скачать книгу бесплатно
Вот как он нас по лесу провёл через мины? Как? «Девятый» глаза вылупил и так целый день ходит. Он к этим минам подойти боится. «Девятый», между прочим, сапёр. Подошёл он с командиром к этим минам, побыли они там – что-то командир ему показывал, а потом вернулся, сел на скамейку у дома, попробовал закурить, а у самого руки трясутся – цигарку скрутить не может.
То, что мне попало, так сам дурачок виноват. Сказал же командир: «бросил гранату, ложись под окно», а я к дверям рванул, ну и попало осколком. Рикошетом прилетело.
Да! Командир силён! А ребята теперь смеяться будут.
* * *
– Командир! Как его перевязывать-то? Как там бинт мотать? – спросил «Гном», озадаченно разглядывая задницу «Стрижа» с торчащим из левой ягодицы мелким осколком гранаты.
– Никак. Аккуратненько тампоном прижми, сейчас освобожусь, вытащу его и сам перевяжу. – Я едва сдерживал смех. Нервное напряжение, в котором я пребывал с ночи, отпускало, и организм требовал разрядки, но ржать нельзя, иначе «Стрижа» потом затравят.
– Вот дурная голова, «Стриж», ногам покою не даёт, но в данном случае пятой точке. Я, конечно, понимаю, что ты соскучился по ранениям, героическим подвигам и красивым медсестричкам, но я вынужден тебя огорчить. Нет ничего героического в ранении по глупости и в задницу. Ближайшие две недели ты проведёшь на животе, а вместо медсестричек у тебя будут «Иванов» и «Мех», которым надо откормиться. Потом вместо боевой работы ты будешь учиться выполнять приказы. Я думаю, «Старшина» найдёт тебе применение, а жаль. Из тебя со временем может получиться толковый боец. Ну, ничего, урок будет.
Хреновое ранение. Неудобное. Как ни повернёшься, будешь бередить. Место такое – центральное в организме человека. Соответственно и заживать будет долго, не больно – просто противно. Ни лечь по-человечески, ни ходить, ни поесть, ни наоборот. Ну да ничего страшного. Осколок – это не лом в заднице для исправления осанки. Умнее будешь.
* * *
Как только с хутором управились, прошлись с «Девятым» и «Гномом» по новой дороге. Мин на ней нет, только на въезде три нажимные противотанковые, но это и понятно – их проще снимать, самим же ездить надо было. Мы тоже так поступаем, я просто у нас хитрее сделал. После дождя места минирования хорошо были видны, а так дорога чистая. Так что подогнали нашу технику сюда, выставив на дороге «фишки», чтобы не засветиться при переходе.
Все три машины загрузили материальными благами, которые бывшим хозяевам хутора больше не понадобятся. Пришлось перестрелять всю домашнюю скотину и порезать всю птицу – сюда скоро не вернёмся. Что-то традиционно закопали в сараях и в процессе утащили подальше в поле бывших хозяев, ну то, что от них осталось, и бросили так. Не хоронить же? И так времени мало. Рабов, кстати, нет, а цепи и колодки в одном из сараев есть, видимо, убили уже – уборка урожая в полях закончилась. Этот хутор заминировали, и противотанковые мины я переставил. Понятно, что не я, а «Гном». Ему нравится, пусть тяжести таскает.
21 сентября 1941 года
Ночью вернулись обратно на хутор к «Старшине» и, загрузив ещё груз от него, отправили колонну на базу. С колонной хозяйственников отправились в госпиталь «Иванов», «Мех» и «Стриж». «Иванов» – это тот еврей, который выжил. Второй – «Мех» – белорус из Могилёвской области, его «Белка» к себе заберёт, говорит, он механик-водитель танка. Вернётся техника только через три дня, а у нас тут дел много.
Два дня занимались новой базой. В основном перераспределением материальных ценностей и консервацией и маскировкой новых складов. Опять потихоньку разбираем хозяйственные постройки и строим. Хорошо, что перетащил сюда Виталика. Самой стройкой теперь занимается он, а «Старшина» и «Девятый» на подхвате. Оба изумлены до предела.
