скачать книгу бесплатно
Мама кинула в меня пультом, который я не заметил в её руках. Даже не помню, чтобы она когда-нибудь им пользовалась. В этой темноте, где горит лишь полукруглый экран погибающего телевизора, вновь оплаченного пару недель назад, я еле увернулся и сделал шаг назад. Дальше произошло то, что заставило меня выбежать из маминой комнаты и закрыться у себя. Мама встала. Её тело было полностью голым, но я даже ног не различил из-за живота, свисающего практически до пола. Она тяжёлыми шагами двинулась в мою сторону, и я зглушил её гартнный вопль, захлнув дверь. Зомка на ней небыло, и я побежал в свою комнату, где мог бы запереться.
Я пишу очнь бстро и поэтму мгу псать неправельно. Паловину этой запси я сделал до тово, как пошл к ней. Теперь я заепрся в своей комноте и пишу чтобы мне помогли. Я дописываю эти строки пока мама ломится в маю двер, я выкину этот дневник в акно в дом по соседству там недалеко, долетт.
Памагте мне………………………
3
– Дом был совсем рядом. Мы не там искали. – Вера держала в руках старый дневник и словно пыталась наизусть выучить эти строки.
– Сейчас мы не пойдём, уже слишком темно. – Говорил Федя, вжавшись в кресло в комнате Веры, на стенах которой повсюду висели плакаты с музыкальными группами. – У моего папы есть фонарь, сходим завтра после школы.
– У меня самой имеется, – Вера рывком нырнула рукой под кровать, на которой сидела, и вынула из-под неё толстый длинный фонарь. Она включила его, и ослепляющий жёлтый луч угодил Максиму прямо в лицо.
– Не хочется признавать, но Федя прав. Отправимся завтра. – Я свой же голос слышал будто из-за стены.
– И вы сможете перетерпеть, если сегодня же не побываете в том самом доме, где… да вы только подумайте, какой у мамашки, должно быть, огромный скелет! – Максим ликовал, встав с пола из позы лотоса.
– Причём тут скелет, отсталый? Разве он растёт вместе с жиром? – Федя уже не скрывал нарастающего в нём раздражения.
– Да не важно, вы представьте, как будете…
– Спать? – вставил я. – Великолепно. Не хочу на ночь смотреть ужасы.
Федя указал на меня рукой в жест полного согласия с моими словами.
– Только не говори, что ты струсил! – Максим упёрся кулаками в свои бёдра и глянул на меня, как на первоклашку.
Я мельком перевёл взгляд на Веру и в её глазах прочитал тот же вопрос, что задал Максим, только в немного другой формулировке: «Неужели тебе страшнее, чем мне?»
– Давайте, только быстро. Потом, если что, второй раз сходим.
– Что? – Федя закрыл глаза и замотал головой. – Ты серьёзно?
– Ну, а почему нет? – Вера уже стояла ногами на своей кровати и ликовала, чем приободряла раздурачившегося Максима и ещё сильнее пугала меня. – Это было сто лет назад. Если они не ушли, то точно оба померли. Парень от рук мамки, а мамка от инфаркта. Просто посмотрим, Федь, и всего-то. Быстро, туда-сюда!
– Это Костя под одеялом рукой туда-сюда. – Федя хотел быстро сменить тему, попытавшись меня задеть, но это не подействовало ни на кого из нас. – Блядь… ну пошли, только быстро!
Максим и Вера чуть не завели хоровод, когда услышали согласие последнего из нас. Мы оделись и выбежали из квартиры. Вера долго закрывалась на все замки, что были на дверях. Она сказала, что папа ещё не скоро придёт, но мы так и не поняли, к чему это.
На улице было прохладно, приятно пахло медленно наступающей весной, но тьма всё ещё нагнетала. Страх, что был во мне и Феде, хочется назвать рассудительностью, но, глядя на Максима и Веру, я понимал, что я скорее всего просто трус. Федя семенил быстрыми маленькими шагами и смотрел всё время себе под ноги, хотя мы шли по единственной улице, освещённой в это время суток.
– Не бойтесь, до двенадцати даже успеем, – Максим в нетерпении ускорился, и Вера старалась не отставать от него, в то время как мы с Федей плелись сзади и молчали как две стеснительные рыбы. – Федя, выше нос!
