скачать книгу бесплатно
– Давайте спросим еще раз! Вместе! Пусть она вспомнит!
– Сегодня в три часа всех причастных ждет у себя главный врач. Будет предварительный административный разбор. В узком кругу. Я просто хотел для себя разобраться… составить, так сказать, впечатление.
– Делайте, что хотите, думайте, что хотите, но была вторая группа.
– Я понял. – Взгляд Тарабарина слегка потеплел. – Методику, во всяком случае, вы знаете.
– Лариса подтвердит… – начал Данилов, но руководитель не дал ему договорить.
– Ничего она не подтвердит, даже, если допустить, что ей есть что подтверждать. Или ошиблись вы, или она перепутала сыворотки, вторую с третьей. Третьего варианта быть не может. Так что не надейтесь на то, что Лариса вспомнит. Вспомнит, да вот захочет ли сказать? А теперь идите, жду вас здесь без четверти три. К главному врачу у нас опаздывать не принято…
В коридоре Данилов просчитал ситуацию. Пациент остался жив – это плюс. Последствия грозят дежурному врачу – это с одной стороны вроде как плюс, если посмотреть с позиции шкурника, а с другой – большой минус. Ему, доктору Данилову. Как человеку поверхностному и легкомысленному.
Но сам он знает, что не ошибся – и это плюс, который перевесит любое количество минусов. Правда, только в его собственных глазах. Остальным ничего не докажешь, если, конечно, сама медсестра Лариса не признается в своей ошибке. А пойдет ли она на это, особенно с учетом ее служебного, а может, и не только служебного романа с доктором Кочерыгиным? Навряд ли – свалит все на него, «тупого» интерна.
Идиотская, какая-то театральная или киношная ситуация. Там по законам жанра или кто-то из пациентов вспомнил бы, что медсестра говорила о «второй» группе крови, или она бы разнервничалась и проговорилась…
В конце концов, Данилов пришел к выводу, что ничего изменить он не в силах. Расскажет, конечно, у главного врача, как что было, и получит то, что ему «выдадут». Прошла всего неделя интернатуры, впереди еще будет пятьдесят одна… нет, четыре отпускные недели надо отнять, впереди еще сорок семь недель. Достаточно времени для того, чтобы исправить впечатление о себе.
Мышление странным образом раздвоилось: с одной стороны, Данилов добросовестно вникал в особенности подготовки пациента к анестезии в зависимости от исходного заболевания и тяжести состояния, с другой же – какой-то участок мозга искал выход из тупика.
Коллеги-интерны поглядывали на Данилова сочувственно, но со словами утешения и ободрения не лезли. И на том спасибо.
* * *
Главный врач был новым, назначенным всего три месяца назад, и оттого демократичным и либеральным. Не огрубел еще душой на своем посту, не привык к тому, что начальству все врут, а если кто не врет, то и всей правды никогда не скажет. Внешне он произвел на Данилова благоприятное впечатление – подтянутый, спортивный мужчина лет пятидесяти, умные глаза под стеклами очков, довольно приветливая улыбка. Правда, про таких людей еще говорят: «мягко стелет, да жестко спать».
На «разборе полетов» помимо главного врача, Тарабарина и непосредственных участников событий – Данилова, Кочерыгина и Ларисы – присутствовало еще человек семь или восемь, в которых без труда угадывались представители больничной администрации. В большом кабинете главного врача все расселись вольготно, еще и свободные стулья остались.
– Сегодня я просто хочу вникнуть в ситуацию, – сказал главный врач. – Выводы будем делать потом. Кстати, у меня нет объяснительной доктора Данилова…
– Это моя вина, Михаил Иванович, – сказал Тарабарин. – Забыл стребовать. Исправим.
– Пожалуйста. – Главный врач снял очки в тонкой, почти невесомой на вид оправе, потер переносицу и вернул очки на место. – Владислав Алексеевич, прошу вас.
Кочерыгин встал и решительно одернул на себе халат.
