скачать книгу бесплатно
Так и остался он там до конца войны, желая скорейшего ее завершения и больше всего на свете боясь этого момента.
Кто ждал его в родном хуторе? Из писем Любаши он знал, что Федор ушел на фронт. Жив ли? Конь Буян, старый друг! Почему-то Макар Савич был твердо уверен, что Буян ждет его. А как же? Друзья должны держаться вместе. Любаша…
Макар Савич упорно старался отогнать от себя мысли о ней. На письма не отвечал. Он еще по осени, в самом начале войны, написал им, чтобы не беспокоились о нем, не волновались. Любаша ответила. А он не стал. Ни к чему! Потом еще несколько писем получил. Из них узнал, что Пашку, односельчанина и дружка его фронтового, убили. Он-то все-таки думал, надеялся, что обойдется: без вести пропавший – еще не мертвый. А раз похоронка, то значит – все!
Любаша… Не ее ли он видел на том холме у старой березы, когда тронулся обоз, увозивший их на войну? Фигурка, вроде бы, знакомая. Да мало ли девушек провожало в тот день своих мужиков?
Во, надумал чего? Он что – ее мужик, что ли? Кто он, и кто она? Девчонка совсем! Пигалица! Ан, нет, все же она там была! Как пить дать, она! Макар Савич даже ухмыльнулся в усы.
И тут он вдруг представил себя и Любашу за столом с самоваром. А рядом на лавке детишки. Много детишек. Розовощекие, сытые, степенные с виду. А сами так и норовят поегозить под столом, чтобы отец не видел. Отец…
Макар Савич снова поморщился от боли в руке. Пятый десяток уже, какой там отец… А все ж таки семья! Может, в этом и есть настоящее счастье-то?
С этими мыслями он задремал.
2
Поезд медленно приближался к станции. Макар Савич стоял около двери с вещевым мешком за плечами. Мимо проплывали знакомые с детства места. Война почти не тронула этот пейзаж. Вспомнилось, как еще пацанами прибегали сюда смотреть на мелькающие огоньки проносящихся мимо поездов.
Небольшая площадь перед серым зданием вокзала встретила серой угрюмостью послевоенного времени вперемешку с приподнятым настроением возвращающихся с этой страшной войны уставших людей.
Макар Савич присел на большой камень, служивший здешним пассажирам скамейкой, и достал мешочек с махоркой.
«Может, не торопиться домой-то? – устало подумал он. – Побуду здесь, осмотрюсь, кого знакомых увижу. Расспрошу, что да как.»
Нужна была передышка от этих невыносимых мыслей, терзавших все эти годы, раздиравших на части все его существо.
Вдруг он повернул голову. Что-то едва уловимое, но до боли знакомое, заставило его насторожиться. «Буян, Буянушка!» – Макар Савич встал, и, как гончая по следу, пошел в сторону небольшого базарчика, приютившегося здесь же на другой стороне вокзала.
Он сразу увидел своего коня, впряженного в телегу и смотревшего прямо на него.
Они одновременно рванулись друг другу навстречу.
– Стой, чертяка окаян..! – осеклась на полуслове Любаша, разливая молоко мимо горлышка маленького бидончика.
Макар Савич, уткнувшись в уже поредевшую гриву коня, тихо плакал. А конь, повернув голову и скосив на него свой лиловый глаз, стоял не шевелясь, словно боясь нарушить эту минуту любви и покоя.
Домой ехали молча. Буян шел спокойно и уверенно, изредка косясь назад, проверяя, на месте ли хозяин. Макар Савич держал поводья одной рукой и что-то насвистывал себе в усы. Любаша сидела на краю телеги, с нежностью смотрела на ссутулившуюся спину Макар Савича и улыбалась.
Андрей
1
– Наденька моя идет! Обедать пора! – Андрей заглушил мотор огромного комбайна.
«Не старят ее годы! – он с нежностью посмотрел на приближающуюся фигурку жены. – Такая же ладная, как и пятнадцать лет назад».
Улыбнулся своим воспоминаниям.
В детстве он считал ее младшей сестрой. Андрей вообще рано стал ощущать себя взрослым. Как только война закончилась, мамка ему все рассказала об отце. Плакали они с мамой Тоней в тот вечер очень. Андрейка никак понять не мог: победа, а они плачут. Он знал, что папка на фронте. А раз победа, значит скоро прийти должен! Чего плакать-то? Радоваться надо!
