скачать книгу бесплатно
Женщина в зеркале
Эрик-Эмманюэль Шмитт
Азбука-бестселлер
Эрик-Эмманюэль Шмитт – мировая знаменитость, это едва ли не самый читаемый и играемый на сцене французский автор. Впервые на русском языке новый роман автора «Женщина в зеркале». В удивительном сюжете вплетаются три истории из трех различных эпох.
Брюгге XVII века. Вена начала XX века. Лос-Анджелес, наши дни.
Анна, Ханна, Энни – все три потрясающе красивы, и у каждой особое призвание, которое еще предстоит осознать. Призвание, которое может стоить жизни.
Эрик-Эмманюэль Шмитт
Женщина в зеркале
Eric-Emmanuel Schmitt
LA FEMME AU MIROIR
© Editions Albin Michel – Paris 2011
© Александра Ренье, перевод, 2013
© Г. Погожева, перевод, 2013
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2013
Издательство АЗБУКА
* * *
Эрик-Эмманюэль Шмитт – один из самых читаемых и играемых авторов. Его книги переведены на пятьдесят языков мира.
Высшая театральная премия Франции «Мольер» (1993, 2005)
Гран-При Французской Академии (2001)
Гонкуровская премия (2010)
Премия «Читающий Санкт-Петербург» (2010)
Ежегодный суммарный тираж его книг во Франции 500 000 экз.
«Оскар и Розовая Дама» Э.-Э. Шмитта в 2004 году была названа читателями книгой, которая изменила их жизнь наряду с Библией, «Маленьким принцем» и «Тремя мушкетерами».
* * *
Бруно Мецгеру
1
– Я чувствую, что я другая, – прошептала она.
На ее слова никто не обратил внимания. Матроны сновали вокруг нее, поправляя то фату, то тесьму, то бант, галантерейщица укорачивала юбку, вдова землемера надевала на ее ноги расшитые туфельки; девушка держалась неподвижно и чувствовала, что становится вещью – увлекательной, способной привлечь внимание соседок, но все же вещью.
Луч солнца проник через мансардное окно и наискосок пересек комнату. Анна улыбнулась. Золотистый свет нарушал полумрак мансарды, она стала похожа на подлесок, который осветила заря, только вместо папоротников были корзины с бельем, а вместо ланей – девушки. Несмотря на непрестанную болтовню, Анна вслушивалась в проникшее в комнату молчание; странное, безмятежное, плотное, оно шло издалека и сквозь пересуды кумушек доносило некое послание.
В надежде на то, что кто-нибудь из них расслышал его, Анна посмотрела по сторонам, но не поймала ни одного взгляда. Вынужденная терпеть их старания украсить ее, она не была уверена, не произнесла ли эту фразу вслух: «Я чувствую, что я другая». Что она могла добавить? Через несколько часов она выйдет замуж, но с самого пробуждения она ощущала лишь приход весны, заставляющей раскрываться бутоны. Природа привлекала ее куда больше, чем жених. Анна догадывалась, что счастье там, – оно спряталось за деревом, словно заяц; она видела кончик его носа; ощущала его присутствие, его зов, его нетерпение… Она испытывала зуд в ногах – хотелось бежать, кататься по траве, обнимать стволы деревьев, полной грудью вдыхать воздух с витавшей в нем пыльцой. Главным сегодняшним событием был сам день – прохладный, ослепительный, щедрый, – а не предстоящая свадьба. Ее грядущий союз с Филиппом казался ей ничего не значащим по сравнению с этим сиянием, с апрелем, что заполонил поля и леса, с новой силой, порождавшей крики кукушек, первоцветы, чертополох. Ей хотелось бежать из тесной комнатки, где шли приготовления к свадьбе, вырваться из рук, что пытались украсить ее, и броситься нагой в такую близкую речку.
Миновав оконный переплет, луч света натолкнулся на тень кружевной занавески на неровной побелке стены. Анна ни за что не посмела бы потревожить этот чарующий луч. Нет, даже если бы ей сказали, что в доме пожар, она бы не шелохнулась, сидя на этом табурете.
Она вздрогнула.
– Ты что-то сказала? – спросила ее двоюродная сестра Ида.
– Ничего.
– Ты мечтаешь о нем, да?
Анна опустила взгляд.
Это подтвердило подозрения Иды, и она, одолеваемая похотливыми мыслями, разразилась пронзительным хохотом. Последние недели она пыталась совладать с завистью, и ей это удавалось, лишь превратив ее в игривую насмешку.
– Анне уже кажется, что она в объятиях Филиппа! – провозгласила она сдавленным голосом. – Первая ночь будет жаркой. Не хотелось бы вечером оказаться на месте матраса.