– Что я могу сказать? – риторически начал он. – Виноват, не спорю. Доверился молодому коллеге, а должен был все контролировать сам. Наказывайте, что ж теперь… Впредь буду умнее.
– У вас все? – удивился столь лаконичному выступлению главный врач.
– Все! – подтвердил Кочерыгин и сел.
– Лариса Николаевна, прошу вас.
Лариса, раскрасневшаяся от волнения, говорила долго, то и дело запинаясь, повторяясь и отвлекаясь на ненужные подробности. Смысл ее речи можно было свести к одной фразе: «Я сделала все, как положено».
– А сами вы не оценили результат? – поинтересовался главный врач.
– Это врачебная обязанность, – ответила Лариса, поджимая губы.
– Чисто машинально, Лариса Николаевна? – слегка нажал главный врач. – Это же так просто…
– Было бы так просто, мы бы сейчас здесь не собрались, Михаил Иванович, – покосившись на Данилова, ответила Лариса.
– Спасибо, садитесь. А что скажете вы? – Главный врач посмотрел на Данилова. – И можете не вставать, мы не в школе.
Не вставать так не вставать.
– На тарелке, которую мне показала Лариса Николаевна, была агглютинация с сыворотками первой и третьей групп, – сказал Данилов. – Картина, соответствующая второй группе. Больше мне добавить нечего.
– Смотрели при хорошем освещении? – уточнил главный врач. – Сомнений не было?
– Никаких! – мотнул головой Данилов.
– Спасибо. Кто-то желает высказаться?
Разумеется, пожелала высказаться заместитель главного врача по лечебной работе, она же, если по старинке, «начмед» – невысокая, но сильно раздавшаяся вширь женщина, с застывшей складкой на переносице, которую Данилов про себя обозвал «тетей-колобоком».
Как и положено по должности, на одну фразу в ее речи приходилось три цитаты из должностных инструкций и приказов. Свободное и непринужденное цитирование документов по памяти, без каких-либо шпаргалок, свидетельствовало о том, что человек находится на своем месте, и находится на нем довольно долго. За один год или, скажем, за полтора таких результатов не добиться.
«Тетя-колобок» закончила свою речь восхитительной фразой:
– Белый халат – это не только глубокие карманы, но и чувство ответственности!
«Надо запомнить – это ж готовый афоризм», – подумал Данилов. Настроение его слегка улучшилось – кажется, никто не собирается сваливать вину на него.
После долгого выступления начмеда собравшиеся заметно заскучали, то и дело поглядывая на настенные часы. Главный врач уловил настроение аудитории и сказал:
– На этом закончим. Приказ зачитаем в среду на пятиминутке…
* * *
– Вот тебе классический медицинский парадокс. – Выйдя от главного врача, Тарабарин начал обращаться к Данилову на «ты», что следовало расценивать как знак расположения; во всяком случае, Данилов именно так это и расценил. – Все прекрасно понимают, что виновата медсестра, иначе бы с чего ей так юлить, но накажут врача, который дежурил один на двенадцать коек. Потому что он ответственный за все, что накосячат во время его дежурства. А то, что дежуря в одиночку, в той или иной степени приходится полагаться на сестер, никого не волнует…
– Каково же правильное решение? – спросил Данилов. – Никого не наказывать?
– Никого не наказывать нельзя, – покачал головой Тарабарин. – Если начать спускать на тормозах подобные вещи, то очень скоро разболтаются все, даже самые сознательные. Безнаказанность губительна.
– Так что же делать?
– Как что? Наказывать!
– Кого?
– Кочерыгина! Больше некого. Хоть разорвись, а должен был обеспечить. Он крайний. Вот тебе и парадокс – всегда достается крайнему, а не виноватому. Отсюда какой вывод?
– Не оказываться крайним.
– Молодец, правильно рассуждаешь! И вот тебе еще одна профессиональная мудрость: – больше всего шишек достается тебе тогда, когда ты ни в чем не виноват.
– Ну, с этим бы я поспорил, Виталий Мартынович.