Федя выставил средний палец в сторону Максима, от чего тот только посмеялся и снова пошёл впереди, о чём-то переговариваясь с Верой.
– Зуд…
– Что?
– Жопы у них чешутся, вот что. – Федя шептал, пока из его рта валили клубы пара, – Вера хочет отвлечься от мамы, а Макс просто устал трахать свой кулак.
– Давай ты не будешь это озвучивать им.
– Я подумаю.
Дома становились меньше. Фонари стояли реже и горели тусклее. Асфальт под ногами медленно превращался в грязную дорогу с глубокими колеями. Мы перешли через мост, перевалившийся старыми деревянными досками через реку, больше напоминающую ручей. Мы вошли на территорию дач и частных домов. Этот район все в городе называли Камыши за то, что недалеко от края этих Камышей раскинулось огромное болото, по весне своей вонью застилающее юг города. Где-то лаяли собаки, то ли на нас, то ли друг на друга, то ли просто так. В редких домах светились окна, завешенные старомодными шторами.
– Тут направо, не отставайте. – Максим взял Веру за руку, а та повернулась к нему и сначала немного отдёрнулась, но руку по итогу не отпустила, и вместе они вступили в сгущающуюся тьму.
Федя ладонью легонько шлёпнул меня по плечу и жестом показал ускориться. Разделяться было плохой идеей, и мы вчетвером шли парами, дыша в затылки друг другу. Мы с Федей не держались за руки, но оба не отрываясь пялились на сцепившихся Максима и Веру. Что-то изменилось и больше никогда не будет прежним.
Дошли, вот дом. Мы стоим у того участка, который был всего в нескольких метрах от того места, где нашёлся дневник. «Карта лежала почти на сундуке». В Камышах много брошенных домов, но они будто все сконцентрировались здесь. Мы медленно стали проходить вперёд. Миновав давно сгнившую деревянную калитку, забрались в заросший кустарниками двор, и лишь вытоптанная дорожка, сейчас припорошенная снегом, показывала путь к покосившемуся дому. Окна выбиты, и ветер со свистом гуляет вокруг. Внутри что-то звякнуло металлом, и мы вздрогнули, а Вера буквально прыгнула в объятия Максима. Но это была лишь собака, выбежавшая из хибары справа, видимо, из дыры у фундамента. Псина заметила нас и, прижав хвост, рванула куда-то в заросли голых ветвей кустарников.
Максим и Вера разжались, даже отпустили руки друг друга и, чуть отвернув головы, прошли вперёд, а мы с Федей за ними. Все встали у двери, висевшей на одной петле. Фонарь в нескольких участках от нас слабо светил, но его силы хватило, чтобы разглядеть, насколько старым и заброшенным оказался этот дом. Видимо, после владельца дневника и его мамы здесь никто и никогда больше не жил. Максим остановил Веру, находящуюся в каком-то трансе и собравшуюся сделать первый шаг, и сам ступил вперёд. Под его большими зимними сапогами скрипели деревянные лестницы. Вера последовала за Максимом, включив большой ручной фонарь и направив его в землю. Мы образовали одну линию, я был последним, ощущая, словно кто-то дышит мне в затылок, приготовившись схватить за воротник.
Внутри достаточно светло. Сильно пахло пылью, хотя почти везде лежал снег, налетевший, видимо, в разбитые окна после недавнего снегопада. Мебели почти не было кроме дивана рядом с телевизором, на который сейчас Вера трясущейся рукой направила луч. Мы все буквально вросли в те места, где остановились, прежде чем увидеть это. Думали, что на диване окажется скелет в ночнушке, но всё обернулось ещё страшнее, а это совершенно не к добру, если верить дневнику.
Мы двинулись в сторону комнат, в одной из которых, как ожидалось, найдётся как минимум одно тело, если его ещё не растаскали на лоскуты стаи бродячих собак. Вот комната, которая была, казалось, той самой, скакнувшей со страниц. Максим, всё ещё возглавляя наш маленький отряд, толкнул дверь ладонью, и та немного открылась, упёршись обо что-то внутри. Максим вдохнул так, словно подавился, но потом указал пальцем вниз, и Вера посветила туда. Там лёд, сковавший порог и не дающий двери открыться полностью. Максим пытался сильнее толкать, но ему не удавалось хоть немного сдвинуть дверь. Вера светила вокруг, но ничего, кроме чёрных деревянных стен её фонарь не ловил. Максим толкнул дверь в очередной раз, и та поддалась, открыв нам пустую комнату. Стол и кровать, это всё.
