скачать книгу бесплатно
Бог и Пол. Метафизика секса и смерти
Яков Моисеевич Шмидт
Книга обращает внимание на сакраментальные совпадения факторов психофизиологии с догматами веры, литературных форм с формами самосознания, категорий эстетики с социальными укладами и на многие другие парадоксальные совпадения и драматические несовпадения, в которых незримо присутствуют и противоборствуют нерасторжимые, как Вечность и Время – Бог и Пол.
Яков Шмидт
Бог и Пол. Метафизика секса и смерти
…еще по-звериному мохнатый неандерталец познал смерть. На основе этого знания и появился эротизм, отличающий сексуальную жизнь человека от половой жизни животного.
Смысл эротизма уклоняется от каждого, кто не хочет видеть в эротизме религиозного смысла.
Соответственно смысл вообще всех религий уклоняется от каждого, кто пренебрегает его связями с эротизмом.
Жорж Батай
Существующего во Вселенной порядка вещей могло не быть без человека, но поскольку есть человек, Вселенная именно такова.
Джон Арчибальд Уилер
Об авторе
Яков Шмидт. Родился в 1946 году в Ленинграде. С 2001 года проживает в Германии. «Бог и Пол. Метафизика секса и смерти» – первая часть философской трилогии вышла в издательстве «Алетейя» в 2013 и 2015 г. Две другие части – «ПолитиКант» и «Метафизика достоинства» вышли в 2016 и 2020 г. в издательстве «Нестор-История».
Вместо оглавления
Сознание дано человеку как интуитивное понимание жизни, как то, что в психологии обозначает термин инсайт. Не обобщение научных знаний и не толкование священных писаний, но, местами, нечаянное с ними совпадение.
Мировая эволюция проходит через человека и замысел её отражён в самой структуре личности, в извечном страдании от незавершённости.
Тезисы, раскрытые в этой книге, не могут служить оглавлением, так как в тексте они вперемешку разбросаны по главам. Так же как в жизни.
1. Три фактора связи физиологии с метафизикой.
Саркастический запах, циничное осязание, возвышающее созвучие.
2. Три фундаментальных противоречия человеческого бытия.
Жизнь и Смерть, Мужчина и Женщина, Бог и Пол.
3. Три формы самосознания и мировоззрения. Поэзия-Сатира-Проза.
4. Два беспредела индивидуальности.
Достоинство, независящее от достоинств.
Стыд, независящий от недостатков.
5. Два парадокса эстетики.
Одинаковая эстетика противоположных предметов.
Противоположная эстетика одного предмета.
6. Два фактора психоантропологии.
Удовольствие и самодовольство.
Отдалённость и самоцельность.
7. Две ипостаси метафизики.
Бессмертие плоти и презрение к ней.
I
Только человеку дано столько отвращения к останкам и отходам недавней жизни. Собака спокойно подбегает к дохлой собаке, как и к собачьему калу: понюхает, полижет, побежит дальше. Отходы тела – это тоже мёртвая плоть. И каждый раз естественная надобность коварно шепчет: memento mori – помни о смерти. В русском языке слово смердеть означает пахнуть мёртвым. Для человека есть множество запахов куда более невыносимых, чем запах кала или потных ног или гнилого зуба, но нету запахов более унизительных.
Это гордое обоняние говорит нам о прямой связи нашей физиологии с метафизикой, минуя физику общественных отношений: ибо прах ты и в прах возвратишься. В Книге и в генах записано.
Унизительный запах сопутствует возвращению внутрителесного соединения к простым составляющим, разложению в прах земной. Унизительный только для существа, несущего в себе образ вечности – нетленности. Омертвление плоти есть признак ничтожества, отвращение – признак величия.
Другим авторитетом из мира запредельного в нашем теле является половое осязание, которое по характеру ощущения, совершенно независимо от нашего воспитания или общественного мнения, независимо от рассудка или предрассудка, независимо от закрытости или открытости перед зрителями, именно, по ощущению под кожей определяют как сладкий стыд.
Мужчине кажется, что он заставляет женщину это испытывать. Женщине должно казаться, что её заставляют. Или каждому кажется, что он принуждает другого. Все чувствуют возвышенную интимность и низменную порочность зачатия.