– Поработай лет пять, и желание спорить с этим пропадет начисто, – рассмеялся Тарабарин. – Ну, а если не пропадет – то приходи, поспорим. В спорах, как известно, рождается истина. Только мои бывшие интерны со мной никогда не спорят. Наоборот, то и дело повторяют: «Ах, как вы были правы!» – я же, как-никак, уже двадцать лет врачом работаю. Успел опыта набраться…
– Наверное, мне не стоит впредь дежурить с Кочерыгиным? – вслух подумал Данилов.
– Не стоит, – согласился Виталий Мартынович, – еще подеретесь, чего доброго. Славик противный мужик, мелочный и злопамятный. Но кроме этого он еще и страшно обидчивый. Могу поспорить на бутылку коньяка, что он задержался в приемной у главного и пишет заявление об уходе. Тем более, что это у него будет уже второй строгий выговор в этом году. Не дай бог огребет еще и третий, что при его талантах весьма вероятно, и вылетит из больницы по статье. Лучше уж самому, тем более, что мест хватает. Ты-то сам где собираешься работать?
– В Москве, – улыбнулся Данилов. – А где именно, пока не решил.
Скорая помощь
Обычные ужасы и необычная жизнь доктора Данилова
Все события, описанные в этой книге, являются вымыслом автора, который очень старался, чтобы вымысел этот как можно больше походил на правду.
«Мы вернемся к месту нашей встречи,
Где возникли ласковые речи,
Где возникли чистые мечты…»
Игорь Северянин, «Мы вернемся…»
Жизнь на десять процентов состоит из того, что с нами происходит, и на девяносто процентов из того, как мы на это реагируем.
Станислав Лем
Пролог
Клятва врача
«Получая высокое звание врача и приступая к профессиональной деятельности, я торжественно клянусь:
1) честно исполнять свой врачебный долг, посвятить свои знания и умения предупреждению и лечению заболеваний, сохранению и укреплению здоровья человека;
2) быть всегда готовым оказать медицинскую помощь, хранить врачебную тайну, внимательно и заботливо относиться к больному, действовать исключительно в его интересах независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств;
3) проявлять высочайшее уважение к жизни человека, никогда не прибегать к осуществлению эвтаназии;
4) хранить благодарность и уважение к своим учителям, быть требовательным и справедливым к своим ученикам, способствовать их профессиональному росту;
5) доброжелательно относиться к коллегам, обращаться к ним за помощью и советом, если этого требуют интересы больного, и самому никогда не отказывать коллегам в помощи и совете;
6) постоянно совершенствовать свое профессиональное мастерство, беречь и развивать благородные традиции медицины».
Глава первая
Новость
– А-а-а-а! – орал мужчина средних лет, картинно раскинувшийся на мокром асфальте. – Нога-а-а! Боль-но-о-о! О-о-о!
Около него прыгал стажер Эдик Старчинский. Тощий, высокий, похожий на гигантского кузнечика. Ощупал поврежденную конечность, высвободил из рукава кожаной куртки руку пострадавшего, быстро измерил давление, удовлетворенно кивнул лохматой головой, сунул тонометр в карман халата (синий форменный костюм долговязому новичку сестра-хозяйка в своих закромах подобрать не смогла, отправила заявку на Центр) и принялся внимательно разглядывать зрачки.
Пациент покорно ждал конца осмотра, время от времени спохватываясь и издавая очередной стон, проникновенности и трагизму которого позавидовал бы любой актер.
Глядя на них, Данилов вспомнил институтскую лекцию, посвященную принципам сортировки раненых.
– Запомните, доктора, – внушал студентам подполковник Таланкин, за пылкую страсть к этиловому спирту прозванный Спиртовкой. – В первую очередь помощь оказывается не тем, кто кричит и рыдает, а тем, кто делать это уже не в состоянии. Только так! Крикуны подождут, ничего с ними не случится, разве что охрипнут немного. Вы больше нужны тем, кто без сознания. Им помощь оказывается в первую очередь…
Даниловская бригада, прибыв на место аварии, так и поступила. Сам Данилов с фельдшером Верой Каликиной занялся водителем старой заслуженной «четверки», пока еще живым, но уже затихшим в предчувствии близкого конца, а врача-стажера Эдика отправил к единственному пассажиру, проклинавшему судьбу-злодейку на весь ночной Волгоградский проспект, пустынный и безразличный.
