мужчина сперва радостно щупает брикеты с едой, а потом – винтовки. Он поймал себя на том, что не прочь точно так же, тактильно, обследовать всю кают-компанию. А что будет, когда наконец встретит гуманоидов? Их тоже будет ощупывать и обнюхивать?
Оллин вздохнул, с сожалением отставил винтовку и взялся за одежду. Графитово-серый, тускло блестящий комбинезон был сшит из довольно тонкой, шелковистой на ощупь ткани и пах новым пластиком. Оллин кое-как натянул его на себя, штанины и рукава оказались коротки, но уже через несколько минут, нагревшись от тепла тела, ткань как будто растянулась, и плотные манжеты удобно сели на запястья. На рукаве костюма Оллин прочел: «Делайн инкорпорейтед».
Вот бы узнать, это производитель костюмов? Или же люди, пришедшие убивать, имеют непосредственную связь с этим Делайн?
«А если Делайн – это тот, кто хотел тебя убить? Или, что еще хуже, тот, кто всю жизнь продержал тебя взаперти, словно зверушку? Что тогда?»
Оллин невольно улыбнулся.
Тогда… о, тогда господину Делайну не поздоровится.
– Рекомендую пристегнуться, – произнес корабль, – гиперпрыжок в процессе подготовки. Точка выхода – орбита планеты Эрфест.
?
Эрфест с орбиты казался совершенно необитаемой планетой. Никаких вмешательств человека, что есть – все сотворила природа. Оллин, полулежа в кресле и гоняя во рту найденный мятный леденец, пролистывал корабельный планшет на предмет сведений об Эрфесте, и чем больше листал, тем больше планета ему нравилась.
Никаких привычных технологий.
Даже радиосети нет.
А что еще нужно человеку, который хочет стать незаметным хотя бы на время?
Ни фабрик, ни мануфактур. Развитие цивилизации… Да и нет ее в том понимании, к которому привык Оллин. На клочке одного материка планеты нечто вроде первобытно-племенного строя. На другом, побольше – государство с централизованным управлением, занявшее обширную плодородную долину в дельте большой реки. И в долине, зажатой в кольце гор, – феодализм с присущей ему раздробленностью и мелкими дрязгами между царьками. И никаких вам терраполисов, и никаких индустриальных зон. Жалкие людские поселения в тисках здешней суровой природы. Шаг вправо – лес и хищные звери, шаг влево – голые скалы, шаг еще куда-нибудь – пустыня. Да и какие здесь люди… Оллин хмыкнул. Так, что-то вроде примитивных зверушек. Знания убогие, и вся жизнь убогая и короткая.
Такая же убогая, как у него самого.
Оллин прищурился на развернутую трехмерную карту Эрфеста. Можно было сесть где-нибудь в укромном уголке планеты так, чтоб никто и никогда не увидел. Но ему хотелось… неуемное, возможно, глупое желание – увидеть других людей. Не на экране, а вживую. Пусть грязных, примитивных, но все-таки живых. Настоящих.
И он решился. Та часть мира, где люди развились до состояния феодализма, лежала ближе к северному полюсу планеты. Там всюду были кудрявые шапки лесов, в нескольких местах разбитые невысокими горными хребтами. Блестели узкие синие ленты рек и небольшие плошки озер. Оллин потянул на себя изображение, меняя масштаб. Одно место ему особенно приглянулось – река, озеро. На одном берегу озера, том, что высокий и обрывистый, – вроде как город, нагромождение каменных строений, а на другом близко к воде подступает вековой лес, среди которого выглядывает холм с лысой вершиной. И Оллин подумал, что склон холма смотрится вполне дружелюбно. С одной стороны, вряд ли люди будут ходить туда сквозь лесную чащу. С другой – сам он, обратившись, вполне может добраться до озера, а там и до города рукой подать.
Оллин пощелкал переключателями. Он все не мог нарадоваться, что в свое время у него хватило ума накачать себе программ-нейротренажеров, а потом обучиться на них не только управлению небольшим кораблем, но и основам информационных операций, и некоторым приемам рукопашного боя. Нейротренажер обеспечивал полное погружение в действительность. Даже пинки, получаемые от врагов, потом неделями ныли и сходили уродливыми сизыми пятнами.
