скачать книгу бесплатно
– Про Кузькин обрыв ты забудь, Любаша. Вот что я тебе скажу… Я как-то подслушала разговор маменьки с тетей Дусей, ее родной сестрицей. Так вот та сказывала, что за деревней Торжки в северной стороне есть лес. В том лесу живет ведьма, зовется Марфа. Она, говорят, умеет все. Может такое сотворить, что нам с тобой и не снилось! – Анька покраснела и, оглянувшись, зашептала еще тише, – Тетя Дуся сказывала маменьке, что Оксанка, соседка ее, ходила к Марфе от бремени нежеланного избавляться. Ты, Любашка, сходила бы к ней тоже…
– Хорошо, – покорно ответила Любаша и повязала шаль на голову.
На пороге она еще раз крепко обняла Аньку, и та сказала ей на прощание:
– Если хочешь, я к Марфе с тобой схожу, вот только надо дождаться, пока снег сойдет… Ты только не пропадай, Любаша, не пропадай, милая.
Любаша кивнула и долго смотрела вслед двум счастливым влюбленным, Аньке и Пете, идущим по сугробам, держась за руки, смотрела до тех пор, пока они не свернули на узкую тропку между домами.
Слова Аньки звучали в голове. Может и вправду ведьма Марфа сможет ей помочь? Ребенок в животе словно услышал ее мысли и сильно пнул ножкой. Любаша прижала руку в меховой варежке к животу. А вдруг он там такой же страшный, как Ярополк – хромоногий и кривой? От этой мысли Любашу передернуло.
Слезы катились из глаз девушки и многочисленными круглыми льдинками замерзали на ресницах, пока она шла по морозу домой. У ворот она слегка замешкалась, ей вдруг показалось, что кто-то смотрит ей в спину. Обернувшись, она увидела на конце тропинки темную фигуру. Колдун?…
Человек стоял неподвижно, Любаше вдруг стало так страшно, что она быстро прошмыгнула в ворота и крепко закрыла их за собой, с грохотом опустив щеколду на железные петли.
***
Весна разлилась по деревне мутными талыми водами, наполнила воздух ароматами влажной земли, обнажила грязные проталины, по которым, с присущей им важностью, прохаживались грачи.
Вскоре пасмурный март сменился солнечным апрелем, и в Любашином доме заторопились с последними приготовлениями к предстоящей свадьбе.
– Молодец, Любашка, поправилась к свадьбе, раздобрела за зиму – вон и живот, и бедра появилися, – как-то за обедом сказала мать.
Любаша так и замерла с ложкой в руке, на ее щеках выступил пунцовый румянец.
– Ну-ну, чаво девку-то смущаешь! Вон зарделась вся! – отец погладил дочь по голове, желая приободрить ее, – но мать дело говорит, Любаша. Жена должна быть надежной опорой мужу. Чем крупнее она будет, тем лучше. Так что вовремя ты в тело вошла, дочь. Еще бы щеки пополнее, да поалее, а то вся побледнела да осунулась без солнышка.
Любаша сидела, опустив голову, чувствуя, как ребенок яростно пинает ножками под ребра. Как ни старалась она туже затягивать живот, в последнее время он все равно выпирал из-под платья. Вон и родители заметили, как ее разнесло.
Кроме меняющейся фигуры, были и другие перемены. Любаша чувствовала, как с каждым днем ей все тяжелее выполнять работу по дому. Она то и дело присаживалась, чтобы отдохнуть, а иногда живот начинал так сильно болеть, что Любаша сгибалась пополам и сжимала в кулаки складки длинного платья, чтобы не закричать от боли…
Когда земля просохла и покрылась свежей, сочной травой, а до свадьбы оставались считанные дни, Любаша собрала в узелок немного сухарей и ушла из дома задолго до рассвета. Когда мать заглянула в ее комнатушку, чтобы разбудить заспавшуюся девушку, Любаша уже была на полпути к деревне Торжки…
***
Любаша шла по лесу очень медленно, часто останавливалась, иногда падала на колени, чтобы отдышаться, а потом снова поднималась. Идти было тяжело, живот стал словно каменный и тянул ее вниз.