Ну да, это у меня руки, как я уже говорил, растут из того места, на котором все люди сидят, а Виталя в деревне вырос, и отец его с детства к стройке приучал, так что скорость строительства максимально возросла. Дорвался Виталя до любимого дела. Вся эта война Виталику по барабану. Из всей войны ему только в сапёры, а ещё лучше дома строить или, вот как сейчас, землянки.
Пока мы здесь, надо всё по максимуму посчитать и убрать в землю. «Старшина» только этим и занимается, подключив девчонок к составлению списков. Ну а мы с «Сержем» традиционно занимаемся поиском тайников – работать руками мы всё равно не умеем.
25 сентября 1941 года
Ночью дошли до разведанного «Погранцом» и Виталиком хутора. Сегодня весь день смотрю за его обитателями, и всё, что я увидел, мне здорово не нравится. Ой, как хорошо, что в этот раз я на точку с Давидом поставил «Сержа», а саму точку расположил максимально далеко и под неудобным углом обзора.
Ничего себе домик! Ёж вашу мать! Вы меня что, предупредить не могли? То есть вот это вот дом? Тогда тот хутор, в котором сейчас толкается вся наша группа, собачья конура. Перед наступлением темноты оттянулся глубже в лес на точку сбора и дождался Давида и «Сержа».
– «Серж»! Эфиоп твою мать! Ты в курсе, что ты самка собаки? Ты что творишь? Жить надоело? Наблюдатель гребучий! Тебя кто учил? Ноги ему вырвать! Ладно, «Погранец» – щенок переросток, но ты вроде волкодав, должен такие вещи влёт просекать! Обурели разведчики, мать вашу. Если до дома доберусь, я тебе гланды вырву без наркоза через задницу.
– Ты чего лаешься, командир? Что случилось-то? – «Серж» реально встревожен. Я никогда так с ним не разговаривал.
– Это я ещё не лаюсь. Лаяться я на базе буду, если выживем. «Упыри, упыри». Это такие же упыри, как и мы с тобой. У вас гранат без замедлителя много? И остальных гранат? – В разведку мы берём только «лимонки». Они просто компактнее и удобнее в обращении, да и места меньше занимают.
– У меня шесть штук, без замедлителя нет. – Это Давид.
– У меня десять, без замедлителя ещё три. – «Серж», понятно, при гранатах, а вот за то, что у курсанта гранат нет, я ему отдельно уши надеру, если до временной базы целыми кусками доберёмся.
– Это с личными? Или вообще? – Я давно уже всем выходящим бойцам объяснил, что к немцам им живыми лучше не попадать, и на задания я беру только таких людей.
– Нет, командир, личные отдельно. – Это опять Давид.
– Хорошо. Может, и проскочит. Значит, так! Сейчас по-тихому идём на вашу точку. Вы никуда с неё не уходили?
– Никуда, командир, – шустро хрюкнул «Серж». Понимает, что своих звездянок он по-любому выхватит.
– Опять хорошо. Точку минируем растяжками, и вы валите отсюда, «Серж». Только по дороге и по сухим местам. Хорошо дождя не было. От места растяжек совсем понемногу и в разных местах присыпаешь след смесью, но совсем немного, чтобы только запах. Лучше всего мизерную щепотку скидывай приблизительно с поясной высоты – она собьёт запах и будет вообще невидима. Не часто, от перекрёстка двести метров и больше не обрабатывай.
У нашей «фишки» даже не вздумайте, иначе тот хутор просто по точкам обработки найдут, если нас будут травить грамотными поисковыми командами. Саму «фишку» перенеси метров на сто пятьдесят от дороги, и сидите тихо. Мне оставьте автомат Давида, патроны, продукты, что остались.
– Да что случилось-то, командир? Пойдём вместе. – «Серж» был не на шутку встревожен.
– Нельзя. Это, скорее всего, разведшкола или школа подготовки диверсионных групп. Что те же бойцы, только в профиль. У них нет проводной связи, но есть рация. Я должен остаться и показать, что я здесь. Если их с утра выпустить, они завтра нас по следам найдут и загонят.
Вы по-любому наследите. Мы ночью следы в перелеске замаскировать не сможем, но если всё правильно сделать, завтра они ваши следы сами затопчут. На свои следы я их не пущу, а потом выведу на дорогу. По мне одному они привязаться к следу не смогут. Замучаются листья глотать.