Но связь с догматикой здесь ещё больше: ветхозаветное «познание» связывает запрет есть яблоки с дерева познания добра и зла и то, что нарушив запрет, узнали они, что наги и Адам познал Еву, жену свою.
Вместо гордости быть как боги, знающие добро и зло, люди узнали стыд наготы и прикрыли то самое место, в котором возвышенное и низменное, сокровенное и порочное – добро и зло неразличимы. (Сильно забегая вперёд, заметим, что безвременьем называют исторические периоды, когда добро и зло перестают быть ясно различимы).
Чувства унижения и стыда связаны с двумя противоположными функциями организма: освобождением от мёртвой плоти и освобождением от семени жизни. Сакральный характер смерти и секса задан прямо в рецепторах, без всякой этики, логики и педагогики.
И, наконец, главным признаком небес на земле выступает музыкальный слух. У человека нет иного слуха кроме музыкального. Когда говорят, что кому-либо медведь на ухо наступил, имеют в виду его неспособность голосом воспроизвести мелодию. Но неэстетического восприятия не существует.
Музыка представляет собой возвышающее созвучие, бессознательно связанное с чувством гордости. Животные не воспринимают музыку, как полагают, оттого, что у них нет органа восприятия речи.
Многие твари вполне владеют алфавитом, то есть, произносят с три дюжины разных звуков, но соединить их в слова не могут. Не владеют синтаксисом. Не всякая тварь Творцу подобна. Музыка и есть синтаксис.
Музыки без слов не бывает. Там, где их нет, они подразумеваются. Как говорится, нет слов.
Наш язык представляет собой не только форму мышления и средство общения: он есть, прежде всего, музыкальная отзывчивость тела и гортани.
Кажется, что волнения наши с намного бо?льшими совпадают и получают резонансное усиление. Отсюда литературность нашего самосознания с его запредельностью оценок. Благое нам видится прекрасным, а печальное – трагическим, напряжённый ход событий мы называем драматическим, а несуразное кажется нам комическим. И ещё длинный ряд таких оценок образует весь перечень положительных и отрицательных категорий эстетики.
Просодии живут в нашем теле неотрывно от языка. Лох Лоханкин из «Золотого телёнка» Ильфа и Петрова от волнения, сам того не замечая, обращался к жене стихотворным размером: «Волчица жадная, тебя я презираю. К Птибурдукову ты уходишь от меня». Так складно говорил, а она ушла…
Многие естественные позы кажутся нам некрасивыми из-за музыкальной хореографичности нашего зрения. Если архитектуру называют застывшей музыкой, то можно то же самое сказать и о природе, и о мире вещей, нас окружающих, когда они радуют наше восприятие.
Такой музыкоцентризм оправдывает то, что В начале было Слово. У Мандельштама:
Быть может, прежде губ уже родился шёпот…
Язык, говорил Хайдеггер, принадлежит бытию, а не сознанию: это способ, каким бытие обращается к сознанию.
II
В поэзии бытие и сознание совпадают. То, что не совпадает с образом – безобразно. Но не всем дано в равной мере чувствовать совпадение.
– Зачем крутится ветр в овраге,
Подъемлет лист и пыль несет,
Когда корабль в недвижной влаге
Его дыханья жадно ждет?
Зачем от гор и мимо башен
Летит орел, тяжел и страшен,
На чахлый пень? Спроси его.
Зачем арапа своего
Младая любит Дездемона,
Как месяц любит ночи мглу?
Затем, что ветру и орлу
И сердцу девы нет закона.
Не просто же А. С. Пушкин в этом отрывке иллюстрирует фактор стихийности примерами из метеорологии, зоологии и психологии: он видит в непредсказуемой этой стихии величие. И в том, что нет закона, есть высший закон.
В другом произведении тот же автор находит величие в прямо противоположном непредсказуемой стихии строгом порядке:
Люблю тебя, Петра творенье,
Люблю твой строгий, стройный вид,
Невы державное теченье,
Береговой ее гранит…
Есть более глубокий метафизический смысл в музыке и поэзии. Независимо от того, в чём находит автор красоту и величие, он утверждает, что они есть. Он утверждает: есть Красота и Величие, как проявление мира запредельного в мире ощутимом. Истинное художество – говорил Вячеслав Иванов – всегда теодицея. Цель поэзии – поэзия – говорил Пушкин.