Она поняла, что рожает, когда боль скрутила тело с такой силой, что она не могла ни вздохнуть, ни пошевелиться, только сжимала зубы и закусывала губы до крови. Боль была коварна – она зарождалась внизу живота, разрасталась вверх, опутывала прочными нитями все внутри, а потом затягивала эти нити в единый тугой узел.
Еще какое-то время Любаша ползла на коленях, на каждой схватке впиваясь ногтями в землю. А потом она поняла, что даже ползти уже не может – мощные потуги пригвоздили ее к земле, и тело пыталось изгнать из себя плод.
Пошел дождь, и крупные, холодные капли падали на разгоряченное Любашино лицо, охлаждая его, смывая соленый пот со лба. Любаша кричала, и крик ее заглушал первый майский гром. Когда младенец появился на свет, она взяла его маленькое тельце, прижала к груди и без сил опустила голову на мокрую от дождя траву.
Это была девочка. Она не была похожа на Ярополка, наоборот, она была очень красивая. Любашино сердце замерло от страха: поначалу девочка лежала у нее на руках, словно мертвая: тельце ее было синим и обмякшим. Но потом она открыла маленький ротик и закричала – звонко, требовательно, как кричат новорожденные.
Любаша затаила дыхание, рассматривая маленькое круглое личико: вздернутый носик, кукольные губки, светлые брови и реснички. А потом она не выдержала и широко улыбнулась. Это ее ребенок, ее доченька.
Всю беременность она была уверена в том, что никогда не сможет полюбить этого ребенка, она ненавидела и себя, и его, хотела умереть вместе с ним, проклинала свою жизнь. Теперь же, держа на руках хрупкое, беззащитное, маленькое существо, Любаша поняла, что любит девочку всем сердцем. Нежность наполнила ее пустую, почти высохшую от страданий душу, напитала ее нежностью и благодатью. Любаша вздохнула – глубоко и свободно, впервые за долгое время.
– Моя доченька… – прошептала она, и слезы капнули на голое тельце ребенка.
Сняв с себя рубаху, Любаша завернула в нее девочку и приложила ее к груди. Ощущения эти были новы и удивительны, и сердце Любаши то и дело замирало в груди от переизбытка новых, сильных материнских чувств.
Только когда дочка уснула, Любаша заметила, что все вокруг в крови. Кровь не останавливалась, текла по ногам, и вместе с ней из Любаши вытекали последние силы, оставшиеся в ее измученном теле.
Любаша чувствовала, как руки и ноги немеют, наливаются неподъемной тяжестью, перед глазами стояла тьма, она догадывалась, что еще немного, и эта тьма поглотит ее, затянет в себя без остатка. Она сопротивлялась, как могла, а потом, в полнейшем изнеможении, опустила голову на землю и залилась слезами.
– Прости меня доченька! Я… Я не смогу сберечь тебя.
Вскоре слезы на ее щеках высохли, дыхание стало еле слышным, а потом и вовсе замерло. Веки потяжелели и опустились навсегда.
Любаша умерла.
Маленькая новорожденная девочка лежала рядом с мертвой матерью и громко кричала. Когда ее голосок совсем охрип, над ней вдруг склонился седовласый мужчина в темной одежде. Он поднес руку к личику ребенка, и на его мизинце блеснуло кольцо. Мужчина быстрым движением распеленал младенца, взял на руки и произнес разочарованно:
– Девочка…
Разочарованно вздохнув, мужчина на несколько мгновений прижал младенца к своей груди. Ребенок, почувствовав тепло, перестал кричать и лишь жалобно всхлипывал время от времени.
Мужчина посмотрел на Любашу, и на его лице появилась брезгливая гримаса. Он небрежно положил ребенка рядом с мертвой матерью и, резко развернувшись, уже собирался уйти прочь, но внезапно тишину леса нарушил страшный рев. Мужчина вздрогнул и обернулся – прямо на него из чащи, ломая кусты и деревья на своем пути, шел зверь – огромный, как гора. Это был бурый медведь.
Он поднялся перед мужчиной на задние лапы, и очередной громоподобный рык вырвался из его пасти. Мужчина снова поднял с земли плачущее дитя и протянул его зверю. Во взгляде его не было ни капли страха, а на лице застыло суровое выражение.