Нас всех засекли днём. Вокруг дома стоят три минных полосы и оборудованы пулемётные точки. Вероятнее всего, расчёт зенитного орудия – капонир там за домом. Причём выкопан он недавно, да и замаскирован так себе. Три точки наблюдения из дома. Минимум один снайпер. Одного я засёк точно, с той стороны дома может быть второй. Нас пока не проявили, но однозначно засекли и пока не знают, кто мы. Я не понимаю, почему они не вызвали подкрепление днём или не натравили на нас группу охраны из дома.
Их разведка вышла только что и вернётся, наверное, рано утром. Они вас съедят и не заметят. Подъезд к базе минировать по максимуму. Лес в шахматном порядке растяжками, дорогу только минами. Скажешь «Третьему» – он знает, как сделать.
Я с хозяевами особняка завтра поиграю и вернусь. Приду только в том случае, если буду знать, что облава уйдёт в другую сторону, но сразу не ждите. – Я реально испугался за своих щенков. В доме знали, что за домом наблюдают. Засекли они именно меня, когда я передвигался по лесу, и я действительно не понимал, почему нас уже не перебили.
Точку наблюдения «Сержа» и Давида немецкие наблюдатели тоже наверняка засекли или засекут завтра утром. Сейчас я сделаю так, что завтра утром наблюдатели обязательно обнаружат ту позицию и сочтут её основной. Саму позицию мы хитро заминируем, поставив растяжки на тропе таким образом, что, нарвавшись на первые две гранаты, оставшимся в живых некуда будет уйти, кроме как в стороны. При взрыве сработают минимум пять «лимонок», а стоять они будут так, что накроют всю группу, втянувшуюся в заминированный карман. Кроме этого я поставлю четыре гранаты без замедлителя поперёк дорожки следов «Сержа» и Давида, как раз для того, чтобы гранаты позже сняли.
Я видел три точки наблюдения из дома и минимум одного снайпера. Спецом лежал до темноты и всё же дождался выхода разведки. Трое ушли через заминированную полосу к тому месту, где я лежал днём. Значит, в минном поле за домом есть проход. Сам проход в полутьме я прояснить не смог – расстояние всё же немаленькое, а вот место выхода засёк.
Сейчас разведчики заминируют мою точку наблюдения и будут ждать, когда я подорвусь, или вернутся утром в дом и будут ждать в тепле. Я ждал бы в лесу, но то я, а они вернулись за час до рассвета и нарвались прямо на растяжку из двух гранат. Один стонет уже полтора часа, а сначала орал. Он торопится к врачу. Остальные двое лежат смирно – им уже торопиться некуда.
Интересно, они в атаку пойдут? Или просто обстреляют? Я еле успел сделать ложную позицию там, где лежали вчера Давид с «Сержем». Ага, вот оно, всё же пулемёт. Не стали рисковать. Что ж, разумно. Предсказуемо, но разумно. Короткими лентами стреляет, по пятьдесят патронов, но уже штук сто пятьдесят выпустил. К раненому поползли всё же, под прикрытием пулемёта – значит, на ложную позицию купились. Очень хорошо. Сейчас вы мне, ребята, всю схему минирования покажете. Вот и поворот. Хитро.
Второй пулемёт подключился. Видно, перетащили с той стороны особняка. Вон и кавалерия поскакала: под прикрытием двух пулемётов из дома по дальнему краю поля стартанули восемь человек. Сапёры раненого потащили. Молодцы. Значит, ребятишки в здании, точно уверены, что я на той позиции прижат пулемётами.
Взрыв. Ещё один. Двойной взрыв, ещё один двойной! Что, всё? Что-то мало, неужели компактной группой бежали? Что же вы так орать-то любите? Чуть что, сразу в крик. Вот теперь следы Давида и «Сержа» точно затёрты. Там сейчас трупы и раненые, и в крови всё. Никакая собака след не возьмёт. Вы ещё остальные растяжки снимите и порадуйтесь на досуге. Теперь можно и расслабиться.
Интересно, у них врач есть и раненых повезут на чём? Я только две мины снять успел и у ворот поставил. Хорошие мины. Противотанковые! Нет, всё-таки машина. Ну не машина, а очередной бронетранспортёр. Вот гадство. Он колёсный! Мне не могли вовремя подогнать? Я так не играю.