А теперь вот – хвала милосердной Лакшми – все это пригодилось.
Единственное, пожалуй, что немного беспокоило Оллина, так это отсутствие денег. Рано или поздно ему придется дозаправлять корабль. Не будет же он торчать на этой планетке, населенной примитивами, всю жизнь? Впрочем, нужно поискать. А вдруг кто-нибудь оставил карточку с федеральными кредитами?
Между тем корабль едва ощутимо задрожал, входя в плотные слои атмосферы. Где-то загудели генераторы охлаждения, зашумели тормозные двигатели. Поверхность Эрфеста стремительно приближалась. Зелено-синяя, чистая, как будто умытая. Уже перед посадкой Оллин заметил, что верхушки деревьев колышутся легкими волнами. Это означало, что там, снаружи, ветер. И отчего-то снова кольнуло застарелой болью. Там, где его держали, никогда не было ветра. Была только упругая теплая медуза с великолепным интеллектом. Аси. Видение, ком обугленного силикона с дрожащими проводками и тонкими пружинками, намертво впечаталось в сетчатку, и Оллин с тоской подумал о том, что вот – садится он на незнакомую, но хотя бы невраждебную планету, а сердце все равно ноет, и ноет противно, и руки вспоминают прикосновения к мягким ребристым щупальцам. Воспоминания въелись намертво, не вытравить их, не стряхнуть в дорожную пыль. И глазам горячо и больно, щиплет их противно, а из горла рвется тоскливый вой.
«С ума сошел, – вяло ворочались мысли под стенками черепа, – ты наконец свободен. Чего теперь разнылся? Ассистента пожалел? Так ему даже больно не было».
Но какая-то иррациональная часть сознания нашептывала, что – было. Потому что если Аси не мог ничего чувствовать, то не гладил бы по голове плачущего мальчугана, осторожно и трепетно обнимая щупальцем за плечи и прижимая щекой к холодному овальному экрану.
Лес, холм надвинулись на панорамное окно почти мгновенно.
Корабль выпустил посадочные упоры, и шум двигателей стал глохнуть.
Полет окончился.
Глава 2
Добропорядочная жена
…Добропорядочные жены не убегают от мужей в лес. Добропорядочные жены предпочитают терпеть побои и прятаться по пыльным углам, словно крысы. И ведь на самом деле неясно, что хуже – несколько свежих синяков и выбитые зубы или Про?клятые, что тенями бродят среди старых дубов.
Сон с драконом оказался вещим, ничего хорошего… Айрис бежала. Поскальзывалась на влажной тропе, падала, кое-как поднималась и снова бежала. Хватая ртом раскалившийся вдруг воздух, прижимая к груди левую руку. А в ушах все еще звучал рев мужа: «Убью, тва-а-а-арь!»
Она ведь честно терпела, ибо да убоится жена мужа, да подставит спину свою под плеть и длань мужнину. Терпела до рождения Микаэла, терпела после. Потом молоко пропало, пришлось искать кормилицу. Барон Ревельшон впечатлился размерами груди последней и… в общем, ее не бил. Всю злость оставлял дорогой жене. Сына, правда, не трогал – да и что тут трогать, только второй год пошел Мике, единственному наследнику. Почему-то получилось, что только Айрис и смогла родить чудовищу младенца.
Айрис перешла на шаг, задыхаясь. Прислушалась. Погоня вроде бы отстала, лишь где-то вдалеке трепетали крики и лошадиное ржание, запутывались в густых ветвях, цеплялись за вспученные корни и таяли, таяли…
Ничего. Она пересидит здесь до темноты, а потом вернется тихонечко… Если бы не Мика, то никогда бы, лучше волкам на съедение. Но – Микаэл, его маленькие пухлые ручки, пахнущие молоком, мягкие волосики, которые торчат смешным хохолком на макушке. Она постоянно вглядывалась в личико малыша с трепетом, каждый раз ожидая увидеть в нем черты барона. Но пока что Мика был до ужаса похож на нее. Возможно, именно это мужа и бесило.
Айрис опустилась на мох под деревом и закрыла глаза, давя рвущиеся на волю рыдания. Рука стремительно наливалась пульсирующей тяжестью, ее как будто распирало изнутри. Айрис посмотрела на нее – кисть начинала походить на багрово-синюшную подушку, а любая попытка шевельнуть пальцами отзывалась продирающей до позвоночника болью, такой сильной, что перед глазами свет меркнул.