– Кто здесь?
Мы резко развернулись в обратную сторону, и Верин луч покрыл тощего мужчину в прохудившейся дырявой футболке. Его лицо было закрыто негустой длинной бородой, а волосы на голове превратились в чёрный ком.
– Эй, вали отсюда, бич! – крикнул Федя из-за спины Максима, всё ещё стоящего у входа в пустую комнату. Вера уронила фонарь, и тот покатился по прогнившему деревянному полу без единого ковра, освещая лишь ноги незнакомца. – Что ты встал?
– Федь, не зли его, – шепнул Максим, – Кость, возьми фонарь.
– Что?
– Фонарь возьми, говорю. Быстрее!
Я присел и рукой потянулся к фонарю. Мужчина, чей отвратительный запах волной обдал нас четверых, приблизился на пару шагов. Я рывком прыгнул до фонаря и схватил его, наставив луч прямо на бродягу. Он не закрыл глаза от яркого света, но уставился куда-то позади нас, и мы подумали, что он слеп.
– Вали отсюда, я сказал! – Федя рыкнул, достав из кармана перочинный нож, на который незнакомец не обратил ни единого внимания и лишь заскрипел чёрными зубами, сводя челюсти под неестественным углом.
– Уходим, – начал Максим полушёпотом, – Вера, будь за мной, потом Костя. Федя, дай нож Костику, пусть прикрывает нас.
Федя, внезапно признавший главенство Максима, свернул нож и сунул мне в грудь так, что я не мог его не взять. Я передал фонарь Максиму, освещавшим попеременно и незнакомца, и наш путь обратно. Я шёл спиной вперёд, вытянув руку с выдвинутым ножом в сторону этого жуткого мужчины, похожего на ходячий труп с язвами на лице, но не успел ощутить холод зимы снаружи, как ребята закричали, и тут же резко их вопли стихли, сменившись на глухие удары об пол.
Я не повернулся, застыл на месте и наблюдал, как выроненный фонарь освещает нечто сбоку. Там на дощатой стене колыхалась чья-то огромная тень, не принадлежавшая ни мне, ни тому, на кого я наставил нож. Сзади что-то громко хрипело, и я открытой шеей ощущал зловонные дуновения.
Незнакомец улыбнулся, глядя за мою спину, и сказал:
– Мам, я же говорил, что принесу мяса.
Ржавчина
Как и всегда я проснулся за минуту до будильника. С одним отрытым глазом отключил звонок на 4:50 утра и поднялся, пока она ещё лежала, зажав одеяло между ног. Утреннее весеннее солнце пробивалось сквозь окрепшую листву деревьев и падало на её бёдра. Ей ещё спать почти два часа, и я по-доброму ей завидовал, вставая и на ходу разминая затёкшую правую стопу, которая болит уже месяц. Сходить бы к доктору.
На улице тепло, и сегодня я впервые пошёл без шапки, даже расстегнув куртку. Кроме меня на улице по дороге до метро почти никого нет, только один и тот же старик на остановке ждёт свой самый первый автобус, готовый отвезти его в сторону дач на окраине города. Последние несколько лет я с ним здороваюсь, хотя и не знаю его имени, и он, кстати, не знает моего. Мы киваем друг другу, и я, уставившись в землю, топаю к метро.
Сумка на плече сегодня кажется тяжелее, чем обычно. Наверное, мой обед она завернула не в пластиковый контейнер, а в стеклянную полулитровую банку. Стоило это проверить до того, как выйти из дома.
Полупустое метро. Оно только открывается, а внутри собралась маленькая кучка людей, ждущих открытия дверей к турникетам. Я вижу эти лица каждое утро пять через два, и иногда мне кажется, что сегодняшний понедельник не превратится во вторник, а если и превратится, то вторник не превратится в среду и так далее.