– Твою мать, что делают, а? – раздалось за спиной Данилова.
Водитель Петрович принес носилки и выразил свое неодобрение произошедшим. Его можно понять – если бы его горемычный коллега не врезался бы на полном ходу в фонарный столб, то одиннадцатая бригада сейчас бы отдыхала на родной шестьдесят второй подстанции.
Скорее всего – не отдыхала бы, а мчалась на новый вызов. Это в седую лохматую старину, когда Петровича называли Колькой и среди водителей «скорой» он был одним из самых юных, ночью можно было и впрямь урвать пару-тройку часов для сна. А то и все шесть – если подстанция «спокойная», с тихим, слабо телефонизированным районом обслуживания. Там была благодать, тем более что в те времена свободные бригады посылались в помощь соседям редко, в самом крайнем случае, а не походя, как сейчас.
– Как-то раз, летом, вышел я на сутки с девяти часов, а первый вызов мы получили в семнадцать сорок, – вспоминал Петрович. – Скучали порой по вызовам, как сейчас по отдыху. Эх, бывали времена!
Так уж устроен человек. Ему всегда верится в лучшее.
Если бы…
Да кабы…
– Не переживай, Петрович, – отозвался Данилов, накладывая кровоостанавливающий жгут на левое бедро пострадавшего. – Сейчас полечим, отвезем в «кузницу здоровья», а там уже и до конца смены недалеко. Время работает на нас!
– Тьфу-тьфу! – суеверный Петрович трижды сплюнул через левое плечо.
В прошлую смену, в семь тридцать, за полчаса до окончания суточной смены, им дали вызов с поводом «ребенок три года, отравление таблетками». Повод из самых серьезных, на который мчатся пулей, с включенными сиреной и мигалкой. Счет идет на минуты, пока таблетки всасываются в детском желудке.
Трехлетняя девочка Арина проснулась утром первой, тихо вылезла из своей кроватки и отправилась пробовать «конфетки», лежащие на бабушкиной тумбочке. Хорошо хоть начала свою «дегустацию» с относительно безвредного «аспаркама», препарата калия, обойдя своим вниманием «капотен» и нитросорбид, резко понижающие артериальное давление. Пока промывали желудок, да пока везли по забитой машинами Москве в детскую больницу, да пока вернулись обратно на подстанцию, на часах уже было без четверти два. Повезло, называется.
– В Америке, например, закон запрещает оставлять без присмотра детей до двенадцати лет! – сказала на обратном пути Вера, высовываясь в водительский отсек. – Там, наверное, не раскидывают таблетки где попало!
– Законы законами, а здравый смысл здравым смыслом, – вздохнул Данилов, проезжая мимо своего дома, где ему полагалось уже второй час отдыхать после дежурства…
* * *
Разрезанные по шву, чтобы можно было осмотреть рану, и намокшие от крови брюки пострадавшего нестерпимо воняли бензином. Скрючившись в три погибели, Данилов насколько возможно втиснулся в салон покореженного автомобиля, убедился в том, что правая нога водителя ничем не зажата, что в салоне шину на сломанную левую ногу (открытый перелом костей голени) не наложить и что позвоночник у водителя вроде бы цел, а затем скомандовал:
– Достаем! Максимально плавно и осторожно! Без рывков!
– Плавали – знаем! – отвечает Петрович.
Дела были не так уж и плохи – несчастного водителя не зажало в салоне и дверцы открылись сразу же, с первой попытки, а то пришлось бы спасателей вызывать, чтобы вскрывали машину гигантскими ножницами, словно консервную банку. Бригада бы их дождалась, а вот дождался бы пострадавший – это еще бабушка надвое сказала. Опять же бензин в салоне – тут и до пожара недалеко.