Скотина. Проклятая тварь. Похоже, рука была сломана.
И этот простой вывод оказался последним камешком в чаше терпения. Айрис обмякла, прислонившись к стволу, и попросту тихо завыла.
Почему с ней все так?
Двуединый, почему родители продали ее, одну из шести своих дочерей, в семнадцать лет?
Почему решили, что нет для дочери судьбы лучше, чем стать баронессой Ревельшон, хотя все и так знали, что трех предыдущих своих жен чудовище забило до смерти?
А ведь тогда за ней ухаживал сын оружейника из лавки напротив. Милый, такой юный и чистый. Но родители распорядились иначе. Им ведь надо было собирать приданое для других дочерей и что-то оставить младшему из детей, самому любимому и единственному сыну Арнишу. Дочери – разменная монета. Сын все-таки наследник, с этим не поспоришь. Так уж заведено, что мальчиков любят, а девочки – обуза и сплошные неприятности. Поэтому, когда барон обратил свой взор на Айрис, ее попросту обменяли на сундучок с золотыми монетами. Отец устало махнул рукой, ему просто тащить на шее меньше девок, а вот матушка… Любимая когда-то матушка даже радовалась. Как же глупо…
Айрис выла, раскачиваясь из стороны в сторону. И теперь уже она и не знала, что делать дальше. Если вернется в замок… И если к тому моменту барон не напьется – точно прибьет.
Но в замке остался ее ангелок, такой же белокурый и светлокожий, как и она сама. Совершенно непохожий на своего отца. И от осознания того, что вернуться все же придется, перед глазами темнело, а во рту собиралась горькая, с привкусом желчи слюна.
Баюкая распухшую руку, откинувшись спиной на шершавый ствол, Айрис пыталась думать. Все это… просто не могло больше продолжаться. Муж ее убьет рано или поздно. А она?.. Жить все равно хотелось. Мике будет плохо без нее. Кормилица, конечно, добрая женщина, но не пожалеет, не приголубит, как родная мать. Да и теплилась надежда, что, быть может, она понесет второй раз, и тогда? А что тогда? Айрис замотала головой и стиснула зубы. Беда в том, что она не хотела больше детей. Не хотела видеть самодовольную, сальную ухмылочку на лице мужа. К своему ужасу и стыду ей очень хотелось, чтобы ему было так же больно, как и ей.
Мысли, обежав круг, вернулись к вопросу о том, как незаметно попасть в замок и что нужно предпринять, чтобы благочестивый Рато Ревельшон не овдовел еще раз.
«Надо пожаловаться патеру Сколту, – внезапно подумалось Айрис, – он хороший человек и, хоть и не пойдет против Рато, возможно, уговорит его быть милостивым к матери единственного наследника».
Идея про патера ей понравилась. Благообразный и серьезный, патер выслушивал ее исповеди с таким искренним и сердечным состраданием, что Айрис убедила себя: когда он увидит распухшую и посиневшую руку, обязательно поговорит с мужем. Припугнет его небесными карами, наконец. Нельзя же так… с собственной женой. Смущало немного то, что патер знал о том, что барон скор на расправу, и при этом ничего ему не говорил. Но до сего дня ведь были просто синяки и разбитое лицо. А нынче вот… рука.
Айрис вздохнула. После слез накатывала усталость. Хотелось свернуться клубочком у корней дуба, закрыть глаза и наконец побыть одной среди баюкающих шорохов леса. Не возвращаться никогда. Но в замке остался ее Мика, ее шелковое сокровище, ее ниточка, последняя, что соединяла ее с этим миром, не давая затянуть петлю на шее. Поэтому… в замок придется вернуться.
Айрис вытерла глаза и огляделась. Несмотря на то что день был в разгаре, под кронами вековых дубов царил сумрак. Пахло сыростью и травой. Неподалеку журчала вода, наверное, родник. Айрис покрутила головой, озираясь. Она и сама не понимала, что ее так настораживает. Все казалось привычным – где-то рядом веселый ручеек, шелест листьев в густых кронах… И все равно что-то было не так. Странное, необъяснимое чувство… как будто за ней внимательно наблюдают. И все вокруг словно замерло. А потом густой душной волной накатил страх, дышать стало нечем, и Айрис несколько минут просто хрипела, с трудом втягивая воздух.