Мать усадила его перед собой, вытерла глаза платком и тихо так сказала:
«Вот, Андрей…» Да, именно так и сказала: «Андрей», – по-взрослому! «Вот, Андрей! Теперь ты большой, ты теперь единственный мужчина у нас с Тонечкой… – она сделала небольшую паузу, вдохнула, словно собиралась с силами, чтобы говорить дальше. – А папка твой, Павел, погиб на фронте. Не придет он! И ждать нечего. Помнить только и остается…»
И снова обе разрыдались в голос.
Андрей уже тогда, несмотря на свой юный возраст, не разревелся, а только крепче сжал губешки и пристально посмотрел на плачущую мать. Потом перевел взгляд на Тоню. Она уткнулась лицом в платок, и взгляд его остановился на вздрагивающем горбике под тонкой ситцевой тканью халата. Вот тогда-то он и поклялся себе, что никогда и никому не позволит обидеть их. Любимых женщин его семьи!
2
Андрей спустился по ступенькам из кабины на землю. Шла страда. Чтобы не терять драгоценное время, все обедали прямо в поле. Устраивались, кто как мог. Кто-то брал с собой нехитрые съестные припасы. Кому-то родственники приносили вареной картошки с салом да овощей.
Наденька умудрялась принести даже щи в специальном горшочке с крышкой. Чтобы не остывало. И квасу холодного из погреба.
В такую жару больше всего хотелось пить, но Андрей ел с аппетитом, явно доставляя этим удовольствие жене.
Он любил делать ей приятно. И не только потому, что теперь она стала его любимой женщиной. Просто она всегда была женщиной его семьи!
3
– Мама Тоня, к тебе дяденька!
Андрейка был занят важным мужским делом: пытался молотком заколотить гвоздь, наполовину вылезший из доски на ступеньке дома. Молоток был большой и очень тяжелый. Мальчик поднимал его обеими ручками и, тяжело сопя, с силой, на которую был способен пятилетний малыш, опускал на шляпку толстого гвоздя.
Его не очень интересовал пришелец, но заметив, что тот продолжает стоять за забором, крикнул еще раз:
– Мама Тонь, идешь?
– Чего кричишь? Что за дяденька? – Тоня недовольно выбежала из дома, на ходу вытирая руки о передник.
Аккуратно обойдя мальчика, она спустилась со ступенек и пошла по направлению к незнакомцу.
У калитки, не заходя во двор, стоял мужчина. Видно, после хорошей порции самогона, он не очень твердо держался на ногах. В руках у него был завернутый в байковое одеяло грудной ребенок.
– Петр, ты что ли?
– Я это, Антонина, я, – мужчина стыдливо кашлянул в сторону.
– Давно не виделись, тебя и не узнать, – Тоня провела взглядом по испитому, изрезанному глубокими морщинами лицу собеседника. – Вот что водка-то делает! Довел себя совсем! Уморить себя хочешь что ли?
– Да, ладно, Антонина! Не обо мне речь-то.
Ребенок в свертке начал подавать признаки жизни.
– Вот, – Петр неловко попытался протянуть его Тоне.
– Ты чего? – Антонина невольно сделала шаг назад. – Чей это? У Любки украл что ли, прости Господи!
Она несколько раз перекрестилась.
– Ты что такое подумала, стерва! – Петр покачнулся на слабеющих ногах и начал оседать на землю. – Наденька это, кровиночка моя!
Антонина еле успела подхватить ребенка, как Петр завалился прямо под забор и громко захрапел.
Тоня несколько минут неподвижно стояла и ничего не понимающими глазами смотрела на него.
Из ступора ее вывел истошный детский крик, раздавшийся из одеяла. Антонина вздрогнула и приподняла уголок, прикрывающий лицо ребенка. Маленькое личико младенца покраснело от натуги, беззубый ротик был широко открыт, на лобике выступили капельки пота. Ему было так плохо в этом неуклюже завернутом свертке!
– Мама Тоня, – закричал подбежавший Андрейка, – неси его в дом! Он, наверное, есть хочет!
– Наверное, – машинально ответила Тоня, еще раз бросила взгляд на спящего Петра и быстро зашагала к дому.
4
Было уже далеко за полночь, но Андрейка не спал и все прислушивался к разговору мамки и мамы Тони за занавеской, отделявшей его кроватку от той части комнаты, в которой размещались взрослые.
Под подушкой лежала небольшая кривая палка, чем-то напоминавшая ружье. Так ему было спокойнее. В случае новой войны он этим оружием сможет их защитить. А хорошую девчонку им сегодня принес пьяный дядька Петя! Она, хоть и маленькая, но орет здорово! Громко! Ладно, он и ее тоже защитит, в случае чего.