Взрыв! Мина долбанула очень душевно. Она же на танк рассчитана, а тут какая-то колёсная каракатица с пулемётом. Летает эта каракатица в принципе неплохо, но недалеко. Вторая мина чуть дальше стоит. Вот и ладненько. Пусть постоит. Глядишь ещё кто нарвётся. Может, в гости кто подтянется? Но я тут ни при чём. Я вообще лежу чёрт-те где. Мины сами переползли. Я вас, уроды, научу Родину любить. Германию в смысле.
Классная штука светодиодный фонарик, без него я фиг чего успел бы поставить. Заклеить его, правда, пришлось и материей замотать, чтобы свет только теплился через красный материал, но это дома Виталик постарался. Жаль, что скоро батарейки сядут. Впрочем, здесь не одноразовые батарейки, а аккумуляторы. Может, Виталик зарядить сможет?
Да ладно? Не может быть! По проходу опять ползут двое. Так. Вон тот маленький сапёр, я его видел уже, а здоровый, похоже, снайпер. Или разведка? Блин. Без бинокля не видно, какое у него оружие, а смотреть в оптику винтовки дурных нема. Засечёт местный снайпер или наблюдатели – и трындец, здесь меня и закопают. Ну, это, конечно, образно. Дотащат до базы и там внимательно изучат мою хладную тушку, но это уже несильно важные для меня подробности.
Сапёр вернулся. Если здоровый через меня пойдёт – значит, разведка, если в воздухе зависнет – снайпер. У снайперов всё не как у людей. Только непонятно, почему один?
Всё же разведка. Конечно. Эта ложбинка ниоткуда не просматривается, ни от дома, ни от леса, а он про неё знает. Этот амбал даже место увидел, где я лежал до этого, только обернуться не успел. Таких умельцев живыми брать нельзя. Таких красавцев живыми брать опасно, а нож в затылке – это гарантия, что ты мне в спину не выстрелишь. Был бы «глушак», не стал бы поганить любимые ножи.
Упакованный дядя, и размерчиком в полтора меня. Автомат и два «Люггера». Ого! Подвесная подмышечная кобура со стволом! Ничего себе. Никогда здесь такого не видел. И ствол какой-то странный. Некогда, потом посмотрю. Два ножа и гранаты, подсумки и ранец. Ну и зачем ты с собой ранец-то потащил? Знал бы, что ты мне столько оружия принесёшь, ребятам автомат оставил бы. Мне теперь кроме своей винтовки и автомата Давида ещё и твой автомат с пистолетами таскать. А вот хрен я что брошу. Это не мой метод.
Теперь раздеваемся до трусов. Бельё хорошее, шёлковое. Да ты пижон, дядя! Жетончик на серебряной цепочке! Опа! Наколка на руке – эсэсовец! Падшая женщина! Кто здесь базируется-то? Так. Всё в узел. Удобный у тебя камуфляж, штанины на завязочках.
Все мелкие шмотки в штаны вошли. Получился отличный мешок, который можно пристроить на шею. Теперь верх ремнём перетянуть – и можно бегать, но сначала кайенскую смесь рассыпать.
Что там у дома? Одна цепь человек в пятнадцать крадётся по полю в сторону ложной позиции, одна перебежками от дома к машине. И всё это под трескотню двух пулемётов, а пулемёты у нас развёрнуты совсем в другую сторону. Можно работать не напрягаясь.
Это, похоже, у нас инструктор. Был. Потому-то ты в лес один и попёрся. Оказывается, понты не в наше время придумали. Интересно, твои детишки сильно обидятся? Теперь моя очередь с ними играться.
Где тут у нас снайпер? Да на крыше, в чердачном окне, даже позицию не сменил, рожа наглая. Что же ты такой беспечный-то? Нельзя так халатно относиться к работе. На! Снайпера ударом пули снесло в глубь чердака. Винтовка вывалилась на покатую крышу и скатилась на самый край.
Теперь по ближайшей цепи. Вы у меня как на ладони, и не сильно далеко до вас, ближе, чем до снайпера, и залегли все, идиоты. Бежать надо. Кто вас учил-то? Звездец какой-то! Залечь на открытом поле, чтобы спрятаться от снайпера. Но я в голову стрелять не буду, мне главное – вас из строя вывести. Главное же не убить, а разозлить.