Она так бежала, так старалась уйти от гнавшихся за ней на лошадях мужа и его егеря, что впопыхах не заметила, как свернула не туда. А теперь что? Бежать отсюда, пока не попалась на обед Проклятым.
И не отпускает это ужасное, давящее чувство чужого внимания, словно она, Айрис, стала крошечной козявкой, и некто страшный и могущественный держит ее на ладони, рассматривая и думая – придавить или отпустить?
Айрис откинулась головой на ствол.
Ну почему, почему именно ей не везет настолько, что угораздило свернуть в Проклятый лес? Никто не ходил сюда по доброй воле, потому что, как правило, те, кто отваживался на это, не возвращались. А если и возвращались, то уже не людьми. И что с ними делали Проклятые, было неведомо.
Она все еще боролась с паникой, озиралась по сторонам.
Ощущение, как по коже скользит чужой взгляд, никуда не пропало. Но ведь… никого рядом? Возможно, она еще успеет уйти?
Однажды кузнец из их переулка искал своего мальчишку, Зольку. Тот ушел за грибами и пропадал несколько дней. Думали, уж никогда не вернется. А когда вернулся, все решили – лучше бы и сгинул там. Потому что пришел Золька домой уже не тем, кем уходил. Что-то с ним было не так. И странные знаки были начертаны на запястьях. Живые знаки, они то проступали пятнами, то вытягивались в линии, то складывались в замысловатый орнамент. Отец Зольки хотел сам его убить, но не дали служители Двуединого. Схватили Зольку, чтобы зашить в мешок и бросить в озеро, как всегда поступали с теми, кто избран проклятием. А мальчишка взял и вспыхнул так, что пламя взвилось до неба. Разворотил два дома, раскидал углями. Сам рассыпался пеплом и с собой забрал еще десятерых.
Айрис всхлипнула и поднялась на ноги. Тут же закружилась голова, а в поломанной руке забухало болью с новой силой.
«Надо идти, – сказала она себе, – к патеру. Он поможет».
Потом конечно же ей придется вернуться в замок. Она не могла украсть Мику, его слишком хорошо охраняли, а кормилица тоже дорожила собственной жизнью. Да и если бы могла забрать своего ангелочка, куда бы с ним пошла? В отчий дом нельзя, там будут искать, да и отец не пустит. Прислуга с ребенком на руках тоже никому не нужна. Оставался местный дом развлечений, но, во-первых, там ребенок тоже особо никому не был нужен, а во-вторых, при одной только мысли о том, что с ней там будут делать разные мужчины, Айрис покрывалась ледяным потом. Наверное, только во сне и бывает приятно. Так уж получилось, что барон в самом начале продемонстрировал Айрис все то, что праведные мужья делают с женами. Айрис теряла сознание от боли и омерзения, и поэтому… нет. Лучше вернуться в замок и быть просто ненужной вещью, чем туда, где иллюзорная свобода и мужчины. Да, ненужной вещью, но все же вещью, вопреки всему произведшей на свет наследника.
Айрис медленно побрела в направлении, откуда, как ей казалось, она пришла.
Время от времени она оборачивалась убедиться, что никто не идет следом. А тяжелый взгляд буравил спину, жег меж лопаток.
За спиной хрустнуло. Обмерев, Айрис медленно обернулась.
«Нет, это не может быть со мной», – успела подумать она.
Прямо в двух шагах, посреди леса, маячил высокий силуэт, замотанный по самые глаза в длинный плащ. Как он подкрался так неслышно?
Вмиг задохнувшись от ужаса, Айрис все еще рассматривала его. И ничего не было видно в густой тени капюшона, только кошмарные оранжевые отблески радужек.
– Нет, – выдохнула она, – пожалуйста… не надо…
Ей послышалось, что Проклятый хмыкнул.
Покачал головой.