Качка метро всегда убаюкивала, и по пути на работу я, так сказать, досыпал свои часы, которых порой ощутимо не хватало. Я выключался крепко и даже видел сны, но организм привык к одним и тем же станциям и автоматически запускался на моей. Я вскакивал с места и, чтобы не упасть в останавливающемся вагоне, обеими руками хватался за поручни, затем выходил из метро.
До работы топать почти двадцать минут. Мимо железных путей, по которым поезда ездят достаточно часто. Уже на подходе к заводу. Вижу его через ограждения по ту сторону моста через небольшую реку, где раньше плавали утки, улетевшие после «облагораживания» берегов. Там понаставили деревянных пирсов и железных заборов. Красивее ли это, чем стая уток? Думаю, что нет.
Я приложил пропуск и прошёл на территорию завода. Знакомых запах машинного масла встречает меня раньше охранника Артёма, пожилого мужчины, который каким-то образом всегда выглядит бодрым, хоть в пять утра, хоть в пять вечера.
– Здарова, Влад!
– Привет, – ответил я хриплым голосом обогнавшему меня мужичку. – Сегодня есть новые формы? Витальевич говорил, должны были привести к началу смены.
– Слушай, не знаю даже, – ответил Игорь, наш бригадир, – спроси лучше у начальника, в кабинете обычно все распоряжения.
– Ладно, разберёмся.
Я зашёл в цех, в котором тружусь уже очень давно. Все намекают, что к июню от меня ждут проставу, так как стукнет ровно десять лет, как я впервые вступил за ворота этого цеха. Со мной обычно здороваются хором все, кто приезжают раньше и уже переодетые сидят на лавке, ждут начала смены. Один я езжу на работу с совершенно другого конца города, затрачивая на это почти полтора часа от подъезда до проходной. Я пожал каждому руку и, схватившись за ладонь нашего мастера, спросил.
– «Восемнадцать тридцать шесть» сегодня будут?
– Нет, зато завезли аэродромные. Пришёл огромный заказ. Витя уже готовит формы, будешь сегодня с ним. Вам выделили место у вибростолов.
Я кивнул и отправился к лестницам, по пути пожав ещё несколько рук. Я переодевался словно в трансе, пока наш крановщик, весьма болтливый невысоких мужичок, что-то рассказывал всем находящимся в раздевалке, но его мало кто слушал, и я в особенности. Я до сих пор спал, доверив тело режиму автопилота. Надев каску и сложив перчатки в карманы штанов, уже грязных от машинного масла, я спустился в цех, где уже вынимали из пропарочных камер металлические формы под бетонные плиты. Мне сегодня должен был достаться «кальмар» с его трубками для электроники и кучей закладных деталей, но сегодня я в паре с Витей, и это, по правде сказать, даже хорошо. С кальмаром этим до обеда бы провозился, а аэродромные формы простые, только их много. Да и всё равно за час до конца смены все будут в комнате отдыха наблюдать, как Максим и Олег играют в шашки, соревнуясь за первенство по цеху.
– Отнеси Егору проволоки, они просили всей бригадой.
Я взял обруч ещё не нарезанной проволоки и двинулся вдоль линии с формами, где парами работали мужики. Дядя Гена, самый старший в цеху, пытался молотком загнать пятнадцатую закладную в каркас «кальмара», появившегося в производстве всего пару недель назад. Опытный рабочий справится, но судя по его вспотевшему лицу и набухших венах на жилистых руках, как бы его не хватил инфаркт на шестьдесят девятом году жизни.
Я отнёс Егору, мастеру соседней бригады, проволоку и вернулся обратно к Вите, уже подготовившему форму. Весь день мы чистили от ржавчины платформы, стоявшие около полугода на улице, клали каркасы и отдавали на заливку. День проходил быстро, и я был этому рад. На обеде мы внимательно следили за тем, чтобы Олег в партии с Максимом не мухлевал, как в прошлом году, когда его поймали на жульничестве на последнем этапе турнира завода по шашкам. Ближе к двум дня, когда до конца смены осталось чуть больше полутора часов, у меня под перчатками набухла мозоль от ломика. Эти аэродромные формы были невыносимо ржавыми, и их борта не открыть без посторонней помощи, поэтому мы звали парней с вибростола, чтобы они помогли нам с последней, потому что у нас с Витей уже не хватало сил, и руки повисли двумя макаронинами.