Объективная реальность субъективна. Она содержит образ и замысел Создателя. И благодаря этому возможна лукавая ему противоположность, которая в принципе вторична: унизить можно только то, что высоко поднято. После того как Пушкин сказал про мимолётное виденье сатирик мог через полтора столетия сострить про мимолётное введенье. Как и сам Пушкин мог написать «Гавриилиаду» чуть ли не через два тысячелетия после того как написано было Евангелие. Талант всегда от Бога и от Чёрта.
Зато есть надежда увидеть в человеках подобие Образу через лукавую ему противоположность. В твари угадать Творца.
Лукавство построено на противопоставлении божественного и полового.
Бог и Пол образуют полярность, лежащую в глубинной основе Бытия. Философия более привыкла говорить о сознании и материи. Но наиболее активное проявление сознания – Слово, а наиболее активное явление живой материи – Пол.
Это ближе к религии, к главной библейской легенде.
Иммануил Кант говорил, что если и признать философию служанкой богословия, то остаётся открытым вопрос, считать ли её служанкой, несущей факел впереди или несущей шлейф позади госпожи своей.
Сёрен Кьеркегор высказал смелую идею о том, что дух и пол в человеке существовать могут только одновременно и взаимозависимо. Это замечательно при всей расплывчатости и перемешанности его определений духовного и греховного:
Адам и Ева суть просто нумерическое повторение. Будь в этом смысле там тысяча Адамов, это означало бы ничуть не больше, чем то, что был только один…
Миф просто позволяет проявиться вовне тому, что является внутренним.
… примем, что сексуальное различие существовало и до грехопадения, правда на самом деле его как бы и не было, поскольку его нет в состоянии неведения. В этом отношении на нашей стороне и Писание.
… Среди животных сексуальное различие может быть развито инстинктивно, однако это не может происходить таким же образом у человека…
… крайняя точка чувственного – это как раз сексуальное. Человек может достигнуть этой крайней точки только в то мгновение, когда дух становится действительным. До этого времени он не зверь, но, собственно, и не человек; только в то мгновение, когда он становится человеком, он становится им благодаря тому, что одновременно становится животным.
Стало быть, греховность – это не чувственность, никоим образом, но без греха нет никакой сексуальности, а без сексуальности нет истории. Совершенный дух не имеет ни того, ни другого, почему, скажем, сексуальное различие снимается вместе с восстанием из мертвых и почему у ангела нет истории. Даже если бы архангел Михаил отмечал все дела, на которые он был послан и которые выполнил, это все равно не составляло бы его истории.
Сегодня он бы сказал: изменилась психологическая стрела Времени – как не было Времени до Большого взрыва, так не было Истории до Грехопадения.
Есть основание полагать, что филогенез – становление вида, был таким, каким его образно описал Кьеркегор. Ему есть аналог в онтогенезе: в жизни ребёнка сознание, стыд и секс пробуждаются одновременно и взаимозависимо.
РЕБРО
Зачем понадобилось Еве
Срывать запретный этот плод —
Она еще не сознает.
Но грех свершен, и бог во гневе.
Вселился в змея сатана
И женщине внушал упрямо,
Что равной богу стать должна
Подруга кроткого Адама.
А дальше… Боже! Стыд и срам…
В грехе покаяться не смея,
На Еву валит грех Адам,
А та слагает грех на змея.
Я не желаю знать Добро
И Зло, от коих все недуги.
Верни мне, бог, мое ребро, —
Мы обойдемся без подруги.
Александр Межиров
В скелете человека характерно наличие 12 пар рёбер (у зародыша 13)…
М.Ф. Нестурх «Происхождение человека».
III
Из трёх фундаментальных противоречий человеческого бытия – Жизнь и Смерть, Мужчина и Женщина, Бог и Пол – первые два представляются вполне одномерными, то есть, разными значениями одной величины или частями единого строения.
Самое поверхностное противоречие – Жизнь и Смерть, представляет собой построение и разрушение, возврат к пассивным составляющим.
Более глубокое – Мужчина и Женщина, вероятно, являет собой иерархию, необходимые друг другу верх и низ, господин и раб. Разумеется, не в реальной повседневности, а только в фундаментальной формуле.
То, что в живой природе иерархия связана с полом, известно давно. Классический пример приводит Конрад Лоренц в своей книге «Агрессия»:
