скачать книгу бесплатно
– Ведь нам же всё некогда! Вот мне сегодня надо было писать реферат по истории, тема – «Личность Ивана Грозного». И скоро уже будет холодно!
Мы ещё долго простояли у торца её дома. Встретили Малышеву, с которой вместе учились, с огромным уже животом. Янка поздоровалась с ней, а я не стала. И она со мной тоже.
Какая же Малышева теперь страшная! И дело не в беременности! Неухоженные волосы, нездоровый цвет лица. А какая она была в начальной школе! Щёчки как у снегирька, прозрачные голубые глаза, длинные тёмно-русые волосы. Как я ей завидовала, меня всегда стригли, как барана!
А ещё на ней куртка от спортивного костюма. Серая, с широкими разноцветными полосами на плечах. Такие все носили в 1992 году, в разных вариациях. У меня тоже такой был, тёмно-синий, а полосы – зелёная, красная и белая.
21 октября 1998, среда
Сегодня после тёплых дней небо потемнело и потекло, и я отправилась на работу.
К дверям всех кабинетов оказались аккуратно приклеены белые порядковые номерки с чёрными цифрами. Не успела я умилиться: «И нас не забыли, значит, не такие уж здесь все и плохие!» – как ко мне, как всегда, свысока, обратился Любимов:
– Девочка, вы здесь больше не сидите. Вот мебель Галины Георгиевны.
Любовь Кантемирова, новая законная хозяйка нашей каморки, наряженная по случаю новоселья в новое тёмно-зелёное платье, топнула ножкой и взвизгнула:
– А ну-ка дайте-ка мне ваш ключ!!!
И я, молча, положила key на наш коричневый шкаф, поставленный на попа, и ушла. Ух, как же мне хотелось ей рыло исцарапать! Кантемирова же продолжала вовсю кокетничать с этим боровом, совершенно позабыв о своей просьбе.
Оказавшись на промозглой, дождливой улице, я услышала погоню, увидела боковым зрением тощую, унылую фигуру в старомодном, узком нелепом платье. Я сделала вид, что ничего не вижу и не слышу.
– Девушка!
Ко мне мчалась уборщица Алла Борисовна, в сером форменном халате и чёрной косынке.
– Девушка, где ключ? – Немолодая женщина задыхалась, была вежлива и ласкова. – А то Любовь Алексеевна, бедная, раздетая за вами выскочила!
– Я же положила его на шкаф! – я говорила очень холодно, но мне хотелось плакать.
Нечего клювом было щёлкать!
– Будьте осторожны, вы можете потерять платок! – и Алла Борисовна предупредительно показала на косой карман моей старой кожаной куртки.
Она впервые оказалась со мной так любезна. Перед хозяевами ходила на задних лапках. Жаловалась, что сложно отправить посылку в армию внуку, переживала за какие-то банковские вклады. «А это для валютных»,– успокаивал её Сыроежкин.
Или же наоборот расстраивал?
Значит, сын её – мой сверстник, а уборщица – ровесница моей бабушки. Жених, понимаешь! А интересно, какой он?
Я бесцельно и бездумно прошла Старый мост, и на аллее рыночных палаток встретила Лепёхину:
– Здравствуй, Алин, не видишь меня, что ли?
– Нас выкинули.
Я считала, что сообщаю суперновость, – Лепёхина нечасто появлялась на рабочем месте.
– Я знаю, – ещё в понедельник, в одиннадцать утра. Завтра с утра с Сафроновым к главе на приём. Нину Павловну, завхоза администрации, надо найти. И президиум собирать. Подойдёшь к двенадцати?
– Куда же?
– В деревянную. Я буду у Сыроежкина. Сделаем рейд по озеленению, по вашему, по центру…
Я не пошла, хотя сначала хотела. Отчим был в отпуске, и стал на меня орать, что это я пришла так рано. А я возьми да поехай в Мамонтовку.