Если стрелять в туловище, там разницы нет, куда попадёт – в плечо или, простите, в задницу. Результат один: в лучшем случае тяжёлое ранение. Две обоймы расстрелял по ближним упырям. Ещё две обоймы по дальним.
На поле песня – воплей и стонов на хоровой оркестр. Извините, ребята, я забыл сказать, что винтовка у меня автоматическая, а стрелять я с детства люблю. Позицию намеренно не меняю. Времени развернуть пулемёты у вас нет. Ещё одну обойму прямо по окнам, но это просто, чтобы вы меня побыстрее обнаружили. Надо же, чтобы вы меня гарантированно засекли и сильно удивились. Меня даже ваш инструктор здесь не ожидал увидеть.
Вот теперь, подволакивая ноги, в лес. Здесь под ёлочку растяжечку, там вторую. Вот и ладненько! Отсюда направление движения меняю и аккуратненько, не оставляя следов, бежать отсюда, на точку, где свои вещи оставил. По пути ещё три растяжки поставил, чисто по мелким ёлочкам, и не по одной, а веером. Про «путанку», я надеюсь, вы ещё не знаете. Это чтобы позлить и придержать немного, да и шмотки тащить легче. Я вас что, ждать, что ли, буду? Ну, нет, не сегодня.
Не скучайте без меня, детишки. Ты давай, инструктор, передавай от меня привет своим ученикам. Я смотрю, им «лимонки» понравились. И под тебя парочку заложил. Всё же инструктор! Вот и посмотрим, как и чему ты их учил.
Не поймали они меня. Хотя до перекрёстка по следам дошли, но шли долго, по ходу «путанка» сработала. Оставался у них на базе ещё один инструктор. Затем я смесь прямо на перекрёстке насыпал и по дороге ушёл. Отметился и поиздевался. Я ведь именно поэтому группы по дорогам вожу. Никто этого не ждёт.
Сколько следов на просёлочной дороге? Да между несколькими крупными деревнями? Немерено. Это не осенний лес, где всё видно. Чем мне нравятся здешние дороги, так это тем, что здесь грязи почти нет – почва песчаная. Если инструктор грамотный, то он всё сразу поймёт. Перекрёсток – это четыре направления поиска плюс лес и поле напротив перекрёстка.
Сам я издали с удовольствием наблюдал, как мои преследователи на дороге дёргаются. Долго один икру метал, минут тридцать. Может, просто не знал, что икру мечут в основном по весне, а сейчас осень? Нет, благородная рыба размножается по осени, но то благородная, а вам, ребята, до лососёвых рыб, как до Китая боком.
Что меня больше всего радует, так это то, что собак у них нет. Разыскная собака – машинка специфическая, абы с кем не работающая и настроенная на конкретного проводника. Здесь этой неразлучной парочки нет и быть не может. А где есть? Правильно. В концлагере, а ближайшие концлагеря у нас в Даугавпилсе, в Резекне и в Себеже. Так что если собачек и привезут, то только к завтрашнему утру, а так как след обработан, сначала надо будет искать в округе хоть какую-то зацепку и плясать уже от неё. Для этого по всем направлениям надо будет направить грамотные поисковые группы, а это, на минуточку, минимум восемь штук. Нельзя ведь исключать, что я по той же дороге обратно ушёл.
Четыре дороги, восемь обочин, соскочить в лес я могу в любом месте. Сколько надо задействовать народу для поиска следа? Вот то-то! Необходимо срочно устроить тотальный поиск грамотными поисковыми группами, а к тому времени, когда они найдут хоть какую-то зацепку, если найдут, от собак будет мало толку. След-то «простынет», грамотная ищейка всегда на вес золота. Спросите у охотников, как у них ценится собака с верхним чутьём? Через сутки запаха уже не останется – сам след я смесью забиваю. Я потому и к перекрёстку всё вывел, чтобы количество направлений для поисковых групп увеличить. К тому же та толпа народа, которая будет искать следы, затопчет наши следы напрочь.