– На вот. Отменный ужин тебе будет, косолапый. Или хочешь всю ночь хрустеть моими старыми костями?
Медведь обнюхал младенца, шумно втягивая круглыми ноздрями воздух, посмотрел на мужчину, а потом взял в зубы маленькое, тщедушное тельце и пошел прочь со своей добычей…
Часть II. Ярополк.
Ярополк смотрел, как над темным лесом, что виднелся на горизонте, занималась заря. Сначала над вершинами елей, стоявших плотной стеной, появилась тонкая оранжевая полоска. Полупрозрачная и дрожащая, она с каждой минутой набирала силу и цвет, становилась полнее, ярче. Оранжевый цвет сменялся розовым, а розовый постепенно переходил в алый – природа так умело смешивала краски, словно это было не небо вовсе, а гигантская палитра.
Ярополк не любил зарю. Было в этих коротких минутах солнечного восхода какое-то завораживающее колдовство, гораздо более сильное, чем то, которым владел его отец. Колдовство, обнажающее правду.
Ярополк мог представлять себя обычным человеком, пока миром правила ночная тьма. Тьма скрывала его уродство – кривое, непропорциональное тело, несоразмерно короткую и из-за того сильно хромающую правую ногу, перекошенное застывшей судорогой лицо. Когда же солнце показывалось из-за леса, разгоняя остатки ночного мрака, Ярополк чувствовал нечто вроде разочарования. Он вновь становился самим собой – жалким и уродливым калекой.
Ярополк отвернулся от окна и вернулся к своим мрачным мыслям.
– У нее родилась дочь! – кричал накануне на Ярополка отец, вернувшись из леса.
Ярополк весь сжался тогда, чувствуя, что отец, несмотря на усталость, может поколотить его.
– Мне нужен был внук! Внук! Я просил тебя о сыне, но ты даже эту просьбу не можешь выполнить! Слабак! – в голосе колдуна прозвучала ненависть, так хорошо знакомая Ярополку, а на его лице отразилась вековая усталость.
Ярополк напрягся всем телом, сжал кулаки. Как же он мечтал в такие минуты плюнуть отцу в лицо, сжать кривыми пальцами его шею и сдавить ее до хруста позвонков. Ярополк ненавидел отца. Сколько он себя помнил, отец все время бил и унижал его. Самое подлое – бить и унижать того, кто никогда не сможет дать отпор. Разве мог горбатый, хромоногий мальчик-калека защитить себя от взрослого, крепкого мужчины?…
Мать Ярополка умерла очень давно, когда Ярополку не было и года. Он не мог помнить ее, но в его голове жил образ, который он сам себе придумал: волнистые, светлые локоны, щекочущие лицо, нежные, теплые руки, обнимающие его, лечащие любую боль, добрая, открытая улыбка и взгляд, наполненный любовью.
Почему она умерла? Ярополк не ведал этого. Но он был уверен, что, если бы она была рядом, ему бы легче жилось. Отец почти не обращал на мальчика внимания и бил за любой проступок. Наверняка, мать жалела бы его, говорила с ним, целовала бы его заплаканные щеки…
Ярополк вырос и, несмотря на физические недостатки, сила его тоже выросла. Он с легкостью рубил деревья, в одиночку носил тяжелые бревна, ставил срубы и считался в деревне хорошим мастером. Не вырос лишь характер Ярополка. Отец по-прежнему называл его слабаком, а Ярополк тайно плакал от обиды.
К людям Ярополк был добр, в работе бескорыстно помогал всем, кто попросит, никому не отказывал. И люди его любили: мужики звали Ярополка на все свои сходки, которые начинались общим делом, а заканчивались общей попойкой. Ярополк пить не пил, но пьяных мужчин не оставлял – всех разносил поочередно по домам. За это жены мужиков Ярополка жалели и всегда угощали парня свежими булками и пирогами.
Не было добрее человека в деревне, чем кривой и хромоногий Ярополк. Все изменилось тогда, когда в один из зимних дней отец приказал Ярополку найти невесту.
– Я уже стар, я не смогу жить вечно. Поэтому мне нужен внук, которому я смог бы передать свой дар и свою силу, – строго сказал колдун, рассматривая массивное кольцо на руке и отпивая из кубка горькую полынную настойку, – деревня у нас большая, девушек полно, выбирай.
