скачать книгу бесплатно
– Накормят, – отозвался Юку Тамм. – В эстонской тюрьме кормят по нормам в соответствии с международной конвенцией. – И добавил не без ехидства: – Без воровства, усушки и утруски.
Это вселяло хоть какую-то надежду.
Аудиенция
В Таллинне я стараюсь заходить только в те кафе, где работает кто-нибудь из моих знакомых. Нет, я не подвержен комплексам: комплексующий лилипут – это, по меньшей мере, смешно. В общем-то, меня не приводят в слишком большое уныние эти неузнавания во мне взрослого человека, эти естественные вопросы «мальчик, тебе чего?» и естественные извинения: «Простите, я приняла вас…» и так далее. В уныние не приводят. Но – надоели. А вам бы не надоели? Куда приятнее, войдя в кафе, услышать «Привет, Валерий! Как дела?» Кстати, вместо русского «как дела?» эстонцы говорят: «Куйдас кяси кяеб?» – «как рука ходит?» Очень мило, не правда ли?
Я толкаю тяжелую дверь и захожу в кафе «Лай», что на улице с таким же названием – Лай. Не подумайте, однако, что название это связано как-то с собачьим лаем. Просто «Лай» по-эстонски – «широкая». Улица находится в старом городе, и в средние века, когда никакого нового города и в помыслах не было, являлась действительно самой широкой. Она начинается у Вышгорода и степенно спускается к морю.
– Привет, Валерий! – говорит мне хорошенькая барменша с идеальной прибалтийской прической. Светлые локоны до плеч и аккуратная прямая челка. – Привет, – говорит она, – куйдас кяси кяеб?
– Привет, Эви, – отвечаю я и заказываю кофе с ватрушкой.
– Ликер в кофе или коньяк? – спрашивает она, заговорщицки подмигивая.
– Нет, ничего не надо. У меня важная встреча.
Эви кивает и улыбается. Она и в школе всегда кивала и улыбалась, даже если получала двойку.
Дальнейшая жизнь частенько выставляла ей плохие отметки, порой – несправедливые. Она терпеливо кивала и улыбалась, не говоря худого слова о своих обидчиках: ни о сбежавшем муже, великодушно оставившем ей ребенка, ни о секретарше торговой фирмы, которая выжила ее с работы, приревновав к генеральному директору, может быть, впрочем, и не без основания. Идеальная работница сферы обслуживания. Посетитель не должен догадываться ни о каких ее трудностях и заморочках. У посетителя, небось, и своих хватает. А здесь – кивок и улыбка. Идеальная эстонская женщина.
Я беру поднос с кофе и ватрушкой и направляюсь к пустующему столику у окна. Поднос ставлю не на стол, а на подоконник. Забираюсь на стул, устраиваюсь боком к столику, лицом к окну. За окном – широкая улица, мощенная брусчаткой, приспособленная для проезда закованных в латы всадников. На противоположной стороне улицы – российское посольство. Туда я и отправлюсь через пятнадцать минут. Очень не хватает Евгения. Последнее время большинство моих контактов с официальным внешним миром происходило через него. Это избавляло меня от многих неудобств, неловкостей и объяснений. Он всегда понимал меня с полуслова, и всегда правильно. Как-то мы сошлись с ним… Я тогда еще работал в цирке. Я имитировал широко известного смешного клоуна. Я старался делать то же, что и он, только работал не на арене, а на бордюре. Свой природный недостаток я обратил на пользу искусству, потому что только маленький человек может бежать непрерывно по круглому бордюру и ему на этой бесконечной бархатной дорожке будет просторно. Музыканты задавали бешеный темп, мой бег, мои антраша, мои репризы – все укладывалось в эти ритмы, а они были зажигательны. Евгений иногда приходил к своему отцу, дирижеру циркового оркестра. Высокий, мешковатый парень навел меня на мысль об одной репризе, в которой ему отводилась роль «подсадки». Значит, так. Я скачу под музыку по бордюру со связкой воздушных шаров. Иногда я останавливаюсь и принимаюсь заигрывать с детьми, сидящими в первых рядах, дурачусь и одариваю их шарами. Когда добегаю до высокорослой «подсадки», «подсадка» встает с места и жестами просит у меня воздушный шар. Я протягиваю шар, но в последний момент прокалываю его иголкой. «Подсадка» в досаде замахивается на меня, я отбегаю на безопасное расстояние и жестами и мимикой изображаю такой примерно текст «Нехорошо обижать маленьких; я такой маленький, а ты такой большой – ай-ай-ай».
Это был мимолетный штрих, который добавлял моему выходу веселости.
С Евгением мы поладили, я договорился, чтобы ему платили за выходы. Копейки, но ему было приятно в принципе. На мою удачу, он работал расклейщиком объявлений и, стало быть, своим временем мог распоряжаться свободно. Мало-помалу мы сошлись поближе, стали настоящими друзьями. В особенности после смерти Лики, когда я остался один. Да он вскоре и поселился у меня, рассудительный, неглупый, независимый парень, воспитанный, как говорится, матерью-одиночкой – у циркового дирижера давно уже была другая семья. Флегма, полная моя противоположность. Как сказал поэт, «они сошлись – волна и камень, стихи и проза, лед и пламень»…
А теперь он арестован по обвинению в убийстве. Бред.
Бред, бред.
Я взглянул на часы. До встречи в российском посольстве оставалось пять минут. Я соскочил со стула и вышел из кафе.
– Это… вы?
Секретарь посольства был растерян, но пока я закрывал за собой дверь, справился с собой и с улыбкой пожал мою руку, тактично стараясь не наклоняться, чтобы не подчеркивать разницу в росте.
Он представился:
– Иван Иванович.
До чего же нравится мне такое имя-отчество! А встречается редко. Я подумал, что это к добру и улыбнулся.
– А вы – Валерий…
– Янович, – подсказал я.
– Слушаю вас, Валерий Янович.
– Мой друг и соавтор арестован по подозрению в убийстве, которого он не совершал, и сейчас находится в тюрьме на острове Метсамаа. – Я подумал и уточнил:
– В городе Луйгесааре.
– Как будто там есть другие города, – резонно заметил секретарь посольства.
– Да, конечно. Но поймите меня – я волнуюсь. Он же российский подданный, заберите его!
– Расскажите все, что вы знаете по этому случаю.
– Подробно?
– Подробно.
И я начал с ресторана.
Секретарь слушал меня внимательно, но мне вдруг показалось, что он не столько вникает в суть моего изложения, сколько рассматривает меня и прислушивается к моему голосу. Когда я дошел до брейка в ресторане, он вежливо прервал меня и спросил:
– Послушайте, Валерий Янович, а вы случайно в цирке не работали?
– Работал.
– Тогда я ваш большой поклонник.
Он помнил все мои репризы, особенно репризу с проколотым шариком, он и сейчас с удовольствием ее смаковал.
– Это была «подсадка», «подсадку» звали Евгением Ломовым.
– Это… тот самый? – уточнил он.
– В том-то и дело! – воскликнул я, не скрывая радости, что выделился из общего ряда, и секретарь Посольства, к счастью, – любитель цирка; теперь, конечно же…
Это был пожилой человек, сделавший не слишком блестящую карьеру. Но чувствовалось, что это обстоятельство не портило ему настроения. Он предложил мне сесть, я устроился в кресле, секретарь сел напротив меня.
– Вы уверены, что ваш Ломов…
Я ответил очень серьезно, без эмоций:
– Принимая во внимание характер этого человека, его настроенность на конкретную работу, которой мы с ним занимаемся, и полное отсутствие мотивов преступления, абсолютно уверен.
– В таком случае я бы на вашем месте не стал хлопотать о выдаче его России.
– Но почему?
– Вы верите в беспристрастность российского следствия и беспристрастность российского суда?
– Не знаю, мне как-то не приходилось пока…
– Перестаньте, – мягко сказал секретарь. – Вы неглупый человек, это видно. Судебных нелепостей у нас полно. Это читается даже в средствах массовой информации. И трагических нелепостей, – добавил он с горечью.
Я подумал, что он слишком близко к сердцу принимает всякого рода «нелепости». Может быть, поэтому он в своем возрасте все еще третий секретарь посольства во вчерашней союзной республике. Притом – самой маленькой.
Секретарь наклонился ко мне и сказал, понизив голос:
– Вы говорите, что убитый был связан со скинхедами?
– Я точно не могу утверждать, но Евгений, кажется, его узнал…
– Они очень сильны, – вздохнул он. – Они непозволительно сильны. Нет, не богаты. Но у них есть единомышленники. И те, кто придерживает их как резерв, на всякий случай. Поэтому они чувствуют свою безнаказанность. Это чувство безнаказанности должно прочно сидеть в них, веселить и кружить их стриженые головы. Ради этого следствие и суд будут скорыми и неправыми. Хотя, может быть, я и преувеличиваю.
Да нет, он не преувеличивал, пожалуй.
– Так что же мне делать, Иван Иванович, посоветуйте. Мой друг в беде. Его надо выручать.
– Это так просто, – усмехнулся секретарь. – Нужно всего лишь найти настоящего убийцу.
– Вы шутите. А мне не до шуток.
– Да, я понимаю. А кто расследует убийство?
– Капитан ЮкуТамм.
– Вы его знаете?
– Да. Мы вместе учились. Он если что вобьет себе в голову… Упрямый, как все малорослые… кроме меня. В общем, соответствует своей фамилии.
– Тамм?
– Да. По-эстонски – «дуб».
– Иногда это не так уж плохо. Но он честный человек?
– Да, пожалуй. Эстонцы, в общем-то, честные чаще всего.
– Нужно найти убийцу, – сказал Иван Иванович.