На этом месте, где сейчас лежу, я тоже специально остановился. Здесь очень далеко от перекрёстка – больше чем восемьсот метров по прямой. Но это по прямой, а по дороге, по которой я ушёл, все полтора километра. Я до поворота дороги дошёл, соскочил в лес, а потом по краю поля сюда вернулся. Отсюда перекрёсток видно как на ладони. Лежал здесь до позднего вечера. Дорога не оживлённая. Так… пара телег проехала. Облавы нет, в эту сторону по крайней мере. Что тоже странно, но объяснимо. Пока в разведшколе соберутся, отправят радиограмму и наберут загонщиков, день закончится. Надо же своих раненых перевязать, трупы собрать, над своим инструктором погоревать, виновных в этом безобразии поискать, а там, глядишь, меня искать времени уже не останется.
Но вот очень мне любопытна одна деталь. Как здесь оказался «Серж» при первой разведке? Это же совсем в другую сторону от нашей базы, а от хутора, на котором мы базируемся сейчас, километров двадцать. Тогда «Серж» мне зарисовал этот перекрёсток и очень грамотно обозначил все ориентиры. По этим ориентирам я ставил группу «Погранца» и сразу отметил, чтобы они близко к дому не приближались. Меня интересовал больше перекрёсток и движение на нём. Я был уверен, что если на районе есть поисковая группа, то базироваться она будет на этом хуторе, а мне в донесениях никто не сказал, что это не хутор, а барский особняк.
«Погранец» приказ выполнил дословно. Недаром я его перед этим дрючил. Именно поэтому мы все сейчас живы. Если бы их засекли тогда, за трое суток немцы подготовились бы и взяли их живыми, а ещё через сутки нас всех накрыли бы по полной программе. Когда вернусь, «Погранца» и Виталика в задницу поцелую.
Полиция безопасности ГФП (гестапо).
Центральное управление ГФП города Рига.
Собеседников двое. Бригаденфюрер SS (генерал-майор) Гельмут Штольк и офицер по особым поручениям гауптштурмфюрер SS (гауптман, капитан) Курт Бонке.
– Что же произошло около школы, Курт? Твой доклад я читал, расскажи, что ты об этом думаешь. – Со скучающим видом бригаденфюрер невыразительно смотрел на своего доверенного человека. Казалось, что ему совсем не интересно, но гауптштурмфюрер прекрасно знал своего патрона. Точно с таким же невыразительным взглядом бригаденфюрер подписывал расстрельные списки на сотни человек или смотрел, как самым разным людям специально обученные сотрудники вырывают ногти на ногах, а потом и ломают эти самые ноги. Так что обольщаться не следовало, следовало твёрдо и уверенно доложить то, что он накопал за последние двое суток. Иначе можно было легко оказаться в том самом подвале управления.
– Господин бригаденфюрер, я начну с самого начала. Школа была открыта в тридцать четвёртом году при генеральном штабе латвийской армии. Вальтер был в ней старшим инструктором и первый выпуск тренировал и выпускал сам. Это были полностью его люди, и ориентированы они были на Великобританию и САШ. Общее количество агентов – более пятидесяти человек, точное количество на сегодняшний день неизвестно.
Курс обучения был рассчитан на один год, но иногда курсанты проходили дополнительное обучение у отдельных специалистов и учились у самого Вальтера. Наборы в школу проходили ежегодно, и в тридцать девятом году был очередной набор в количестве пятидесяти восьми человек. Курс был ориентирован на Советский Союз. Курсанты были в основном русские, проживающие на то время в Прибалтийских странах.
В сороковом году, когда большевики захватили Латвию, курсантам были выданы документы для дальнейшей работы в Советском государстве. Это было гениальное решение Вальтера – легализировать курсантов школы на месте для врастания в среду. Связь с курсантами и какая-либо их деятельность не предусматривались. Основная задача выпускников была выжить в изменившихся условиях и по возможности обрасти связями среди партийных и хозяйственных чиновников «Советов».
Об этих агентах знали только Вальтер и его помощник из русских дворян, бывший офицер латвийского генерального штаба. После начала войны всех курсантов собрали в условленном месте. В данном случае местом сбора оказался особняк одного из инструкторов школы.