– Да кто же из них посмотрит на меня, отец?
– На тебя-то никто, – зло усмехнулся отец, – а вот на богатства мои многие могут позариться.
Ярополк кивнул в ответ и отвернулся от отца, чувствуя, как жгучая краска стыда заливает его лицо. Ночью он попытался представить то, что никогда раньше не смел представлять – себя рядом с девушкой.
Каково это – касаться нежного лица, целовать алые губы, обнимать за широкую талию? От этих мыслей голова у Ярополка пошла кругом, ладони вспотели, а тело наполнилось приятным томлением.
А если и вправду отец найдет ему невесту? Это значит, что Ярополк, наконец-то, заживет собственной жизнью, избавится от ненавистного гнета, который огромным камнем тянул его на дно. От этих мыслей сладкое предчувствие затрепетало в груди калеки. Это была надежда на призрачное счастье.
***
По весне Захар с Ярополком стали ходить свататься то к одной девушке, то к другой, но никто из родителей не давал согласия на брак с калекой. Одни боялись отдавать дочерей за уродца – какие дети могли родиться у такого отца? Страшно представить! Других пугало само родство с колдуном – это же на всю оставшуюся жизнь можно позабыть о покое. Чуть что не по нему, вмиг порчу наведет!
Захар получал отказы и злился, часто пил полынную настойку. Все яростнее он выплескивал свой гнев на сына, все беспощаднее издевался над ним. Ярополк терпел, он не терял надежды на то, что удача все же улыбнется ему, и что отец какой-нибудь девушки, пусть самой неприметной, однажды согласится на свадьбу.
В безуспешных попытках найти Ярополку невесту прошла весна. Наступил июнь, но летнее тепло не смягчило безжалостное сердце колдуна, скорее наоборот, постоянно подогревало его злобу, обращенную к сыну.
В один из летних вечеров Захар разошёлся и поколотил сына так сильно, что тот едва выполз из дома. Поднявшись на улице на ноги, Ярополк кое-как добрался до сарая и спрятался за ним, прислонившись спиной к шершавым доскам. Всматриваясь в густую вечернюю темноту, Ярополк сплюнул кровавое месиво, наполнившее рот, потрогал дрожащими пальцами распухшее от ударов лицо.
Не разбирая дороги, Ярополк побежал прочь от дома. Он бежал до тех пор, пока не упал лицом вниз, уткнувшись носом во влажный, мягкий мох. Сколько он так пролежал, всхлипывая от обиды и боли? Час? Два? Его закусывали комары, но он не чувствовал ничего, его тело, напитанное болью, не реагировало больше ни на что.
И тут внезапно он услышал шелест быстрых шагов – мимо него, по тропке через перелесок кто-то шел. Ярополк поднял мокрое от слез лицо, с налипшим на него мусором, сухими листьями и кусочками мха и увидел, как в темноте между деревьями мелькнул силуэт девушки – красный сарафан, белая рубашка и длинная коса за спиной.
Несколько мгновения Ярополк смотрел на тонкую фигурку, а потом злобно прошептал в темноту:
– Невесту, говоришь, нужно найти? Внука, говоришь, нужно родить? Получай же своего внука, отец!
Он поднялся с земли и, хромая, побежал за девушкой. Догнав ее в несколько больших прыжков, он повалил ее на землю. Что произошло потом – этого Ярополк и сам не мог понять, как будто обжигающий, яркий огонь загорелся у него в груди и быстро распространил свое пламя на все тело, обжег нутро.
Ярополк действовал инстинктивно, а потом отпрянул от девушки, устыдившись самого себя. Взглянув в красивое, мертвенно-бледное лицо своей жертвы, он вдруг подумал, что она мертва.
"А вдруг и вправду умерла от страха?" – подумал Ярополк, и по телу его пробежала холодная волна ужаса.
Он отполз в сторону, поднялся на ноги и, хромая, быстро скрылся между деревьями. Поначалу он решил убежать и какое-то время несся вперед, не разбирая дороги. Но бледное лицо девушки стояло перед глазами, как навязчивое видение, и он повернул назад. Вернувшись к месту своего преступления, он неподвижно замер за кустами, увидев, что девушка уже поднялась с земли.