– Это последняя? – спросил я Витю с надеждой.
– Да, только если вдруг не вписали ещё одну. Давай просто не будем торопиться, а то если Витальевич увидит, что мы уже всё, так точно накинет штуку другую, а я за эти копейки, что вчера пришли авансом, не собираюсь гнуть спину лишний раз. В пизду оно мне не надо.
– И то правда. Ладно, ты посиди, я довяжу закладные и попрошу Надю забрать форму чуть позже.
Витя махнул рукой и свалился на скамейку у склада, прижавшись спиной к железным шкафчикам. Я доделал форму, будучи весь в ржавчине, и сел рядом с Витей, ощущая пятой точкой тряску от вибростола. Парни, только пришедшие с института и проходящие на нашем заводе практику, ещё не научились правильно регулировать силу, и бетон иной раз переливали, от чего потом убирались дольше остальных. Дыша как собаки, они входили в комнату отдыха самыми последними. Я дал отмашку Наде, чтобы форму она забрала попозже, та кивнула и перевела кран подальше от нас.
– Говорят, в другом цеху сокращают сильно.
– Да, я слышал, – еле говорил Витя, шепелявя чаще, чем остальные мои знакомые, – да там и планы сильно упали. Представляешь, монтаж встал, что-то напутали в дирекции, и теперь мужики, перевыполнив план в предыдущем месяце, будут сидеть без работы. Кого не устраивает – могут увольняться, кого устраивает – идут домой на три недели за свой счёт. Это какой-то пиздец, как по мне.
– За свой счёт? Я думал, что хоть чего-то да накинут.
– Влад, ты серьёзно? Ты ж не первый день работаешь, сам знаешь, директору вообще насрать, чем ты там собрался кредиты свои оплачивать или ещё что. Это просто не его дело, план выполнен в прошлом месяце – молодцы, а если сейчас работы нет, так будет позже. А что делать между этим?
– Мда. Вова говорил, что хочет на пенсию уйти.
– Да какую пенсию? Он там со скуки помрёт быстрее, чем от своей язвы. Того гляди ещё и нас переживёт, до сих пор крутя ломиком, как и двадцать шесть лет назад.
– Ага, джедай заводской.
Витя усмехнулся и достал из нагрудного кармана робы, заляпанной краской и каплями бетона, пачку смятых сигарет, протянул мне. Я взял самую красивую, но случайно. Витя схватил наугад губами и закурил, передав мне зажигалку. Прокашлявшись и сплюнув подозрительного цвета жижу, Витя натянул каску повыше, чтобы потный лоб показался открытому воздуху, и уставился на мастеровую.
– У них там ближе к лету поставят кондиционер.
– Откуда знаешь? – я спросил, повернувшись в ту же сторону, что и Витя.
– Мастер сам сказал. Летом обещают аномальную жару, и поэтому, в целях безопасности опять же со слов мастера, им установят кондиционер, а в самом цеху только окна откроют.
– Пух же налетит. Тут тополей выше крыши.
– Я-то знаю, а как объяснить остальным, кто по цеху только в белой касочке ходит и боится замарать пиджачок?
Вокруг к концу смены пахло бетоном и смазкой для форм, которой местные иногда пользуются как кремом для рук. Воняет страшно, зато любая грязь отлетает моментально, да ещё и кожа увлажняется. Дым от наших сигарет поднимался вверх и смешивался с облаком мелкой белой пыли, которая появлялась спереди. Там шлифовали лестничные марши, приводя их в надлежащий для отгрузки вид. Мы с Витей натянули маски. Я махнул Наде, и та передвинула кран, забрав последнюю на сегодня аэродромную форму.
У меня сильно разболелась голова, и вместо того, чтобы пойти в игровую смотреть партию по шашкам, я решил подняться наверх и немного поспать. Взял ключи у мастера, еле преодолел два этажа лестничных пролётов и как можно быстрее улёгся на деревянную скамейку, сложив руки в замок на груди, чтобы те не свешивались к полу. У меня было ещё около часа до конца смены, и если вдруг никто из дирекции не решит проверить цех, то я спокойно проведу оставшееся время в одиночестве.