Женщины заворчали, одни поддерживали Анну, другие порицали Иду за пошлость. Вдруг дверь распахнулась. Тетя и бабушка Анны величественно, как на сцене, вплыли в комнату.
– Наконец-то ты увидишь то, что увидит твой муж! – в один голос воскликнули они.
Из сборок своих черных платьев они выхватили, словно кинжалы, две коробочки резной кости и осторожно приоткрыли их: в каждой было зеркало, оправленное в серебро. Их действия сопровождал изумленный шепот: присутствующие сочли, что стали свидетелями необыкновенного зрелища. В повседневной жизни зеркала попадались крайне редко, а если вдруг у кого и нашлось бы зеркальце, то оловянное, из шлифованного выпуклого металла, где отражение казалось запотевшим, неровным, тусклым; эти же зеркала были сделаны из стекла и отражали реальность в четких очертаниях и ярких красках. Послышались восторженные восклицания.
Волшебницы, потупившись, приняли заслуженные комплименты, а затем немедленно перешли к действию. Тетя Годельева встала перед Анной, а бабушка Франциска сзади, за ее спиной, каждая держала зеркало, как щит, на вытянутой руке. Сознавая всю важность момента, они торжественно объяснили девушке, что делать:
– В переднем зеркале отражается то, что сзади. Таким образом, ты сможешь увидеть, как ты выглядишь с затылка или в профиль. Помоги нам правильно встать.
Подошедшая Ида не скрывала зависти.
– Где вы взяли эти зеркала?
– Нам их одолжила графиня.
Все зааплодировали такой удаче: подобное сокровище могло принадлежать лишь знатной даме; торговцы даже не предлагали зеркала простолюдинам – куда такое бедноте!
Анна глянула внутрь круглого ободка, рассмотрела свое удивленное лицо, оценила замысловатые завитки светлых волос, уложенных в изящную прическу, удивилась, какая у нее длинная шея и изящные ушки. Однако ее не покидало странное чувство: хотя ничего неприятного в зеркале не отражалось, увиденное было совершенно непривычным – она смотрела на незнакомку. Ее перевернутое изображение – в фас, сбоку или сзади – могло принадлежать и ей, и кому угодно другому; оно совсем не походило на нее.
– Ты довольна?
– О да! Спасибо.
Не отличавшаяся тщеславием Анна, отвечая на вопрос тетки, думала, что та спрашивает о зеркале.
– Ты что, не отдаешь себе отчета в том, как тебе повезло?! – рявкнула бабушка Франциска.
– Конечно отдаю, – возразила Анна, – мне очень повезло, что оно мне досталось.
– Да нет, я имела в виду Филиппа. Другого такого не сыщешь.
Соседки степенно закивали. Мужики в Брюгге большая редкость. Никогда еще в городе не было такого дефицита… Мужчины исчезли. Сколько их осталось? Один на двух баб? Может, даже один на трех. Бедная Фландрия была поражена странным недугом: нехваткой сильного пола. За несколько десятилетий мужское население на севере Европы снизилось настолько, что это уже вызывало опасения. Многим женщинам пришлось смириться с одинокой жизнью или уйти в монастырь; некоторые отказались от материнства; самые смелые, чтобы справиться с нуждой, овладели мужскими ремеслами – кузнечным или столярным делом.
Галантерейщица строго взглянула на приятельницу, расслышав в ее голосе упрек.
– Так было угодно Господу! – заявила она.
Бабушка Франциска вздрогнула, испугавшись, что ее могут обвинить в богохульстве.
– Разумеется, это Господь послал нам такое испытание! – торопливо исправилась она. – Это Господь призвал наших мужчин отправиться в Крестовые походы. Во имя Его они гибнут, сражаясь с неверными. Господь убивает их в море, на дорогах, в лесах. Господь убивает их на работе. Господь призывает их к себе раньше нас. Это по Его милости мы хиреем без них.
Анна поняла, что бабка Франциска ненавидит Бога; она выказывала скорее страх, чем обожание, описывая Его как грабителя, палача, убийцу. Анне, напротив, не казалось, что Бог таков или что Он действовал там, где виделся бабке.
– У тебя, милая Анна, все сложится как встарь: муж, много детей. Ты счастливица. К тому же твой Филипп не мужлан. Не так ли, дамы?
Те закивали, смеясь – одни от смущения, другие от возбуждения, – что кто-то интересуется их мнением по такому вопросу. Шестнадцатилетний Филипп был крепким фламандским парнем, с длинными ногами, узкой талией, широкими плечами, светлой кожей и лохматой копной волос.
Тетя Годельева воскликнула:
– А знаете, жених-то стоит на улице, поджидает невесту!