Дело в том, что так называемые выпускные экзамены Вальтера представляют собой жёсткие проверки, максимально приближенные к боевым условиям. К примеру, из первого выпуска школы на экзаменах погибло двенадцать курсантов. Саму школу охраняют будущие курсанты школы численностью около взвода.
На момент приезда Вальтера в школе помимо сорока семи человек выпускного курса находились шестьдесят два кандидата, составляющие взвод охраны. Система обучения построена так, что, кроме инструкторов, больше никто не видит курсантов в лицо. Взвод охраны проживает в отдельных помещениях и с выпускниками не пересекается.
Двенадцатого сентября наблюдателями группы охраны было обнаружено скрытое наблюдение за особняком. Штурмбанфюрер Ранке посчитал, что это начало проверки Вальтера. Наблюдение обнаружили, но наблюдатели в ночь на тринадцатое сентября снялись и ушли. Группа наблюдения предположительно составляла два человека.
Вальтер приехал двадцать четвёртого сентября и сразу затребовал личные дела курсантов. Двадцать пятого сентября опять было обнаружено наблюдение за школой. Наблюдатель был один, передвигался по лесу очень грамотно, был вооружён, но место наблюдения было обнаружено. После доклада Вальтер приказал действовать, согласно обстановке. В действия руководства школы он не вмешивался, оставив для себя роль стороннего наблюдателя.
Вечером двадцать пятого сентября была выслана группа разведки из числа взвода охраны, которая заминировала лёжку наблюдателя. По возвращении, уже на рассвете, группа разведчиков попала на мины. Двое были убиты, один тяжело ранен. После того как рассвело, была обнаружена лёжка снайпера.
– Я сказал, о чём ты думаешь, Курт? Не надо мне пересказывать доклад этого тупоголового кретина Ранке. Я читал доклады, меня интересует твоё мнение. То, о чём ты не написал в докладе. – Бригаденфюрер не был зол. Этот невысокий, полноватый, похожий на лавочника в провинциальном городишке лысеющий мужчина был замотан до последней крайности. Гибель уникального инструмента, а иначе как инструментами Штолька своих подчинённых он не называл, со всем его личным архивом отбрасывало бригаденфюрера на несколько лет назад, а попадание архива этого самовлюблённого кретина в чужие руки могло иметь абсолютно непредсказуемые последствия. Если личный архив вообще был у Вальтера с собой.
– Хорошо, господин бригаденфюрер. – Гауптштурмфюрер помолчал, якобы собираясь с мыслями. Выдавать всю информацию патрону он не собирался.
Бонке был неплохим аналитиком, умел вытягивать правдивые показания даже у полумёртвых подследственных и мог подать собранную им информацию в лучшем для себя свете, но сейчас говорить всю правду было смертельно опасно.
За последние недели в нескольких районах Латгарии неизвестной диверсионной группой противника было совершено несколько нападений на военнослужащих Вермахта. Причём группа действовала крайне нагло, а главное – использовала в числе прочего оружия русские автоматические винтовки СВТ.
Если связать нападение на Вальтера с нападениями диверсионной группы, то можно остаться в этих лесах до её уничтожения, а к этому Бонке не стремился. В том случае если документы захвачены русскими диверсантами, они уже почти наверняка переправлены за линию фронта. Диверсионную группу могут и не найти, и командующий местными ослами гауптштурмфюрер станет «козлом отпущения». Бригаденфюрер скор на расправу, и простой отправкой на Восточный фронт можно и не обойтись.
Ко всему прочему гауптштурмфюрер очень не любил выскочку Ранке, продвигавшегося по службе с помощью своего высокопоставленного дяди. Ранке стал начальником разведшколы сразу после Нойманна, хотя талантами разведчика не блистал, предпочитая работать кулаками, а не головой. Новоиспечённый начальник разведывательно-диверсионной школы латвийского генерального штаба был конченым садистом и никогда не скрывал этого. К счастью, этот самонадеянный индюк Ранке вообще не читал оперативные сводки по району и не связал нападение на школу с диверсионной группой. Поэтому Бонке уверенно продолжил:
– Это не русские. Это не их почерк. Да, использовались русская самозарядная винтовка и русские гранаты, но это не русские. Я бы мог предположить, что это англичане – на это указывают уровень подготовки диверсанта и безукоризненность исполнения операции в целом, но это было бы просто предположение, не основанное ни на каких фактах. Поэтому повторю:
– Во-первых, очень высокий уровень подготовки диверсанта. Убить Вальтера ножом смогут единицы, а диверсант, я подчёркиваю, был один.