Какая же у этого посёлка замечательная энергетика, как он бодрит! На Кузнецком мосту, – это длинная вереница частных домов, – есть палатка «Свежий хлеб». И я купила там наши щёлковские «рожки сдобные», плотно запаянные в плёнку.
Я шла по улице Мира, и мне было весело. Я ела хлеб на ходу, как Лиза из «Двенадцати стульев» – бутерброд с колбасой, купленный у уличной торговки. И я не переживала, как Лиза, что «есть на улице – неприлично».
Я снова обошла дом своего отца с тыла, посмотрев на окна. Дальше был лес, а, не доходя до него – россыпь частных домиков и коттеджей. С левого торца – тоже домики, победнее. С правого – многоквартирный дом с «Автодором» на первом этаже.
И вдруг из-под забора вылез … самый настоящий концлагерный заморыш, палевый щенок, который от голода так и не вырос. И я скормила ему оставшиеся два рожка, которые он по кусочку мгновенно заглотил. Никогда, наверное, такого и не пробовал. Хорошо ещё, что не издох, как польский подросток в «Тарасе Бульбе»:
«Движимый состраданием, он швырнул ему один хлеб, на который тот бросился, подобно бешеной собаке, изгрыз, искусал его и тут же, на улице, в страшных судорогах испустил дух от долгой отвычки принимать пищу».
И я решила, что теперь буду каждый день приезжать сюда кормить его. Не так уж это, в конце-то концов, и далеко.
22 октября 1998, четверг
Какая же я дура, что не пошла вчера к Лепёхиной!
А теперь я не знаю, куда мне идти! Наша комната в киносервисе заперта! Я даже заходила к Галине Георгиевне домой, и её Димка довольно нелюбезно сказал, что общественная мама «будет после шести». Хотела позвонить Михаилу Викторовичу и уже дошла до библиотеки в своих тесных туфлях, и повернула обратно. Ведь оговорят сто раз!
А тут взяла газету и увидела, что афишные тумбы, за которые Михаил Викторович так долго бился, отдали жирномордому Любимову! Даже слёзы на глазах выступили.
В Мамонтовку съездила, щенка покормила. Он уже сам мне на встречу выбежал. И, оказывается, не надо делать такой крюк через улицу Мира и Школьную. В конце Кузнецкого моста есть удобный проход, только очень грязная дорога.
23 октября 1998, пятница
Сегодня побывала дома у Лепёхиной. Она сама открыла дверь и впустила меня.
Она так расписывала свою квартиру, что я думала, что там ужасающая бедность и грязь («Мы сейчас меняем трубы!»), но жильё хорошо упаковано. Печка СВЧ, которой даже у Летовой нет! Кран на кухне, которым я не знала, как воспользоваться. Радиотелефон. Три комнаты, кровать «кинг сайз».
Мимо меня продефилировала растрёпанная девица в розовом махровом халате (мама – в красном):
– Здрасьте! – бросила она, как червонцем одарила.
– Оксанка, иди, познакомься, – беспомощно позвала мамаша, но комната защёлкнулась на замок.
Истинная старая дева: злобная, надменная.
Лепёхина рассказала мне новости: на приёме у главы были, Хлудов очень хорошо к ним отнёсся. У Шиханова сегодня в кинотеатре «Аврора» конференция, он и её, вооповку, пригласил.
Когда же я спросила, как же мне поговорить конфиденциально с Михаилом Викторовичем, Лепёхина передала его слова:
– Он так удивился: «О чём таком она хочет со мной поговорить?!! Есть же вы, Галина Георгиевна!» Да, Аль, есть же я!!!
Вот о тебе-то как раз речь и хочу повести!
– Да я про Курицына. Он в секту ходит, к сайентологам!
– А мне он сказал, что это ты в секту ходишь!
– Да он что, …?!!
Выслужиться хотел! Но я же ничего не говорила ему про методическую семинарию, про стипендию, – я просто об этом забыла!
И я, по своему обыкновению, стала ругать Алкашку. Лепёхина, как ни странно, меня даже поддержала:
– А Алиска, она чего-то да… Я пришла, когда уже мебель выставили, а она приехала с подружкой. Я её позвала: «Алис!» – а она даже не обернулась, убежала!