– Как в этом я помогу? Он же не сыщик-одиночка. У него целый штат…
– Это так. Но вы – москвич. Может быть, в Москве и нужно искать… В связи с убитым кавказцем.
– Месть?
– Возможно.
– Что ж, спасибо за совет, – сказал я, слезая со стула.
– Не за что, – улыбнулся третий секретарь Иван Иванович. – У нас ведь еще недавно была Страна Советов. Так что советы раздавать мы научились.
Этой шутке лет сто. Так ведь и Иван Иванович не молод.
А Миронов вот что рассказал: Денис приехал к нему из Москвы по просьбе бывшего сослуживца капитана третьего ранга в отставке Гостева. Этот Денис приходился двоюродным племянником жене капитана Валентине. Гостев написал по старой привычке простое (не электронное) письмо, где просил приютить парня на время на маяке, потому что именно на маяке парень сможет отдохнуть от московских напряженностей и неприятностей. То есть успокоить на природе расшатавшиеся нервы. Деньги на прокорм гарантировались. Ну, Миронов, кстати сказать, советский мичман в отставке, согласился: пусть приезжает, природы хватит. Парень этот, Денис, действительно каким-то неспокойным оказался. К несложным работам, которых всегда хватает на маяке, его приохотить не удалось. Зато быстро протоптал дорожку в город. Попивал-погуливал, благо был при деньгах: родители подпитывали его счет, а он пользовался кредитной картой. Задушевных бесед с ним как-то не получилось. Однажды, будучи в легком подпитии, стал приставать к Миронову: вот вы, мичман российского флота, а служите этим куратам. Вам не обидно? Миронов тогда ответил: «Вот тут ты, Денис, не прав. Что значит – «кураты»? Это же не просто обзываловка, это значит – «черти». А меня окружают не черти, а нормальные люди. И ничего плохого мне не делают. Да и я им… Я служил раньше в гидрографии, был командиром посылочного катера. Доставлял на маяки продовольствие, ГСМ, запчасти, почту. Вот мне и предложили эстонцы эту работу. Она мне знакома. А что на отшибе – так это и к лучшему. Потому что когда вокруг «огни большого города», вообще люди, меня обязательно тянет выпить. А мне нельзя. А кураты – не кураты здесь ни при чем».
Мы сидели возле его кровати в бывшем советском военно-морском госпитале – всего на шесть палат – Юку Тамм, я и тетя Маале. Вопросы Миронову задавал, естественно, Юку, тетя Маале поправляла (без надобности: Миронов и сам был на это способен) ему подушку, а я просто слушал и наматывал на ус.
В тот злополучный вечер Миронова сильно потянуло к стакану и к разговору о жизни. Он мысленно все время полемизировал со своим молодым жильцом – настало время поговорить. Старый моряк приготовил выпивку, закуску, но Дениса все не было. Наконец Миронов услышал звук подъехавшей и тут же отъехавшей машины. Он уже разлил и ждал. Денис не шел. Миронов выругался в сердцах и жахнул стакан. А следом и другой. Тут ему стало плохо, он позвонил тете Маале и потерял сознание.
– Как ребенок, – сказала тетя Маале нежно. – Как большой ребенок.
Юку задал Миронову несколько уточняющих вопросов и выключил свой диктофон.
Мы вышли из больнички. Тетя Маале села в свой «Форд», я попросил ее подождать меня и обратился к Юку:
– Поговорим?
Юку пожал плечами и кивнул на скамейку, стоявшую в тени двухэтажного здания больнички.
– Отпусти Ломова, – сказал я.
– Нет, – твердо сказал Юку. – Не отпущу. Мы «откатали» его пальцы. Все отпечатки на месте преступления его. И следы – тоже его. Так что не отпущу.
– Никто и не скрывает, что он там был. Он и обнаружил труп.
– Обнаружил или сотворил? – строго спросил Юку.
– Ты что, в самом деле думаешь, что Евгений – убийца?
– Думаю, – твердо сказал Юку. – У него был мотив.
– Мотив?
– Мотив. Он приревновал армянку к этому Денису.
– Позволь, Юку, но в ресторане были и другие постояльцы пансионата: шведы и француз Жак. Они тоже подбежали на выручку Еве.
– Но их не было потом возле дизельной. И они не состояли с Евой в интимных отношениях.
– А Евгений?
– А Евгений состоял.
– А откуда тебе это известно? – спросил я.
– Это – профессиональная тайна. У нас свои методы, разглашению не подлежат, – важно произнес этот самодовольный «пинкертон».
Ну что тут скажешь? Дуб он дуб и есть – хоть в капитанском звании, хоть в каком. Я спросил напоследок:
– И ты готов передать дело в суд?
– Нет, – ответил Юку. – Не готов. Я должен найти орудие убийства. Пистолет с глушителем. Гильзы вблизи не оказалось. Но пуля – точно разрывная. Пол-лица снесло к черту.