Потом медленно, уверенный в том, что жертва и так никуда не денется, поднял руку. Айрис увидела, как на раскрытой ладони пульсирует живой синий огонь, и этот огонь вдруг метнулся к ней, поплыл радужным пузырем, охватывая тело. Странно. Больно не было. Скорее неприятно, как будто она утопала в заливном из поросенка. Потом все вокруг поплыло, смазалось. Мимо скользнули коричневые стволы, взгляд уперся в старый трухлявый пень. И все это как сквозь мыльную пленку.
«Нет, пожалуйста, только не со мной».
И эта мысль исчезла, втянулась с хрустом в ледяную беспроглядную темень.
?
Мутная пелена беспамятства отступала. Медленно и неохотно, но все же растекалась тонкими вязкими нитями, обнажая действительность. Айрис покрутила головой, подумала, отчего так сильно болит шея. Туман в голове рассеивался, и она вспомнила, как Рато хотел ударить ее кочергой, а она выставила вперед руку. Дальше пыхнуло болью, перед глазами потемнело, и вот она уже бежит, мимо вскачь несутся серые каменные стены с цветными пятнами плесени. За спиной – рев разъяренного барона, стук лошадиных копыт. «Стой! Куда? Убью-у-у!» Куда? Да хоть куда-нибудь, хоть в лес, лишь бы не достал. Подвывая от боли и ужаса, здоровой рукой дернуть калитку, выскочить на отсыпанную ракушечником дорожку. Лес тут подступает почти к самому замку, надо только пересечь полосу, где давным-давно выкорчевали деревья.
«Лес, – подумала Айрис, – я была в лесу».
И вспомнила окончательно черный мужской силуэт, поднятую руку, пляшущий шар синего пламени в раскрытой ладони.
От страха тело мгновенно сделалось ватным, и в горле пересохло. Айрис дернулась неосознанно, в предплечья, в шею, в бедра тут же впились ремни.
Привязали.
Она распахнула глаза, с губ сорвался сиплый стон. Закричать не получилось. Прямо над ней, распростертой на чем-то жестком и ровном, стоял Проклятый и с кривой полуулыбкой смотрел на нее.
Айрис просто задохнулась от ужаса. Все. Это был конец, самый настоящий. И вообще не было смысла убегать из замка, потому что там бы ее забил насмерть Рато, а теперь выпьет всю кровь древнее зло. А у зла, оказывается, было лицо, и вполне себе человеческое. Только кожа угольно-черная, на лбу и щеках – темно-синие узоры, то ли нанесенные краской, то ли выросшие под кожей. И радужки ярко-желтые, и зрачок узкий, змеиный, и на лысой голове как будто костяной гребень, формой похожий на корону.
Проклятый что-то сказал. У него был приятный голос. Синие узоры на его лице посветлели, мягко замерцали. И Айрис вдруг поняла все то, что он сказал. Невозможно. Проклятые не могут разговаривать на том же языке. Да он и не говорит на том же, с его губ срываются новые слова и звуки, которые – вот чудеса! – понятны.
– Неплохие характеристики, – усмехнувшись, произнес Проклятый, – возможно, переживешь имплантацию. Тебя развяжут, дадут одежду, поживешь пока здесь несколько дней. А потом мы продолжим.
«Я его понимаю. Понимаю!» – Айрис бултыхалась в своем ужасе, кровь стыла в жилах, и тут бы просто потерять сознание и окунуться в спасительную тьму, но… не получалось. Наоборот, мысли прояснились – от отчаяния и осознания безнадежности происходящего. И внезапно Айрис окутало спокойствие. Такое спокойствие бывает у людей, с которыми уже произошло все самое страшное.
Она посмотрела еще раз на Проклятого.
Он был одет в черный облегающий комбинезон из неизвестного Айрис материала, под тканью прорисовывались хорошо развитые мышцы.
«Черный на белом», – мелькнула глупая мысль, и она же показалась Айрис внезапно забавной.
Они находились в совершенно белой комнате с такими гладкими стенами, каких Айрис отродясь не видела. А еще у стены, сразу за широкими плечами Проклятого, виднелись странные белые короба, испещренные светящимися точками. Красными, зелеными, синими. Они мигали, и в тот момент, когда гасла или загоралась очередная точка, в недрах коробов что-то тихо и тонко попискивало.
Взгляд снова вернулся к Проклятому.
Интересно, когда он будет пить ее кровь?
Или зачем еще она им?