– Ну, все, устала я, – услышал он голос матери, – ты тут с ней оставайся, а я с Андрейкой устроюсь. Завтра с утра все и решим.
Андрейка еще раз проверил, на месте ли палка, и подвинулся на край кровати, к самой стенке.
Наденька
1
Тася возвращалась с фермы после вечерней дойки очень уставшая. Первый послевоенный год. Тяжелое, голодное время. И для людей, и для скотины. Сена вдоволь не накосили. Коровы истощали совсем. Пока надоишь, все руки вывернешь…
С такими невеселыми мыслями она и не заметила, как вошла в дом.
Тоня и Андрейка сидели на кровати, плотно прижавшись друг к другу, явно что-то пряча за собой.
– Что-то случилось? Что там у вас? – насторожилась Тася, пытаясь заглянуть за их спины.
– Мамка, ты не ругайся! Нам дядька Петя Наденьку маленькую принес. Пусть она у нас поживет, а?
Тася перевела взгляд на Тоню, явно ничего не понимая.
– Тонь, в чем дело-то? У меня сил нет ваши загадки разгадывать!
Тоня молча отодвинулась, и в образовавшемся проеме Тася увидела розовое личико ребенка, аккуратно завернутого в Андрейкино одеяльце и сладко посапывающего во сне.
– Это кто?
– Я ж тебе говорю, Наденька это! – повторил Андрейка, сползая с кровати.
– Тасенька, ты погоди, садись. Я тебе сейчас все расскажу, – Тоня прихлопнула рукой по тому месту на кровати, на котором только что сидел Андрейка, приглашая сестру присесть рядом с собой.
– Тасенька, я вот что надумала, – она глубоко вздохнула, словно набираясь сил для разговора. – Приходил Петр с хутора. Брат Макар Савича. Знаешь ведь?
– Да, знаю, знаю, не тяни ты, – начала терять терпение Тася.
– Ну, вот, пришел с ребенком, отдал мне, а сам пропал.
– Как это – пропал? Испарился что ли? – Тася переводила непонимающий взгляд с Тони на ребенка.
– Ну да, испарился. Девчонку мне отдал, а сам уснул у нас под забором пьяный. А когда темнеть стало, я вышла, а его и след простыл! Убёг, ирод!
А может, и вправду, оставим девочку-то? Дочка у нас будет…
– Мамка, давай оставим… – почти шепотом произнес Андрейка, решив, что ему наконец можно включиться в разговор взрослых.
– Вы что, спятили совсем! А ты – марш спать! Полночь уже, а он тут рассуждает!
Андрейка беспрекословно ушел за занавеску. Он понял, что сейчас лучше мамку не злить…
2
– Откуда у Петра ребенок? Может, с Любкой что приключилось? – тихо спросила Тася, разглядывая малышку.
– Да нет! Любка уже такой шум подняла бы! Нашел где-нибудь… – так же тихо ответила Тоня. – Спьяну-то чего только не наговорил, ничего толком понять не успела. Свалился замертво, думала, до утра не очухается! А он, видишь как? Умотал втихаря!
Тоня просительно посмотрела на сестру.
– Тасенька, а может, и впрямь оставим девчонку-то? Будет Андрейке сестричка. У меня детей уже никогда не будет. Да и у тебя неизвестно, как еще повернется… Павлуша-то наш…
На глазах у нее выступили слезы. Тася молча взглянула на нее. Потом повернулась к ребенку.
– Да, конечно вдвоем им веселее будет! И по жизни, мало ли как сложится…
– Вот и я о том толкую. Все еще родной человечек у нашего Андрейки будет. Выкормим, небось! А завтра сходим на хутор и все толком разузнаем. Мы ведь, как Макар Савича похоронили, так с ними и не виделись. Нелюдимые они какие-то.
– Ну, все! Устала я, – Тася вздохнула и тяжело поднялась с кровати. – Ты тут с ней оставайся, а я с Андрейкой устроюсь. Завтра с утра все и решим.
3
Тоня всю ночь пролежала на одном боку, боясь пошевелиться и потревожить ребенка.
Уже пора было вставать, но она все лежала и разглядывала личико девочки. И, чем больше она в него вглядывалась, тем больше, как ей казалось, находила сходство с собой. И губки тонкие, ровные, и слегка закругленный носик с широкими ноздрями, и беленькие реснички, достаточно длинные для такого юного возраста.
Тася зашла к ним, когда уже начало светать.
– Спокойная, ночью даже не слышно было, – сказала она, наклоняясь над спящим ребенком.
– Вот и я говорю, давай оставим. Смотри, и на меня похожа. Будет у нас дочка!
Тася присела на край кровати.