Во-вторых. Идеальное время выхода диверсанта на позицию. Точно в то время, когда Вальтер приехал в школу, а этой информацией достоверно не располагал никто даже из нашего окружения или руководства школы. Подобное поведение характерно для Нойманна.
В-третьих. Это сделал тот, кто знал, что Вальтер при возникновении внештатной ситуации пойдёт в лес один, и тот, кто знал, что он всегда носит свои досье с собой.
В-четвёртых. Практически все курсанты были ранены. Погибли лишь трое, и среди них, по удивительному стечению обстоятельств, заместитель Ранке, обер-лейтенант Карл Витт, приказавший курсантам пойти в атаку.
И наконец, последнее. То, о чём умолчал Ранке. Что сделают русские диверсанты после нападения? Побегут в лес, он же рядом, и это очень большой лес, уходящий в другой район.
У русских не было бы никаких проблем с проводником, но была превосходная возможность уйти через лес, и ко всему прочему они никогда не работают по одному. Подвести по лесу большой отряд, захватить всю школу целиком и уничтожить всех, кто в ней находился, было достаточно просто, но в лесу не было обнаружено никаких следов присутствия большого количества людей. Были лишь старые следы предположительно двух человек, но это с большой вероятностью следы тех двух наблюдателей, которые были обнаружены ранее.
Диверсант же, напротив, вышел на дорогу, не особенно скрываясь, дошёл до перекрёстка. После чего мастерски сбил след кайенской смесью и, вот это самое главное, целый день просидел в поле, наблюдая за перекрёстком. Лёжку наблюдателя обнаружили через три дня при детальном прочёсывании территории. То есть диверсант или его напарник видел всех, кто вышел на дорогу, и не стрелял.
Более того, при осмотре места не было обнаружено вообще никаких следов присутствия там человека, кроме двух маленьких деталей: следов от сошек ручного пулемёта и небольших примятостей на траве на месте самой лёжки. Что само по себе означает, что это человек, прошедший специальную диверсионную подготовку и умеющий передвигаться и маскироваться в лесной местности.
Объяснение всего этого простое – у него были наши документы. Это не русские, это ребята одного из разведывательно-диверсионных подразделений Вермахта. Если начинать с конца, тогда все логично. К тому же Вальтера раздели практически догола, забрали даже нижнее бельё, что может означать только одно. То, что человек, делающий это, имел информацию о потайных карманах в одежде Вальтера.
Если предположить, что перед своим приездом Вальтер встречался со своим агентом, работающим ещё и с нашей спецслужбой, тогда объясняется точное время выхода диверсанта на позицию. Другого объяснения этому не существует.
Утверждение штурмбанфюрера Ранке, что это русские, основано только на типе оружия, но винтовками СВТ и русскими гранатами вооружены и финны, и «Советы», и наши войска. Привязка к оружию в данном случае – это неумение оперировать фактами.
С большой вероятностью можно предположить, что это агент, прошедший подготовку в одной из наших школ, либо агент, прошедший подготовку у самого Нойманна. У меня есть обоснованное предположение, что Вальтер оставил для собственного использования некоторое количество людей из числа якобы погибших курсантов из первого выпуска, таких мною отмечено четверо, и из последующих выпусков, общее количество которых по известным причинам пока неизвестно. Вполне возможно, что кто-то из них решил таким образом обрубить все концы. Поимённый список предположительно живых курсантов всех выпусков с моими дополнениями и выписками из досье вот в этой папке.
Кроме того, неизменный и незаменимый помощник Вальтера Нойманна, русский дворянин и бывший капитан латвийского генерального штаба Елагин Алексей Петрович, который мог бы прояснить очень многие детали по курсантам, так как большинство курсантов школы и личных агентов Вальтера проходили через его руки, выполняя приказ обер-лейтенанта Карла Витта, был ранен. Днём позже по непонятной причине сам Ранке применил к нему методы специального допроса, отчего состояние его в настоящую минуту критическое.