– Да ну?
– Он знает, что мы ее одеваем, он просто вскипел. Как вода на огне! Если бы от нетерпения можно было помереть, его бы уже давно в живых не было.
Анна подошла к окну; промасленную бумагу с рам уже сняли, чтобы впустить весну. Стараясь не заслонить свет, она наклонилась и увидела стоявшего на мостовой Филиппа, который весело болтал с друзьями, приехавшими из Брюгге в Сент-Андре, деревню, где жила бабка Франциска, в миле от большого города. Да, время от времени поглядывая на верхний этаж, он ждал ее, страстно и радостно. Анна с облегчением вздохнула. Она не должна сомневаться!
Анна жила в Брюгге уже год. До этого она знала лишь одинокую ферму на севере, где тяжелые облака придавили плоскую, вонючую, влажную землю; она жила там с теткой, ее мужем и дочерьми. Другой семьи у нее не было – мать Анны умерла при родах, так и не раскрыв имени ее отца. При жизни дяди девочка ни разу не покидала ферму, а когда тот помер, тетя Годельева решила переехать в Брюгге, поближе к братьям. Недалеко оттуда их мать Франциска доживала дни в деревеньке Сент-Андре.
Для Годельевы переезд в Брюгге был возвращением к истокам, но для Анны, а также Иды, Хедвиги и Бенедикты – ее трех кузин – переезд стал настоящим потрясением. Из деревенских девчонок они превратились в горожанок, из девочек – в девушек. Ида, старшая, была намерена как можно скорее связать свою судьбу с мужчиной и атаковала имевшихся в наличии парней с почти мужским пылом и смелостью, что не принесло ей успеха. Так что работавший в обувной лавке Филипп, ответив на заигрывания Иды, решил покорить сердце Анны, даря ей каждое утро по цветку. Он без смущения признался Иде, что воспользовался знакомством, чтобы добраться до ее двоюродной сестры. Эта в общем-то банальная уловка сильно огорчила Иду, а радости Анне почти не доставила. Та смотрела на окружающих не так, как ее подруги: девушки распознали в подмастерье сапожника явного удальца, а Анна видела угловатого длинноногого мальчишку, смущенного своим новым телом, которое то и дело на что-нибудь натыкалось. Филипп вызывал у нее жалость. Она угадывала в нем девичьи черты – волосы, нежные губы, бледная кожа. Во взволнованных интонациях его баритона ей слышался отзвук мальчишеского звонкого голоса. Идя вместе с ним на рынок, она отмечала признаки шаткого, изменчивого взросления; именно это ее и привлекало, ей вообще нравилось наблюдать, как растут цветы и деревья.
– Хочешь сделать меня счастливым? – как-то раз спросил ее Филипп.
Покраснев, она сразу искренне ответила:
– Да, конечно!
– Совсем счастливым? – умоляюще спросил он.
– Да.
– Будь моей женой.
Такая перспектива прельщала ее куда меньше: неужто и он туда же? Он рассуждал как ее кузина, как все досаждавшие ей люди. К чему эти условности? Анна с присущей ей непосредственностью попыталась уладить дело:
– А тебе не кажется, что я могла бы сделать тебя счастливым просто так, может, мне не обязательно выходить за тебя замуж?
Он с подозрением отодвинулся:
– Разве ты из этих девиц?
– О чем ты говоришь?
У юношей порой бывают непонятные реакции…
Почему его так поразили ее слова? Почему он хмуро уставился на нее?
Мгновение спустя Филипп с облегчением улыбнулся, решив, что в словах Анны нет подвоха. Он повторил:
– Я бы хотел на тебе жениться.
– Почему?
– Каждому мужчине нужна жена.
– Но почему я?
– Потому что ты мне нравишься.
– Почему?
– Ты самая хорошенькая и…
– И?..
– Ты самая хорошенькая!
– И что с того?
– Ты самая хорошенькая!
Поскольку она расспрашивала его не из кокетства, комплимент нисколько не польстил ей. Вечером, вернувшись домой, она простодушно спросила тетушку:
– Что, всего-то и надо быть хорошенькой? Он красивый, я хорошенькая.
На следующий день она попросила Филиппа пояснить свою мысль:
– Почему ты и я?
– Ты и я – с нашей внешностью у нас будут замечательные дети! – воскликнул он.
Вот оно как, Филипп подтвердил то, чего она опасалась! Он говорил как скотовод, как фермер, спаривающий своих лучших животных, чтобы они размножились. Значит, это и есть любовь между людьми? И ничего больше? Если бы можно было поговорить об этом с матерью…
Производить себе подобных – неужто этого с таким нетерпением жаждали окружающие ее женщины? И даже необузданная Ида?..