Дремал я беспокойно, постоянно поднимая голову, чтобы проверить время. Уверен, что ещё услышу всех из бригады, пока они будут подниматься, поэтому не завёл будильник, но что-то всё равно гудело во лбу, как дрель. Я провалился в сон, думаю, минут на пятнадцать, но стало только хуже, когда проснулся. Я умывался, когда остальные уже заходили в раздевалку, пытаясь обогнать всех вокруг, чтобы успеть первыми под душ.
Я в душ не пошёл, голова болит всё сильнее и сильнее. Я сбрызнул дезодорантом подмышки и оделся. Думаю, она всё равно не поймёт идею, когда на пороге попытается обнять и почувствует весь запах моих трудовых будней.
Последним в душ забегал Саша.
– Тебя звал начальник, зайди к нему. Вроде бы какие-то документы подписать. Не забудь.
– Хорошо, прямо сейчас и заскочу. – Сказал я человеку с полотенцем в руках, пробегающему мимо меня голышом.
Я вздохнул и спустился на первый этаж. Начальник действительно ждал меня с кучей бумаг на подпись. Половина из них были поправки в трудовой договор, которые я никогда, к своей глупости, не читал. Остальную половину начальник ещё распечатывал, я сидел и ждал, глядя на часы. Хотел уйти чуть пораньше, но вышло как всегда. Я подписал последний документ и вышел, пожав Валентину Витальевичу руку.
Я слился с толпой, и все вместе мы покидали цех, выстроившись в колонну. В телефоне сообщения. Несколько было от неё, отправила список покупок. Видимо, сегодня дома ждёт вкусный ужин, судя по ингредиентам, где есть слова мясо и специи. Я принялся листать ленту новостей, машинально идя со всеми и особо не глядя по сторонам, и тут передо мной послышался истошный крик. Я поднял голову и увидел его.
В огромных воротах цеха, заполняя почти всё пространство, стояло чудовище. Оно было похоже на гориллу, но с собачьей мордой, пускающей через плотно сжатые острые зубы густые вязкие слюни. Его глаза были ярко-зелёного цвета, и оно рычало, глядя на нас всех, приросших к своим местам. И только Витя заорал, повернувшись назад и пробиваясь сквозь толпу.
Он пролетел мимо меня, задев плечом, и я выронил телефон. Чудовище открыло пасть, набрав перед этим воздух в огромную грудь, и зарычало так, что в глазах у меня потемнело. Мы все, превратившись в одну человеческую массу, рванули назад, к раздевалкам, но тех, кто шёл первыми изначально, кроме Вити, чудовище уже рвало на части. Рядом с нами летали кишки и изуродованные конечности. Этот звук вряд ли когда-нибудь получится забыть.
Я протолкнулся к лестницам, и буквально за моей спиной кого-то схватили. Он попытался взять меня за куртку, но я дёрнулся и ввалился лицом вперёд в дверной проём, упал на колени. Чудовище, двигая челюстям то в одну сторону, то в другую, перекусывало пополам Егора, держа его за болтающиеся ноги. Его вопль заставил нас всех наблюдать, как чудовище уже разделило рабочего пополам, и из разных сторон клыкастой пасти выпали две части человека, словно распиленные в районе пояса тупой пилой. На землю повалились дымящиеся внутренности с таким звуком, словно на бетон упал пакет с молоком.
Чудовище смотрит на нас и рычит, и в особенности на меня, находящегося ближе к выходу. Чья-то рука схватила сзади и потащила вверх. Я успел вбежать достаточно высоко по лестницам, чтобы мохнатая лапа с длинными когтями, похожими на рыболовные крюки, не смогла меня ухватить. Мы забежали в раздевалки второго этажа и заперли за собой двери, когда я, будучи последним, пересёк порог. Валентин Витальевич закрыл железную дверь на засов и два замка на ключ.
– Посмотрите, что за окнами, – шепнул он, – и ни звука.
Я и ещё несколько человек приблизились к окнам и, прикрыв лица руками от яркого солнца, не увидели ничего, что могло бы насторожить, кроме того факта, что людей на улице не было вообще. Машины, что стояли на дороге за территорией завода, пустовали. Двери были распахнуты, у некоторых горели аварийные сигналы, но ни одного человека в радиусе обзора.
– Никого, Витальич, – говорил Витя, – слишком низко, поднимемся на крышу?