Накинув короб на плечи, она пошла туда, откуда пришла. А Ярополк вздохнул облегченно. Он узнал ее – это была Любаша, молоденькая, смешливая девчонка, дочка плотника. Теплое ощущение наполнило грудь Ярополка, нежность мелькнула в его глазах. Теперь Любаша стала ему родной, ведь теперь она будет носить его ребенка… Ярополк любовался девушкой до тех пор, пока она не ушла, а потом и сам со спокойным сердцем отправился домой.
– Будет тебе внук, – сказал он отцу, вернувшись домой, и лицо его при этом наполнилось гордостью.
Захар выслушал сына, а потом положил холодную ладонь на его острое, перекошенное, торчащее кверху плечо, и воскликнул:
– Наконец-то! Не зря я так часто бил тебя! Порой думал, что прибью до смерти. Но вот доказательство – мужской характер только силой воспитывается.
Лицо колдуна выражало одобрение. Впервые в жизни Ярополк сумел вызвать такую реакцию с его стороны. Довольный собой, он ушел в свою комнату и несколько часов к ряду, с лица его не сходила счастливая улыбка. Но под вечер следующего дня он вдруг вспомнил бледное девичье лицо, искаженное гримасой боли и отчаяния, и ему вдруг стало нехорошо: воздуха не хватало, задыхаясь в душной комнате, он раскрыл нараспашку створки окна и по пояс высунулся в прохладу летнего вечера. Но облегчения это не принесло: руки его подрагивали, на глаза выступили слезы. Истинные чувства, которые он гнал от себя, сейчас нахлынули на него и никуда от них было не деться.
Впервые в жизни он намеренно причинил другому человеку боль. Первоначальная эйфория прошла, и сейчас на душе остались лишь стыд и горечь. Ярополк был виноват, он совершил то, чего сам от себя не ожидал. Чувство вины росло, и с каждой минутой отравляло его душу все сильнее, а потом и вовсе переросло в страдание…
Вскоре Ярополк понял, что любит Любашу всем сердцем. Он стал следить за ней, но девушка смотрела на него глазами, полными ужаса, поэтому он не решался подойти к ней. Он ждал, что со дня на день к ним в дом придет отец Любаши и будет требовать объяснений. Вот тогда все и решится. Пусть он даже побьет Ярополка, но зато Любаша уже никуда от него не денется.
Он все еще твердо верил, что Любаша станет его женой, и тогда вся его жизнь изменится. Пусть он некрасив, но он сделает все, чтобы его жена и его сын были счастливы. Жена и сын… Эти слова по-прежнему приятно тревожили душу Ярополка.
***
Шли дни, осень сначала окутывала деревню влажной моросью, кружила по улицам туманы и терпкие запахи опавшей листвы. А потом запорошил снег, прикрывая мягким белым покрывалом голую, взмокшую от дождей землю.
Никто так и не пришел в дом колдуна Захара – ни отец Любаши, ни ее братья, ни она сама. Ярополк томился, сомнения и тяжелые думы одолевали его. Лицо его темнело день ото дня. Может быть, Любаша не понесла от него вовсе ? А поступок его постыдный скрыла от всех и забыла? Что ж, тогда делать нечего, повторять свой постыдный поступок он не хотел.
Когда Ярополк смирился со своим одиночеством, отец вдруг объявил ему за обедом торжественным тоном:
– По весне родится мой наследник. Живот уже огромный у девчонки, прячет она его умело под сарафаном. Даже от родителей свое положение скрывает. Как снег сойдет, она в лес к ведьме Марфе собирается.
– Откуда ты все это узнал? – спросил Ярополк, испуганно взглянув на Захара.
– Подружку ее припугнул, – Захар засмеялся противным высоким смехом, – пригрозил, что жениха изведу, если не расскажет мне правду про Любашу. Видал я накануне, как та со двора ее шла.
Ярополк неуверенно кивнул головой, посмотрел в заиндевелое окно, стараясь скрыть свое волнение.
– Почему же она не сказала никому, что я с ней сотворил? – спросил он едва слышно.