Ах, горе-то какое!
Если я одну эту фрязинскую сучку не могу вынести, то двое меня точно расплющат.
А между тем настало время позднего обеда, – в три часа дня. Просто как в «Джейн Эйр»: «…но после обеда (когда не было гостей, миссис Рид кушала рано)». А здесь поздно.
Лепёхина, как и миссис Рид, собралась обедать в кухне «в кругу дорогих деток», только вместо Эммы, Джона и Джорджианы – Оксана и Дима. Громко включили какую-то радиостанцию с уже старой музыкой (передавали «Солнечный остров» Макаревича).
Лепёхина вошла в свою спальню и почему-то шёпотом сказала:
– Аля, я хочу угостить тебя супом!
Суп я не хотела, но ещё больше боялась идти обедать из-за её доты. И я долго сидела и ждала.
Разговоры шли какие-то изысканные.
– Мама, а разве у нас есть кто-то в Ленинграде? – удивился Димка.
– У нас и в Хотькове есть. Я раньше туда ездила. Виду, конечно, на станции никакого…
– А вы музыку дома слушаете? – спросила Лепёхина, когда семейный обед закончился.
– Нет.
– А мы все очень друг по другу скучаем, когда долго не видимся.
Да неужели?
Она стала гладить прямо на своём «сексодроме» тёмно-зелёное платье из вискозы с нелепым, белым и круглым воротничком, – собиралась идти в нём на конференцию. И вдруг стала рычать и ругаться:
– Что это за платье! Даже надеть нечего!!!
Потом кинулась в «детские» и стала орать на деток:
– Почему это ковёр не пропылесосен?!! Да вы знаете, что вся эта шерсть на лёгких оседает?!!
Она визжала уже просто кишками. Всегда видела Лепёху флегматичной и мрачной.
Оказывается, у них жила собака, колли Айна.
– Очень симпатичная собачка! – обиженно сказала мне Лепёхина.
Ага, а других уничтожать задумала.
Нам было по пути. Перед конференцией Лепёхина,– маленькая горбатенькая тётечка со старушечьим пучочком, решила заглянуть на огонёк в администрацию, и вдруг сказала мне очень ласково:
– Я в этой комнате никому не позволю сидеть,– она очень маленькая!
А у меня сердце упало: что же со мной тогда будет?
24 октября 1998, суббота
– А я твою Малышеву видела, – сказала мама. – Так странно: она ещё совсем недавно маленькая бегала, а сейчас уже ходит с животом!
– С икрой! – заржал отчим.
Господи, как же пошло!
– И как не стыдно, – сказала я.
– Ха, а чего стыдиться? Я же по Щёлкову беременной ходила, и ничего!
25 октября 1998, воскресенье
Вчера у речки я встретила Ириночку! Громадную, нескладную, в тёмно-фиолетовой куртке-аляске! Она очень мне обрадовалась, заулыбалась вся!
А я увидела в продаже газету «Неделя в Подлипках», и очень обрадовалась. Стоит она всего пятьдесят копеек. Пишут там про наши города и станции. Её каждую пятницу приносила мне маленькая женщина из Управления экологии.
Мама с отчимом стали на меня орать, что я трачу деньги на ерунду. А встрече с Ириночкой она так обрадовалась, будто свою одноклассницу встретила.
26 октября 1998, понедельник
И вот понедельник, какая же жуть и тяжесть! У ВООПа же теперь даже комнаты нет, и когда будет – неизвестно (лисицы живут в норах, а Сыну Человеческому негде голову приклонить). Если бы отчим был на работе, а не в отпуске, можно было ещё как-то… А то сегодня:
– Приду в двенадцать.
Возвращается вперёд головой около пяти вечера. И вдруг слышу из большой комнаты:
– Можно тебя на минуточку?
На его пьяную рожу не реагирую. И как удар током:
– Ну, сколько можно обманывать?
У меня сразу нервный срыв:
